Часть III. Глава 11. Проснувшаяся совесть

Через три дня в кафе, где без устали трудилась Сара, раздался звонок. Тётя Фира вышла в коридор, взяла трубку и услышала незнакомый, немного скрипучий голос, видимо, пожилого человека.
– С кем я говорю? – спросил голос.
– А кто вам нужен? – ответила Фира вопросом на заданный вопрос, что обычно свойственно людям нашей графы.
– Мне нужна Сара Ленивкер, – ответил мужчина.
– Кто с ней хочет говорить? – спросила Фира, и её рука начала выписывать кренделя. Фира уже поняла, что когда она нервничает, рука напрочь перестаёт её слушаться.
– Скажите, что с ней хочет говорить Айзик Простачок.
– Что-то я не припомню среди Сарочкиных знакомых человека с таким именем.
– Послушайте, я просто прошу пригласить к телефону Сару Абрамовну. Она ждёт моего звонка.
– Она ничего не говорила ни про какого простачка.
– Вы, вообще, кто,? Она что, вам всё докладывает? И объясните, почему я сейчас трачу на Вас своё время и энергию? Просто назовите мою фамилию. Если вы этого не сделаете, у Сары будут серьёзные проблемы.
Айзик Янкелевич услышал в трубку вздох, потом раздался громкий крик этой странной женщины:
«Сара, Сарочка, оторвись! Тебе тут какой-то простачок звонит».
Айзик услышал топот ног и Сара, схватив трубку, выдохнула:
– Айзик Янкелевич! Ну что ж вы так долго не звонили? Я уже извелась вся!
Фира с удивлением посмотрела на Сару, но Сара показала ей жестом, что стоять и слушать разговор совсем не обязательно. Фира тихонько прошла в свою каморку и оттуда раздался звук брошенного об стену стакана или какого-то другого стеклянного предмета.
– Сара Абрамовна, здравствуйте! Я уже десять минут пытаюсь убедить эту ужасную женщину позвать вас к телефону.
– Простите, это моя сестра, Фира. Она меня так оберегает.
– А есть от чего?
– От всего. Она старше меня, поэтому и себе решила, что её прямая обязанность – оберегать меня от всего. Что вы имеете мне сообщить?
– Скажите, вам Фельдман ещё не звонил?
– Нет, жду вот со дня на день.
– Разрешите полюбопытствовать, какое решение вы приняли на предложение этого проходимца?
– Это зависит от того, что вы мне скажете, Айзик Янкелевич. Вы знаете, что в милицию был анонимный звонок и что, возможно, мой Яша умер не сам?
– Сарочка, я знаю всё, что делается в этом городе, поверьте мне на слово. И вы понимаете, что этот звонок в милицию не был случайным?
– Понимаю. Но они настаивают на эксгумации, а я не хочу его тревожить, поймите меня правильно. Я вчера была в Синагоге, рав Нахум Хаим сказал, что у евреев нельзя делать эксгумацию. А мой зять, Юрочка, он работает в милиции, сказал, что если будет решение суда, сделают и без моего согласия.
– Сара Абрамовна, я очень сожалею, что сразу не проверил эту версию. Не уберегли мы Яшу. А насчёт Фельдмана я вам ничего говорить не буду. Я думаю, что он скоро сам навестит вас с огромным букетом цветов и извинениями.
– Спасибо большое, Айзик Янкелевич! Вы меня озадачили…
– Я рад, что смог вам помочь.
– Подождите… Скажите, я могу передавать вам обеды, как это делал Яша?
– Нет необходимости. Я – не бедный человек и мне есть что кушать, Сарочка. То, что давал мне Яша, вы же понимаете, что это были совсем не обеды... Он мне был как сын...
– Да, я понимаю. А навещать я вас смогу?
– Не думаю.
– До свидания, Айзик Янкелевич.
– Прощайте, Сара Абрамовна!

