Наши

Союз нерушимый республик свободных рухнул почти три десятилетия назад. Под обломками развалившейся империи были погребены миллионы бывших граждан великой державы. Кто-то погиб, кто-то выжил, часть выживших превратилась в физических да и в моральных инвалидов.
    Кто в ответе за это, кто был прав, кто виноват? История рассудит. Хотя... Не факт: аккуратно разложит по полочкам, даст характеристики и оценки, заклеймит позором и возвысит видных деятелей эпохи... Но в том, что она во всём разберётся я не уверен.
   За мою сравнительно недолгую жизнь (почти полвека — это не срок) история меняла приоритеты и векторы, свергала кумиров и возвышала былых негодяев как минимум четыре раза.
   Страна Советов — моя Родина погибла три десятка лет назад, но: "Тревожат мучительно жарко где-то слева фантомные боли".
   Это я всё к чему? Да так — вспомнился недавно один случай из моего армейского опыта службы в безвременье — былой страны уже не было, новые ещё не были созданы, а единая и могучая армия продолжала существовать (как в прямом, так и в переносном смысле слова).
                ***
   Позднее лето 91-года. Судьба-злодейка забросила меня в красивейшее место на планете — в Нахичевань. Поверьте мне, Ной не был дураком, он знал где бросить якорь после всех перипетий судьбы, постигших его самого и экипаж его многострадального ковчега.
   Армяне и азербайджанцы жили здесь испокон веков и, когда Союз ослаб, как умели, доказывали друг другу своё историческое право на эту землю с оружием в руках. Если честно, где-то в глубине души я их прекрасно понимал — за эту сказку не грех и повоевать.
   В то время ещё не прижилось такое понятие, как "горячая точка", да и с высоты сегодняшних дней понимаешь, что не была она горячей, так — тёплая немного. Хотя нет, горячей она была — плюс 60 градусов на солнце, холодной её точно не назовёшь.
   Так вот — стояли мы на административной границе и разнимали горячих, как окружающий нас раскалённый воздух, закавказских парней.
   Нахичевань. На её фоне сказочный витязь на распутье — просто мальчик. Маленькая часть большого Азербайджана окружена со всех сторон: снизу Иран, сверху Армения, слева Турция и над всем этим великолепием возвышается Арарат. Покачивая седой, снежной шапкой волос, он искренне не понимает, как такую красоту можно делить? Ведь часть красоты — это уже не красота, а так — недоразумение.
   Высоко в горах есть там деревенька Юхара Яйджи, а рядом с ней, бок о бок, поживала наша застава.
   На некоторое время я от полка был прикреплён к заставе в качестве связиста, а , освоившись, выполнял по совместительству роль проводника на пост, расположенный на границе двух враждующих братских народов.
   Блок-пост был выполнен по всем Строительным Нормам и Правилам военного дела: длиннющий, глубокий окоп, покрытый камуфлированной сеткой, границы поста чётко обозначены забором из "колючки", да зарытыми по периметру сигнальными минами. Местные овцы да бараны порой находили их и, "разминировав", "сигналили" нам из-за "колючки".
   Застава внизу — в ущелье, а мы, вчетвером,  высоко в горах блок-пост охраняем, немного кемаря, пригретые ласковым солнцем (напомню — плюс 60 по Цельсию).
   Шум автомобильного двигателя вырвал нас из цепких лап сладкой дрёмы. К воротам поста подъехал крытый тентом грузовик и из него повыскакивало с десяток автоматчиков без каких либо знаков различия на камуфляжах.
   Нас четверо, из оружия — три автомата и рация. Я, как связист, да ещё и временный, не вооружён. Мой "калашников" мирно спал в "оружейке" за много километров отсюда.
   Немногочисленный рядовой состав нашего отряда напрягся, сержант — командир поста тоже в бой не рвётся — из окопа вылазить не хочет. "Неопознанные" бородачи уверенным шагом направляются к воротам, а на окрик: "Стой! Стрелять буду!" — стоять на месте не хотят.
