Реновация

Почему ей всегда больше всех надо?! Сиди дома, кури кальян и жди, когда мимо твоих окон пронесут труп твоего врага. Разве плохая стратегия? Это же классика! Нет, ей все время нужно на амбразуру, баррикады, а дальше с голой грудью и с флагом во главе толпы, как на известной картине о Французской революции. Самое интересное, что ей-то от этой реновации все равно ничего не перепадет. Не ее квартира, не ее доля и вообще вся эта драка или возня не для нее. Нет, лезет, что-то доказывает. Все равно все зря. Никто ничего не услышит и не сделает.  Слава вышел на балкон покурить и практически кричал беззвучно все, что у него толпилось в голове. Хорошо, что уже стемнело и за окном плотные шторы, никто из домашних не видит его возмущения.
Лет десять Лена не была в этих краях. Чуть дальше самый страшный и отвратительный переход через железную дорогу, железку. «Дааа, весело до тебя добираться – по железке, по бетонке, - смеялась подруга, когда шла к ней в гости лет двадцать назад.
Сейчас она живет в другой стороне, и ей не нужно ехать на метро и идти по этому отвратительному пустому и гулкому переходу. Она приехала на трамвае, и, пока они ходят, нет проблем добраться домой, да и в любом случае есть такси.
- Лена, Лена, привет! Ты где? Ты свободна сейчас? Ты можешь приехать? – всегда спокойная подруга вдруг кричала в трубку, чем не на шутку встревожила нашу героиню.
– Юлечка, привет! Что случилось? Что-то с Сашей? Для матерей не может быть ничего важнее детей.  – Я только с работы еду, в метро сейчас, могу пропасть.
– А ты можешь у нас на Жуковской выйти?
– Ну, могу в принципе, а что нужно-то?
Лена растерянно оглянулась по сторонам, где же она едет.  Станция Жуковская преследовала ее с детства, сначала двадцать лет детства и юности в спальном районе рядом, потом десять лет, как она шутила, без права переписки, тоже рядом, но с другой стороны от метро, уже замужем.  Без обид, ей так за это время осточертела эта ничем не примечательная коричневая станция, что она была готова на что угодно, хоть на конечную Фанерную, лишь бы избавиться от этой треклятой Жуковки.
Наконец-то переехала, после развода, на соседнюю станцию, потом еще дальше, но лет пять еще не могла избавиться от фантомных болей, как говорится, постоянно просыпалась на Жуковке или вскидывала голову или поднимала глаза, в общем, мышечная память давала о себе знать и каждый раз напоминала о когда-то родной станции. Но, слава Богу, все это было давно и поэтому сейчас с трубкой в руке, она испугалась, что уже проехала знакомую таракашку, как ее называли в обиходе. Ан, нет, как раз Бородинское поле, значит, через три минуты будет то, что надо. И почти не задумываясь, начала пробираться к выходу.
- Юлечек, я тебя слушаю, скоро выхожу, куда идти-то надо?
- Да мы тут у школы митингуем, и все молчат, как дурачки, очень тебя не хватает. Ты бы сейчас как выступила!
Что-что, а выступать Лена умела с детства. Однажды под новый год родители, как водилось в Советском Союзе, поставили ее на табуретку и попросили прочитать стих. Она раньше много раз видела, как читают стихи ее старшие родные и друзья. И ей всегда не нравилось, что их никто не слушает, едят там, понимаешь себе, пьют, никакого уважения. Поэтому, когда она, наконец, увидела длинный стол и диван с доской на табуретках с высоты, и все знакомые родителей показались ей такими смешными со своими лысинами и декольте, Лена молчать не стала! 