Сара Абрамовна положила трубку и задумалась. Сейчас, когда кафе работало на полную мощь, стало понятно, что оно не могло приносить те деньги, которые были у Яши и которые он им оставил на первое время.
«Яша, такое чувство, что ты всё предусмотрел и это по меньшей мере странно. Или ты знал, что это может случиться в любое время и ждал, или я уже не знаю, что думать. Ты перестал приходить, наверное, может, твой срок вышел? Но у меня столько вопросов! Кто мне на них ответит? Бекицер, Яша, если ты не пожалуешь с объяснениями, я просто тебя забуду и буду жить отдельной от тебя жизнью.  Так что, я заключаю с тобой гешефт, мой дорогой!»
– Сара Абрамовна, вы где? Шмулика опять нет, и даже не предупредил, что не придёт. Пьёт, видимо. Там Беня зашивается один, и пришёл повар на собеседование.
– Он аид, Марк Моисеевич? Он понимает, что у нас кафе, где делают только  еврейскую кухню?
– Да. Лёва Перец. Я его знаю. Когда-то он работал у Бройлера. Я иногда заезжал к ним. Но когда Бройлера посадили, он остался без работы. Хотя повар что надо.
– Ну да… Морского льва штормом выбросило на берег и он таки решил найти новую волну… Ладно, идёмте, я с ним поговорю.

Мужчина лет пятидесяти сидел за столиком и изучал меню. Завидев Сару Абрамовну, он привстал и по-джентельменски поцеловал даме ручку. Сара Абрамовна села и спросила:
– Скажите, Лев, как вас по отчеству?
– Можно просто, Лёва. Я бы хотел работать в вашем заведению.
– Назовите, Лёва, одну причину, по которой я должна понять, что вы нам нужны.
– Хорошо! Мне сказали, что Вы ищите повара.
– Не пойдёт. Это мы ищем повара. Почему я должна принять именно вас?
– Я хороший повар.
– Не пойдёт. Я не ела приготовленную вами пищу и это ваше субъективное мнение.
– Я могу что-то приготовить и вы попробуете, – растерянно сказал Перец. – И я еврей.
– И что мне с этого? – парировала Сара. – Это говорит только о том, что вы прошли процедуру обрезания. Каким образом ваше еврейство может быть полезно нашему «Кабачку»?
– Я чувствую еврейскую еду. Я её знаю с самого детства. Я её люблю.
– Идите на кухню, пан Перец и сделайте мне что-то из фиша.
– Вы что хотите из фиша: жареную, тушёную, печёную, из фиша с овощами, из фиша с картоплей или гефелты фиш? Я могу сделать приличный форшмак, какой делала моя бабушка, царство ей небесное.
– Давайте форшмак – у нас закончился. Марк Моисеевич, дайте Лёве халат и шапку, пусть его руки скажут за его мастерство. И если, не дай бог, они растут у вас оттуда, где спина начинает своё благородное происхождение, ищите себе другое место.

