Воплощение. Часть I. Гелла

                ОБРАЗ
   Мое состояние было отчаянным, невыносимым. «Готовьтесь к худшему, - сочувственно и тихо произнес два месяца назад заведующий отделением больницы, - вероятно, скоро наступит полная слепота». С такой перспективой мне пришлось еще перенести нешуточную хирургическую операцию совсем по другому поводу: опухоль на почке имела все признаки рака. Операция стоила больших денег, а необходимые лекарства продолжали вытряхивать из карманов оставшиеся накопления. Дети жили отдельно и давно не интересовались моей персоной, последняя женщина растаяла в туманном прошлом. Одиночество и забвение. От боли, вызываемой дневным светом, я закрывал глаза или отгораживался темными очками. Кровоточили швы на животе, только начавшие заживать. От назойливых вопросов о здоровье я укрылся на даче у реки, где надо было постоянно трудиться просто для выживания. Таблеток и капель хватило на несколько дней, а в местной аптеке их не оказалось. Конечно же, я искал избавления от страданий. Часто и надолго смыкая веки, я видел в полумраке сгорбленного старика Харона, переправляющего пустую лодку к берегу реки Стикс, на котором стоял я и мои сотоварищи по палате в онкологической клинике. Мысль об уходе из жизни спорила с надеждой хоть немного поправить здоровье при помощи ежедневного посильного труда и физических упражнений. А еще от безысходности я молил Бога: «Дай мне Любви и Здоровья на Долгие годы!» Интернет скрашивал незавидное положение. Остатка зрения мне пока хватало, чтобы не более получаса в день просматривать отклики на мои давно опубликованные видео ролики, ранее написанные повести, рассказы и, будто тайком от самого себя, заглядывать на сайты знакомств.
  Около месяца назад, свыкшись с недугами, я сумел разглядеть в интернете анкету женщины, подходящей по возрасту. Сначала я увидел синее пятно пушистой кофты, а, напрягшись, разглядел озорные глаза красивой блондинки. Знакомиться никакого смысла: незавидный я жених, и далековато от Москвы до Сочи. Но появилась загадка, которую так и хотелось разгадать: профессия «творческая». Что она, крестиком вышивает или фигурки из глины лепит? И искала она мужчину близкого по духу. Меня же интернет за скромные заслуги успел окрестить «писателем». Решился, отправил запрос и получил ответ. Просто для знакомства назвал свое имя и фамилию. «Вы – народный артист?» - обрадовалась она через минуту, видимо, успев заглянуть в поисковик. «Нет, это мой тезка. Смотрите, - печатая, ухмыльнулся незаслуженному, по моему разумению, статусу, - на первом месте я – писатель». Но узнав о ее профессии, я был буквально ошеломлен.
                АКТРИСА!
   В разыгравшемся воображении за темными шторками сомкнутых век я ставил ее единственную доступную фотографию рядом с голливудскими знаменитостями, и сформировался совершенно фантастический недосягаемый, но уже любимый образ «по другую сторону экрана», из неведомого мне мира. Видео звонок подтвердил – она действительно очаровательна. И, о счастье, ей нужна моя помощь! «Я сняла визитку, – вещал ее бархатный альт, – кадр получился вертикальным, а требуется горизонтальный. Сможешь повернуть?» С этого момента я начал чуть-чуть проникать в ее мир, ведь, визитка, бывшая до сих пор для меня кусочком цветного картона со сведениями о владельце, преобразилась в видео ролик.
  Работа эта на несколько минут для здорового владеющего программой человека. Чтобы выполнить ее просьбу мне пришлось, страдая от боли, целый день впиваться едва видящими, слезящимися глазами то в клавиатуру, то в экран, выискивать на нем уже забытые инструменты. Попутно удалось полюбоваться на экране движениями ее ладного тела, поставленной речью. Фоном служила глухая неприкрытая стена из бетонных блоков, неряшливо скрепленных кривыми цементными швами. Видимо, так надо было актрисе для создания неповторимого образа.
  Вторая ее просьба была совершенно невыполнимой. Она выслала мне еще одну любительскую съемку. Судя по трапецеидальному изображению с ужасным звуком «из корыта», снимались на телефон с экрана ноутбука фрагменты сериалов, где она играла. «Это шоурил. Поправь! Его высылают кастинг-директорам». Она невзначай обогатила мой словарный запас еще двумя терминами из мира кино. Я сразу понял, что это произведение придется делать «с нуля», от первоисточников, и потратить достаточно много времени. Отложил, поскольку уже завтра, тринадцатого мая я должен быть в Москве – назначено судьбоносное компьютерное исследование сетчатки моих почти невидящих глаз. По его результатам я ожидал направления в специализированную клинику. На предстоящую операцию должно было хватить лежащих в письменном столе денег, отложенных на подобный случай или на собственные похороны. А вдруг меня вылечат? Вот тогда можно будет пригласить Ангелину к себе, или отправиться в Сочи, чтобы произошло, наконец, воплощение созданного мной виртуального образа в реальную женщину.

