Что я знаю о зиме
В зимней юности у меня было два агрегатных состояния: «неуютно» и «тоскливо».
Неуютно было на улице, когда наступали холода и приходилась надевать на себя все, что имелось теплого: тяжелое ватное пальто в унылую клеточку с черным ворсистым воротником из «Детского мира», папину облезлую ушанку из кролика, заштопанные много раз шерстяные рейтузы.
Мороз и советская власть заставляли меня чувствовать эстетическое унижение.
С улицы хотелось домой, а дома накатывала тоскаааааааа, потому что завтра надо было идти в школу, в этот храм интеллектуального унижения.
Я была умным, нервным и не по годам взрослым ребенком. В портфеле я носила свои детские страхи, тайны и неврозы. Я знала, что на политинформациях нам врут и внутренне сжималась, когда какая-нибудь очередная «Валентина Борисовна» орала на цепенеющий от ужаса класс.
И еще эти птицы-галки серыми северными февральскими утрами. Крики галок - звуки отчаяния и бесконечного страдания.
Короткие мгновения просветления наступали у меня на закате ясного, субботнего дня, когда солнце уже потихоньку садилось и все вокруг становилось сначала розовым, а потом бесцветным.
В наступающей капсуле сумеречной депривации оставались только экологически чистые звуки и запахи: скрип снега, далекие голоса катающихся с горки малышей, сладкий и приятный дым печных труб.
В эти моменты мне хотелось лечь в сугроб, подтянуть ноги к животу, устроиться поудобней и уснуть счастливой. Завтра - воскресенье.
Свидетельство о публикации №222022001217