Порт приписки прежний

    Из цикла рассказов "Девочки мои"

   Когда отец впервые  не пришел ночевать, Анюра, скорее, почувствовала, чем поняла (ей исполнилось двенадцать лет) - случилась беда.
   Был поздний час. Мать не спала, ждала его на кухне: девочка лежала в постели и видела свет, пробивающийся через дверную щель у пола.
   Слышала, что она несколько раз звонила кому-то по телефону. Напрягла слух. Мать сняла трубку, произнесла: «Коммутатор комбината. Добавочный - два сорок пять». Это был номер отцовского служебного телефона. Анюра иногда звонила по нему, когда не могла справиться со сложной задачей по алгебре или геометрии. Он записывал условие, перезванивал через какое-то время и объяснял решение.
   Сейчас отец по телефону не отвечал. Мать громко вздохнула, налила себе чаю. 
   Анюра вылезла из теплой постели и пошлепала на кухню. Из отцовского бокала на столе поднимался пар, а мать стояла на подоконнике, наполовину высунувшись в открытую форточку. Из кухни была видна автобусная остановку, и Анюра с мамой частенько высматривали из окна отца, возвращавшегося с работы – им нравилось встречать его. Открывается дверь автобуса, выходят люди, много людей - остановка их конечная. Отец - высокий, черноволосый, кудрявый – красивый! - не спускается по ступенькам, а как физкультурник, выпрыгивает из автобуса, приземляясь сразу на обе ноги, вытянув вперед руки. Поднимает голову, видит на втором этаже свое небольшое семейство и смеется. 
   …В кухне из-за открытой форточки стало холодно. Испугавшись, что мать вывалится, Анюра схватила ее за ноги, повиснув на них, и тоже начала всматриваться в ночь.
   Город крепко спал в объятиях ноября. Снег, выпавший накануне, лежал, победно сверкая под ясной луной, и даже не занесенные им участки земли, нисколько не влияли на его самоуверенный вид.  Казалось, он предупреждал, что пришел надолго, может, навсегда.
   Автобусы давно не ходили. Неяркая желтого света электрическая лампочка пыталась раздвинуть границы тьмы, но у нее это плохо получалось. На остановке не видно было ни души.
   - Почему ты налила чай в папин бокал? Он же не умер, - обратилась Анюра к матери, продолжая держать ее за ноги.
   Когда ушел в мир иной дедушка, бабушка начала пользоваться его стаканом с подстаканником, хотя у нее была собственная любимая чашка. Она стала носить его вязаный жилет и клетчатые домашние тапки. Никто не удивился этому обстоятельству, и Анюра решила, что, видимо, так принято: близкий человек забирает себе вещи умершего, чтобы сохранить его тепло и память о нем.
  Она дергала мать за ноги, и той пришлось спуститься. Раскрасневшись от мороза, она дрожала всем телом и чтобы согреться, накинула на плечи большую салфетку, которую стелили на стол, когда после еды была убрана посуда. 
   Достав из шкафа чашку матери с мелкими розочками, Анюра перелила в нее чай из отцовского бокала и поставила перед ней. Махнув рукой на чай, мать крепко обняла дочь за плечи и повела обратно в спальню, где они легли вместе, не выключив свет на кухне. Анюра подумала: правильно, пусть папа знает, что мы его ждем - всегда.
   Отец и раньше, бывало, не ночевал дома. Он мог прийти с работы, поужинать, лечь спать, но среди ночи раздавался телефонный звонок. Ему сообщали об аварии в цехе, присылали машину и он уезжал иногда на пару часов, иногда больше – до утра. И никто не волновался, только жалели и даже гордились.
   - Вот ведь какой ценный работник! Ничего без него сделать не могут! – радовалась бабушка.
   От ее слов становилось легко и спокойно, и «бедный папа» Анюра произносила с гордостью, не подозревая, как тяжело на самом деле ему приходится.
   …Наступивший день тянулся долго. С утра разыгралась метель – первая в этом году. Ветер поднял к небу выпавший накануне снег, и солнце сквозь эту мглу выглядело как большая белая круглая лампа в операционной больницы, в которой работала мать. 
