Линия судьбы

; Герман женился очень рано. Сразу же после института на своей сокурснице и никогда не жалел об этом. Женился по любви, которая была с первого взгляда. Лея была высокой, эффектной блондинкой и её сложно было не выделить среди других девушек. Гордая осанка, легкая походка - она не шла, а точно плыла, в ее голубых глазах отражалось небо. Однажды нырнув в них, Герман понял, что пропал навсегда. Он пользовался успехом у девушек, но ни одна не смогла сразить его сразу и наповал. И Герман сначала испугался своих чувств, но когда увидел, что Лея отвечает ему взаимностью, понял, насколько ему повезло и как он счастлив. Было все, и романтика, и нежность, и вихрь страстей. Долгие разговоры по телефону, когда не было возможности увидеться и побыть вдвоём. С Леей можно было часами болтать на любую тему. Герман обнаружил, что с девушкой у них много общих интересов, и они одинаково смотрят на многие вещи. Он мог начать фразу, а Лея подхватывала, и это было стопроцентное попадание. Иногда он не понимал, где сам заканчивается и где начинается Лея, они словно стали одним целым и так быстро сблизились, что было ощущение, что будто знакомы они тысячу лет и предназначены были друг для друга. И когда Лея, всего после месяца знакомства осталась у него на ночь, Герман не посчитал ее поступок легкомысленным, а принял как само собой разумеющееся, как дополнение, которое придало их отношениям совершенство, идеал. 
 Герман был на седьмом небе от счастья и на следующий день же пригласил Лею на семейный ужин, где и сделал девушке предложение выйти за него замуж. Свадьбу решили сыграть сразу после вручения дипломов. Родители приняли Лею, как свою дочь и это было похоже на сладкий сон, от которого ни за что не хотелось просыпаться. Он пообещал себе - во что бы то ни стало, сохранить эту сказку на всю жизнь, до конца, навсегда. Он берег и заботился о своей любимой, как о самом ценном сокровище и даже тогда, когда во время беременности она стала капризной и раздражительной, он никогда на неё не обижался, потому что понимал, что ей и самой сейчас нелегко. Выполнял все ее, казавшиеся немыслимыми и чудными прихоти, а Лея, когда понимала, что перегнула палку, прижималась к нему ласковой кошкой и вся усталость исчезала мгновенно.
 Появившийся в их жизни крикливый карапуз, наполнил жизнь иным смыслом. Не смотря на то, что канула в лету романтика, Герман по-прежнему спешил после работы домой. Все свободные вечера и выходные он посвящал своей семье. Он мог взять на себя и готовку и стирку, стараясь как-то помочь любимой, был инициатором и организатором совместного досуга и отдыха. И Лея, казалось, была счастлива, лишь иногда в её глазах появлялась грусть и беспокойство, которое она объясняла тем, что хочется уже собственный угол, своё отдельное, пусть даже и скромное жильё. Герман и сам понимал, что хоть квадратные метры родительского дома позволяют жить, не стесняя две семьи, Лея была права. Только не было пока возможности, и он просил ее потерпеть. И Лея терпела, все так же встречая мужа с работы с улыбкой, но что-то изменилось в их отношениях, потому что теперь это больше походило на обычный повседневный ритуал, в котором не было ни особых эмоций, ни чувств. 
 День, который перевернул его жизнь вверх дном, зачеркнув в одночасье все чем он дышал и жил, который стал самым чёрным днём в его жизни, он помнил хорошо. Герман спешил в тот вечер домой как никогда, он хотел сообщить Лее, что его повысили в должности и зарплате и что теперь, они смогут снять себе отдельную квартиру. Пока снять, а в будущем подумать и о приобретении своего жилья. Он знал, что Лея обрадуется, уж очень мрачная она была в последнее время. Дверь Герман открыл своим ключом, потому что никогда не стучался, считая это верхом глупости - стучаться в дверь собственного дома. И сразу, с порога он услышал голос Леи, который сорвался до крика, и до конца еще не осознавая смысл услышанного, застыл как вкопанный. А Лея, теперь уже более спокойно повторила:
- Сергей, оставь меня в покое.
У Германа похолодело все внутри. Он понял, к кому обращается Лея, но никак не мог сопоставить происходящий бред с реальностью. Тот, кого Лея назвала по имени, был его отец. Он услышал и его голос, они вдвоём были сейчас в кухне, за плотно закрытой дверью и не могли слышать, как он вошёл.