Нет, начала она спокойно: «Если скажут слово Родина, сразу в памяти встает… А потом резко повысила голос и замахала руками: да вы чего?! Стихи же о Родине! У вас что, ничего святого нет? Эту не очень пока понятную фразу часто говорила мама, когда они садились смотреть странную передачу «600 секунд» со страшным дядей в кожаной куртке. На секунду воцарилась такая долгожданная тишина, а потом папа дернул ее за юбку: Ленусь, ну ты чего, все слушают, и ободряюще погладил по плечу.  – Да, Леночка, мы все слушаем, тетя Надя положила вилку и негромко похлопала для начала. – Ну, вы чего, в самом деле, - тихо, но внушительно зашипела она на веселых мужчин рядом. «Хорошая, всегда мне нравилась», - подумала Лена.
Тогда она сорвала первые овации, и пусть они длились недолго и занимали всего лишь большую комнату в трехкомнатной квартире. Через год оваций хватило уже на целый актовый зал, когда перед новым годом в первом классе ее попросили выступить на новогоднем утреннике. Страшно было невероятно. Народа тьма, и где-то там мама с другими учителями, но туда лучше вообще не смотреть. Лена старательно, с выражением глядя в пол, отработала текст и даже пару раз повела руками, а в конце прижала их к груди. Овации ошеломили ее настолько, что она не могла уйти со сцены, хорошо, пионер в кулисах помог и почти на руках стащил ее по ступенькам со сцены.
– Ты – молодец, мелкая! – похвалил он ее и почему-то прихлопнул по попе. Успех воодушевлял, поэтому выступление было не последнее.
Почему она вспомнила сейчас именно это, пока почти бежала по страшному, темному и такому знакомому переходу. Навстречу крупная мужская фигура. Одному Богу известно, что ему нужно, дойти до метро или…
- Молодой человек, простите, вы не знаете, где тут митинг?
– А, что, митинг? Он еще и в наушниках оказался, и вблизи совсем не страшный.
 – Вам, наверное, к школе надо, это налево от выхода. – Спасибо большое!
Он неожиданно разулыбался Лене и сжал две ладони над головой: Молодцы, я с вами!
Ну вот, народ-то поддерживает, тепло подумала она и поторопилась. Толпу с лозунгами от перехода было видно сразу. Как стадо овец, пришло на ум нелестное сравнение. Толпа волновалась, как будто переминаясь с ноги на ногу, как уставшая лошадь, которой негде прилечь, а так хочется. Почему-то все были в темном, как и она, только несколько шапочек с помпонами выделялись и глаза блестели в темноте.
- Юлечка, я подхожу – набрала подруге. Толпа как будто напряглась и вдруг выплюнула из своих недр живого человека, это была Юлька в смешной старомодной шапке.
– Елена, привет! Так официально, как будто на камеру. Или тут все на камеру?
- Какая ты умница, что пришла!
- Что тут происходит, расскажи в двух словах. 
– Тут дом собрались строить, 70 этажей с подземной стоянкой. Мало того, что грунт поедет, тут рядом шлюз, ты знаешь. Так еще экология, загазованность, парковки, это не пройти, не проехать, все дворы наши займут, а у нас шлагбаумов нигде нет, пробки будут постоянные, ни в саду, ни в школе мест нет, эти все выкупят, в общем, коренному населению остается тихо загибаться. А главное, нас никто не спросил, хотим мы себе такой жизни, согласны мы с этим или нет. Вон, смотри, прислали своих крикунов, вон крепкие тетки стоят с транспарантом, и откуда только понабрали-то таких, ВДВ на пенсии.
Она еще подумала, что мало народу. Так это только те, кто в актовый зал школы не вместился. Ну и жара. К микрофонам по краям очередь по пять человек. На сцене трое упитанных, но растерянных мужчин.
- Смотри, справа главный архитектор, это он все затеял, - шептала Юлька. Лысеющий пузан, похоже, был уже не рад ситуации, несмотря на грядущие миллионы от перспективной стройки.