                ЧУДО
 Закрывая дверь, ключом в замочную скважину я попал не сразу – ощупывал пальцами, нагибался, щурился до слез. Больница – всего в двух кварталах. Иногда отрывая мало видящие глаза от тротуара, поглядывал на прохожих – желтые рваные лица усугубляли чувство собственной ущербности, действовали угнетающе. На звук и вибрацию телефона в кармане отреагировал машинально. Достал, включил: «Взяла билет на завтра. Встречай. Поезд 104Ж, вагон 9». Этого я никак не мог ожидать, конечно, оторопел. И сразу задрожал в панической, но радостной лихорадке: я же безо всякого напряжения прочитал текст на экране. Не поверив в чудесное исцеление, внимательно посмотрел на асфальт и увидел каждую трещинку, песчинку. Огляделся. Лица прохожих не были искаженными и желтыми. Горящие фары встречных авто уже не вызывали резкой боли и раздражения. Ко мне вернулось зрение! Вот так, в мгновение! Боже мой, неужели навсегда! Ангелина? Дьявольщина? Тринадцатое число? Врачи, недоумевая, радовались вместе со мной.
  - В моей практике такого не случалось, - проскрипел старичок академик, - это настоящее чудо, Заблудин.
Зрение вдруг стало стопроцентным, сетчатка на томограмме ровненькой, без отслоений и узлов. И послезавтра, будучи относительно здоровым, я встречу красивую женщину творческой профессии, самую настоящую актрису театра и кино…

                КОЛЁСА
  «Скорый поезд 104Ж прибывает на восьмой путь. Нумерация вагонов с головы поезда». Изначально чистые звуки, попав в каменный мешок, неистово бьются о непроницаемые стены зала ожидания, многократно отражаясь, становятся обрывочно понятными его временным обитателям.
   У вагона молоденький брюнет прилагает титанические усилия жилистого тела, чтобы переставить с площадки на перрон огромный потрепанный чемодан с колесиками. Его действиями руководит, стоя ко мне спиной, плотная, но стройная среднего роста женщина.
  - Ангелина! – окликаю наугад.
  - Привет, родной. – Она, успев оглянуться и чмокнуть меня в щеку крупными, но сухими губами,  ловко перехватывает ручку чемодана у добровольного помощника.
Из вагона вываливается еще один, не менее объемный чемоданище. Едва успев принять и откатить на несколько шагов первый тяжкий груз, мельком оглядываю Ангелину.  Соломенного цвета кудряшки коротко остриженных волос, чуть загорелые ноги и ослепительно белые кеды. Черные, из грубого хлопка бриджи обтягивают красивые бедра. У полу расстегнутой черной рубашки рукава подвернуты так, что обшлага торчат в стороны и вверх, напоминая маленькие крылышки. Поднятый воротничок прикрывает шею тоже крылышками углов. Такая вот контрастных цветов Ангелина того гляди замашет четырьмя крошечными крылышками и взмоет над вокзальной суетой! Но вопреки моей фантазии, взявшись за руки, мы катим за собой два её огромных потрепанных чемодана. Колесики бьются вразнобой о стыки перронных плит Казанского вокзала. Мы, наконец, увиделись. Там, в интернете она представлялась мне необычайно красивой и загадочной, но далекой. Теперь, вблизи стала еще и желанной. Как же она решилась, почему выбрала меня? Ответа не нахожу в ее глазах цвета Черного моря. Серый двухэтажный поезд Адлер-Москва еще стоит и, вытянувшись, стыдливо краснеет тремя буквами на щеках каждого вагона.
  – У меня здесь есть подруга, могу у нее остановиться.
   Ее слова сначала ранят, так и хочется рубануть: чего, мол, меня звала встречать? Но я тут же спохватываюсь и снисходительно улыбаюсь – женщина! Мы выходим из-под тени козырька вокзала на ярко освещенный майским солнцем перекресток.
  - Я живу один. Едем ко мне!
   Она едва заметно улыбается:
   – Тогда, возьмем такси?
Это для меня непозволительная роскошь, тем более, что мы буквально в двух шагах от остановки – до дома не более получаса. Вызываю такси и, ежась от названной диспетчером заоблачной цены, вижу, как из-за поворота, весело сверкая окнами, к нам спешит троллейбус.
 - Подсоблю, батя… - мужчина лет сорока помогает нам сначала затащить чемоданы по ступенькам, а потом один из них, черный, закинуть на возвышение, что за кабиной водителя, - а то мешать будет в проходе.
  Я смущенно улыбаюсь, бормочу «спасибо» и закатываю второй серый чемодан между передними сидениями, на которые лицом к лицу мы садимся с Ангелиной.
  В душе моей ликование – ушло одиночество и забвение! Вглядываюсь в ее синие глаза. Но они пусты.
                ГРУЗ
    Мы кладем черный чемодан на диван. Ангелина много раз дергает замок и, наконец, расстегивает молнию. Вырывается затхлый запах старины. Освободившись от запрессовки, развешанные театральные платья, брюки, юбки, пиджаки, жилеты, блузки занимают не меньше половины большого трехстворчатого шкафа. Множество кепи и шляпок, разноцветные перчатки и веера заполняют минуту назад пустые полки. В выдвижные ящики ложится обувь разных стран, веков и сословий. Я смотрю на это музейное великолепие сначала с восхищением, а потом недоумевая:
  - Зачем все это хранить, возить за собой?
В ответ скороговоркой:
  - Ничего ты не понимаешь – что-то может вдруг понадобиться!
Я не понимаю. Для школьных постановок мы брали костюмы в прокат где-то на Петровке. Там, в огромном зале такой же характерный запах был несколько менее насыщенным.
В это время играет ее мобильник.
  - Нет, не могу…я в Москве…
Из телефона гукает не очень разборчивая грубая напористая речь:
  - Срочно…адвокат… заграницей…
Ангелина не успевает вставить ни слова – женщина на той стороне прочно владеет эфиром, закрикивает на полуслове попытки возражения:
  - Нужны деньги… для начала…
Меня передергивает от предчувствия беды, но Ангелина покорно выдерживает напор собеседницы.
  Следом звонит дочь:
  - Да, Людочка, я встретила мужчину, буду жить с ним.
На мягкое щебетание Ангелина отвечает тоже нежно:
  - Десять тысяч, отдай Зое. Это... для адвоката.
  О чем речь, я не могу даже предполагать, а Зоя представляется мне злой вымогательницей.
  - Ну, что? – Увидев мое уныние, Ангелина подходит и прикасается упругой грудью к моим ребрам, - вот такая я жительница Сочи, тепла захотелось. Ничего, справимся…
Я обнимаю ее за талию и слегка прикасаюсь к гладкой щеке. Любовь и жалость перемежаются с желанием узнать в подробностях о неурядицах женщины, которая уже сказала, что будет со мной жить.
 Из серого чемодана выплывает современная верхняя одежда, туфли и тапочки, белье, туалетные принадлежности и косметика. Для всего этого хватает места в прихожей, спальне и туалете.
 
