Мыс Доброй Надежды, вы там бывали?

Уверена, многие хотели бы побывать там. И я хотела. Но я не жила в Кейптауне и его окрестностях, как Нелли. И терпеливо ждала, когда меня занесет на юг, ну, хоть в командировку. И, наконец, Кейптаун появился в окне иллюминатора. Невесть почему самолет сделал круг и мыс замаячил своим острым носом.

Кейптаун — великий красивейший город на всем Африканском континенте. Он зажат между плоской горой и океаном. Гора называется Table Mountain, что коряво переводится Столовая гора. Лучшим переводом было бы Гора-стол. На вершине горы лежит толстый слой плотных не подвергающихся выветриванию песчаников, там и самолет может приземлится, в случае чего. Но наш не приземлился. В аэропорту я взяла напрокат машину и нажала на педаль. Но, как всегда, немного истории. Ведь с этого мыса и начитается вся Южная Африка, ее открытие, развитие и теперь это наша туристическая Мекка.

В эпоху великих географических открытий XV века король Португалии Хуан II искал путь в Индию и как можно скорее: -’’Кто у нас сейчас Владычица Морей? “  И чтобы бы именно его соотечественники были первыми. Надоели ему венецианцы, которые были таможенниками на Великом Шелковом пути через материк. Король справедливо полагал, что Индийский и Атлантический океаны где-нибудь да встретятся. Так в 1488 году молодой португалец Бартоломео Диаш вышел из Лиссабона. Шесть месяцев он шел и шел, но шторм заставил его причалить к земле. Сообразительный Диаш понял, что уже не Атлантический, а Индийский океан плещется за кормой его корабля, Значит, и  Индия с ее ароматными специями где-то за уголом. Однако, на берегу мореплавателей встретила стайка аборигенов, ошеломленных бледными лицами моряков. Что-то было не так. Чтобы спастись от голода, Диаш обменял у местных жителей все стеклянные бусы и безделушки из метала на мясо и еду. Наевшись до отвала уже было взбунтовавшиеся португальцы решили вернуться домой, чтобы рассказать о своих приключениях и открытиях. А Южно-Африканский скалистый мыс, где Диаш преодолел шторм назвали мысом Штормов, мысом Бурь. Через пять лет Колумб тоже рванет в Индию, а откроет Америку. Бывает.

В 1510 году, португалец Васко Да Гама повторил маршрут Диаша, и тоже попал в шторм в районе Мыса Бурь. С этих лет на карте появилась южная Африка, не как страна а как географическое понятие. Но, в отличие от Диаша, Васке да Гама удалось дойти до Индии. открыв Великий Морской Путь. Теперь все сокровища и пряности плавно уплывать в Лиссабон, а мыс стали называть мысом Доброй Надежды. Вот только никто не хотел осваивать эту землю. И был резон: непредсказуемые аборигены да еще и полный штормов и ураганов мыс. Кроме того по рассказам старожилов и „Летучий Голландец“ то здесь то там пролетал. Говорят, корабль-призрак был замечен многими здравомыслящими капитанами даже в XX веке. В 1939 году отдыхающие на пляже южноафриканцы заметили корабль „Летучего Голландца“  и о нём долго писали в газетах. Как мы видим, напряженная обстановка была, особенно в то время. Да, и сейчас тоже.

„Летучий Голландец“ тоже как бы наш. Обобщенную версию легенды можно представить так. Где-то в первой половине XVII века (может и в XVI, Но, вроде в 1680 году), судно с пассажирами и сокровищами возвращалось из Индии в Европу. На борту была молодая прелестная пара. Капитаном судна был Ван Дер Деккен, суровый и жестокий голландец  (чему я безоговорочно верю потому, что голландец). Однажды он сыграл играл в кости с самим дьяволом под заклад своей души. И угораздило его влюбиться в эту молодую женщину, жену вышеупомянутого галантного кавалера. Не предаваясь сентиментальности и презирая порядочность и нравственность Ван Дер Деккен выбросил мужа за борт. Жена последовала за мужем добровольно и самостоятельно. Но, как известно, за все надо платить. Ещё не дойдя до Мыса Штормов, разразился страшный ураган, капитану необходимо было срочно скрыться от надвигающейся от бушующих волн, но Бог был слишком разгневан на деяния капитана и не дал ему ни причалить, ни вернуться домой в Голландию. Так и скитается этот призрак где-то в районе Мыса.