Еще не до конца придумав, что будет говорить, Лена начала пробираться к левому микрофону. Слева были бабули и крепкие мужики, а справа мамаши с детьми. Выбор очевидный.  Слово давали поочередно, то правым, то левым. Говорили о наболевшем, о том, какие проблемы принесет району строительство дома и его заселение. Эх, мне-то что, - дала немного слабину Елена, все равно десять лет уже как не живу тут, не смогу защитить такую позицию.
Крепкая тетя в полосатом свитере и пуховом платке перед ней явно была проплаченной. Топила за цивилизацию и перспективу. Нормальная бабушка и слов-то таких не знает. Лена подумала о своей, подумала о себе, скоро когда-нибудь бабушке и неожиданно для себя заговорила, когда ее любезным тычком в спину подогрел смотрящий.
- Женщина, вот вы откуда, расскажите нам, соседям? А соседи – это почти что как родственники, правда? Вы где живете?
- Да я тут всю жизнь! После небольшого замешательства выпучила глаза полосатая кофта.  У меня и дети и внуки в эту школу ходили!
- Хорошо, где ваш дом? Вот мой, например, слева, по инженерному проезду, второй по счету от запретки, а у вас?
- Мой, мой, мой… мощная старуха зашамкала губами, и Лене на минуту даже стало ее жаль.
- Не помните, где ваш дом? Или все дело в том, что вы живете совсем в другом месте, а сюда пришли по просьбе заказчиков?
Тетка испуганно впилась вытаращенными глазами в Елену.
- А как зовут директора школы? У вас же дети и внуки сюда ходят! Неужели не знаете? Разве ни разу заявление не писали и на прием к ней не ходили?
Тетка беззащитно оглядывалась по сторонам, в надежде увидеть смотрящего, чтобы урегулировать  непредвиденную ситуацию.
- Библиотека где, знаете? Сколько там читальных залов? Вы когда последний раз книжки брали, себе или родным?
- Поликлиника где? Неужели в вашем возрасте в поликлинику ни разу не ходили и детей-внуков не водили, а?
- Поликлиника… начала вымучивать из себя слова тетка, схватившись за подбородок – в соседнем дворе.
- А вот и нет, через Волоколамку и Свободу, на машине надо ехать или на трамвае.
Тетка беззвучно открыла рот и начала растерянно водить головой по сторонам.
- Да то-то и оно, что вы ничего не знаете, потому что не местная. Вы только районную администрацию знаете, где вам денег заплатили. Не позорьтесь, женщина, Вам же лет много. Какой пример вы детям подаете?
Скандальная старуха окончательно потерялась, начала оборачиваться по сторонам, очевидно, в поисках организатора и в итоге попятилась из зала.
Воспользовавшись ситуацией, Лена выхватила у растерявшегося дядьки микрофон.
- Дорогие мои соседи, здрасьте, здрасьте, здрасьте, всех приветствую. Смотрите, какая ситуация. Я все понимаю, цивилизация, прогресс, урбанизация, освоение территорий. Это все правильно! Но вы должны понимать, что для нас это место, где мы родились, где ходили в детский сад, где играли в песочницу и катались на качельках с друзьями, здесь мы пошли первый раз в первый класс, мы гуляли после школы по соседним дворам и тайком ходили на запретку, хотя это всем запрещали родители.  Здесь многие из нас поехали на трамвае поступать в соседние Вузы, а другие, как я, поступали в МГУ на другом конце Москвы и поэтому пошли к метро по ужасному переходу, и когда же, наконец, его отремонтируют.
У Лены перехватило дыхание, она давно не говорила так долго и пожалела, что не взяла с собой бутылку воды.
Толпа народа вдруг заволновалась, захлопала и начала скандировать: Да, да, да!
Лена сначала удивленно оглянулась вокруг, а потом собралась с силами и продолжила: вы должны понять, что мы здесь родились, учились, женились, родили своих детей, мы здесь живем и собираемся здесь жить дальше, а вы пришли, как захватчики, как фашисты и пытаетесь отобрать нашу родную Землю!