                АНГЕЛИНА
  «Любит поядрёней», улыбаюсь я, наблюдая, как она поглощает с борщом намазанный толстенным слоем горчицы кусок черного хлеба.
  - Я ж выросла у бабушки в деревне под Новосибирском.
Мне вспоминается этот разделенный пополам огромной рекой просторный солнечный город с великолепным театром и замызганные мрачные деревни вокруг него, то метели, то морозы за сорок, проникающие даже сквозь овчинный полушубок.
  - В Театральном за Сашку старшекурсника вышла, забеременела, а его в Нижнеудинск в армию забрали. – Она расцветает в очаровательной улыбке, - он такой высокий красивый. Я за ним как Декабристка, а его там в полковой оркестр определили на валторне играть.
 Она рассказывает с азартом, одновременно работая ложкой. И меня память переносит в этот городок, пасмурный и дождливый.
  - Уже дочка ходить начала, а он собрался оставаться служить. Вытащила из этой дыры, в Томский ТЮЗ устроились, квартиру получили. Ему больше ничего и не надо – хоть всю жизнь готов Волков и Медведей играть. За копейки Зайчиков и Лисичек изображать – это не по мне! – Ангелина резко поднимает и опускает на стол облизанную ложку.
   Она путешествовала по театрам Омска, Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре, Челябинска, Норильска, Барнаула и еще десятка городов – порхала, но нигде не оставалась жить, свободная и раскрепощенная. Я тоже много путешествовал,  но квартирка в мегаполисе всегда была местом, куда возвращался. Теперь и она в Москве. Сюда многие провинциалы приезжают искать славы и денег. А театр в Сочи, насколько я знаю, – это просто большой и красивый дворец без своей труппы, с администрацией, которая следит за чистотой, порядком и непрерывностью постановок силами гастролеров. Зачем ей адвокат? Может, она совершила там что-нибудь страшное и потому сбежала ко мне? Но спугнуть ее вопросами я не решаюсь, надеясь, что все станет ясным само собой.
  Ближе к вечеру мне звонит хирург и радует: «…в биоматериале раковых клеток не обнаружено…» Ура! Я совершенно здоров.

  Из-за незаживших ран в постели я пока не могу проявить себя страстным любовником, но все впереди!
   Уже светает. Поворачиваюсь на бок: Ангелина во сне улыбается. Я осторожно обнимаю ее и опять засыпаю, уверенный, что очень скоро моя любовь к ней победит все неурядицы.
  - Ты улыбалась. Что-то снилось?
Ангелина, проснувшись, проводит пальчиком по моим свежим ещё шрамам на животе:
  - Я видела, будто моя квартира в Сочи такая же удобная, как твоя.
  - И что же за неудобства бывают в квартире?
Она не может сдержать вздох:
  - Их просто нет. Дом шестиэтажный с двумя подъездами – стены, крыша, окна застекленные, двери с замками, а больше ничего.
   Голые стены на визитке – это же не каприз актрисы, просто стена ее не готовой для жизни квартиры. Только вертикальный кадр позволял уместить человека в полный рост – комнатка, видимо, малюсенькая. От жалости стиснуло грудь:
  - И как же ты…
  - А так, с ведерками туда-сюда. Благо вода недалеко и туалет на соседней улице.
В огромном, напичканном санаториями городе, такая антисанитария! Мое возмущение Ангелина моментально чувствует:
  - Скоро все решится: мы нанимаем адвоката, чтобы найти Антоняна, того, кто строил дом.
Я прекрасно понимаю свою бесполезность, но все-таки интересуюсь:
  - Что может сделать для вас Антонян? Почему в жилом доме нет никаких удобств?
  - Все просто. Чтобы подключиться к коммуникациям, надо узаконить шестиэтажную постройку на малюсеньком участке, выделенном ему под индивидуальное строительство.

