Эллрой и немцы

                на окончательную смерть крысы потупчик   
     - Все звали его миста Бумбастик. Конечно, в округе Кларк никому бы не пришло в голову называть помощника шерифа по прозвищу, эта долбанная деревенщина считала прозвище чем - то сродни оскорблению, но в ЛА в Семнадцатом участке служили люди из другого теста. Тем более, что стоило ему перевестись, как полыхнул знаменитый мятеж зупперов, помните, в пятьдесят пятом ? Они буквально обезумели и пошли по Западному Холливуду со своими палками, били людей почем зря, всех, даже цветным досталось. И прихватили они Джимми у кинотеатра А Хоя, был такой китаеза, его потом в Финиксе, Аризона пришил колченогий Бо. Подкатывают втроих, смелые, трое на одного - то, а Джимми двоих просто сразу пристрелил, даже не пытаясь арестовать, третьего взял за пиджак и принялся колошматить башкой о бумбокс, помните, может, были такие, их ребята Карлоса Марчелло поставляли, здоровенные, чуть не чугунные, все в лампочках и наклейках. Ну, когда примчал патруль, от головы мекса мало что осталось. А Джимми сидит за столиком и орет на пересравшуюся официантку, требует апельсиновый пирог за десять центов.
    - Х...ня.
    Лысоватый мужик в пиджаке внакидку бесцеремонно оборвал разглагольствующего старика. Пошарил в кармане и бросил на столик миниатюрную книжицу, открыл на первой странице и вдарил твердым пальцем по фотографии.
    - Видишь, мужик ? Баба голая.
    Второй из подкативших к нему негромко хмыкнул и подал знак повару. Черномазый швырнул тарелку с яичницей, с грохотом захлопнув окошко. Затих.
    - Наверное, дрочит, - сказал второй, принимаясь за яичницу. - Трясется от страха и дрочит, пока малец показывает ему жопу.
    - К черту ! - заорал лысоватый, листая книжку. - Я про баб голых, хрена мне этот ниггер, Мики ?!
    - Зря ты назвал мое имя, - задумчиво произнес второй, закуривая, - тем более, что я Курт.
    - Ну ты и дебил, - прошипел лысоватый, тыча книжкой в лицо старика, - давай еще список арестов ему предъяви. Смотри, старик, видишь ? - толковал лысоватый, брызжа слюной. - Что ни страница, так бабы голые, слова французские, ни хрена не понятно, но прет.
    - А меня трусики одноклассниц перли, - признался старик, тоже закуривая. - Я их, бывалоча, украду, а дома на башку надеваю и расхаживаю, тряся яйцами.
    - Бывает, - согласился Мики Курт, вставая, - у меня один кореш протезы воровал. Так вскроет протез консервным ножом и сует член в дырку, рычит. Хороший был парень. Сейчас двадцатку в Фулсоме мотает.
    Мики Курт зашел на кухню. Раздался хрип и прерывистый молящий голос :
    - Нет, мистер, пожалуйста, босс.
    Открылось окошко. Мики Курт высунулся наружу, осматриваясь. Положил обрез двенадцатого калибра на стойку, сдвинув котелок на затылок. В узком черном пальто он походил на провинциального клоуна, если бы не его глаза. Тусклые, безжизненные ... Старик хихикнул, поймав себя на невольном подражании Хэму. Тот бы так вот и описал эту парочку, напридумывал бы херни всякой, хотя просто же все : люди работают. Работы разными бывают, эти людей убивают, а он, старик, книжки пишет. Видимо, он бормотал вслух, так как присматривавшийся к нему лысоватый сказал :
    - Мы тоже книжки пишем. Ты что, приятель, думаешь, раз если мокрушники, то соображения не имеем ?
    - Я ничего не думаю.
    - А он мне нравится, Хенри, - засмеялся Мики Курт, выкладывая на стойку кургузый тридцать восьмой, прикрыв его котелком, - не боится ведь ни на гран.
    - Хрена ему бояться, - протянул лысоватый, неуловимым движением вытягивая откуда - то люгер и прижимая его к бедру, - он свое уже отжил. Старый, бля.
    На улице взвизгнули шины. Лысоватый наклонился к старику.
    - Слышь, старый, я тебе эту книжку с бабами подарю, если сделаешь все, как надо.
    Старик кивнул и поправил бабочку. Одернул пиджак, вставая.
    - Как кошка на раскаленной крыше, - прошептал Мики Курт, щелкая курками обреза.
    - На парижской крыше, - улыбнулся лысоватый, пригибаясь за стариком.
    В закусочную вошел Ник. Удочку он поставил в угол, внимательно посмотрел на троицу и еле слышно кашлянул. Сел за столик, нервно барабаня пальцами по столешнице.
    - Что ж, товарищи, - сказал Ник, подмигивая, - творческий вечер американской культуры прошу считать открытым для всех.