Хозяин безлунной Москвы. Часть вторая. Глава 4

                Глава 4.
 - Вот, полюбуйтесь на очевидное доказательство того, кто проник в наш дом в моё отсутствие, укокошил мужа, а затем разграбил драгоценную лавку, - проковыляв в гостиную после минутной отлучки, Домна Капитоновна брезгливо выложила на стол длинный иссиня-чёрный волос, прихваченный носовым платком, улетевшим тут же в мусорную корзину. – Я его в кабинете Калистрата обнаружила сегодня на диване, как прибыла с богомолья и узнала о страшных событиях, случившихся в святые светлые Пасхальные дни, - вялая обветренная рука осенила себя с достоинством крёстным знамением. – Царствие ему небесное, великому грешнику. Ведь отмаливала, как могла мужнины поступки гадкие. Да что толку? Богу виднее, кого карать, кого миловать, - маленькие старческие глазки ещё больше покраснели от переизбытка чувств.
- Волос, как волос, - резюмировал Александр Сергеевич, подавшись вперёд, прилежно рассмотрев весьма сомнительную улику. – Мало ли, кто его оставил.
- Не скажите, - вырос перед ястребиным носом кривой указательный палец с острым пожелтевшим ногтем. – Я его из тысяч узнаю, поскольку не наш, не славянский. Не бывает у русских баб таких волос: крепких, упругих, неломких, совершенно прямых, словно проволока какая апокалиптическая.
- Электрическая, - поправил Орлов, разочарованно оторвав взор от помпезно и безвкусно расшитой скатерти.
- Ах, да, всё забываю эти новые глупые слова, ведущие людей православных в пропасть, в геенну огненную, - согласно кивнула седая голова с тонкой косицей, подколотой аккуратно к заметно лысеющей макушке. – Я-то, когда её космы в гневе праведном обрывала, заметила, что ни одна не надломилась, все с корнем выскакивали, будто морковь на грядке, с трудом, но целёхонькие. Типичная монгольская растительность.
- Чья? – свинцовый взгляд оторопело уставился в морщинистое, будто печёное яблоко, лицо. – Так вы знаете достоверно, кому сия патла принадлежит?
- Вестимо знаю. Стала бы я в часы скорбные, когда следует отпеванием озаботиться и грядущими похоронами, трепаться зазря, - всхлипнул тяжко разрозовевшийся пупырчатый нос. – Это ж – достояние блудницы той окаянной, коею привёз мой бедный и наивный супруг из своего длительного путешествия по Сибири.
- Какой такой блудницы? – встревоженно напряглись широкие плечи. – Мы же достаточно тесно общались с Белокопытиным. Впервые слышу.
- Ещё бы! Стал бы он вам вещать об этаком сраме, - помялись в безмолвном праведном гневе тонкие сизые губы. – В позапрошлом году явился мой престарелый Терентьич после поездки на край света с девчонкой- басурманкой, совсем юной, годов четырнадцати-пятнадцати, - приступила к повествованию Домна Капитоновна, налив из самовара дымящийся чай в фарфоровую расписную чашку, протянув её гостю, - пояснив, что подобрал чудо-юдо сие, бежавшее от дурных и жестоких родителей, на обочине Сибирского тракта, измученное и голодное, предложив мне, как истинной христианке, приютить обездоленную в качестве прислуги за харчи и скромное жалование. Я, понятно, как человек душевный и незлобивый, хотя и скрепя сердце, согласилась, - сухопарый кулак постучал выразительно по шишковатому лбу. – Только она вовсе не являлась несчастной и обречённой. Нет! Я-то сразу поняла. Рожа была отъевшаяся, довольная, вот такая, - дряблые ладони вытянулись на значительном расстоянии от обвислых щёк. – И потом при ней поклажа имелась далеко небедная: лисий тулуп, песцовая шапка, сапожки меховые. Её, очевидно, увезли из зажиточной семьи, порядочной, но зачем, ума не приложу. Ну не влюбилась же она на самом деле в моего престарелого хряка! Господи, прости, сорвалось, - мосластые пальцы степенно окрестили намоленное тело. – Убиралась в особняке она ужасно, грязь, пыль оставляя за собой, подобно нечисти. Стирала, гладила, порча нещадно дорогостоящую одежду. Хотя дочерей наших, Глафиру и Евлампию, тогда ещё незамужних, сумела завлечь своими чарами. Шибко полюбили они её. И супруг привязался,, часто уединяясь с новой прислугой в своём кабинете. А смотрела на нас, благодетелей, с глубоким презрением, будто непризнанная принцесса. Бывает, глянет своими жёлтыми глазищами так, что не по себе становится, дрожь по коже.