                Шоурил 
  На экране Ангелина все время в движении. В разных нарядах, но всегда в окружении либо полицейских, либо преступников. Собственно, из-за оголтелой лживой пропаганды и криминальной тематики сериалов я приговорил свой телевизор к бессрочной ссылке на балкон. Но чуть раньше слышал от назначенного директором Мосфильма Шахназарова в радиопередаче такое безразличное: «Пипл хавает…», а значит, государством на оплату всего этого «искусства» выделяются наши деньги. И именно из них актерам платили за игру. Все это для показа десяткам, если не сотням миллионов жителей, тупо пялящихся по вечерам в телевизионные ящики. Прошли времена ярких, запоминающихся на всю жизнь кинофильмов. Теперь низкосортных сериалов чересчур много.
   ПЕРЕПРОИЗВОДСТВО!
 Мне приходится скачивать целиком каждую серию, находить нужные кадры, вырезать и ставить их на «монтажный стол» компьютерного видео редактора. Та еще работенка! «Москва три вокзала» - сериал о судьбах молодых людей, приехавших искать каждый свое благополучие. Ангелина и по сюжету и по жизни одна из них.
  - Где это снимали? Автомобиль, люди на площади…
  - Это Мосфильм. В павильоне.
  Наконец, выделены несколько блоков, где она появляется в компании с Гошей Куценко, Максимом Авериным, Оскаром Кучерой. Осталось их связать воедино и подтвердить: Ангелина артистка театра и кино. 
  - Гелла! - Так я сократил ее полное имя, - как найти твои роли в театрах?
Она почти бесшумно подходит и открывает, казалось, пустой черный чемодан, извлекает из его шелкового кармашка драгоценную коробочку с диском. Я тут же вставляю его в компьютер. Вот! Вот это то, что надо! На сцене она – в роли обманутой жены. Отомстила мужу, подставила и добилась его посадки в тюрьму. Медленная и тяжелая музыка сопровождает страстный монолог, в котором она через разделяющую решетку злорадствует, издевается, смеется над предстоящей отправкой его на Колыму. 
  Вызов скайпа на ее ноутбуке отвлекает меня от дела:
  - Зоя, привет, десятку от Людочки получила?
  - Здравствуй-здравствуй! Адвокат нос воротит. Заявление в суд, сказал, напишет. Деньги взял, предупредил, что еще потребуются – много. Только решение ни черта непонятно, каким будет!
  Зоя еще что-то кричит. Я отрицательно покачиваю головой. Ангелина, поглядывая на меня через экран, наконец, смелеет:
  - Нам надо не в суд, а в администрацию заявления писать! Антоняна осудят, но заграницей не найдут, дом снесут. Нам ничего не достанется. Ты этого хочешь!
  - Ладно, ладно! Не шуми. На неделе запишусь на прием.

  Итак, я сколачиваю из сыгранных ролей рекламу для ее будущих успехов. Она что-то ищет в интернете, наверно творческую работу. Старина, источаемая из шкафа, продолжает наполнять атмосферу.
Через пару дней Гелла выкладывает в интернет свой, добротно сделанный мной шоурил и уже через пару часов объявляет, что нашла работу.
   - Что, так быстро? в рекламу, в сериал? – Радостно удивляюсь я эффективности ролика.
 Гелла смотрит на меня изучающе как на наивного мальчика:
   - Ну, что ты? До этого еще далеко. Это я всего лишь выставилась напоказ, как вещь в супермаркете. У Татьяны в нескольких торговых центрах – точки по продаже бижутерии. Два через два мне предлагает, продавцом, полторы тысячи за смену.
   Боже мой! А как же творчество! Упоминание о розничной торговле меня просто коробит. Для успеха на этом поприще надо быть о-хо-хо какой пройдохой. Можно не заработать, а наоборот, задолжать!
   - Собеседование в понедельник, почти через неделю.
   - Тогда едем на дачу!
   - Ура! – Моя любимая Гелла впервые выражает восторг естественно и громко.

                ВИЗИТКА
  - Актриса Ангелина Минеченко! – Громко и артистично декламирует она, останавливаясь перед камерой, поднимает голову и раскрывает объятья. – Пятьдесят семь лет, рост метр, шестьдесят пять сантиметров, размер одежды – сорок восемь, обуви – тридцать семь…
Свет весеннего солнца рассевается свежими листочками берез и сосновых иголок, глохнет в ее строгом черном брючном костюме. О возрасте говорит чистую правду – пятьдесят восемь ей исполнится через две недели.
В промежутках между дублями она недовольно поглядывает на безоблачное небо, морщится:
  - Освещение…
  - …Всего около ста ролей в театре, кино и рекламе. – Крупный план на фоне аккуратно выложенных кирпичиков камина. – Люблю камеру, камера любит меня – будем работать!
  Пока я перекачиваю отснятые материалы в компьютер, Ангелина уже готова к работе на грядках – шлепки, купальник, перчатки. Синие глаза сияют. Меня завораживает ее крепкая плотно сбитая фигура. Даже сидящая на корточках над грядкой, она выглядит превосходно. Я колю дрова и время от времени с любовью поглядываю на нее. Одичавшие кустики клубники, двадцать лет не плодоносившие, а только добывавшие питание из глубин земли, приобретают ухоженный вид – Гелла  с любовью аккуратно и умело отрезает ножницами усы, пересаживает, рыхлит землю  вокруг, поливает, удобряет. Если бы можно было отбросить ее мечты о съемках, квартирах в Сочи, мы бы прекрасно жили здесь большую часть года. Она же деревенская! На земле ее море!

