Древний зуб

Илья Семенович Косых ехал на дачу. И было ему всецело приятно ехать, кроме одного – у Ильи Семеновича ныл зуб.

Зуб этот, знаете, еще в детстве казался лишним. Рос как-то не туда и не вовремя и вообще…

Мать Ильи Семеновича, женщина практичная и решительная, даром что звавшаяся Любовью, даже предлагала его удалить. Злодейски настаивала на этом, и не раз, не два отрок отвергал сии поползновения, оставшись в конце концов при зубе, пусть и не парадном, зато родном.

Зуб жил вместе с Ильей Семеновичам, неотъемлемой его жевательной частью. Не боялся кипятков и твердой словно гранит великорусской моркови. Выдержал драки юности, цингу на великой стройке, бессчетное число гриппов и прочей хвори.

Ни разу, кстати, не был сей зуб замечен в прикусывании языка или прочих шалостях. Редкий премоляр нет-нет, да и не куснет щеку с ее изнанки. Или как-нибудь еще пошалит. Этот же – никогда.

Так шли годы. Десятилетия. Теперь же, лишившись многих, Илья Семенович беспокоился за этот, прилежный трудягу-зуб. Тем паче, что шестьдесят – не возраст раскидываться зубами. Красавицу уже не прельщать, но и жевать, граждане, чем-то надо.

Кстати, что до красавиц. Илья Семенович ни разу не был отвергнут из-за зубов, этого или прочих. Отвергали его не раз, это правда, однако по совершенно иным причинам.

Причины эти мы раскрывать не станем, одно лишь упомянув: дамы вельми капризны, потому и ценят не по существу, по духу, а по всякой досужей видимости. Этим же отличаются и мужчины, хотя уже не капризом сердца, но иной тягой. Короче, война полов не случайно так именуется. Понадеемся только, что не будет в ней победителя, равно как перемирия.

Вот ехал Илья Семенович. Мелькали за окном дерева. Деревни. Дача была не близко, зато какая! Имение, а не дача.

Крашеный в небесную глазурь дом. Грядки одна к одной. Обширный как стадион парник с преющими в нем помидорами, наливными и сладкими словно груши. Баня с прекрасной печью, пахнувшая хлебом сама собой, от природной стати. Черемуха с теньком для отдохновения. А ниже, в углу надела, за смородиной и горохом – сортир с окошком, вызывающе горделивый, словно приграничная вышка или же маяк великой морской державы.

Приехав в свое имение и вошедши в заросли огурцов, снедаемый дентальной ломотой Илья Семенович умер от сердечного приступа. Вдруг и без предвестья. Постоял еще, как бы глядя в даль, ибо ноги не сразу разобрались в случившемся, и мягко опустился в листву.

А зуб, ничтоже сумняшеся, перешел на службу к другому.

То был давний премудрый зуб, путь которого начался еще шумерском городке Уре. Многое он жевал, многое передумал и многих видел – кого изнутри, по чину, а кого сквозь раскрытый зев, снаружи.

Ныне он стал капризен, склонен к интерсекциональности и чуток к материям правовым, больше левым, но не смог избавиться от корней, то бишь монархической подоплеки. И так, чтоб от противоречий не чесался дентин, теперь он проживает в Норвегии, во рту одного профессора.