Снова в Ялте

Зима была долгой, снежной. Каждый день сыпало сверху. Жили как под колпаком, мечтали о юге, и в начала марта по турпутёвке поехали в Ялту.
Александр Андреевич давно не был в Крыму и теперь ему хотелось увидеть мост через пролив и почувствовать нечто новое от пребывания на полуострове после присоединения. Его смущали некоторые нюансы перехода этих земель под российское управление. В беседах с профессором Зильберштейном на дворовой площадке с тренажёрами он приводил пример с похищением своей машины. Её долго искали, а когда нашли, он не смог на ней ездить. Пришлось продать и купить новую. Что-то было нечистоплотное и в этом обретении полуострова, казалось Александру Андреевичу.
И у Наталии Васильевны, кроме обычных радостей путешествия, тоже имелся в поездке побочный интерес. Надо сказать, что вообще при звуке слова Ялта ей всегда представлялась дама с собачкой, Анна Сергеевна Егорова. Она была для неё живой, современной. Одно время у Наталии Васильевны даже был заведён шпиц, тоже белый. А теперь в поездку она закачала на свой телефон и ту знаменитую повесть, с героиней которой Наталия Васильевна сблизилась, можно сказать, сроднилась, ещё в студенческие годы, когда они с подругами отдыхали в Ялте после стройотряда. И был там скромный парень из Сибири. Гулял вместе с их девичьей компанией. Неумело, неловко пытался отколоть Наташу, но девочки удержали её в своей власти. На всю жизнь осталось очень светлое и чистое воспоминание, трогательное до слёз из-за своей незавершённости. Они разъехались на пике влюблённости, ещё бы чуть-чуть и могло произойти что-то потрясающее, что теперь, спустя много лет, томило сердце таким хорошим, искристым и музыкальным. Всегда тянуло ещё раз пережить, прикоснуться, замкнуть круг и уж потом навсегда успокоиться.
По мосту проехали на закате. Александр Андреевич с волнением не отрываясь глядел в окно, и не мог не проникнуться простотой и силой этого инженерного сооружения. В то время как Наталия Васильевна, хотя тоже смотрела в окно, но думала совсем не о балках и пролётах.
Переночевали в гостинице, и утром отправились на экскурсию.
Уже загодя грандиозное мостовое сооружение во многом примирило Александра Андреевича с излишне резкими действиями правительства. А с первых шагов по набережной он и вовсе освободился от всяческих фрондёрских настроений.  Словно бы кусочек Европы достался в собственность. Так ухожены были дома и тротуары, от вывесок и реклам веяло покоем и довольством, архитектура напоминала Ниццу и Хайфу вместе взятые. Сделка с совестью совершилась безболезненно.
Город блистал. Море сверкало. Большой белый корабль подходил к молу. В бинокль Александр Андреевич пытался рассмотреть имя на борту.
И Наталия Васильевна тоже не могла глаз отвести от этого лайнера. И следа не осталось от безразличия при проезде через мост. Она прямо-таки впилась в корабль взглядом. Шаг её замедлился. Её повело в сторону от стайки туристов. «Не может быть! - думала она. - Тот же сильный ветер, те же сложности со швартовкой…   
Экскурсовод рассказывала что-то о древних поселениях греков в этих местах, о вилле знаменитой эстрадной певицы на берегу, - дикими и неуместными казались все эти истории Наталии Васильевне. Разве можно было здесь говорить и думать о чем-то другом, кроме как о том давнем знакомстве банковского служащего из дореволюционной Москвы и той милой блондинки из города С. - невысокого роста, в берете. И литературно вспоминать, как неумолчно говорила тогда дама, и вопросы у неё были отрывочны, и она тотчас забывала, о чем спрашивала, а потом ещё и потеряла в толпе лорнетку.
Когда проходили мимо городского сада, Наталия Васильевна, перебила экскурсовода:
-Интересно, а этот сад давно существует?
Оказалось, саду больше двухсот лет и, значит, именно где-то в тени этих деревьев за обедом встретились Гуров и "дама с собачкой". Обменялись несколькими словами. Ели молча. А потом пошли рядом.
«Где-то здесь, где-то здесь, - думала Наталия Васильевна, кружась на месте и оглядываясь.