- Я устала от твоего внимания, - голос Леи раздался будто бы издалека. Герман отчётливо слышал лишь своё сердце, которое гулко и часто забилось, поднимаясь к вискам,
- Забудь то, что было между нами, продолжила между тем жена. Это было ошибкой.
 Герман стиснул зубы от резкой боли, полоснувшей его по глазам и застрявшей сзади где-то в затылке. Она продолжала пульсировать, и он слышал теперь лишь шум в ушах, а перед глазами был туман. Покачнувшись, он протянул руку к стене, ища в ней поддержки, и сделал шаг. Он ещё не понимал, что это был шаг в его новую жизнь, новую реальность. 
 Лея долго и слезно рассказывала, что он все не правильно понял, не отпиралась, что была связь с отцом, но до того, как они познакомились, а больше ничего и не было. Целовала его холодные губы, руки, просила простить, что скрыла, говорила, что любит. Но Герман молчал. Он больше ей не верил, ни одному слову. Он больше не видел солнечных зайчиков в ее глазах, которые однажды ворвались в его сердце. Они умерли. В один день он потерял двух самых близких людей. Отца, который перед тем как уйти из дома, побросав наскоро самое необходимое в сумку, Герман видел в последний раз. В тот вечер. Тот не проронил ни слова, не извинялся и не оправдывался, только виновато опустил глаза и вышел за порог. 
 Герман снял квартиру, которую присмотрел для своей семьи, и где казалось, они заживут новым счастьем, новыми планами и мечтами. Теперь все это ушло далеко, и он не понимал, как ему теперь жить дальше. На работе ходил, словно зомби и коллеги обеспокоено пытались узнать, что случилось, но разве кому объяснишь. Мама так ничего не узнала, звонила и просила объяснений, уговаривала не рубить с плеча, говорила, что Леечка любит и очень переживает нашу ссору.
 - Мама, какая ссора, если человека больше нет, - орал я в трубку, - не береди рану, не звони и не уговаривай. Я не вернусь.
 Лея тоже звонила, но Герман считал, что им не о чем больше разговаривать. Как-то однажды она встретила его после работы. Лея держала за руку сына. И когда тот увидел отца, бросился к нему со всех ног. Герман раскрыл объятия и поднял сынишку на руки, он обвил его шею своими ручонками и затараторил в ухо:
- Папа, папа, почему ты не приходишь, мы скучаем, пойдём домой. Герман поцеловал сына и сказал громко, так чтобы услышала Лея:
- Я не могу сынок, твоя мама должна была тебе все объяснит. Мы не можем жить вместе теперь, но сможем по-прежнему проводить выходные вместе. Я буду тебя забирать к себе, и у нас с тобой будут самые настоящие мужские прогулки. Без всяких там женщин и девочек.
- А я и не играю с девочками в саду даже, - серьёзно заверил Германа сын, чем и вызвал искреннюю улыбку, впервые за последние несколько месяцев. 
 Он долго приходил в себя, никак не в силах найти опору. Жизнь в тот момент перестала иметь смысл, дни шли чередом, за летом осень, за годом год, а Герман как будто и не жил все это время, а только дышал и топтал ногами землю, которая проваливалась под его ногами, и он снова и снова точно падал в глубокую тёмную яму. Он задыхался ночами, часто его мучали кошмары и наутро тупая тяжесть в левом подреберье напоминала давнюю боль, которую как ни старался, он не мог забыть. Весь смысл его жизни был в том, чтобы каждое утро выбираться из этого ада, чтобы увидеть свет и вдохнуть глоток свежего воздуха. Он все так же жил один, но уже в собственной однушке, на которую смог накопить за несколько лет. Пожалуй, это единственная мечта из прошлой жизни, которая сбылась у него и Герман со временем смог смириться с тем, что жизнь хоть и бывает порой несправедлива, но от неё никуда не деться. С сыном виделся регулярно, тот подрос и уже сам частенько наведывался к нему. Одиночество больше не угнетало Германа, боль утихла и он нашёл маленькие радости, которые делали его пребывание в этой жизни весьма сносным. Все свободное время он проводил на природе, в ней находил мудрость, покой и вдохновение, всерьёз задумываясь о том, чтобы сменить своё холостяцкое жильё на маленький домик, вдали от суеты, но ближе к морю. Холод, который однажды сковал сердце, держал его цепко. Он мёрз и не любил зиму. И всегда отчаянно ждал весны и первых ласковых тёплых лучей, звонкую капель, которая была созвучна когда-то музыке его сердца. Он любил вдыхать пряный запах оттаявшей почвы, первые набухшие почки и отчаянный гвалт прилетевших грачей. И однажды она пришла, настолько настоящая, которую он и сам не ждал. 
