Беседа с оперным певцом Эдуардом Трескиным

ПРЕКРАСНАЯ ВСЕЛЕННАЯ ЭДУАРДА ТРЕСКИНА

В Казани завершается 40-й Международный оперный фестиваль им. Ф. И. Шаляпина, старейший оперный форум в России. Его неизменным ведущим выступает Народный артист Республики Татарстан, прекрасный баритон Эдуард Германович Трескин. Знаменательно, что на первом Шаляпинском фестивале, когда тот ещё не имел статуса международного, Эдуард Трескин спел Валентина в «Фаусте» и в последующие годы исполнял разные главные партии в операх на сцене Татарского театра оперы и балета. Так что Эдуард Трескин и Татарский оперный – это две составляющие единого целого. Осознавая значимость вклада Эдуарда Трескина в деятельность театра в исторической ретроспективе, Татарский театр посвятил Трескину, одному из лучших своих солистов, спектакль «Травиата», который состоялся незадолго до открытия фестиваля.
С 2015 г. Эдуард Трескин живет и работает в Москве, но регулярно сотрудничает с оперным театром в Казани как приглашённый артист.

Эдуард Германович, Вы пели со школьных лет. А когда Вы впервые почувствовали себя ПЕВЦОМ? Что этому послужило?

- Я пел с ДОшкольных лет – примерно, с трёх. Меня ставили на стул – и я пел для гостей моих родителей в нашей крохотной комнате в коммуналке. Пел то, что слышал по радио. Я не чувствовал себя ПЕВЦОМ, просто голос  был от меня неотделим. Голос жил своей жизнью во мне, но не говорил мне: стань певцом!
А певцом я ощутил себя в 17 лет, когда, слушая пластинки с записями Марио дель Монако, Карузо, Шаляпина, и внезапно, подражая им, запел. Причём, сразу в один день овладел полным диапазоном баритона с предельными верхними нотами – соль и ля. Как-то само собой произошло то, над чем работают годами. Повезло.

Почему, имея такую выраженную вокальную одаренность, Вы поступили сначала в технический ВУЗ?

- Тогда было время физиков-лириков, мода такая. Я мечтал стать учёным-атомщиком. Учился в математической школе, куда попал просто потому, что мою старую школу закрыли. Пришлось идти в новую, которая вскоре стала самой престижной в городе. Нас учили университетские преподаватели – и весь наш выпуск без экзаменов приняли в Казанский университет. Так я стал учиться на физфаке. И я тут же оказался в первых рядах самодеятельности – тогда была пора расцвета этого, я бы сказал, народного явления. Пел арии и романсы на сцене Актового зала на студенческих фестивалях. Общественные дисциплины никогда не сдавал – мне ставили пятерки «за голос».

Вам сразу правильно определили тип голоса в консерватории?
- Да, сомнений не было – баритональный тембр, диапазон, сила голоса были при мне сразу при поступлении. Меня взяли прямо на второй курс, поскольку музыкальная школа была за плечами – я играл на фортепиано, пел с листа и умел писать диктанты по сольфеджио.

В советские годы пределом мечтаний студентов-вокалистов было петь в Большом театре или в Кировском. А где мечтали петь Вы?

- Я мечтал петь везде. Но самым большим везением было поступление в оперный театр в родном городе – Казани. Там в то время главным режиссёром был Нияз Курамшевич Даутов, великий артист и педагог. Он стал моим учителем на сцене.

Библия учит не сотворять себе кумира. А у Вас были кумиры в жизни или в искусстве?

- Библия имеет в виду другое – не сотворять божков и идолов. А в жизни у каждого человека, по-моему, должен быть кумир – пример для подражания и обожания.
И такие люди в моей жизни были: Шаляпин, Даутов, Бунин, Евтушенко… Про Пушкина и Чайковского я уж и не говорю.

Вы много лет пели в Пражском оперном театре. Чем традиции и порядки в Пражском театре отличаются от традиций и порядков в советских-российских театрах?

- Я приехал в Прагу в 1992-м году. Тогда и Государственная опера Праги, и Национальный театр работали по принципу репертуарных театров. То есть, не отличались по стилю от российских. Конечно, были нюансы, различия – например, большая требовательность к дисциплине в процессе творчества.
И потом – я стал работать в таком театре, как Государственная опера Праги, где шли только оперные спектакли, никаких балетов. Интенсивность оперной нагрузки более высокая. Но к нагрузкам мне было не привыкать – на летних гастролях с Татарским театром оперы и балета, бывало, пел по 28 спектаклей в месяц.