Аборигены, проживающие в районе Кейптауна называли себя „кой-коин“, они,  предположительно, поселились там около полутора тысяч лет назад. Голландцы прозвали их словом  „готтентоты“,  как homo sapience они ими не воспринимались. Это утверждал и Кювье, великий исследователь глобальных катастроф, сотрясавших земной шар время от времени. Сейчас чистых, то есть не только хорошо отмытых, но и прямых потомков тех готтентотов уже нет. Характерной обособленностью женщин-готтентотов являются ягодицы и бедра внушительных размеров. Французами был снят фильм „Черная Венера“, но там зад дамы сильно преуменьшен, актрисы с большей кормой, похоже, не нашлось ни в Голливуде, ни в Gaumont. Иногда и сейчас можно встретить в южной Африке потомков этой популяции. Они идентифицируются по увесистому и широкому заду, к которому они привязывают детей направляясь в магазин или работая на унылых покрытых жухлой кукурузой полях.

Почти пару столетий после посещения наших земель Диашем никто особенно на юг Африки не рвался. Но в 1652 году (во времена Екатерины Медичи) Голландская Восточно-Индийская компания занимавшаяся перевозкой специй из Индии в Голландию сообразила, что им просто необходим перевалочный пункт и именно на юге Африки.  В то время для похода в Индию корабли колыхались на волнах океанов около года. Ни хватало пресной воды, свежих овощей и фруктов, не было врачебной помощи,  цинга опять же свирепствовала.  Да, и социальная напряженность напрягала и матросов, и капитана. Ром давно выпит, девицы порядочные и не очень остались где-то вдали и неясно чем они там занимаются. Так что Мыс Бурь, он же мыс Доброй Надежды располагался в нужном месте, почти посредине пути. И вот 6 апреля 1652 года голландский колониальный администратор Ян Ван Рибек основал поселение в районе нынешнего Кейптауна. В центра Кейптауна ему воздвигнут памятник, который новые черные власти пока не снесли. Может, забыли, может не успели, а может побоялись взорвать ведь вокруг много государственных учреждений, да, и Парламент заседает неподалеку. И стоит в центре города Ван Рибек, почти мушкетер, в камзоле, кюлотах, сапогах и в шляпе с пером. Неподалеку стоит памятник его тусклой жене, пожилая дама в чепце и с плетеной корзинкой в руках. Предполагаю, что в корзинке вареные яйца, ломоть хлеба и бутылка кислого вина.

Голландские поселенцы нашли все, что искали и хотели найти. Вокруг стелились плодородные земли, в изобилии булькала пресная вода. Голландцы построили порт возле Table Mountain, ну, и таверну, конечно. Уже потом появилась знаменитая песня „В Кейптаунском порту с пробоиной в борту Жанетта поправляла такелаж.“ Очень правильная песня. Англичане терпеть не могут французов и наоборот. С тех пор все корабли останавливаются на дозаправку в Кейптауне. Российский флагман „Петр Великий“ в эту гавань тоже заходил. Нелли видела и сам флагман, и нескольких местных его фотографирующих. Темно-серая угрюмая плавающая мышь. Пиво в Кейптаунской таверне я, конечно пила. И вино тоже. Ну, мы опять отвлеклись.

10 марта 1853 года к мысу Доброй Надежды пришвартовался фрегат „Паллада.“ Так в Российской империи узнали об юге Африки. И автором этих заметок стал никто иной, как Иван Александрович Гончаров, известный как автор романа “Обломова“ и более любимой мною  “Обыкновенной истории“. Описанию Южной Африки того времени посвящены 90 страниц книги „Фрегат Паллада“, написанной гусиным пером Ивана Александровича.