                КОНФУЗЫ
  - Ты в детстве не заставал родителей, занимающихся сексом? Их испуг, свое удивление от впервые увиденного. – Гелла поучает, после обеда прослушав несколько строк из моего рассказа. – Вот это было бы интересно твоим читателям.
   Она побуждает меня погрузиться глубоко в память, вызвать конфузные подробности детства…

   …В единственный выходной день мать с отцом почти до часу дня то копошились, то замирали под одеялом, не заботясь о том, спим ли мы с сестрой, голодны ли. Однажды в будни, рано утром, после ухода отца на службу мать уснула, и ее полотняная ночнушка задралась до пупка. Я с удивлением смотрел на непонятную складку на нижней части ее объемного живота, потные волосенки, обильно покрытые слизью. Тихонько, с опаской дотронулся и растер ее между пальцев. Мать притянула меня к себе и, довольно улыбаясь, обняла.

  - Давай накатим по соточке! - после работ на огороде Ангелина уже помылась, переоделась.
Мы выпиваем и по первой, и по второй. Ложимся, опираясь локтями, на теплую еще, свежую травку. Нас освещает стареющий серп луны и горящий на улице фонарь. Видимо, под действием выпитого, Гелла привстает на колени, вытягивает руки к звездному небу:
  - Хочу туда, к софитам, камерам, актерам и режиссерам! – Голос ее дрожит, она вытирает слезу. – Нет, хочу писать…

...школьные каникулы мы проводили на служебной даче – каждой семье по комнатке в деревянном доме. Удобство – в большом сбитом из досок туалете, разделенном на "М" и "Ж" – по три очка в каждом отсеке. Мы, трое младших школьников уже проявляли затаенный от взрослых интерес к женским секретам. Когда девушка заходила в отсек "Ж", двое из нас, тихонько крались в мужской. Для наблюдения один просовывал голову и плечи в очко так глубоко, чтобы увидеть все подробности и весь процесс опорожнения. Отвратительная вонь выгребной ямы и страх быть замеченным перемежались с несбыточным желанием дотянуться, прикоснуться! Другой пацаненок страховал, чтобы первый не упал в смердящую жижу, третий снаружи стоял "на стрёме". Мы чередовались и, наглядевшись, на ходу живо делились впечатлениями, уходили подальше от дома, сев в кружок, дрочили свои стручки...
Никогда с тех пор я не видел, как опорожняется женщина и не решился бы мочиться у нее на глазах. И тут, вдруг осмелев, предлагаю:
  - Тебя подержать?
Гелла нисколько не колеблется:
  - Давай! - Снимает трусы и, задрав юбку, приседает, протягивает мне обе руки, безо всякого стеснения смотрит в глаза.
Я слышу, как разбивает рыхлую землю плотная струя, перевожу взгляд и удивляюсь ее янтарным переливам. Кошмар! Но хочется большего. Освобождаю левую руку, дотягиваюсь и поглаживаю  половые губы, подставляю под горячую мочу ладонь и испытываю наслаждение, близкое к детской мастурбации. Подношу описанные пальцы к лицу – запах специфический, но не отвратный, так и хочется лизнуть...
  Новое впечатление одухотворяет обоих – мы летим в постель за наслаждениями. Они следуют одно за другим – я уже полон сил. Одно огорчает: моя попытка целоваться "в засос" встречает плотно стиснутые зубы.

                Закат
  В четверг ее визитка уже на всеобщем обозрении. Из трубы идет дымок. Запасенные полтора года назад дрова отлично отдают свой огненный жар душистым нестареющим банным камням. К хорошо натопленной бане еще бы ароматный березовый или дубовый веник, или оба сразу. Майские березки пока не дозрели – еще две недели до Троицы. Старые веники за два года вида не  потеряли, висят себе в темном чулане на чердаке; вот только запаха от них никакого – староваты. Но я гоняю ими пары субтропического эвкалипта из флакончика, бережно постегиваю размякшее женское тело.       
   После ужина показываю ей на компьютере ролики, где я пытался «с выражением» читать свои рассказы. Она недовольно морщится и брезгливо отворачивается от экрана:
  - Ты не выделяешь главное – все на одной ноте.
Да, я дилетант, взявшийся не за свое дело. Но, черт возьми, меня задевает, что ей совершенно безразличны сами тексты, каждое слово в которых выстрадано, сотню раз обдумано. А ее ближайший творческий интерес – встреча с Татьяной для получения места продавщицы в ларьке. Весьма призрачным представляется момент, когда ее пригласят на кастинги, пробы, примерки и, возможно, она получит подходящую роль в бандитско-ментовском сериале. Как актриса, может, она уже исчерпала себя, выгорела? Промелькнули эти мысли, и я решаюсь:
 - Давай, ты будешь правильно читать мои рассказы, сначала перед камерой. А потом – ты же актриса – выйдем на вечер в какую-нибудь библиотеку. Я могу сопровождать рассказ пением под гитару. Если будем иметь успех, начнем брать деньги за выступления. Посмотри: так делают Петренко, Смехов, Алла Демидова…
  - Я не люблю Аллу Демидову.