- Жёлтыми глазищами? – прыснули горячим чаем чувственные губы. – Опишите девицу сию подробнее, коли не затруднит.
- Да кукла юная, стройная, бедрастая, - забормотала вдова, пристально уставившись на валяющийся на столе упругий волос, словно он мог подсказать детали. – Скуластая и раскосая в меру, с жёлтыми глазами с голубой окаймой, немного приплюснутым носом, как у всех монголов. Прехорошенькая, не поспоришь. Правда, помню, она упорно твердила, что не монголка вовсе, а сонголка. Какая разница, до сих пор не пойму, - чернозубый рот коротко язвительно хихикнул.
- То есть, наследница рода Борджигин, подарившего миру Чингисхана и Батыя, - пробормотал Александр Сергеевич, вскочив и принявшись нервно рассекать просторную гостиную. В памяти всплыл давний разговор с Гнусом на Хитровке и его замысловатое повествование о желтоглазом мошеннике, представившимся синюшному прямым потомком жестокого правителя и завоевателя Чингисом. – Что за кунштюк? Значит, он был не один?  Кто она, эта желтоглазая особа? Жена? Сестра? Племянница? Кто? – лепетал он еле слышно. - Когда она прибыла в Москву? Прошлой весной? Одновременно с попыткой ограбления каравана с новым камнем на подходе к Первопрестольной? – склонился он вопросительно над обветшалой вдовой.
- Да нет же, говорю, задолго, больше года назад. Причём здесь тот случай? – заёрзала на стуле глубоко пожилая Белокопытина. – Ещё позапрошлой осенью.
- Как её звали? – твёрдые пальцы судорожно сцепились за широкой спиной.
- Ой, да откуда же я помню?! Малашей мои дочери её величали, - нахмурились редкие брови. – А на самом деле, вроде, Марал звалась, или что-то в этом роде.
- Понятно. Что с ней сейчас? Где она находится ныне? – сузились свинцовые глаза.
- Без всякого на то понятия, - побагровели морщинистые щёки. – Я её выставила вон в тот час, когда Калистрат на меня выскочил из кабинета, как бы это поприличней сказать... в чём мать родила, а в его личном апартаменте стояла она, полуобнажённая, невозмутимо облокотившись на подоконник, выставляя на обозрение прохожих голые, прости Господи, перси. Тогда я ей волосы и повыдирала и изгнала вон взашей.
- Как жаль! – воскликнул в запале великан. – То есть, жаль, что всё так нелепо и печально сложилось для вас, - быстро поправил он себя. – В общем, волос и всё, что мы могли здесь обнаружить? – изрёк он, собираясь уходить.
- Почему же всё? – деловито поправила тощий пучок новоиспечённая вдова. – Ещё готова сообщить о, видимо, бурной пирушке, случившейся, естественно, без меня, не только с вышеописанной девицей, но и мужской компанией. Муж мой покойный сроду не курил, тем не менее, кабинет насквозь пропах табаком. И ещё фужеры.., вы посмотрите на них, - она с усилием встала и направилась к буфету, распахнув стеклянную дверцу, торжественно выставив пять хрустальных бокалов в нишу. – Вымыты недавно, далеко не тщательно, да и поставлены не туда. Явно здесь эта стерва малолетняя орудовала. Здесь остатки красного вина или иного пойла, смотрите, - жёлтый ноготь брезгливо поскрёб по позолоченному ободку. 