Иван Гончаров был младшим столоначальником департамента внешней торговли  Министерства финансов. К осени 1852 года он уже написал свой роман “Обыкновенной истории“, и работал над романом “Обломов’, был ленив и избалован и доселе оставлял свой дом лишь „только в случае крайней надобности“. Гончаров имел репутацию человека консервативного, привыкшего к определённому жизненному укладу и не склонного к авантюрам. В письме к Майковым, отправленном в ноябре 1852 года, писатель признавался, что его никогда не влекла романтика и экзотика странствий, — мысль о походе возникла у него внезапно: «Ехать… и в голове не было… Я пошутил, а между тем судьба ухватила меня в когти, и вот я - жертва своей шутки.“  Тем не менее исследователи считают, что за “шуткой“ писателя скрывались серьёзные причины: в тот момент сорокалетний Гончаров нуждался в жизненных переменах. У него не было семьи; чиновничья карьера застопорилась, работа над «Обломовым» шла тяжело. Иван Александрович сознавал, что он “заживо умирает от праздности, скуки, тяжести и запустения в голове и сердце.“

Начальнику морской экспедиции Ефимию Путятину дальнем походе нужен был образованный человек для ведения судового журнала и оформления иной документации, а Иван Гончаров хорошо знал делопроизводство, как переводчик был способен оказать помощь при переговорах, как литератор мог составить летопись похода.  Подлинной же целью экспедиции была “подготовкой почвы для заключения русско-японского договора о торговле и границах.“
Гончаров еще до похода предполагал, что по ее впечатлениям издаст книгу, поэтому письма, отправляемые друзьям из разных уголков Земли насыщал максимумом подробностей как о жизни на корабле, так и о пребывании и на суше.  И мы должны быть благодарны этому спонтанному добровольцу, ухватившему социальные проблемы девятнадцатого века хотя бы за то, что он показал нам страну Южную Африку в  том виде, в котором она оказалась спустя двести лет после  провозглашения ее перевалочным пунктом между Голландией и Индией.

Описание Гончаровым океана при приближении к Мысу я хотела бы привести полностью.  Не думаю, что многое в беспрестанном море изменилось. Тем более, что я не обладаю всей словесной палитрой, которой выражался упомянутый классик.
-“Не стану повторять, о чем  уже писал, о качке. Только это нагнетала на меня такую хандру, что море, казалось, опротивело мне навсегда. Хотя это продолжалось всего дней пять, но меня не обрадовал берег, который мы увидели в понедельник. Море к берегу вдруг изменилось: из синего  вдруг обратилось в коричнево-зеленоватое, как ботвинье. Это от красных растений, от капусты, трав, животных и т. д.  В одну из ночей он необыкновенно блистало фосфорическим светом. Какой вид! Как обливаешься вечером, в темноте, водой прямо из океана, искры сыплются, бегут, скользят по телу и пропадают под ногами, на палубе. Это мелкие животные называемые, кажется, медузами. Море уже отзывалось землей, несло на себе ее следы;  бешено кидались на берега, оно оставляет рыб, ракушки и уносит песок, землю и прочее. А какая бездна невидимых и неведомых человеку тварей движется и кипит в этой чаще, переполненной жизнью…. “
„7-го и 8го марта при ясной теплой погоде, когда качка успокоилась, мы увидели множество какой-то красной массы, плавающей огромными пятнами по воде. Наловили ведра два — икра. Недаром видели стаи рыбы, шедшей незадолго пере тем тучей под самым носом фрегата. я хотел продолжать купаться, но это были уже не тропики: холодно, особенно после свежего ветра.“ Заметим, февраль в ЮАР — самый жаркий месяц, а 7-8 марта по сути еще лето. Холодать начнет в мае.