Раньше у певцов было амплуа. А теперь амплуа нет, все поют всё. Как Вы считаете, это правильно?

- Сейчас такая система, когда певец не очень-то и волен в своём выборе: предлагают петь то, что нужно театру в данный момент – пой. Можешь отказаться, конечно, но – споёт «следующий» за тобой, а тебя могут и не пригласить потом. Раньше было больше свободы выбора. Да и не пели лирические голоса драматических партий, как правило. Это же ведёт к преждевременному старению голоса.

Влияют ли роли (образы), исполняемые Вами на сцене, на Вашу личность тем или иным образом?

- Пожалуй, только Фигаро из «Севильского цирюльника», потому что, как и мой любимый герой, я то тут, то там.

Сейчас оперный мир заполонила режопера. Как Вы считаете, в чем причина этого? Как из этой ситуации-эпидемии выбираться? И нужно ли? Публика все равно ходит и даже некоторые критики пишут, что им нравятся те и иные режоперные постановки.

- Зрителю чаще всего навязывают «концептуальную оперу», не дают возможности сравнивать с классическими постановками. Раньше певцы отказывались петь в постановках, глумящихся над творением композитора. Сейчас, к сожалению, нет.
Это, как в плохом пионерском лагере: «Лопай, что дают! А то и этого не будет». Некоторые привыкают, и им даже нравится.

Беда в том, что современные режиссёры, требуя от певцов выполнения изощрённых сценических задач, не дают им актёрской техники, поскольку, зачастую, сами ею ни в малейшей степени не владеют. Ну, а причиной растущей популярности режоперы, на мой взгляд, является всемирный упадок культуры. И это касается не только оперы, увы.
 
Насколько на Вас, как на певца, влияет режоперная постановка, когда, скажем, Ваш Жермон приходит к Виолетте в джинсах и в футболке, и она тоже в джинсах и в футболке, и они встречаются на помойке? Ну ладно, в баре, где звучит "Пинкфлойд"?

- Я в таких постановках, к счастью, не пел. Кстати, в Казани «режоперных» постановок – тоже, к счастью – нет.

Что такое театр для Вас?
- Театр для меня – это концентрированная форма прекрасной вселенной. Здесь есть всё.

В образе какого из своих персонажей Вы чувствуете
себя наиболее естественно и почему?

- Раньше это был Фигаро – во-первых, близкий образ, а во-вторых, это была актёрская сценическая школа, преподанная Даутовым, который учил нас буквально всему: как кланяться, как обращаться с гитарой, фонарём, как запахивать плащ, танцевать испанский танец, не теряя при этом вокальной опоры. Ну, а сейчас мне более близки такие партии, как Жермон, Риголетто, Ренато из «Бал-маскарада» в силу возраста и тяготения голоса к вердиевскм партиям.

Что привнесли в Вашу жизнь или чем дополнили Вашу личность образы исполненных Вами ролей?

- Образы – вряд ли. В опере принципы Станиславского, если и работают, то очень слабо. Хотя иногда, скажем, после сцены смерти Валентина в «Фаусте» меня трясло так, что зуб на зуб не попадал. На меня больше литература повлияла, как на личность.

Есть ли роль, в которую Вы внесли нечто такое, чего не было у других исполнителей?

- Я думаю, что мой Фигаро был весьма нестандартным, не походил ни на кого из других исполнителей, пусть даже и великих. И это не только моё мнение. Я пел Фигаро во многих городах и странах, в том числе и в спектакле Большого театра. И в любой постановке я чувствовал себя как рыба в воде – настолько сильной была даутовская школа.

Станиславский считал, что театр начинается с вешалки. А с чего начинается театр для Вас?

- Станиславский имел в виду то, что в театре важна любая мелочь – не только то, что относится непосредственно к искусству, то есть говорил об атмосфере театра. Так она, по-моему, начинается ещё раньше вешалки – с вестибюля.

В чем залог успешного сотрудничества режиссёра с певцом? Как, например, Елены Образцовой и Франко Дзеффирелли?

- Успешное сотрудничество режиссёра с певцом в том, чтобы режиссёр видел в певце его индивидуальность, а не подстраивал его под стандартные лекала. Ну, а певец должен понимать идеи режиссёра, ценные мысли об образе, до которых сам певец, может быть, и не додумался бы.