Крики из толпы усилились, появились громкие замечания к тем, кто на сцене: Долой и Прочь!
Лена почувствовала, что ее хватают за ноги и стаскивают с трибуны. Из последних сил она кричала в микрофон, пока его не отобрали: Оставьте нам нашу запретку!
Ее, конечно, сорвали с трибуны, но подхватили в зале. Она почти потеряла сознание, но к ней подбежала преданная подруга Юлька. Ленок – ну ты молодец, ну ты умница, вот ты их всех порвала! Я горжусь тобой, подруга! Все, что нужно сказала.
А потому всех без разбора запихнули в газель, и подруга Юлька осталась на улице, а Лену практически бросили в конец салона. «Боже, зачем я в это ввязалась вообще!» - промелькнуло в голове. А мои-то там где, что, как, живы-здоровы-поели? Где мой телефон вообще? И начала искать мобильник в сумке, плохо соображая, что вообще делает.
Пока просматривала пропущенные звонки и сообщения, не заметила, как рядом оказался бывший муж Славик. – Ты чего здесь скандалишь? Даже улыбался по старинке, давно она не видела такого доброго и веселого его лица. – Славик! Ты как здесь? Какие люди и без охраны! – Ну канесьна, я же не в курсе, что на районе происходит, только ты одна у нас тут активистка! И битком забитая газель поехала в дежурную часть.
Маленький райончик за железкой. В детстве они всегда смеялись над местными, считали их ущербными, типа как замкадыши. И она всегда думала – не дай Бог сюда переехать замуж, не дай Бог! Видимо, чего больше всего боишься, то с тобой и происходит.
Несколько коротких улиц туда и обратно. Три улицы крест накрест, вот и весь район. И больницы, больницы, больницы, больницы. Запретка, так называемая. Почему запретка? Ничего особенного. Просто территория рядом со шлюзом.  Территория гидротехнического сооружения.
Пока сидели в дежурной части, прошел дождь. Не ливень, конечно, но и не просто морось. И сразу как-то особенно почувствовалось, что уже осень, вот уже скоро-скоро листья облетят и начнутся привычные полгода зимы. Она поежилась, запахнувшись в забавный полосатый плащ морячки. И он по привычке подумал, может, отдать ей куртку.  И одернул себя своевременно. Он же теперь ей ничем не обязан.
– Покурим? Она вытащила красный сенатор, свои, так называемые, вкусные.
– Да ты что, я же не курю.
- Ах, дааа, я забыла. Ты же у нас теперь правильный, прям зожник. Что и не хочется?
Он промолчал. Тот вполне себе ловкий момент, когда ты хочешь ответить, но понимаешь, что собеседник тебя не поймет, да и ты не сможешь объяснить правильно, чтобы стало понятно, слишком большая пропасть вам разделяет. Вспомнился старый мем: объясни шахтерам, как ты устаешь в офисе.
Ну как он может ей объяснить, что даже после одной сигареты давняя, но все еще гражданская жена почувствует, что он курил, еще в дверях, потому что сразу обнюхает в поисках следов спиртного или что еще хуже табака. И будет долгая, нудная лекция о вреде курения, хуже, чем в советских фильмах. И она привлечет к обсуждению детей, вот посмотрите на папу, помните, мы читали книжку, что происходит с легкими после сигарет. И пара голубых и пара коричневых глаз будут укоризненно на него смотреть, как на врага народа. А жена стиснет и без того тонкие губы в ниточку, все жилы на ее маленьком худом лице напрягутся и будет ходить с этой непроницаемой маской неделю, до выходных, как минимум. И ночью отворачиваться к стенке и сбрасывать его руку со своей поясницы. Переживать это в сотый раз точно не хотелось, тем более из-за одной сигаретки, пусть и ароматно пахнущей.