Мыс (не удосуживаясь произнести полное и гордое имя Мыс Доброй Надежды его так здесь и называют, просто мыс), на карте напоминает висящую сосульку. Или что угодно, длинное и висящее. С одной стороны мыса просторная прохладная Атлантика, с другой - почти округлая бухта False Bay (Ложная бухта), на берегах которой сгрудились мелкие городки (Странд, Сомерсет Вест) и бесконечные пляжи. Кейптаун расположен на противоположной стороне от  бухты. Следовательно, добраться до мыса можно двумя путями, любо все время вдоль берега бухты, либо через Кейптаун. Во втором случае можно посмотреть пригороды Кейптауна и красоты по обе стороны этого длиннющего полуострова. Потом дорога пересекает полуостров с востока на запад. Уже на западной стороне полуострова расположен чистенький красивый городок Симонс-таун. В нем издревле находится военно-морская база ЮАР. Городские достопримечательности этого города - два музея (один из них, музей военной игрушки), Пингвиний Пляж с сотнями местных малорослых пингвинов и, наконец, гордость городка — памятник четвероногому матросу, установленный в центральном сквере. Нелли бы добавила к выдающимся местам и ресторан с пиратской атрибутикой.

Сначала о пингвинах.  Холодное антарктическое Бенгальское течение проходит через всё побережье Западного Кейпа и является идеальной средой обитания для этих птиц. Летать эти птицы не умеют, но у них есть крылья, черные лапы и очки вокруг глаз. Вот и называют  их  чернолапыми южно-африканскими (а также очковыми или ослиными) пингвинами (Jackass Penguin)  Птицы эти небольшие, вес 3-5 кг, рост до 65-70 см. Именно до.  Почему ослиные? Орут как ослы, противный икающий ор. Пингвиний пляж на Боулдерс Бич (Boulders Beach, Boulders - валуны, булыжники) и небольшой пингвиний остров - это более-менее загороженный участок, где пингвины гуляют сами по себе. В воду пингвины ныряют как солдатики, и из воды они выпрыгивают также вертикально, как в кино, если пленку фиксирующий момент ныряния запустить назад. Это движение завораживает, каждый прыжок  как удивительное акробатическое действие. Рядом находится человеческий пляж, куда пингвины иногда вырываются на свободу. Они прохаживаются между загорающими, могут что-либо прихватить на память. Я просунула палец через сетку, пингвин больно цапнул. Рядом с пингвинами никто не плавает, и не потому, что запрещено или потому, что велика плотность пингвинов на каждый метр водного пространства. Просто вода холодная. В Атлантическом океане она не превышает 15 Со, зимой — холоднее. В период самоизоляции 2020 года пингвины, наконец-то вырвались за пределы заграждения и свободно разгуливали по городу парами и в одиночку. Редкие машины объезжали каждую особь стороной. Пингвины живут семьями. Я увидела, как одна грустная птица стояла над другой, больной, лежащей на земле. Вскоре пришел санитар и унес больного пингвина в медчасть. К ним и государство и люди относятся трепетно. Лет пятнадцать назад в районе пляжа произошла какая-то авария, и разлилось огромное пятно мазута. Волонтеры и служащие пингвинария произвели индивидуальный отлов всех закутанных в мазут пингвинов, отмывали специальный шампунем и партиями отправляли в город Порт Элизабет, где отпускали в свободное плавание.  Пингвины, преодолев около тысячи километров, возвращались из теплого Индийского океана домой в свой холодный заповедник, на облюбованный островок. За это время мазут с поверхности воды убрали. Но Нелли больше нравился пингвинья популяция в местечке Betty Bay (залив Бэтти). Это дикий участок  песчаного пляжа, где людей, нервирующих пингвинов, мало. В прошлые годы Нелли с друзьями приезжали туда попить винца и полюбоваться на пингвинов. Они располагались прямо на выпирающих из земля камнях, расстилали скатерть и устраивали пикник. Птицы проходили мимо, еду не выпрашивали, шагали гордо в своих смокингах и очках даже не поворачивая головы. Но со временем муниципалитет образумился и соорудил над неровным берегом деревянные мостки. Конечно, появилась касса. Теперь вино можно пить только на лавочке в конце дорожки, а такого роскошества, как пикник на пустырным пляже в окружении пингвинов больше нет. Пингвины занесены в красную книгу. Сами по себе они интереса не представляют, но массовый сбор их яиц в двадцатом веке уменьшил их численность по крайней мере в десять раз.