Было тихо. С пляжа доносились крики купальщиков. И ей вспомнилось, как они с девочками тогда тоже на пляже играли в карты, а тот мальчик подошёл и сел за их спинами…
Наталия Васильевна. закрыла глаза, стараясь призвать в памяти его облик. Наплывало что-то вообще… Парень… Стройный, в плавках, и больше ничего. Но сердце сжималось, будто он стоял сейчас позади неё.
Донёсся голос мужа:
-Натусь, смотри, потеряешься!
Она помахала ему рукой и осталась стоять под липами. Из сумочки торопливо достала телефон, открыла текст повести в начале второй главы:
«Прошла неделя после знакомства».
И стала думать о том, что делали в эти несколько дней после встречи Гуров и Анна Сергеевна, о чем говорили. Им обоим было уже под сорок. У него – семья, жена высокая, с густыми бровями, и он старался поменьше бывать с ней дома. И у Анны Сергеевны тоже был – муж, дети. Влюблённость этих двух взрослых людей невозможно было сравнить с тем тонким, звенящим чувством, которым было проникнуто сердце молоденькой Наташи, (как на незнакомую девушку в туманной, солнечной дали смотрела сейчас на себя Наталия Васильевна). И тот пляжный мальчик тоже был вполне невинный. Они даже за руки не подержались, не прикоснулись. Она даже и в глаза толком не посмотрела ему, смущалась, скромничала.
Полвека прошло, а всё помнится, и память живая, чувственная, улыбка сама так и расползается по лицу.
Наталия Васильевна подошла к молу, и остановилась в самом начале этой бетонной дороги в море. Перед ней стояли рыбаки с удилищами. Туристическая группа ушла далеко вперёд. Едва слышно было как экскурсовод говорила о глубине бухты, о каком-то кораблекрушении. 
Сильный ветер гнал волны с моря, брызгало на ноги.
Тогда они с девочками ныряли с этого мола, и волны не давали Наташе забраться обратно на глыбы, смывали, и «её мальчик» помог ей выбраться.
Значит, всё-таки было касание! Значит, они тоже, как когда-то здесь Гуров с Еленой Сергеевной, некоторое время стояли лицом друг к другу.
В телефоне Наталия Васильевна стала торопливо искать это место в повести.
Она хорошо помнила, что чеховский Гуров здесь, на молу, впервые поцеловал Елену Сергеевну. Но что же было сказано после этого поцелуя? Ага! Вот.
«Пойдёмте к вам, - проговорил он тихо».
И далее у автора сразу без всякого перехода, как толчок в спину:
«И оба пошли быстро».
Телефон вдруг взорвался звонком и определилось «Саша». Муж.
-Натусь! Радость моя! Ты где?
В голосе мужа чувствовалось неподдельное волнение, и в общем-то, тоже любовь, - да к тому же и не книжная, не девическая, а слава Богу, старая, испытанная, настоящая.
И теперь Наталии Васильевне оставалось только на прощание всплакнуть у памятника героям этой крымской повести - на верхней набережной перед отелем «Villa Sofia».
Экскурсовод витийствовал.
Она слушала с некоторой досадой. В исполнении темпераментной армянки история любви этих двух бронзовых изваяний получалась какой-то кинжальной, источающей из всех своих пор гранатовый сок. Да к тому же с акцентом.
И сам памятник тоже не очень-то пришёлся по душе Наталии Васильевне. Она смотрела на застывшую в веках даму с собачкой и думала: «Совсем не похожа. Дылда какая-то».
Платочек уже был мокрый от слёз. Экскурсовод пригласил идти дальше, и до Наталии Васильевны донеслись слова какого-то типа из группы:
-Гуров – подлец!..
Наталия Васильевна объяла этого сердитого дядечку нежным взглядом, как человека близкого по духу, а вовсе не брюзгу, понимая, что он тоже был причастен к тому, что происходило сейчас в её душе, и тогда у писателя...
Загудел лайнер у мола, гулко, бархатно.
-Сашенька, - сказала она мужу. – Надо зайти в магазин и купить овощей. Салаты в ресторане просто мизерные.
Засунула платок в сумочку, глубоко вздохнула, взяла мужа под руку, и они пошли следом за всеми.