   Вечером Анюра сидела на подоконнике в ожидании отца, от которого в течение дня не было никаких известий. Во всяком случае, дочери отец не звонил. Автобусы ходили четко по расписанию – каждые двадцать минут. Мать читала в комнате или делала вид: было слышно, что страницы она листала чересчур быстро - нервничала.
   А вот и отец! Анюра отпрянула от окна, не захотев, как обычно, приветствовать его, и метнулась за штору. Она ушла к себе в комнату, села за письменный стол, положила перед собой книгу, включив освещение, и сильно зажала уши руками. Сколько прошло времени, она не знала. Прислушалась: в квартире было тихо – ни позвякивания тарелок и ложек на кухне, ни включенного телевизора, ни разговоров отца и матери.
   Семья Анюры разрушалась стремительно, а родители даже не пытались остановить этот процесс. Наоборот, они его ускоряли. Мама бесконечно дежурила в своей больнице, брала и ночные смены, хотя раньше ей как-то удавалось их избегать. Отец начал выпивать - все больше и больше.   
   Анюра пропадала во дворе, носилась с мальчишками, выслеживая придуманных бандитов. Дети ставили мелом крестики на заборах частных домов, где, якобы, прячутся воры и убийцы, записывали адреса, чтобы передать в милицию – такая была у них  игра. Иногда, завидев их подозрительные действия, выходили крепкие мужики, размахивая кулаками. Однажды с цепи был спущена огромная собака, от которой они еле-еле успели спастись, взобравшись на высокий забор. Лохматая, с несоразмерно большой головой, она металась внизу, и ее хриплый и злобный лай доставал до самого сердца.
   Анюра заметила: подобные приключения напрочь изгоняли тоску. Ей это нравилось.
Но однажды «терапию» пришлось прекратить: Анюре стало трудно и больно бегать. У нее за лето выросла грудь, и когда компания ребят удирала от очередного разгневанного «бандита», ей приходилось поддерживать её руками. Упругие, хорошо заметные бугорки, выпирали из детского платьишка, причиняя при беге нешуточную боль.
   Анюра решила надеть бюстгальтер матери. Залезла в шкаф, достав их вороха нижнего белья, белый лифчик из простого полотна. Застегнула с трудом: неудобно было действовать обеими руками, заведенными за спину, просовывая пуговицы в жесткие петли. Чашечки лифчика заполнились лишь наполовину, но Анюра почувствовала, как ей стало удобно. Она попрыгала –  не больно! Побегала по квартире, ощутив прежнюю свободу и легкость.
    Довольная собой, она выбежала во двор. Мальчишки уставились на нее, вернее, на ее грудь, которая, подчеркнутая бюстгальтером, стала больше и выше – слишком заметной, изменивший девчачий облик. Они стояли, сбитые с толку,  не понимая, что произошло с подругой, и та смутилась. Вдруг кто-то свистнул, и вся компания, как стая воробьев, поднялась и полетела в одном только им известном направлении.
   Анюра в этот раз не понеслась с ними.
   Она вообще отдалилась от своих друзей.
   Однажды она увидела, как ребята забавляются с ее отцом. Он стоял к ним спиной, один из мальчишек дотрагивался до его плеча, и отцу надо было угадать, кто это сделал. Ни разу ему не повезло! Приглядевшись, она увидела, что отец сильно пьян - еле стоит на ногах. Мальчишки не дотрагивались до него, а старались толкнуть посильнее, чтобы тот упал. И он валился на землю, нелепо поднимаясь и смеясь. Они тоже хохотали. Когда отец, наигравшись, пошел к подъезду, те начали швырять в него мелкие камни. Отец неловко с трудом оборачивался и грозил им пальцем.
   С тех пор игры во дворе для Анюры прекратились. Где бы она ни была, всегда старалась возвратиться домой до возвращения отца. Из-за задернутых штор она подсматривала, как отец приезжал с работы. Он теперь не выпрыгивал из автобуса: выходил последним, покачиваясь, подходил к скамейке на остановке и какое-то время сидел, свесив голову. Иногда через открытую форточку Анюра слышала его негромкую песню:
«Ты не вейся, черный ворон, над моею головой…».
