30. 7 Пушкин Антропология Бесы, обольщение и

Антропология Пушкина
 Бесы, обольщение и притворство Пушкина по Федору Сологубу

Бесы, обольщение и притворство Пушкина по Федору Сологубу

1. Всякая поэзия хочет быть в храме Эвтерпы — хочет быть лирикой.
Всякая лирика завершается иронией: отказом от этого случайного мира и  стремлением построить свой мир иной (со святынями «которых нет») с уверенностью, что такое творение  возможно .

2. Всякая великая поэзия состоит из сочетания лирических и иронических моментов. Степень понимания поэтом этих моментов, их соотношения, пропорцией в его лирике и рокового их спора обусловливает: (а) степень риска подвергнуть себя бесовским наваждениям  и (б) стойкость поэта перед искушением Беса и Соблазном Зла

3. Для защиты себя и своих творений от бесовщины поэт, если он посвященный, чертит магические круги, внутрь которых нечистая сила не проникает. Но, если поэт неверно понимает гармонию лирики и иронии, но он  неизбежно  оставляет бреши в этих кругах и Бес дойдет до середины …  Эта опасность наиболее грозит лирическому поэту.

4.  В творчестве великого поэта не бывает случайных ошибок. Бес, который втирается в это творчество, — бес опасный и сильный.  Бес, соблазнявший великого Пушкина, был бес не заурядный. Он пришел к нему рано (Безверие, 1817, фрагмент):

Найдите там его, где илистый ручей
Проходит медленно среди нагих полей;
Где сосен вековых таинственные сени,
Шумя, на влажный мох склонили вечны тени.
Взгляните – бродит он с увядшею душой,
Своей ужасною томимый пустотой,
То грусти слезы льет, то слезы сожаленья.
Напрасно ищет он унынью развлеченья;
Напрасно в пышности свободной простоты
Природы перед ним открыты красоты;
Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:
Ум ищет божества, а сердце не находит.

5. Пушкин впал в обольщение лживое и опасное: он был трудяга, а не гуляка праздный — он упорно работал над рукописями в ценность импровизации особо то и не верил), но гипнотизировал его иной образ поэта: он был и чувствовал сам себя Сальери, прилежным и удачливым работником, а быть хотел таким, как Моцарт - безумцем и праздным гулякою; был трезвый, благоразумный и бережливый, а натаскивал на себя причуды праздных шалопаев.
Безосновательное жало неудовлетворенности вливало в него свой жгучий яд.

6. Пушкин, раз надев чужую маску или ненужную личину,  впал в притворство

7. Притворство — первая ступень. Лиха беда — начать. Дальше идет самозванство. И то, и другое отразилось в поэзии Пушкина. Хотел быть, как Моцарт. «Ведь он же гений, как ты да я»,— говорит у него Моцарт. Очень снисходителен и Пушкин был к своим современникам. Холоден был только к двум: к гениальному Баратынскому, и к Бенедиктову …

8. Корень притворства и самозванства — в неправом самоотрицании, в ложном самоотречении:  не нравлюсь сам себе, хочу быть другим, лучшим; Не нравлюсь себе, хочу идти выше, стать лучше — с иной личиной...

9. Пушкин — тип великого поэта, который как лирический поэт, говоря нет данному миру, говорит это для того, чтобы восхвалить мир, которого нет, который долженствует быть, которого Я хочу, который Я творю. Творю подвигом всей моей жизни. Возникает роковая Двусмысленность и постоянное тяготение к Контрастам: где великий Моцарт, там и маленький Сальери,— и кто из них ближе, кто подлиннее отражает Пушкинский лик?

10. Страшный чорт — старый чорт Савельич (старый, преданный слуга; один из героев «Капитанской дочки»)  всегда кружит вокруг лирически-настроенных, и возводит их на высокие горы, и показывает им богатство и красоту мира, и говорит: — Как пышно! Как богато! Какая честь! Хвали! Преклонись!  И так редко слышит достойный человека ответ: — Не о хлебе едином... Не искушай... Иди...
Пушкин этого ответа решительно и ясно не дал. Он остался с Савельичем. И Савельич замучил его даже до смерти...


merci beaucoup pour votre attention