Ленка не поймет, рассмеется. Скажет, да ладно, не может быть! Ну, жвачку зажуй, одежду бросишь в стирку. Все у нее всегда было легко и просто, весело еще, как будто нет проблем. Вот и сейчас, пока они шли к ее дому, как-то само собой повернули, он-то сначала хотел к метро пойти, ему же ехать дальше. Она уже шутила над майором, почему-то сидевшем на приеме заявлений. Вот точно его недавно баба бросила, такой женоненавистник! Господи, радуйся, что легко отделалась, дурочка. Он позвонил отцу, бывшему юристу и тот смог назвать, не без напряга, нужные статьи, которые подходили к обстоятельствам дела. У нее не было никакого умысла, то есть выгоды в противоправных действиях, поэтому даже по хулиганке она проходить не могла.
- Слушай, хорошо, что нас всех забрали, ну не всех, но ваш Сева активист им какую-то ксиву показал, может, купленную. А он в этот момент подумал, что Сева старый органист и запросто мог сделать вид, что утерял документ, чтобы оставить заветные корочки для разборок. Она сама в свое время так сделала с пропуском в вуз и спокойно ходила потом в общежитие на дружеские посиделки.
- Мы телефонами все обменялись, девчонки меня в их чат добавили, я теперь все оперативно буду знать, клево же. - Да не дай Бог, мысленно прикрыл он глаза рукой. От тебя и так покоя нет, теперь еще в курсе всех дел будешь. Вот как ее остановить? Хорошо, что он сегодня задержался на работе и проходил мимо их сборища, услышав ее крики. А в другой раз. Никакого отчета не  отдает себе барышня, сорок лет ведь скоро, ни ума, ни фантазии.
- Ты чет все молчишь, рассердился на меня? Ну, прости, я же не нарочно, она сделала глаза, как у кота Шрэка и погладила его по плечу рукой. Как девочка, честное слово. Думаешь, что все вопросы можно решить простым поглаживанием, как много лет назад. Ей не понять, что даже без алкоголя и табака ему придется пережить такой тяжелый вечер, что жить не хочется, а уж тем более домой возвращаться.
Неожиданно зазвонил телефон – Лена, ты где? Почему трубку не берешь и ватсап не читаешь? Это ее нынешний муж Максим, узнал он брутальный голос. Правильно, не все же мне терпеть и отчитываться. Но нет.
– Да мне только что вещи отдали, алло, дядя! А где ты был, между прочим. Меня чуть в кутузку не упекли! Между прочим, Славик меня вызволил и провожает домой, ничо так? Я буду через десять минут. – Тебя встретить? Нет, не надо, мы уже подходим. – Хорошо, жду, - выдохнул низкий мужской голос. - Конечно, хорошо, когда всю работу за тебя другие сделали, правда? Дома поговорим! Уже с нажимом сказала она, как будто муж был в чем-то виноват, а не она пропала на несколько часов в ночь глухую. Вот как бабы умеют все переворачивать, чтобы еще и ты дураком остался.
- Давай здесь пройдем, тут дворик симпатичный. У нее дома злой, может быть, даже голодный мужчина, а она тут кусты рябины фоткает. Обожаю женщин. - Спасибо, Славусь, ты же знаешь, я в своем репертуаре. Она смотрела на него блестящими глазами, с немного потекшей тушью, но зато с румянцем, все-таки похолодало к ночи, улыбалась во весь рот, как только она умеет.  И вдруг обняла его обеими руками за шею, спасибо тебе, друг дорогой, за помощь, я бы без тебя пропала. И сразу голос дернулся и как будто повис на слезливой ноте. Он инстинктивно обнял ее, они даже немного покачивались из стороны в сторону, пока она успокаивалась.
