30. 5 Пушкин Антропология Проза жизни прозаика

Антропология Пушкина

 Проза жизни прозаика Пушкина

Представьте себя на месте Пушкина. Утро января 25 дня 1837 года.. Вы лежите один на диване в своем кабинете-библиотеке. На стене - сабля, подарок Паскевича, манит.  В ящике стола — пистолет.  Настроение — дрянь:
- дядька Козлов не несет жженку опохмелиться… ее давно нет … …и не на что купить - винные погреба столицы больше не дают "под крестик"
- женка, вернувшись с очередного бала, плачет — нет ей чашки чая на опохмел
- долгов = 150 тыщ — 30 годовых губернаторских окладов по спец. денежному довольствию — по милости царя… временной  - пока женка в фаворитках … но этих денег в кэше нет - они автоматом уходят на погашение царского кредита и ссуд
- кэш семьи - пустой, а карточкой пользоваться не научили да и заблокирована она уже года два
- источников дохода нет:
 - деревня Кистеневка им разорена дотла, а  управляющий Болдино держит его за лоха и обворовывает
- стишистая торговля мизерна — он давно как поэт обмер и почти не издается и не продается (да и грамотной публики в стране процентов 5,а читающей — 1%; из них платежеспособных - ученый кот наплакал, а стоит его книга дорого — самому автору цена не доступна… он народный поэт без народа…)
-  начатое журнально-издательское дело с Современником терпит фиаско — тираж второго тома спит под диваном…
-  из-за долгов молочник не дает молока и дети орут, а ученый кот ночью долизал остатки позавчерашней сметана  -  булочник не дает хлеба, а водовоз — воды … а дровосек - дров
-  вечером опять сидеть в темноте … свечки женка отнесла в Конюшенную — скоро отпевать …
- даже ветеран инвалидной роты грозил ему вслед костылем: Сочинитель, так твою растак, отдай чирик!

 Тоска.
 Жутко холодно и голодно. 
 В писательском цеху его скинули с трона вождя и давно не включают в ведомость на получение премии. Члены и прочие органы Союза писателей почти единодушно считают его обманувшим их надежды: все ждали что гений станет нашим Данте или Гете, а он даже банального Онегина не смог завершить должным образом. Ату яво!

И что делать?

Застрелиться?

А как же Памятник нерукотворный и не зарастающая  к нему народная тропа?

Вызвать на дуэль ?  Никто не идет: весь год он звал всякого неловко подвернувшегося под руку — Репнина, Соллогуба, Хлюстина, опять Соллогуба и наконец наташкиного д-Антеса  = никто и пальцем у курка не пошевелил — никто не идет к барьеру: или жить хотят, или не хотят быть палачами убийцами и пострадать из-за его дури…

Что прикажете учудить да сотворить?

А нахамлю-ка я по-мужицки по площадному барону Геккерену!?

Достаете вы из сейфа черновики ноябрьских бранных писем двум баронам, выбираете самое жуткое и, не ставя подписи и даты, несёте на почту …

Вот  и вся проза жизни.

Когда опомнился, пошел к женке и спросил: Вот если мы с Жоржем твоим стреляться захотим и один из нас убьётся, по ком плакать будешь, если будешь? Ответ Таши был как пуля в кашу: По убитому …

Она уже знала кто им будет …

merci beaucoup pour votre attention