Вы преподаете вокал студентам. Методы преподавания тех лет, когда Вы были студентом, отличаются ли от методов преподавания в наши дни?

- Конечно, отличаются – ведь сегодня, благодаря интернету, студенты имеют значительно более широкую информацию о «секретах» вокала, могут наблюдать различные мастер-классы, не выходя из дома. Они более критичны по отношению к педагогу, но часто запутываются в избыточной информации. И, кроме того, сегодня молодой певец мечтает не о том, чтобы хорошо научиться петь, а, прежде всего, об успехе и гонораре. Педагог обязан учить студента не только технике, но искусству пения, которое включает в себя очень многое. Воспитывать духовность в молодом человеке.

Любого ли студента, имеющего голос, можно научить академическому пению?

- Да, любого, имеющего стремление, настоящее стремление вперёд и вверх.

В спектакле «Травиата», который Татарской театр оперы и балета посвятил Вашему юбилею, Вы пели вместе со своими бывшими студентами. Как ощущает себя на сцене педагог, выступая в спектакле с партнёрами, которых он обучал профессии?

- Когда я исполнял партию Жермона 16 ноября 2021 года, рядом пели четыре моих бывших студента – по оперному классу и по вокальному. Это Венера Протасова – Виолетта, создавшая прекрасный образ, Артур Исламов – Барон, Любовь Добрынина – Флора, Айдар Нургаянов – Доктор. Это очень приятное чувство – ощущать, что мы одной крови. Чувствовать такую благожелательную ауру.

Почему сейчас молодые оперные певцы и певцы среднего поколения крайне редко исполняют в концертах камерные программы? А ведь поколение Елены Образцовой и более молодое, например, поколение Сергея Лейферкуса, исполняло камерные программы очень часто и самые разнообразные. И Ирина Архипова, и Евгений Нестеренко, Ирина Богачева, Евгения Гороховская, Людмила Филатова, Николай Охотников, Юрий Марусин, Борис Штоколов - всех не перечислить. Даже колоратуры пели камерные концерты: Галина Ковалева, Ану Кааль.

- Для исполнения сольных камерных программ необходимо мастерство особого рода – такого, чтобы публика не заснула в конце первого отделения. Надо уметь держать публику в состоянии радостного ожидания следующего номера. А это дано не каждому. Важно не просто уметь петь и обладать хорошим голосом, необходимо иметь, что сказать зрителю, ибо пение, прежде всего – высказывание.
Добавлю, что устройство и методы работы концертных агентств не способствуют исполнительству классической камерной музыки. Да и публика идёт только на раскрученные имена. Сегодня царит попсовость.

П.И. Чайковский писал в одном из писем, что нельзя смешивать правду искусства и правду жизни. Что такое, по-Вашему, правда искусства? Правда жизни? И можно ли их смешивать?
- Ну, конечно, искусство и жизнь различаются. В искусстве форма имеет большее значение, чем в жизни. Искусство  – это определённые рамки, условности. Жизнь более аморфна, у жизни есть фабула, но нет сюжета.

А что такое искусство? Как бы Вы сформулировали его определение, скажем, для словаря?
- Искусство это то, что нельзя выразить житейским языком, то, чьего воздействия нельзя постигнуть, не включившись в правила игры, диктуемые не жизнью, а именно искусством.

В чем цель искусства?
- Оскар Уайльд говорил, что всякое искусство бесполезно. Ну, а Лев Толстой утверждал: задача искусства в том, чтобы оно побуждало людей «полюблять жизнь».
Мне понятно и то, и другое мнение. Но Толстой ближе.

Существует ли ответственность искусства?
- Ответственность искусства - в диктате таланта, в нематериальности искусства. И, если говорить об опере, в уважении к творению композитора.

Есть ли зло в искусстве?
- Ядовитый цветок тоже может быть красив и притягателен. И нужны интуиция, опыт и вкус, чтобы распознать опасность такого цветка.

Чем отличается гений от талантливого человека?
- Повторю вслед за Андреем Кончаловским: «Талант – тот, кто попадает в цель, в которую никто не может попасть. А гений – тот, кто попадает в цель, которую никто не видит». Добавлю от себя, что супер-гений сам создаёт цель и сам в неё попадает. Ну, а мудрец – понимает, что никаких целей не существует.

По Пушкину, гений и злодейство - две вещи несовместные. А как по-Вашему?
- Запросто совместны. Гениальность – это не человеческое качество, а божественное. А человек слаб.