    Это завтра, в воскресенье мы уедем в Москву, а сегодня вечером – прощальная прогулка вниз по берегу реки. Мы, взявшись за руки, идем к закатному солнышку, окруженному красно-черными облаками. Справа – купола церкви с погостом. Есть еще время, не торопясь, погулять часок другой. Гелла в светлом бежевом платье и тонкой, как марля накидке с нарисованными поблекшими цветами. Почувствовав, что я тянусь в карман за мобильником, она отступает на несколько шагов и поворачивается правым боком – знает свою выигрышную позу для фотографии. Не размалеванная и не напомаженная, взгляд покорный и спокойный – обычная красивая русская женщина. Это не похоже на игру в образы – она такая.
  - А ты ничего. Мог бы на втором плане сыграть, например, революционера или путешественника, - Гелла придирчиво рассматривает меня как режиссер, - вот только для голливудской улыбки зуб надо вставить – передний все-таки.
  Я взахлеб, до слез рассмеялся. Зуб, конечно, надо вставить, но она действительно думает, что я смогу играть в кино? Ерунда какая-то! Льстит, должно быть…   

               
                БУДНИ
   Давным-давно от двух дверных замков Московской квартиры я собрал три комплекта ключей: один вручил сыну, второй взял себе, для Геллы остался висевший без дела – третий.
   - Смотри, - я закрываю на два оборота простенький замок плоским ключом, - открывай!
Взгляд Геллы насмешливый, легко делает, что велел.
  - Теперь нижний – засов, - я поворачиваю цилиндрический ключ на четверть оборота. - Это можно сделать просто отверткой. – Вставляю ключ в соседнюю скважину и тоже поворачиваю на четверть оборота, - Теперь засов заблокирован, и открыть дверь можно только точно таким же ключом в обратном порядке. Пробуй!
  Теперь Гелла серьезна. Вставляет свой ключ, тщетно пытается повернуть:
  - Не открывает!
Несколько раз пытаюсь сам повернуть ее ключ - ничего не выходит!
 - Что поделаешь, - я виновато улыбаюсь, - придется на нижний замок закрывать только, когда уезжаем вместе далеко и надолго.
  В первый же ее рабочий день немного скучаю в одиночестве. Давно ли, будучи больным, и не помышлял жить с женщиной! А теперь во мне даже просыпается собственник: а вдруг мое сокровище украдут! Набираю:
  - Поела что-нибудь?
  - Да, сжевала твои ватрушки.
  - Во сколько кончаешь?
  - В десять.
  - Встречу тебя у выхода из метро.
  - Как приятно-то. Заказ получила на двадцать тысяч, начала собирать... Утром – на кастинг в Марьину рощу. Договорилась – Людка подменит. Днем подъеду, ее отпущу.
  И у меня настроение поднялось, даже вдохновение посетило: за пару часов написал юмористический рассказ. Через несколько дней еще раз прочитаю, поправлю – и можно публиковать.
   После второго дня ее работы встречаю у метро. Сразу – в машину и на дачу! Гелла мрачна:
 - Днем стала проверять заказ – кулона не хватает. Это Людка точно припрятала, завтра отправит, и мои две тысячи ей достанутся.
Вот и началась ожидаемая грызня, свойственная розничной торговле.
  - Зато на кастинг съездила. Как успехи?
  - При мне почти двадцать девушек в предбаннике ожидали и еще подходили потом. Теперь режиссер будет выбирать…Мы для него, как вещи в супермаркете…
  - Ты лучше всех!
  Утром уже на даче Ангелина на повышенных тонах разговаривает по мобильнику с хозяйкой Татьяной, требует он нее перевода на другую точку, подальше от бесчестной напарницы.
  Неделя проходит будничными циклами. Два дня я провожаю на работу и встречаю с работы Геллу; вечером второго дня мы в ночь едем на дачу. К началу очередного цикла возвращаемся в Москву.
  Пока Гелла на работе, я успеваю приготовить пищу, купить продукты, даже сходить к стоматологу. Он обтачивает мне два передних зуба, опорных, на которых будет держаться мост. Снимает слепок, объявляет, что готов будет через две недели.
 
  Оставаясь один в квартире, я как будто раздваиваюсь на Оптимиста и Пессимиста.
Оптимист:
  - Можно было бы с апреля на даче жить, уезжать на август – ноябрь в сочинскую квартиру, купаться в море, загорать, а в декабре приезжать в Москву. Вот житуха! Да еще с любимой женщиной!
Пессимист:
  - За настоящую удобную квартиру в Сочи надо заплатить не меньше пяти миллионов, а уплачен только один. Есть деньги? Ты ей о любви талдычишь. А она тебе ответила тем же? Нет!
Оптимист:
 - У меня еще тысяч триста накоплений осталось, можем в кредит взять по два миллиона – вот и наберется!
Пессимист:
  - Вот эти триста у тебя и есть. А кредит вам ни один банк не даст, разве что под залог квартиры. Выплатить не сможешь – без жилья останешься!
  Оптимист:
  - Да я на работу устроюсь…
Пессимист:
  - Кому ты нужен? Молодые без работы сидят! Представь, взяли тебя. И когда на дачу ездить, когда в Сочи летать? Еще один вопрос: а она тебя готова в долю-то взять на сочинскую квартиру?
 Пессимизм взял верх – больше аргументов нет. Это я все строил, строил, а Ангелина просто получала удовольствие от жизни, не думая о грядущей старости.


                СТРЕКОЗА
  Двое суток в Москве, двое суток на даче. Такая хлопотная жизнь меня ничуть не напрягает. Но Гелла через пару таких циклов вкрадчиво предлагает:
   - Тебе зачем со мной в Москве сидеть? Я сама на автобусе смогу после работы приезжать к тебе на дачу. За домом уход нужен! Тут можно устраивать вечеринки с писателями, поэтами, артистами, если немного навести лоск.
  - Да, ты что? Чтобы мою «усадьбу» в порядок привести, и года не хватит, да и денег сколько понадобится. Публики такой у меня в знакомых нет.
  - Появится. За две недели приведешь в порядок дорожки. – Дает она поручение.
Разговор кажется слегка подозрительным – откуда такие несбыточные идеи? Но, может, действительно, у нее остались связи среди сценаристов, режиссеров? Это, наверно, часть ее мира! В конце концов, она может перевернуть все в моей жизни, сделать меня публичным, а не замкнутым, как до сих пор. Но, с другой стороны, если я соглашусь постоянно жить на даче, то обеспечу своей женщине свободу выбора других партнеров, да еще и с московской квартирой в придачу! Я все-таки соглашаюсь, отбросив сомнения и ревность.