- Однако по вас полиция плачет, - покривились в признательной улыбке уголки капризных губ. – Какой даровитый сыщик пропадает зазря. Позвольте всё же выдвинуть предположение, что ваш почивший супруг сам посуду помыл не так чисто, как положено, и сунул в иное место, забыв, где она стояла.
- Да он брезговал такими занятиями, считая их оскорбляющими мужское и купеческое достоинство. Ни разу за всю совместную жизнь даже блюдце из-под чая не сполоснул, - печально хмыкнула Домна Капитоновна, несколько запоздало отреагировав на комплимент. - И потом это, вы только взгляните, - она выудила из ящика посеребренную пуговицу, - сей аксессуар изготавливается исключительно для торгового дома модной одежды Зубровского, а мой супруг его вычурные изделия на дух не переносил и никогда не приобретал.
- Браво! – широкие ладони захлопали с искреннем уважением. – Вы позволите? – вежливо вытянув улику из мосластых пальцев, он отправил её в карман сюртука. – Проводите меня, пожалуйста, к возможному месту недавно произошедших событий, сам всё осмотрю, - длинные ноги зашагали прочь из гостиной.– Кстати, - спросил великан, придирчиво осматривая, действительно, донельзя прокуренное помещение, - можете ли вы припомнить, с кем ходил в тот поход по Сибири, одаривший его юной сонголкой, Калистрат Тереньевич?
- А что тут вспоминать? – пожали меланхолично сутулые плечи. – Он всю жизнь колесил по Земле исключительно с Лыткариным, Рубликовым и Ховрюкиным. Приятельствовали они.
   Не обнаружив в кабинете Белокопытина ничего знаменательного, кроме незапертой форточки, ни единого звериного фрагмента, Александр Сергеевич, покинув просторный дом, вышел на крыльцо, с удовольствием втянув в ноздри свежий весенний воздух.
- Пушка, ах вот ты где? А я тебя с самого утра ищу, - ласково воскликнула провожающая гостя купчиха, обратившись к не в меру раскормленному пятнистому коту, отирающему пухлый бок о стену особняка и призывно мурлыкающему. – Иди-ка на кухню, творожком угощу.
- Какой, однако, симпатичный, - спустившись по лестнице и нагнувшись, Орлов протянул руку к урчащему животному, погладил мягкую спинку и удивлённо замер, уставившись на странный знак, нацарапанный на камне. – Вы видели сей иероглиф, - обернулся он к разомлевшей на солнце вдове.
- Господи, избавь меня от очередных сюрпризов, - она нехотя проследовала вниз, принявшись разглядывать рисунок. – Не замечала. А что это? – редкие брови удивлённо взмыли вверх.
- Свастика. Кажется, шаманская, - неуверенно передёрнулись широкие плечи. – Вроде, насколько помню, созвездие Большой Медведицы в четыре сезона. Прикажите прислуге стереть, а то особняк, будто помечен кем-то, - порекомендовал он, пустившись прочь от унылого здания и костлявой Домны Капитоновны.
                ***
    Хотелось к Оле, смертельно хотелось броситься в тёплое супружеское ложе, ткнуться носом в высокий чистый лоб и сладко заснуть, слыша ровное лёгкое дыхание юной жены, выкинув все до одной мысли из измотанной головы. Но, к сожалению, вместо Оли, монотонно отчитывался о допросе купеческих домочадцев Бушмарёв, сановито восседая в широком кресле в кабинете на Никольской.
- В особняке Лыткарина все молчали, как партизаны Дениса Давыдова, выпучив на меня испуганные глаза, явно что-то скрывая, - важно вещал Василий. – В Ховрюкинской усадьбе кокетливая горничная сообщила мне тайком, что на днях посыльный доставил письмо лично хозяину в руки, после прочтения которого тот побагровел и немедленно удалился в свои покои, вероятно, уничтожив послание. В династии Рубликова же, к счастью, обнаружилась маленькая добрая осведомительница, - сплюснутые пальцы горделиво подкрутили пижонские усы. – Когда я уже отчаялся допрашивать родственников отсутствующего купца и вышел на мостовую, меня догнала тринадцатилетняя дочь Порфирия Феоктистовича, кстати, весьма фигуристая и многообещающая особа, обиженно посетовавшая на упрямого папеньку, наотрез отказывающегося нанять для неё учителя танцев, за что она, в отместку, выкрала из ящика письменного стола записку, врученную ему нарочным намедни, и передала вашему покорному слуге. Вуаля! – на стол, покрытый зелёным сукном, улегся донельзя измятый лист бумаги.