 Лёд на речке уже почернел, набух и Герман знал, что он вот-вот и взорвется маленькими островками, которые отчаянно быстро, незаметно растворяясь, сольются талой водой с очнувшейся ото сна водами темной реки. Но рыбаки, точно хищные птицы, корпящие над добычей, то тут, то там  склонились над лунками, будто вовсе не замечая опасности. Но они знали, как и Герман и, наверное, также задавались вопросом, что это больше - спор с судьбой или игра в рулетку. Так и не найдя ответа, Герман ступил на рыхлый лёд, отошёл немного от берега и закуривая, присел над лункой. Почти сразу за спиной послышались чьи-то торопливые лёгкие шаги, потом хруст крошащегося льда и сдавленный крик. Обернувшись, он успел заметить белую шапочку и торчащие из-под нее косички, которые в мгновение ока скрылись в ледяной мутной каше. Не было времени раздумывать и строить план спасения, и Герман, рывком преодолев расстояние разделявшее его с местом где ушла под воду белая шапочка, прыгнул в воду. Он знал, что одежда пока не намокнет будет спасательным кругом, а до берега рукой подать, поэтому был максимально спокоен, насколько это возможно в данной ситуации. Он оказался точен в расчетах, и ему сразу удалось подхватить девушку и поднять над поверхностью воды ее лицо. Оно было белым, как и ее шапочка. Холод и шок, судя по всему, парализовали ее, и она была похожа на большую безвольную куклу, которая даже не цеплялась и похоже совсем не понимала, что происходит. Одной рукой он стал грести к берегу. Одежда намокала быстрее, чем Герман предполагал, и теперь становилась обузой. Каша постепенно сменилась обломками льда, а те в свою очередь кромкой. Герман пытался за неё ухватиться, но она была рыхлой тонкой и крошилась под рукой, а он все никак не мог нащупать ногами дна. Вдруг, совсем рядом с ним гулко шлепнуло, ломая оставшийся нетронутый лед, бревно. Он ухватился за него, и преодолевая тяжесть намокшей одежды, стал вытягивать себя и девчушку, по сантиметру отвоевывая у ледяного плена, почти одеревеневшие тела. Ещё немного и чьи-то сильные руки буквально затащили их на берег. Герман поднял глаза. На берегу собралась целая артель рыбаков. Кто-то укрыл их теплым пледом, а один - протянул термос. Германа понемногу стал отпускать и страх и холод. Несостоявшаяся утопленница до сих пор молчала, и Герман начал подозревать, что она вовсе немая. Та прижалась к нему воробышком и сопела носом, то ли всхлипывая, то ли пытаясь сдержаться, чтобы не расплакаться. "Губы поджала, совсем ещё девчонка, - подумал про себя Герман."
 Ее звали Иришка, она была сиротой и училась на третьем курсе профессионально-технического училища. В тот злополучный день она решила сократить свой путь, по показавшемуся ей вполне надежному льду, возвращаясь домой. Все это Герман узнал, когда пришёл отведать девушку в больницу. Она отделалась, можно сказать легко, если не учитывать страх и ужас того дня, последствием купания в запрепрещенных местах и в неуместное время, стал -бронхит с высоченной температурой, но девушка сказала, что сейчас она чувствует себя уже лучше. А Герман про себя отметил, что и выглядит тоже. Его не смутили ни чрезмерный румянец на щеках, ни испарина на лбу, к которой прилипли светлые завитушки ее волос, ни тихий сдавленный, часто переходящий в жуткий кашель, голос. Он знал, что лучше быть больным, чем мертвым и был уверен, что молодость сделает своё дело и через короткое время у девушки останутся лишь воспоминания. Его размышления прервало короткое "спасибо" и вдруг он почувствовал, как её горячая и сухая ладонь скользнула по его кисти и юркнула в руку. Герман не убрал ее. Он не смог, настолько это было неожиданным и необъяснимым. Этот маленький испуганный воробушек, каким то чудом и своим теплом, задел вековые льды на сердце Германа, они дрогнули и медленно начали таять...
- Герман, у меня завтра выпускной и я хочу тебя попросить, чтобы ты меня забрал в девять часов, - попросила в трубку Иришка, - знаю, знаю, что это важный день, поэтому и хочу чтобы ты тоже был в нем. Герман улыбнулся невольно и заверил девушку, что непременно будет. Прошло чуть больше года со дня их, не совсем обычного знакомства и за это время они крепко сдружились. Девушка доверяла ему все тайны и свои нехитрые секреты, а Герман задавался вопросом, что может связывать взрослого мужчину, закоренелого холостяка и одинокого волка, виски которого уже тронула седина и юную, чистую, по-детски наивную, невинную девушку, которая вошла в его жизнь и спасла его так, как никто. Задавал вопрос себе и не спешил на него искать ответ, ни в своём сердце, ни в её глазах. Он просто хотел, чтобы она оставалась в его жизни - настоящей, пахнущей счастьем и светлой надеждой, вдохновенной Весной.