Теперь о собаке. Об этом известном всей Южной Африке псу стоит рассказать подробнее На небольшом постаменте из обломка скалы - бронзовый дог в натуральную величину. У лап дога - отлитые из бронзы матросская бескозырка и ошейник. Морда того же пса в бескозырке изображена и на фронтоне здания, стоящего при въезде на причал. Медная табличка на столбике у памятника поясняет: перед вами — ABLE SEAMAN (матрос первой статьи) JUST NUISANСE, 1937-1944. Ниже приведенный рассказ -мой вольный пересказ статьи из интернетаю

Дог Прайд попал в Симонс-таун на военно-морскую базу уже взрослым псом весом более 65 кг.  При росте около метра в холке, он становился выше своего хозяина, когда клал передние лапы ему на плечи. Пес был самостоятельным и умным, любил общаться с моряками, жил на военных судах. И его все любили.  На судне „Нептун“ дог подружился с командой и стал вместе с моряками постоянно путешествовать в Кейптаун. Моряки переименовали собачку, назвав ее именем  Nuisance. Вообще-то это слово означает что-то вроде „неприятность“. Дело в том, что догу нравилось возлежать, растянувшись во всю длину своего огромного тела, как раз там, где чаще всего пробегали выполнявшие приказы матросы. Раздраженные моряки  употребляли много непечатных слов в адрес лежавшего на их пути дога с непременным эпитетом nuisance, который в данном контексте лучше всего переводится как “заколебал“ или „достал“. Постепенно Прайд, он же Заколебал, начал обнаруживать удивительные способности. Например, умел разнимать дерущихся матросов, либо прыгая передними лапами на плечи атакующего, либо просто сбивая его с ног и при этом рыча выразительно: при мне, мол, быстро прекратить! Умел он также освобождать прибывшие из Кейптауна поздние электрички от подвыпивших уснувших матросов. Заколебал постоянно курсировал между Кейптауном и Симонс-тауном, чем сильно досаждал контролерам. По местным правилам, ему требовалось приобрести билет, но, увы, билет ему покупали крайне редко, и вовсе не матросы, а сердобольные гражданские. Чаще всего контролеры высаживали дога на перрон. С помощью моряков дог пытался впрыгнуть в соседний вагон, но часто приходилось ожидать следующей электрички, где все могло повториться. 35-километровый переезд занимал иногда долгие часы. В конце концов, железнодорожное начальство официально уведомило хозяина Прайда, что они будут вынуждены усыпить дога, если его попытки безбилетного проезда не прекратятся. К тому же у дога в Кейптауне появилась подружка. Ну, как его остановить? Хозяин решил продать дога куда-нибудь подальше от Кейптауна. Но не тут-то было. Дело в том, что Заколебала к тому времени уже знали и обожали  не только на военном флоте, он стал признанным талисманом не только у флота, но и у населения Кейптауна, Саймонс-тауна и всех пригородов вдоль железной дороги. На защиту пса встали граждане, они писали письма, требующие разрешения догу путешествовать бесплатно.