    Александр Сергеевич схватил его и осторожно расправил, направив вытянутую руку на стремительно убывающий солнечный свет, льющийся сквозь стекло.
- «Я всё знаю о тёмных делишках вашей четвёрки, - медленно зачитал он вслух, еле различая буквы в кривом почерке. – Встречаемся завтра у Белокопытина в девять вечера. Вечно ваша Гоа-Марал». – Марал! – воскликнул он, сотрясая письмом. – Об этой незнакомке поведала мне сегодня Домна Капитоновна. Да кто она такая, чёрт побери? Желтоглазая сонголка, очевидная родственница нашего неутонувшего грабителя – неудачника-невидимки! Кто? Я совершенно запутался. Чего они хотят? Каких целей добиваются? И должны же быть у сей Сибирской банды подельники в Москве. Как иначе разобраться на безызвестной территории?
   В высокую дубовую дверь настойчиво застучали, и в комнату ворвался запыхавшийся и взъерошенный Платон Нилыч.
- Барин, Ольга Николаевна просили срочно передать, - он без лишних слов сунул под ястребиный нос фотографическую карточку.
    Свинцовый взгляд пристально уставился на снимок, ничего толком не разглядев, но заметив два мужских лица в проёме двери. Крупная пятерня подхватила со стола внушительных размеров лупу и направила на чёрно-белое изображение.
- Ну вот и подельник нашёлся, - нервно усмехнулся он, швырнув яростно карточку в румяную щёку Бушмарёва. – Некий Георгий Александрович Соловьёв, заплутавший давеча в окрестностях нашей усадьбы. - Она дома, она в безопасности? – обернулся он с тревогой к пожилому казаку.
- Да дома, дома, не переживайте, - сверкнули успокаивающе мудрые вишни. – С утра навела на всех панику, покинув территорию, поскольку Веня очнулся, а потом, допросив его, вернулась, повелев поведать вам, что Морданшину убила Дора Казначеева, та самая, с гюрзой.
- Моя умная смелая девочка, - ласково улыбнулся Орлов, на минуту забывшись. – И где мне их теперь искать? В каких закоулках отлавливать безумную шайку-орду, цирк-шапито? – опомнился он, возбуждённо зашагав по кабинету. 
      Замерев у окна, богатырь рассеянно воззрился на свежую афишу, тщательно разглаживаемую расклейщиком на овальном столбе, нелепо торчащем в самом сердце Никольской.
- Георигий Чирикло, - произнёс машинально он, следуя взором по строкам аккуратно выправляемого плаката, - величайший наездник всех времён и народов. Грандиозная премьера бродячего цирка на Ходынском поле сегодня в семь часов вечера.
- Чирикло, - задумчиво откликнулся Василий, разглядывая фотографическую карточку, - это соловей на цыганском.
- Откуда ты знаешь?- дёрнулась черноволосая голова в сторону помощника.
- Да подруга моя нынешняя, хахальница - большая поклонница таборных хоров. Вот и просвещает понемногу, - округлились в приятных воспоминаниях распутные кошачьи глаза.
- Так, Бушмарёв, Платон Нилыч, немедленно следуйте за мной. Я, кажется, понял, где искать зачинщиков преступления. Сегодня посетим цирковое представление, - Александр Сергеевич, стянув с вешалки макинтош, решительно бросился прочь из кабинета.
- А револьвер, отчего вы не взяли револьвер? – закричал вослед Василий, перебирая сильными ногами по лестнице.
- Не убьёт, чай, - бросил через широкое плечо патрон. – Всё же ведь артист. 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...