   В километре от московского дома начинается маршрут автобуса. Он ходит каждые двадцать минут, но его конечная остановка в десяти километрах от дачи. Мобильники! Как здорово – мы все время на связи!
  - Ты где?
  - Чкаловскую проехала…
Почти полночь. Я беру с собой еще теплые, испеченные заранее ватрушки, маленький термос с чаем и отправляюсь за моей любимой проголодавшейся Геллой. Через двадцать минут я уже подаю ей руку.
  - Мне так нравятся твои булки… - она, уничтожая их одну за другой, выражает мне благодарность. Чувствую – улыбается.

   Теплый душ, постель…Я в который раз пытаюсь проникнуть через ее сжатые накрепко зубы. В третьем часу ночи Гелла ворочается, встает, включает свет:
  - Я знаю, что ты хочешь! – Заорала вдруг, - тебе надо свой язык и еще кое-что засунуть мне в рот! А меня от этого тошнит!
Так неожиданно! Крик вызывает во мне ответный гнев, но я пытаюсь оправдываться, успокоить ее. Напрасно. Спешно кое-как одевшись, Гелла уходит, успевает скрыться в теплой ночи.
Не найдя ее, я забираюсь в постель, но не спится. Так хорошо нам жилось! И вдруг…
Она возвращается на рассвете:
  - Отвези меня до автобуса, я уезжаю!
  - Но…, может, завтра, как обычно. Такая жара намечается, можем на пляже позагорать, искупаться в речке…
  - Нет! Я ухожу от тебя, ты не понял!
  Тут и я завелся – как это так!
  - Никуда я тебя не повезу! Уходишь? Магистраль  в ста метрах! Проголосуешь, и возьмут, куда захочешь.
 И она ушла, захватив с собой большую женскую сумку. Буркнула:
  - Расставаться надо уметь…
  - Но я не хотел с тобой расставаться, я жил для тебя! – Кричу ей вслед.
  Надеюсь, что она вот сейчас обернется, засмеется, и мы будем вновь вместе. Но она скрывается за воротами, оставляя меня в странном положении, в полнейшем опустошении, в общем, опять на распутье.
Столько лет одиночества! Такой всплеск чувств, активности, надежд! И опять крах! Ну да, иногда подсмеивался: мол, любовь, стиснув зубы.
  Минут через десять я преодолеваю отчаяние, отбрасываю рассуждения о своей вине. В воображении начинаю сочинять детективную историю. Итак! Допустим, Ангелина имела еще один разговор с Зоей и та затребовала с нее гораздо большую сумму, например, тысяч двести-триста. Где их взять? А хотя бы у меня дома! Но надо поискать, а я все-время около нее. Она придумывает, как от меня избавиться: подбрасывает фикс-идею заняться подготовкой дачи для возможного приема творческих гостей. А потом, найдя мои деньги, вдруг расстается со мной. Предлог можно найти любой, самый незначительный можно раздуть до непримиримого скандала. Подобно мелькающим кино клипам проносятся в моей голове эпизоды недавнего времени...
   После расставания с красавицей Инной я обнаружил пропажу документов на квартиру - долго бегал по инстанциям, чтобы их восстановить. Активную и "свою в доску" Вику застал выходящей из моей квартиры с двумя баулами, набитыми товарами, которыми я торговал. Молодая красавица Оля ездила за мой счет на курорты, а потом под разными предлогами вытягивала из меня достаточно крупные суммы денег. Каждая из них по-свому использовала мои восторженные чувства для собственного блага. Нет у них  любви к мужчине. Есть только забота о собственных детях и корысть! И это еще одно мое прозрение.
    Судорожно набираю номер сына. Боюсь, что не ответит. Но, слава богу:
  - Алео.
  - Сынок! Можешь прямо сейчас подъехать и закрыть дверь на оба замка?
  - Что за спешка?
  - Так надо, очень надо. Потом все расскажу. Это срочно.
  - Хорошо. Щас. Оденусь, такси вызову.
Теперь оба в пути. Пусть сын позвонит первым! Москва – это пробки. Дорога на такси может занять больше времени, чем от дачи до дома на автобусе. Сижу, волнуюсь как болельщик – кто вперед?
  - Пап, все, закрыл. А в чем дело?
  - Потом, сынок, потом…
  Минут через десять:
  - Дверь не открывается! – Гелла раздражена, слышно звяканье ключей. – Немедленно приезжай, открой дверь. Я сразу уйду.
  - Мне нечего делать в Москве, - начинаю валять дурака, - будет готов мост на передний зуб, тогда и приеду.
  - У тебя мои вещи. Сейчас же выезжай! – Она орет в трубку; так бывает, когда срываются важные планы.
Я тоже перехожу на повышенные тона:
  - Нет. Я тебя не гнал! Зачем было разыгрывать этот спектакль? У тебя же подруга в Москве – поможет. Встречаемся двадцать второго в два часа дня. У меня будет голливудская улыбка.
  Я даю отбой, но волнение только усиливается. Мне стыдно, что я создал трудности любимой женщине. Скорее всего, у Ангелины нет никакой подруги, и ей придется искать ночлег. Жалость. Я уже готов прыгнуть в машину и мчаться ей на выручку. Да, что это я? Обойдется, не маленькая… и теперь уже не моя.
  Волнение потихоньку утихает. По инерции я занимаюсь дачными делами. Втайне жду, что она позвонит, хотя бы пришлет сообщение…
   И оно приходит в виде сказки «Ловец Стрекоз». Стрекоза, ради любви к Мальчику соглашается оторвать ей крылышки и посадить в спичечный коробок – так они намеревались всегда быть рядом. В результате неестественности такого положения наступил протест. Стрекоза уговорила отнести ее к реке и оставить. У нее выросли новые, но маленькие крылышки, и при встрече выяснилось, что стрекоз вокруг Мальчика много, но он продолжал любить ту самую, одну. Мудрая Стрекоза дала надежду Мальчику на их встречу в другой жизни.
   Ангелина привыкла быть свободной. Но захотелось к подступающей старости обрести собственную коробочку не у реки, а у теплого моря. А мне и здесь хорошо. Не удалась очередная, может быть последняя попытка найти женщину.
  Погода отличная: солнце, жара. По нескольку часов провожу на "народном" песчаном пляже, окруженном соснами - прямо как в Юрмале! Воспаленная солнышком и переживаниями голова отлично охлаждается в студеной проточной воде - плаваю, ныряю, загораю. Походит, улыбаясь, сосед:
  - Видел. Женщина у тебя появилась...
  - Актриса... - тихо, но гордо отвечаю.
  - Красивая, но старовата.
  - А мы-то с тобой?
 Хорошо зарабатывающий сосед Володя давно забросил мысль обзавестись новой семьей - привозит иногда девушек на ночь. Наверно, мудро поступает:
  - Их надо материально поддерживать... - говорит.
Опять сверлит мысль: Ангелина, просто решила освободиться от моих "коробочек", или в добавок прихватить деньги? Надо проверить, а как? Сегодня двадцатое июня. Послезавтра я обещал Ангелине открыть дверь в квартиру. А кто мне мешает уехать завтра, на день раньше, и пока ее нет, все проверить?