– Ну, все, я уже все, все. Все-таки смахнула слезинку и вытерла по нижнему веку сначала один глаз, потом другой. Чуть не расплакалась совсем, замотала головой, как будто стряхивая последние эмоции. Как у нее все близко, только что смеялась, теперь плачет, точно в актрисы нужно было идти с такой подвижной психикой. Все с детства говорили, что в ней актриса погибает.
- У нас ремонт дома начался, ты представляешь? Вот всем хорош распрекрасный двадцатый, еще и ремонт до кучи. Дочка наша сбежала из этого ада к своему мальчику в Подмосковье.
- Ааааа, - Лена вдруг вытаращила глаза и закрыла рот рукой, застыв на месте.
- Ты чего? Сделал вид, что удивился он.
- Я же не должна была тебе об этом говорить, она сама хотела сказать лично.
- Ну ладно, я сделаю вид, что не знаю, - добродушно согласился он. Такие смешные, как будто молодой девушке под 20 лет запрещается иметь парня. Вот мы в этом возрасте… ой, лучше сейчас не вспоминать, а то грустно станет, а выходные, когда можно выпить,  еще не скоро.
- Ну все, мы пришли, ты же помнишь, где мы сейчас живем. Может быть, поднимешься? У Максима наверняка что-то есть, водка или коньяк. На минутку блеснула крамольная мысль, он же герой, спаситель, кто его осудит, потом вспомнились тонкие губы ниточкой и он устало пробормотал: нет, спасибо, надо домой, завтра рано вставать.
– Ты на метро? Разочарованно спросила она.
- Ну да, конечно, чего тут ехать, десять минут и я дома.
– Хорошо, напиши, когда доедешь. И снова порывисто прижалась к нему, очередной раз обдав запахом дурманящих духов. - Ты мне сегодня очень помог, выручил, герой прямо, как в юности, спасибо тебе огромное!
И побежала в подъезд, и он почти услышал за тяжелой железной дверью или просто угадал, что она напевает, прыгая по ступенькам к лифту. Ничего ее не берет… ничего…
И он наврал ей в итоге. Почему то захотелось поехать на трамвае, так дольше, в конце концов. Еще встали на эстакаде, и он вдруг заметил, что присоединился к крикам и свисту, относящимся к нерасторопному водителю. Свистеть он умел всегда и делал это легко и непринужденно, с удовольствием. Наверняка шофер гастарбайтер какой-то. И все пассажиры радостно заулыбались друг другу, когда состав, наконец, дернулся и поехал дальше. Дождя уже не было, но с деревьев слетали редкие капли, и он, почему-то, как в детстве подпрыгнул и специально задел головой ветку, зажмурился от холодного душа и еще несколько раз вертел головой, чтобы отряхнуться. Развеселился. А почему бы и не взять себе чекушку, в конце концов, как раз осталось минут десять, пока еще продают. Змея и так будет недовольна. Неожиданно для себя назвал ее также, как старый друг сосед. Только тот еще называл ее мегерой, а ему, почему-то, змея больше нравилось, наверное, потому что такая же длинная и худая, вокруг шеи свернется, и не выберешься.
Домой идти не хотелось, все равно отпросился на несколько часов. Хорошо, что стемнело, можно спокойно пройтись пешком, не попадаясь никому на глаза. Без этих вот: здрасьте, здрасьте, здрасьте, здрасьте. Ну еще бы – он всю жизнь здесь живет, не считая нескольких первых лет в коммуналке, пока эту квартиру не дали. Вот она стекляшка, где во внедорожнике был так называемый штаб подставных, до сих пор какой-то мусор агитационный валяется. Вот уроды, хоть бы убрали за собой, тоже мне опричнина. Откуда-то всплыло это старое слово. Прошел до соседнего дома, до железки, но переходить не стал, что он там не видел, сбербанк, супермаркет, парикмахерская.