И тут главнокомандующий Королевскими военно-морскими силами Южной Атлантики, заваленный рапортами подчиненных, решил использовать свои права адмирала флота, сделав таким образом беспрецедентный в истории шаг: издал приказ о зачислении „добровольца“ - датского дога по фамилии Заколебал в состав его величества Георга VI Королевского флота в качестве матроса первой статьи (Able Seaman). Поскольку устав требовал иметь не только фамилию, но и имя, то в личную карточку занесли имя Just (просто), и получилось Just Nuisance („Просто Заколебал“).  Догу выдали годовой железнодорожный билет за счет флота „для проезда при исполнении служебных обязанностей“ (читай - сопровождать подвыпивших матросов и помогать им добираться до своей базы). Билет был вправлен в металлический жетон с указанием имени, фамилии, звания и личного номера; сам жетон надежно прикреплялся к ошейнику. Все вокруг, конечно, понимали, что Заколебал – не вполне настоящий матрос, но с подлинным английским юмором старались играть свои роли добросовестно и естественно, как будто собаки зачислялись на флотские должности с присвоением звания во все времена. Сразу по своем зачислении, 26 августа 1939 года, после прохождения всех необходимых формальностей и медицинской комиссии, матрос Заколебал был откомандирован на береговую военно-морскую тренировочную базу «Afrikander I», чьи казармы были расположены в нескольких километрах по побережью к югу от Саймонс-тауна. Заколебал с восторгом был встречен на караульном пункте; затем его с почетом водворили в казарму, где псу выделили кровать с постелью. Приказом командира базы за догом был закреплен бывалый матрос, в обязанности которого входили, между прочим, ежедневное мытье собаки под душем с применением мыла и щетки, надевание на нее бескозырки, сопровождение пса на построения, в столовую, а также по другим официальным надобностям. С кормежкой догу тоже повезло - все без исключения флотские повара отваливали ему мяса с избытком; кроме огромных мозговых костей для тренировки зубов и челюстей, давали тушенку, отборную баранину, пол-литра молока в день На построениях Заколебал вел себя безупречно; при подъеме флага весь вытягивался в струну и так стоял до команды „Вольно“! Всех поражало, как дог мог чувствовать дисциплину и торжество момента; даже неудобную бескозырку терпел безропотно (приказом главкома ему было разрешено не носить головной убор во всякое иное время). Однажды ему крупно не повезло – получил дисциплинарное взыскание по совокупности, за три провинности: опоздал из увольнения на 45 минут, уснул в спальне для старшин и мичманов (хотя он там уснул, выдохшийся после того, как буквально дотащил за рукав пьяного мичмана со станции) и потерял годовой проездной билет. Наказание дали минимальное - лишение увольнений на две недели и костей на неделю, но личное дело пса было подпорчено, что в дальнейшем, к сожалению, остановило представление его к медали “За спасение воина“.

Последние два года своей жизни и военной службы матрос Заколебал провел в обстановке ослабления дисциплины и надзора. Неделями не появлялся он в своей казарме, проводя время в гостях то в Кейптауне, то в Гудвуде, в гостях на морской авиабазе. Опаснее всего, однако, оказалась излишне навязчивая дружба владельцев баров и ресторанов, где он с удовольствием пил пиво и ром. В ресторане клуба «Юнион Джек» в Кейптауне у него была своя кровать за баром, где он отлеживался с похмелья. После нескольких особо жестоких похмелий командир базы “Afrikander I” обратился к владельцам заведений с письмом, где в очень вежливой форме обращалось внимание барменов и клиентов на то, что матрос Заколебал из любезности не способен отказывать угощающим приятелям поэтому, во избежание вреда для его здоровья и ущерба службе, командование просит не предлагать догу пива более шести больших кружек (!). Таков-де собачий лимит... Умер матрос первой статьи Просто Заколебал в военном госпитале Саймонс-тауна в день своего рождения, первого апреля 1944 года, прожив ровно семь лет. Это — обычный возраст для такой породы собак. Похоронили его с военными почестями на матросском кладбище, расположенном на горе над Симонс-тауном. Память о нем не увядает. О нем написана книга, переведенная на многие языки. которую я позже прочла (на английском языке, конечно) и снят документальный фильм.