   Почему-то крадучись, проникаю из прихожки в комнату. Ни одной вещи Ангелины не видать. Прохожу дальше, в дальнюю комнату. Прислоненные к дивану стоят оба ее огромных чемодана, тяжелые, набитые до предела, застегнутые. Да, все приготовлено, значит, Ангелина заранее спланировала скандал. Сыграла роль. Если бы ей удалось проникнуть в квартиру, она бы покинула ее через минуту. Теперь это произойдет завтра.
  Волосы на моей голове, аж, шевельнулись – в нижнем ящике стола денег не оказалось. Первая мысль: «Сыну нужны, наверно, взял». Но обычно, он брал немного и оставлял записку, сколько. Остается предположить потерю безвозвратной. Если это Ангелина, то, скорее всего, деньги уже на ее счету в банке или отправлены Зое. Слабая надежда подталкивает: «загляни в чемоданы!» Природная порядочность предупреждает: «не смей копаться в чужих вещах!» Но я начинаю.
  Вещи не разбрасываю, а аккуратно перекладывю их на диван как бухгалтерские документы. Может, я зря плохо думаю о хорошей женщине. Она же сама зарабатывает по три тысячи рублей за две смены. Но вот! Черт возьми! Холодок проходит по спине – десять стодолларовых купюр, завернутые в плотный лист бумаги. Это что, все? Нет, надо искать дальше. Я чувствую себя вором. Окажись сейчас Ангелина вдруг рядом, наверно, меня хватил бы инфаркт. Крадучись подхожу к двери и блокирую засов изнутри. Ух! Укладываю аккуратно все ее вещи обратно в чемодан и приступаю к дальнейшим поискам. Здесь все просто: сорок стодолларовых спрятаны в большой косметичке. Отлегло – все деньги нашлись. Хорошо, что номера купюр я переписал. Сравниваю – мои. Чемоданы стоят точно так же. Деньги заняли свое место в ящике стола. Все так же, как в день появления Ангелины в моем доме.
  Хотя до стоматологической клиники всего-то три квартала, отправляюсь туда на машине, чтобы Ангелина не подумала, что я уже был дома – она наверняка приедет раньше назначенного  времени.
   И вправду. Когда я подъезжаю, сверкая тремя новыми фарфоровыми зубами, Ангелина стоит у дверцы такси, бессмысленно смотрит в асфальт.
  Я галантно выношу и укладываю в багажник один из чемоданов. Она, видимо, думает о том, какой же я лох. Я, провожая, изображаю обиженного покинутого любовника – играю роль:
   - Гелла! Может, вернешься, и заживем лучше прежнего? – На моих глазах даже появляются слезы.
   - Может, и вернусь, но в другой жизни, – это она повторяет слова Стрекозы из сказки, – надо будет начинать все с начала.
  Мне даже становится жалко ее. Какого ей будет, когда она чуть позже обнаружит отсутствие похищенных денег. Образ, созданный мной в мыслях, воплоти оказался весьма прозаическим. Как множество женщин «преклонного возраста» Гелла пренебрегла моей любовью ради корысти. Но за время, когда я был рядом с ней, мне не удалось разгадать тягу ее к софитам, режиссерам, оставаться, или скорее вновь стать актрисой.
 
   Продолжение: http://proza.ru/2023/01/20/547