Странно, что он так давно здесь не был. Незачем, вот и не был. Последние несколько лет все маршруты четко обозначены и заранее известны. Работа, дом, магазин, детский сад, школа, поликлиника, родители. А здесь он когда-то учил ее водить машину. Как раз свободная площадка рядом с волейбольным полем. Ничего из этого так и не получилось, но было весело. Как может человек с двумя высшими образованиями не научится водить машину. Ему это всегда было невдомек. Эх, какую хорошую он ей таврию тогда нашел. Чистенькая, свеженькая, красненькая, как девочки любят, почти без пробега, заводские запчасти в кузове валялись, даже крюк.  Крюк она в итоге потом сломала о бордюр. Всегда все было весело, даже косяки, даже проблемы, даже конфликты, на какой-то высокой звенящей ноте. Да, чересчур эмоционально. Зато теперь все почти без эмоций, четко: ведешь себя хорошо – вот тебе ужин, сон, секс, рука на талии, редко на попе. Ведешь себя плохо – тонкие губы, тишина, отсутствие детей и вечер с самим собой, а то и неделя полного игнора. Змея, наверное, удивится, узнав, что он не так уж был и наказан этими вечерами в одиночестве на кухне.
- Владимирыч, ты? Чертов хвост, по нему его всегда везде узнавали на районе, надо состричь уже, что ли.
- А чего ты здесь сидишь один. Из дома, что ли, выгнали? Местный полубомж Валера нарисовался под фонарем или с фонарем, в темноте уже не видно было.
– Что отмечаем? Наши-то сегодня мощно выступили, слышал?
- Это кто это ваши?
- Ну, знамо дело, – оппозиционеры. Ты что все пропустил, что ли? Блондинка там одна так знатно высказалась, заткнула эту чертову бабу из администрации. Не знаешь, кто это была? Они вроде договорились штраф ей какой-то выписать, я слышал, у броневика своего переговаривались. Валера появился здесь после их развода и не был в курсе прерванных родственных связей. Надо, кстати, Лену будет предупредить, пусть госуслуги проверит недели через две, на всякий случай. 
И всего-то две рюмки распили. У него от чекушки осталось на два пальца, и Валера был с половиной портвейна и пластиковым стаканчиком, как эстет. И только с ночной тишиной опустилась приятная атмосфера отдыха и взаимопонимания, как заверещал мобильный.
– Ты что думаешь, я вас не вижу! Сели, как идиоты клинические, под фонарем и орут на всю улицу. Ты что семью позоришь на весь квартал. Детям завтра невозможно будет пойти на учебу! Все соседи будут говорить, что пьяный отец шатается с бомжами по подворотням. Зашипела песчаная эфа и все испортила.
Валера, вытаращив глаза, поспешно ретировался, а ему ничего не оставалось, как, не делая резких движений, аккуратно пойти домой. Она даже не обнюхивала его в прихожей, как обычно, а резким горловым звуком как будто плюнула в лицо: иди спать на кухню.
Где он удивленно обнаружил старый матрац для гостей с антресолей и запасное постельное белье из икеи, которое обычно никому не стелили. Ну и пожалуйста, ну и ладно, подумаешь. Что-то было во всем этом забавное, как будто в юность окунулся. На кухне, на матрасе, под шофе, в трусах, голодный. Похлебал из кастрюли суп из половника, еще одно преступление, потому что прокиснет же, нельзя. Закусил остатками колбасы и сыра от детских школьных завтраков, а черт с ним уже, сгорела хата, гори сарай, он, в конце концов, забылся глубоким алкогольным сном, и даже улыбался, вспоминая трамвай, как Лена его обнимала и Валеру под фонарем. Утром он специально сделал вид, что спит, натянув одеяло на голову. Дождался, когда злая жена увезет детей в школу, и быстро выскользнул на работу, успев только переодеться и почистить зубы, поехал своим ходом, не стал брать машину, на всякий случай.
После нескольких заседаний, сборищ, показов по ТВ и громких публикаций  – решение о строительстве 70-этажного дома в этом старом, заслуженном районе отменили.