Кацман отвёл Лёву на кухню, Сара тоже собиралась идти и смотреть, как Лёва Перец умеет готовить, но в этот момент звякнул колокольчик, и на пороге,  возник огромный букет алых роз, за которым прятался Изя Фельдман собственной персоной.
Сара остановилась как вкопанная и попятилась к кухне.
– Сарочка, золотце моё, я надеюсь, что вы таки меня примите! Или я ошибаюсь в вашем великодушии? – прошепелявил адвокат.
– Для вас, Изя, у меня великодушия осталось ноль целых и ноль десятых. Что с вашей дикцией?
– Разрешите, я присяду. Возраст, знаете ли, болят ноги.
– У меня разве есть выбор?
– Может, вы мне предложите что-то из вашего меню?
– Лея, подойди сюда, доця. Поздоровайся с дядей Изей и принеси ему воды.
– Здравствуйте, дядя Изя! – сказала Лея и пристально посмотрела  на Фельдмана. – Вы уже пришли жениться или только просить у нас с Ариком маминой руки?
Фельдман закашлялся, достал из кармана платок и громко высморкался.
– Лея, я пришёл… Просто поговорить.
– А почему у вас большой синяк под глазом и на носу царапина? Вы что-то будете заказывать? – спросила Лея.
– Дядя Изя хочет только воды, Лея. Принеси, пожалуйста.
– Ну, воды, так воды, – сказал Изя и протянул Саре букет, который скрывал не только синяк под глазом и разбитый нос, но ещё и отсутствие двух передних зубов.
– Изя, вы ещё тот жук: как можно хотеть жениться, имея такую разбитую физиономию и больные ноги. Что случилось? Кто вам сделал нестерпимо больно? Или вы думаете в моём лице найти хорошую сиделку? Таки вы и тут ошиблись.
– Сарочка, будьте великодушны – я всё же был Яшиным другом. Не делайте мне ещё больнее, чем уже есть. Это вам, – сказал Изя и протянул Саре букет.
– Изя, предложение в вашем возрасте приходят делать с хорошим бриллиантом, а не с веником. Цветы я могу понюхать и на клумбе возле нашего кафе. Я вас слушаю.
Лея принесла стакан воды, и Фельдман залпом её выпил.
– Сара, я пришёл извиниться и сказать, что я больше не хочу на вас жениться.
– Тю, Изя, я таки разочарована! Вы сделали нестерпимо больно моему самолюбию. Вы лишили меня мечты: я всю жизнь мечтала о белом платье и фате. Когда я выходила замуж за Яшу, у меня ничего этого не было. А вы просто взяли и выстрелили в мечту из рЭвольвера! И что вас остановило, если не секрет?
– Ну, я немного погорячился с предложением и не сказал вам самого главного.
– О Боже, вы решили меня добить? Я умираю от любопытства.
– Дело в том, что Яша оставил ещё одно завещание, которое я и хочу вам озвучить. Но не здесь, конечно, а у меня в кабинете, скажем, завтра.
– Подождите… То есть, вы знали об ещё одном завещании? И вы скрыли этот факт? И что заставило Вас, Изя, открыть эту страшную тайну?
– Я, всё-таки, представитель закона, как-никак. И да, мы иногда совершаем ошибки: я забыл за это, второе завещание. А вспомнив, сразу же поспешил к вам.
– Ваша память, Изя, прямо пропорциональна выбитым зубам, как мне кажется. И кто вам напомнил про это, второе завещание? Оно же не могло просто так всплыть в вашей памяти? Или это большой секрет?
– Да, это я с лестницы упал… Случайно. Слава Богу, почти ничего не сломал.
– Ну, дорогой Изя, всё что не делается – всё к лучшему. Так Яша всегда говорил. Правда, сейчас мне кажется, что не к вашему лучшему. Ладно, Изя, идите уже. Завтра я буду у вас. Но не одна – говорить с вами я буду только при свидетеле.
– Разрешите полюбопытствовать, кого будете иметь в свидетели?
– Сын, Изя. Пока он ещё здесь.  Не смею вас задерживать. А свой веник заберите. Я вообще не понимаю, это цветы для любимой женщины или венок для покойницы? Где вы нашли, чтобы в розы вставляли ёлку? И не говорите, что это сейчас модно…
Адвокат молча встал, поклонился и вышел из кафе вместе со своим букетом.
 
Сара выдохнула и побрела на кухню. Лёва Перец заканчивал делать форшмак, и Сара засмотрелась на то, как мелькали его проворные, маленькие ручки. Но больше всего её удивило лицо Лёвы. Перец не замечал никого: ни Кацмана, который стоял рядом, ни Фиры, ни Леи, ни  Бени. В кафе был «тихий час», как называла Сара послеобеденное время, поэтому даже официантки стояли поодаль и наблюдали за работой Лёвы. Такое лицо  было у Миши Сандлера, когда он играл на своей скрипочке. Это было лицо то ли демона, то ли ангела. Это было лицо творца, только в руках у Лёвы был не смычок, а нож…
Когда Перец закончил готовить, он как будто протрезвел: он только тогда заметил толпу зевак, собравшихся возле стола.
Лёва отрезал кусочек от батона, намазал его тонким слоем форшмака и украсил листком петрушки. Положив бутерброд на тарелку, он протянул её Саре. Сара откусила небольшой кусочек и, закрыв глаза, стала жевать. Когда рецепторы языка почувствовали вкус, Сару как током стукнуло: точно такой форшмак готовил её Яша… Женщина открыла глаза и посмотрела на Лёву, в то время, как все неотрывно наблюдали за Сарой.
– Вы приняты. Оформляйтесь у Фиры, – сказала Сара, и в это мгновение зазвонил телефон.
 
Сара вышла в коридор и взяла трубку, но разобрать, что и кто говорил, она не смогла: в трубке она услышала какой-то нечеловеческий вой, переходивший в всхлипы.
– Алё! Кто это? Что случилось? – прокричала Сара, внутренне холодея.
– Сара, Сарочка, это я, Рохл…
И Сара опять услышала в трубке вой.
– Рохл, дорогая, что случилось? Говори, я тебя совсем не слышу! – закричала Сара.
– Сарочка, Шмулика больше нет… Он повесился, Сара…


Продолжение:http://proza.ru/2022/02/21/1819