Две пинты

Между Тихим и Атлантическим океанами, к югу от острова Свободы, на границе Колумбии и Венесуэлы я обнаружил тайную лабораторию времени! Обнаружил совершенно случайно. Нет-нет, никто меня не инструктировал и в легенду не упаковывал – обыкновенный турист, отбился от маршрута, перепутал по незнанию территориальные воды. Что тут такого? Выпил, каюсь, но не со зла!

Короче, дело было так. Принесли меня в лабораторию под утро, загрузили в какую-то металлическую трубу вроде нашего МРТ и закрыли крышкой. Лежу. Вдруг всё задвигалось, заскрипело – мать честная! – вижу: Ленин на броневике. Кепку сорвал с головы и кричит: «Това-ищи!..». Ну, думаю, попал. Не успел я по-настоящему испугаться, как они крышку откидывают и говорят: «Русо, аут, плиз!». Подсаживают к монитору и давай кино крутить: Ленин на броневике, а я рядом стою, патроны пересчитываю.
– Русо, бла-бла-бла, – спрашивают, – гуд?
Я плечами пожимаю, не знаю, что и ответить. Сам думаю: зря они с прошлым кокетничают, не надо бы. История – странная штука, вроде классной доски. На каждом уроке новейшей истории поколение подросших детей крушит (стирает с доски) всё, что было создало их состарившимися отцами.
Американские томагавки жгут древние монастыри Косова поля, дерзкие и бездушные люди вскрывают египетские мумии и лезут, как разбойники, в погребальные пирамиды. А потом говорят: «Теперь Тутанхамон стал нам ближе!». Эх мы... Павел Флоренский писал: «Если потомки вскроют мою могилу, я им из гроба руки не подам».
Что тут началось! Загалдели лаборанты, как гусаки:
– Бла-бла-бла! Мол, историю надо знать! Мы должны учиться на ошибках прошлого, а не наступать дважды на одни и те же грабли!
«Увы! – думаю я в ответ. – Ни один урок прошлого не востребован будущим. Человеческое любопытство не зрит мудрости века. Поколения отцов и детей слишком несхожи, чтобы быть полезными друг другу».

Но как эти проспиртованные ромом латиняне обнаружили во мне Октябрьскую революцию? Винные подвалы Массандры - понимаю, торговый зал Ашана – тоже, но Революцию!.. Ведь нам, российским потомкам расстрелянных и расстрелявших, досталась только романтическая часть Революционной вакханалии, прочая (основная, гибельная) полегла в землю. И трогать русский погост не надо. Не надо будить Гибелину!
                * * *
Вечером того же дня меня под покровом ночи проводили в яхт-клуб, где за пятьдесять долларов я договорился о возвращении  на остров Свободы.
– ;Es ruso, qu; tomar de ;l!* – сказали они указывая яхт-кэпу на меня. – ;Dice que luch; con Lenin!*.
– Oh, Trotsky, Lenin - ;bien!* – улыбнулся тот, допивая пинту жёлтого Кубинского рома.
– Dos pintas!* – крикнул я, желая выпить за что-то совсем другое.
Каскад звуков Доспинтос запомнился мне в Гаване. С окраины этого благородного испанского города, от порога жемчужной портовой таверны и началось моё неформальное путешествие в наше общее океаническое прошлое.


Прим.
  *;Es ruso, qu; tomar de ;l! (исп.) – Он русский, что с него взять!
  *;Dice que luch; con Lenin! (исп.) – Говорит, что воевал с Лениным!
  *Oh, Trotsky, Lenin - ;bien! (исп.) – О, Троцкий, Ленин – хорошо!
  *Dos pintas! (исп.) – Две пинты!