   Потом хлопал себя по коленям, медленно поднимался и нетвердой походкой шел во двор.
   - Здорово, мамаши, чужие невесты! – приветствовал он многочисленных старушек, круглый год пребывающих у подъезда.
   Те улыбались, садились теснее, освобождая  ему место. Мать, если была дома, тоже сторожила этот момент: спускалась вниз, чтобы увести мужа домой. Он подчинялся  безропотно, смотрел виновато, ужинал в одиночестве, укладывался на диване, долго вздыхая, ворочаясь, бормоча… 
   Как-то раз отец уехал в дом отдыха, впервые – один, без жены и дочери, на двадцать один день. Свои короткие письма он адресовал Анюре, сообщая о погоде, о столовской еде, о соседях по комнате. И всегда передавал привет матери. Анюра читала его послания вслух; мать, делая вид, что ей неинтересно, занималась какой-то мелкой работой, но Анюра замечала, что лицо ее напряжено, что она прислушивается к каждому слову
   В день возвращения отец дома не появился. В течение трех дней мать куда-то звонила, что-то выясняла, кого-то благодарила…
   Он появился ближе к обеду совершенно пьяный и свалился в бесчувственном сне, едва переступив порог. Чтобы выйти из дома, надо было перешагнуть через него, и Анюра никак не могла заставить себя сделать это. Так и просидела до следующего утра, благо летом учебных занятий не было.
   …Прошло два года. Отношения между родителями не изменились, но их маленькая семья как-то приспособились к тоскливой жизни. Иногда казалось, что вот-вот – совсем немного - и жизнь станет прежней, веселой. Обычно надежда возникла в день рождения Анюры, когда они втроем садились за общий стол: пили чай и родители преподносили ей совместный подарок – как раньше.
   Однажды летним днем, заглянув в почтовый ящик, Анюра увидела конверт. На нем не было указано ни адреса получателя, ни отправителя. Только в графе «Кому» красивыми, крупными, округлыми буквами было написано – «Моему капитану». 
  Тысячи, миллионы мыслей в одну секунду промелькнули в голове девочки! Это для папы! Мама не должна знать! Кто написал! Как стыдно! Что будет дальше…
   Не раздумывая, она вскрыла конверт.
   Тем же почерком: «Мой капитан! Знай, что я никогда не забуду тебя, и ты всегда будешь помнить наши дни и ночи. Нигде и никогда ты не сможешь укрыться от моей любви. Порт приписки прежний. Я жду тебя, мой капитан».
   Прочитав послание несколько раз, Анюра спрятала конверт под матрас своей постели.
Теперь, как одержимая, она караулила появление почтальона. Писем не было. Догадавшись, что их приносит не почтальон, она перестала отлучаться далеко от дома, следила, кто из незнакомых людей входит в подъезд и подкладывает послания в их почтовый ящик. Не уследила…
   Второе письмо пришло примерно недели через две: «Мой капитан! Благодарю тебя за любовь и ласку.  На всем белом свете есть только я и ты. Помни, что ты мне обещал! Я буду ждать тебя всю жизнь. Люблю тебя! Порт приписки прежний».
   К концу лета под матрасом лежало уже пять любовных писем «капитану».  Анюра точно знала, что мама ни в коем случае не должна их видеть. И не понимала, что ей делать с этими посланиями, с чужими секретами, с тайной отцовской любовью.
   …Днем накануне первого сентября в дверь позвонили. Анюра была одна, открыла, полагая, что это пришли подруги, возвращавшиеся с летнего отдыха. На пороге стояли две молодые женщины - красивые, с задорными глазами, модно одетые в мини. Блондинка и брюнетка с короткими стрижками.
   Они представились учительницами из школы, которые обходят учеников, чтобы сверить фамилии и адреса. Анюра моментально догадалась: врут. 