Следует еще вспомнить два придорожных ресторана. Один — рыбный, демонстрирует свой бренд — газеты. То есть, на стол вместо скатерти накрываются газетами. Эка невидаль. В России почти на любом пикнике так делается. Но рыба только что выловленная и еда очень вкусная. На закуску я заказала улиток. Их (8 штук) подают на плоской тарелке с углублениями.
Второй ресторан в том же Симонс-тауне напоминает борт корабля. В углу комнаты стоит деревянная скульптура старого капитана с биноклем, одетого в костюм восемнадцатого века. Вид у капитана явно пиратский. Стены ресторана украшена флагами и эмблемами кораблей. Шторы — как паруса фрегатов. Океан за окном не дает запамятствовать, что мы находится посреди океана, только в штиле. Еда, как во всех ресторанах ЮАР отменная.

Далее дорога идет вдоль довольно крутого берега, постепенно поднимаясь на вершину полуострову, безлюдную с очень редкими деревеньками. И, наконец, после 120 км езды я прибыла на мыс.

Для туристов Мыс Доброй Надежды это прежде всего исторический заповедник.  Мало кто знает, что здесь уникальное собрание самого маленького Цветочного Царства в мире – Финбоса (Fine bosh, маленькие кусты), где более 70%  растений являются эндемики (т.е вы их найдёте только в этом месте и нигде в мире). Здесь в изобилии растет протея, национальный символ ЮАР о которых я Вам уже рассказывала. Типов такой протеи много, но на мысе растут самые невзрачные его сорта. По заповеднику бродят обычные для ЮАР животные - страусы, зебры и антилопы. Однажды страус заглянул в открытое окно машины Нелли. Сопровождающий испугался — может клюнуть. Но обошлось, страус степенно удалился, на своих двухкогтевых чешуйчатых ногах. У подножья скалы на оконечность мыса  есть  асфальтированная площадка, здесь парковка, рестораны, магазин сувениров, туалет и доска с координатами. Все фотографируются, но настоящая самая южная точки ниже по склону у воды. Прыгать по камням мне не не хотелось, я лишь наблюдала за энтузиастами, делающими селфи на юной точке мыса Дорой Надежды. Ничего, кроме гальки и вертикальной скалы за ними меня, как геолога, не впечатляло.

И по площадке и вокруг перемещаются бабуины (английское произношение бабун). Это крупные обезьяны с розовыми лысыми задами. Везде объявления — окна в машинах не открывать, бабуинов не кормить. Один из моих приятелей  Олег поехал на мыс самостоятельно. Он и сориентироваться не успел, как бабуин  выхватил из его машины пакет, в котором были билет на самолет до Москвы, паспорт, книга и кольцо с бриллиантиками, которые я передавала своей подруге в подарок. Сильный Олег успел дать бабуину по морде, но это не помогло. Грустный Олег приехал в аэропорт Кейптауна. Он собирался обратиться в полицию и уже был готов осчастливить свои визитом российское консульство, но у стойки регистрации Олегу  выдали разорванный пакет, в нем находились и билет, и паспорт, и книга и даже кольцо. Во такая страна. Вторая по криминальности в мире.

На вершину оконечности висящего отростка материка можно подняться пешком по асфальтированным дорожкам или на фуникулере. Пешком приятнее. Извилистые выровненные дорожки закрепленными бордюрами, за которыми упивается солнцем низкий кустарник. На вершине площадка, новые сувениры и полетный вид, как на носу „Титаника.“ Жаль, некому поддержать за талию. Или вообще обнять сзади. За низким металлически забором совершенно  вертикальные высокие обрывы, надо полагать, именно поэтому древние корабли впотьмах неистово целовались со скалами, часто до полного потопления. И сейчас в век GPS на самой вершине мыса помигивает и подмаргивает маяк. “Исполинские скалы, почти совсем черные от ветра, как зубы громадной крепости, ограждают южный берег Африки. Здесь вечная борьба титанов-  моря,  ветров и гор, вечный прибой, почти вечные бури.“ пишет Гончаров. Но сейчас вокруг покрытый бликами солнца залив и сопричастные горы в дымке. Фантастически красиво.  Еще мгновенье. И взлет.