   Я, хоть и связист, но на моих погонах тоже сержантские лычки и, окрылённый ими да выплывшими из глубин подсознания кадрами из фильмов о Великой Отечественной, выскакиваю из окопа:
   — Так, стоп-стоп, стоим на месте, я сам подойду.
   От окопа до входа метров тридцать. Первые пять прошёл героическим шагом, как на параде, вторые пять уже не столь уверенно. Ещё десять метров прошагал я с гораздо меньшим энтузиазмом, чем вторые пять, а вот остаток дистанции... Лучше не спрашивайте.
    И вот я перед ними — вспотевший от жары и неуверенности в себе. Представьте — шестьдесят килограмм "богатырского" тела, и то в сапогах, но две сержантские лычки добавляли мне веса. Взгляд суровый, как последние десять шагов. Посмотришь на меня — советская угроза во всей красе, НАТО нервно курит в истерике.
   Суровым как мой взгляд голосом я обращаюсь к стоячим напротив "бородачам":
   — Так, мужчины, куда направляемся?
   Один из них, чуть извиняющимся голосом (то ли из-за своего ужасного акцента, то ли желая хоть немного приподнять мой командирский статус), бормочет:
   — Э, дарагой, ми азербаржанцы, ми с вами хатым зэмлю нашу защищат от ных, — и кивает в сторону Армении.
   Сказать, что я успокоился — это ничего не сказать . Теперь уже намного увереннее (как мне казалось) я ответил:
   — У нас приказ — посторонних на территорию поста не пускать, в противном случае — открываем огонь на поражение, — и, чуть понизив для пущего эффекта голос, добавил, — У нас в окопах восемь автоматчиков, один пулемётчик и, да — РПГ у нас тоже есть. Наш радист сейчас на связи с заставой и если что — БМП с отделением солдат через две минуты здесь.
   Бородатые мужчины провели непродолжительные прения на своём "бородатом" языке и через небольшой промежуток времени довели до меня резюме:
   — Слюшай, брат, нэ нада БМП, ми уходить.
    Вот тут мной овладела уверенность, граничащая с наглостью:
   — Уважаемые, я сам не курю, но ребят десятком сигарет не угостите?
    — Э, брат, на — бери, дарагой,— протягивает мне "бородатый родственник" блок "Баку" (крепкие сигареты с фильтром, местные "Мальборо").
    Они уехали, а я, сжимая в руке блок "Баку", возвращался обратно. Если бы у меня на груди светилась звезда Героя Советского Союза, моя рожа, словно начищенная пастой ГОИ, сияла бы меньше, чем от радости обладания десятью пачками сигарет, добытыми в "честном бою".
                ***
   Повторюсь — это была далеко не "горячая" точка. Ещё не прогремели во всех средствах массовой информации Приднестровье и Карабах, это было задолго до Чечни и намного позже Афганистана. С высоты прожитых лет я понимаю, что было в этом поступке некое юношеское безрассудство, но... Я тогда, как и все мы, на уровне подсознания понимал, что я не один — за мной стоит великая держава, непобедимая армия, со мной Наши.
   Не знаю, есть ли такое понятие, как "наши" в других языках мира, но тогда я точно знал, если что — наши успеют, наши спасут.
   Хотя, с другой стороны, те, приехавшие на пост, тоже наши. Получается мы, последние солдаты СССР защищали там наших от наших.
   Теперь, годы спустя всё просто и понятно даже ребёнку. Теперь живу я в независимом государстве за две тысячи километров от независимых Армении и Азербайджана. Пятнадцать независимых стран уверенно смотрят в светлое будущее, но... Если что, спину прикрыть им некому.
   Нет, всё понятно: независимость, суверенитет — всё чинно, благородно, как у цивилизованных людей, но порой так хочется зависимости... Зависимости от любви и дружбы братских народов, и чтобы вокруг тебя были наши, которые, если что — помогут, спасут. Как раньше.
    Такая вот история...