 Эту неугомонную стрекозу интересовало все на свете. Девушка была открыта этому миру и с воодушевлением тянулась ко всему новому, во всем старалась найти позитив, что казалось, она совсем не умеет грустить. Было невозможно не поддаться этому искреннему искрометному желанию жить, быть. И Герман ожил. Все чаще ловил себя на мысли о том, насколько один единственный человек может изменить этот мир. Она вписалась в его размеренную жизнь холостяка, не нарушая привычного уклада, не посягая на его свободу и раскрасила жизнь яркими красками.
 Но счастье бывает таким обманчивым.
 …Сидя в кресле перед телевизором, в задымленной напрочь комнате и уставившись стеклянными невидящими глазами в него, Герман походил на живой труп. Ему думать даже было сложно, лишь одна мысль не давала покоя:
- За что?
Он никак не мог понять почему судьба, едва улыбнувшись после стольких лет, снова так жестоко  обошлась с ним. Почему тот пьяный ублюдок, который сбил на машине его Иришку, топчет землю, а маленькое солнышко, совсем молоденькая девушка, которая почти не знала жизни - ушла навсегда.
Он схоронил ее сегодня. И долго стояв над могилой не в силах сдвинуться с места, чувствовал, что прощался он с собой…
 После похорон Герман взял отпуск на работе и за весь месяц считанные разы выходил из дома и то только для того, чтобы купить сигарет и кофе. Он почти ничего не ел, за это время осунулся и постарел на десять лет, но его это нисколько не волновало. Долгими бессонными ночами он лежал и думал: почему в жизни столько несправедливости, почему уходят молодые, которым жить да жить. Он обращался к Богу в немом призыве, чтобы понять почему тот одной рукой даёт, а другой забирает, хоть и знал, что ответа не получит. И ничего не изменится.
 Однажды вечером в дверь его квартиры постучали. Он не ждал гостей, открывать не собирался, но стучавший был настойчив, и Герману пришлось встать. На пороге была Лея. Он не ждал её, но почему то не удивился. Она поздоровалась и робко улыбнулась:
- Можно войти?
Герман молча отошёл от двери и услышал, как за спиной щелкнул замок.
- Твоя мама позвонила, она за тебя переживает.
Лея приготовила из принесённых продуктов ужин и они впервые за много лет сидели тет-а-тет и как в старые добрые времена. Говорили обо всем, только теперь перед Германом был абсолютно другой человек. Это был хорошо знакомый человек, все такая же красивая и интересная женщина, но чувствовал он и понимал, что стала она ему теперь совсем чужой. Он узнал от Леи, что жизнь личная её не сложилась, живет ради сына, занимается разведением и продажей цветов. Имеет хоть и небольшой доход, но зато занимается любимым делом, которое приносит удовольствие.
 - Скажи, смог простить? - осторожно спросила она, когда Герман поблагодарил ее за визит.
- Да, Лея, время примирило меня. 
 Через несколько дней она позвонила, а ещё через неделю переехала к Герману. Лея старалась окружить его заботой, была внимательна, осторожна и деликатна. Очень скоро от холостяцкой берлоги остались, только что, рога оленя на стене в прихожей. А Герман часто, смотрел задумавшись на Лею и старался вспомнить, может быть оживить былые чувства или найти новую Лею, но видел в ней только соседку, подругу, компаньонку, кого угодно, но только не любимую женщину.
 Герман сидел за столиком кафе, где они с Иришкой любили обедать. Ему казалось, что здесь в этом месте он будет ближе к ней. Ему ее не хватало. Первое время он не мог поверить, что ее больше нет. Он закрывал глаза и представлял, как она неслышными лёгкими шагами подкрадывается сзади и накрывает их своими ладошками.
- Не спи, Герман, - слышал он ее звонкий смех, - а то все самое интересное проспишь.
 Герман протянул руку к защемившему сердцу, сжал скулы, так что желваки заиграли на щеках. По ним тихими дорожками скатились слезы. В зале никто не мог увидеть их, так как он сидел спиной, а когда через некоторое время официант принёс счёт - Герман уже не дышал.