Эмбрионы дидактики

Порфирий Иванович Чепкин раньше работал инспектором областного отдела народного образования. Давно это было. Учителей не хватало. В начальных школах преподавали выпускники семилетних школ. Чепкин мотался по всей области, пытаясь им хоть чем-то помочь. В Малой Ине работал учителем начальных классов демобилизованный матрос.

Он умел играть на гармошке, из песен знал лишь одну, но зато исполнял её очень красиво. Это была песня про то как в нашу гавань заходили корабли, большие корабли из океана и про то как  матросы наслаждались танцем Мэри. В селе не было более грамотного человека и его с большим трудом уговорили учить детей.

Чепкину сказали, что в Малой Ине работает молодой учитель, который лучше всех в районе преподаёт пение, а вот с уроками математики у него не всё так хорошо ладится, хочет уйти из школы. Вести уроки там больше некому. Чепкин едет в Малую Иню на помощь. В голове план: надо убедить парня в том, что он себя недооценивает. Преподавать пение сложнее, чем математику.

Матрос стеснялся, понимал, что тема песни вообще не для детей. Чепкин успокоил его. Попросил уроки провести так, как он их всегда ведёт. Урок пения инспектора  ошарашил. У него аж глаза на лоб полезли, когда услышал как алтайские дети начальных классов чётко и красиво хором спели на безупречном русском языке про то как  на пол вдруг упал убитый атаман и матросы пороняли все гитары.
 
Курьёзный случай произошёл в Чуйской степи близ монгольской границы. Там в небольшом селе учителем работал выпускник семилетней школы, который дальше райцентра ни разу никуда не выезжал. Плохо говорил по-русски, другого не было, уговорили работать в школе. Парень узнал, что к нему с визитом едет инспектор из города, трясётся со страха, уволят – не страшно. Сраму перед односельчанами не оберёшься.

Приехал Чепкин, успокоил, заверил его в том, что у него совсем другая задача, помочь, а не проверить. Звонок. Парню предстоит дать урок русского языка. Дети здороваются, садятся за парты, волнуются не меньше учителя и переживают за него. Учитель вешает на доску демонстрационный материал - цветную репродукции картины под названием «Арбуз».
- Дети, что это такое?
- Не-ет, дети! Это не арбуз, это морковка. Повторим все хором мор-ков-ка-

После уроков Чепкин анализирует уроки учителя и указывает на ошибки. Дети-то ведь правильно сказали. Это ведь был арбуз, а не морковка. Учитель в трансе. Чепкин успокаивает его, не всё же ведь потеряно, утро вечера мудренее, завтра исправишь.

Парень волновался, а Чепкин пожалел, что не предложил подписать все картины. В Кош-Агаче тогда не было ни овощей, ни фруктов. Кош-Агач означает Прощай Лес. Полупустыня. Огурцы, помидоры, арбузы, морковка в Чуйской степи были такими же деликатесами как для нас кокосы, бананы и ананасы, которые мы даже на картинках не видели.

На другой день тот же самый арбуз, тот же самый учитель и те же самые ученики и тот же самый инспектор.
- Дети, что это такое?
- Морковка! Морковка! Морковка!
- Не-ет, дети! Это не морковка, это арбуз! Повторим все хором ар-буз, арбуз...

Инспектора  назначили директором педагогического училища, а его предшественника, который нас с Колькой в облисполком на показ водил, назначили заведующим отделом народного образования Горно-Алтайской автономной области.

Послевоенный демографический взрыв отразился в 60-х годах на школе. Классы переполнены, учителей не хватает, выход нашли в краткосрочных педагогических курсах. Ответственность за ускоренную подготовку учителей возложили на преподавателей педагогических училищ. Поэтому эти курсы называли педагогическим классом, а нас не студентами, не курсантами, а учениками.

Многим ученикам нашего педкласса было уже за сорок, среднюю школу они окончили ещё до войны и им приходилось доучивать всё то, что они за это время успели перезабыть. В педклассе я был самым молодым, семнадцать лет исполнилось во время учёбы. Нам предстояло за восемь месяцев освоить азы психологии, педагогики, изучить обществоведение и стать учителями физики и математики в восьмилетних и в средних школах.
Не знаю, были какие-то программы обучения, утверждённые министерством или нет, но судя по тому как нас обучали, могу безоговорочно заявить, что директор Порфирий Иванович и наши преподаватели сами решали что для нас важнее, а что нет.