   Блондинка оказалась смелее брюнетки. Она решительно ходила по квартире, а брюнетка, вся сжавшись, скукожившись, опустив голову, семенила за подругой. Они заглянули в спальню к родителям, остановившись у фотографии, сделанной в день их свадьбы. Мать и отец выглядели очень молодо и взволновано. Фотографию увеличили, и было хорошо видно, что счастье и нетерпение переполняет обоих. Блондинка хмыкнула, а брюнетка быстро вышла из комнаты.
   Уже прощаясь в прихожей, брюнетка достала из сумочки большую плитку шоколада «Спорт». На синем фоне обертки конькобежец в спортивной шапочке и снегозащитных очках стремительно несся к финишу с видом победителя. Мнимая учительница протянула Анюре шоколадку. А той вдруг стало невыносимо стыдно: она убрала руки за спину, уставилась в пол, не имея никаких сил пошевелить пальцем или поднять глаза. Брюнетка положила гостинец на телефонную полку.
   Увидев, что они скрылись за углом дома, Анюра бросилась к почтовому ящику. Так и есть - в нем лежало очередное письмо «Моему капитану».
   Она не стала его читать. Достав из-под матраса остальные письма, Анюра положила их в титан и подожгла. Она никогда раньше не растапливала титан, и когда комната наполнилась белым дымом, пришлось открыть все окна. Достав большое банное полотенце, размахивая им, она с неожиданной яростью гнала едкий дым к раскрытым окнам. Из глаз текли слезы, голову кружило, но Анюра упорно размахивала полотенцем, как будто бы хотела изгнать из своего дома что-то очень нехорошее, липкое и мерзкое.
   Звонок в дверь раздался неожиданно. Она подумала, что вернулись нежданные гости, и замерла посредине комнаты. 
   - Анюрка! Открывай! Быстрее!
   Это подруга звонила и стучала в дверь, громко кричала. Анюра впустила ее, и та радостно поведала, что их «классная», которую ученики не очень жаловали, переехала в другой город. И теперь у них будет «классный» - мужчина! молодой! тридцать лет! историк!
   Подруга закружила Анюру по комнате. Они докружились до прихожей, где подруга заметила шоколадку со спортсменом. Она лишь успела протянуть руку, как Анюра схватила синюю плитку, швырнула на пол и начала яростно топать.
   - С ума сошла?! - подруга оттолкнула Анюру и бережно собрала остатки шоколада - все до крошки, освободив от клочков блестящей фольги, завернула в обертку, придав форму плитки. Но у слова «Спорт» после сокрушительных ударов исчезла последняя буква.
   - Если ты не хочешь, мне-то его можно съесть, Анюрочка?
   - Нет, ни в коем случае! Он отравлен! – серьезно ответила Анюра, чувствуя, что гнев уходит. – И разве можно подругам есть шоколадку «Спор»? Не боишься, что разругаемся?
   Они завернули раскрошенный шоколад в газету и отнесли его на помойку.
   Мать пришла с работы веселая. Она втянула носом воздух:
   - Откуда дым? Здесь кто-то курил? Кто приходил?
   Потом также, как и Анюра, достала большое полотенце. Смочив его водой, она открыла окна и начала махать им, выгоняя уже невидимый, но еще ощутимый дым.
   Вечером перед сном зашла к Анюре и сообщила, что «скоро, через полгода, как раз к весне, у нас родится ребенок». Она так и сказала – у нас. 
   - Ты кого хочешь - мальчика или девочку? Мне все равно, а вот папа мечтает о сыне, А ты?
   Анюре тоже было все равно. Но она не отвечала, потрясенная не столько известием о будущем сестре или брате, сколько пониманием, что «мой капитан» остается с ними, что его порт приписки больше никогда не изменится, что он бросил якорь - навсегда.
   Утром мать и Анюра провожали отца на работу. Он привлек дочь к себе:
   - Спасибо, Анюрка, - отец шепнул эти слова прямо в ухо и очень тихо. Но она разобрала. Высвободилась из его объятий и кивнула с серьезным видом.

Декабрь 2021.