Они ориентировались на наши возможности и на те проблемы, с которыми мы в своей будущей работе столкнёмся. К сожалению, в педагогических институтах такого подхода не было. Больше половины того, что нам пришлось в институте сдавать на экзаменах, нам ни в работе, ни в личной, ни в общественной жизни так и ни разу не пригодилось.

Порфирий Иванович нам показался через чур уж строгим начальником. На уроках методики преподавания мы вместо рефератов выполняли обыкновенные контрольные работы по математике то за пятый, то за седьмой класс. За малейшую погрешность Чепкин ставил двойку. Все ошибки  анализировались:

- Коновалов. Всё выполнил правильно, но после пяти эм  поставил точку. Пять метров... В математике после сокращений точка не ставится. Три, Коновалов!

Нет бы Кольке обрадоваться, ведь не двойка, но чёрт же дёрнул его на весь класс возразить Чепкину: «А если это конец предложения?!» Тишина. Колька пялится на Чепкина через свои окуляры с великим недоумением. Чепкин снимает очки, протирает их, пялит снова на свой серьёзный нос и начинает разглядывать Коновалова с точно таким же недоумением: «От своих учеников всегда требуйте дисциплины! Руку надо поднимать, если есть вопросы.»

Это был последний год правления Никиты Сергеевича .Хрущёва в должности Первого секретаря ЦК КПСС. Хрущёв торжественно пообещал народу построить коммунизм к 1980 году. Всех, кто сомневался в этом переубедила наша историчка. Она преподавала обществоведение и тянула в воз парторга на общественных началах . Её вера в торжество коммунизма нам всем запала в душу.
 
Это было время хрущёвской оттепели и спорить с парторгом можно было откровенно. Взрослые сокурсники донимали её и требовали разъяснить целую кучу парадоксов. Если страна освобождается от культа личности Сталина и от вождизма, то почему сам Хрущёв становится вождём? Почему везде развешаны его портреты, почему мы должны ему во всём безоговорочно подражать? Историчка вспыхивала как огонь и просила не путать божий дар с яичницей. У Хрущёва культа личности нет и баста.

В один прекрасный день она заявилась в класс бледная как мел. Её ночью вместе со всеми другими парторгами вызвали в горком КПСС и обязали «провести на местах разъяснительную работу» по решениям октябрьского Пленума, на котором Хрущёву было заявлено, что он "сосредоточил в своих руках большую власть" и было бы лучше, если он уйдёт на пенсию добровольно.

- Ага! А мы что говорили!
- А у нас? У нас в педучилище, разве не процветает культ личности?
- Как себя Чепкин ведёт? Придирается по пустякам!
- Звонок на урок, я иду следом за ним, он меня в класс не запустил.
- Да-да! У меня тоже так было. Представяете, говорит, что я опоздала на урок! - - Чепкина тоже надо уволить. Он не лучше Хрущёва!

Парторг предложила нам не разоряться:
- Вы же можете поставить вопрос на партийном собрании. В вашем классе есть партийные. Они имеют право включить этот вопрос  в повестку дня. Партийные сочинили заявление, оно прошло по рукам, мы его подписали. В тот же вечер состоялось закрытое партийное собрание. Заявление включили в повестку дня. Я тоже подписал и уверен был в том, что подключился к борьбе против культа личности. Такое слово как демократизация тогда ещё в ходу не было.

На собрании коммунисты объявили Чепкину строгий выговор за насаждение культа личности. Чепкин дал обещание, что отстанет от нас и мучить не будет. Слово своё он сдержал. Утром зашёл на первом же уроке к нам в класс и заявил, что после всего случившегося не сможет вести у нас методику преподавания математики:
- Эмбрион зреет в утробе матери девять месяцев. Неужели вы верите, что за восемь месяцев сможете созреть до уровня учителя математики?! Вам надо над собой работать и работать!»

Во мне вся душа перевернулась. Ужасно стыдно стало. Невообразимо стыдно. Он ведь не мстил, не стыдил, просто требовал то, что мы сами от себя должны были потребовать. Порфирий Иванович хотел выйти из класса, но по нашим лицам понял, что мы готовы на дальнейший разговор. Сказал, что нам трудно будет, но тем, кто сейчас работает в школах вообще без всякой подготовки ещё труднее.

Порфирий Иванович знал, что придёт время и в самых отдалённых уголках Горного Алтая выпускники вузов воспитают учеников, которые будут успешно участвовать на всесоюзных конкурсах и олимпиадах.