Михаил Коцюбинский и Кнут Гамсун

Большинство популярных европейских писателей «нового поколения» писали на темы, которые их волновали, и Михаил Коцюбинский вспоминает о них, как о любимых авторах. Это К. Гамсун «Пан», А. Стринберг «Отровитяне», А. Гарборг «В горах», «Горній воздух», «На шхерах» и финский писатель Юхани Ахо (сборник его рассказов «Можжевельник»). Рассказывая о сельских жителях своих стран, заглядывая в самые дикие, не обременённые культурой уголки, они совсем иначе освещали быт этих «детей природы» нежели народники, в том числе и М. Коцюбинский в своих ранних произведениях. Когда для народника крестьянство это социальная проблема, крестьянин – это «младшй брат», котрого необходио было вывести из вечной темноты, взывая к его чувствам, то для модернистов это было «экзотическим материалом». Уставшая, насыщенная культурой психика писателя 20 века воспринимала эту простую жизнь как чужой, инородный мир, который живёт по своим законам, интересным для постороннего взгляда именно этой инородностью.
Примитивность быта, физиологичность мировоззрения – вот, что главным образом изображали в деревенской жизни писатели-модернисты, воспринимая её как «вечный порядок», как весную антитезу «культуре», интересуясь этим с точки зрения философской, эстетической и, наименее, с гражданской. В произведениях такого списателя, как, например, Стринберг, такое «зоологическое» отношение к деревне особенно выразительно проявляется в акцентуации на животных и растительных инстинктах, которые являются главными двигателями всех поступков жителей шхер («Островитяне»).
Литературовед А. Шамрай считает, чо литературный облик Михаила Коцюбинского был бы значительно упрощён, если все его произведения рассматривать только в аспекте социальном, как, например, эпопею «Фата Моргана» и нет сомнения, что некоторые произведения писателя, такие как «На камне», «Тени забытых предков», «Что записано в книгу жизни», «Как мы ездили в Криницу», созданы под влиянием скандинавских и других европейских традиций.
В новелле «На камне» Коцюбинский создаёт образ природной и органично чистой любви. На лоне дикой и прекрасной крымской природы происходит трагедия любви, такая же сильная и непоборимая, как и те законы природы, которые её вызывают. Автор заведомо хотел почеркнуть ту инстинктивность, органичность и природную логику чувства. Природа здесь не мёртвая декорация, а великая сила, пробуждающая мысли и поступки в своих детях, вмешиваясь в их судьбу. В нашей новелле описания моря и гор занимают больше места, нежели сам сюжет. Солёный дух моря, бездушная каменистая гряда гор – это то, что создаёт фон трагедии Фатьмы, которая боится морской стихии и даже ненавидит её.
Крымская акварель Михаила Коцюбинского «На камне» имеет интертекстуальные связи с романом норвежского писателя модерниста Кнута Гамсуна «Пан» (1894г.,перевод Ольги Химоны, перевод Е. Суриц). Главные герои этих двух произведений не просто окружены природой, они живут, растворяясь, в природе, становясь частичками её. Скандинавская природа и природа Крыма, несмотря на значительную удалённость друг о друга, имеет общие черты: море и приморские поселения, камни, горы, лес. Одним из основных мотивов «Пана» становится море, мотив камня тоже есть в произведении: большинство размышлений, открытий, встреч главного героя происходит у моря, недалеко от него или под его влиянием. Роман был написан на несколько лет раньше новеллы Коцюбинского и, безусловно, мог повлиять на творчество украинского писателя, жившего в Крыму, у моря, несколько месяцев.
Общение с морем происходило у главного героя романа постепенно: он будто присматривался к морю, как к незнакомому человеку, забираясь далеко в горы (здесь представлена характерная линия поведения скандинавского человека – отдаленность, соблюдение дистанции, неторопливость в сближении): «За островами тяжело и покойно лежало море. Часто я забирался далеко в горы и глядел на него с вышины; в тихие дни суда почти не двигались с места, бывало, три дня кряду я видел все тот же парус, крошечный и белый, словно чайка на воде». Но вот налетел ветер и море пришло в движение: «… море взвихрялось в диком танце, выбрасывая из пучины всадников, коней, разодранные знамёна». У Михаила Коцюбинского (1902 г., перевод Е. Нежинцева) море тоже бушует, выбрасывая камни: «Вода у берега начала мутиться и желтеть; вместе с песком волна выбрасывала со дна моря на берег камни и, убегая назад, волочила их по дну с таким шумом, будто там что-то огромное скрежетало зубами и ворчало». Прослеживается некое клише в новелле Михаила Михайловича, но взгляд на происходящее более реалистичен на первый взгляд. Чайки как символ свободы, полёта жизни, но в то же время олицетворяют женский плач предшествуют развитию сюжета в произведениях обоих авторов. У Коцюбинского плач чаек разбивает состояние моря, усиливая градацию: «Море все больше теряло спокойствие. Чайки срывались с одиноких прибрежных скал, грудью припадали к волне и плакали над морем. Море потемнело, переменилось».
Клише рассыпается в акварели Михаила Михайловича в контексте взаимодействия с морем людей. Если в скандинавском романе Гамсуна человек продолжает наблюдать за морем, стоя в отдалении: «Я стоял, укрывшись за выступ скалы, и о чем только я тогда не думал! Бог знает, думал я, чему я сегодня свидетель и отчего море так открывается моим глазам? Быть может, мне дано в этот час увидеть мозг мирозданья, как кипит в нем работа!», то представитель южного народа у Коцюбинского, а это турок Али, взаимодействует с водой, сливаясь с морской стихией, участвуя в процессе «Море-человек»: «Али сбросил на песок свою ношу и снова вернулся в море, погружая мокрые розовые икры в легкую и белую, как взбитый белок, пену, а потом обмывая их в чистой синей волне. Он подбегал к греку и должен был ловить миг, когда лодка становилась вровень с его плечом, чтобы удобно было принять тяжелый мешок. Лодка билась на волне и рвалась с якоря, как пес с цепи. Али все бегал от лодки к берегу и назад. Волна догоняла его и бросала ему под ноги белую пену. Порой Али пропускал удобный момент и тогда хватался за борт лодки и поднимался вместе с нею вверх, словно краб, прилипший к борту корабля». Автор прибегает к приёму анималистического сравнения, зооэпитету, превращая человека в морское существо – краба.
Один из интересных мотивов романа «Пан» -- это морской камень, очеловеченный писателем, имеющий облик некоего «молчаливого философа», до поры до времени, пока над ним не проносилась волна: «Далеко в море лежал подводный камень, лежал себе, тихонько уединясь вдалеке, когда же над ним проносилась волна, он вздымался, словно безумец, нет, словно мокрый полубог, что поднялся из вод, и озирает мир, и фыркает так, что волосы и борода встают дыбом. И тотчас снова нырял в пену». Персонификация у Кнута Гамсуна очень яркая, неожиданная и необычная для славянской литературы. Спокойные, в силу своего происхождения, скандинавы, насыщенно-эмоциональны в литературе, их эпитеты и метафоры превосходят все ожидания, сравнения нестандартны и поэтому иногда шокируют неподготовленного читателя. В то время украинская литература ещё не ведала такого взгляда на природу и жизнь в ней. Михаил Коцюбинский сделал прорыв в национальной литературе, «по-скандинавски» подойдя к образам, первоначально делая это осторожно, даже немного робко, но впоследствии интегрируя манеру скандинавцев в «южное письмо», избавляясь от полученного клише путём присоединения к своему творчеству новой, малоизвестной европейской литературе, культуры – крымскотатарской, что мы и наблюдаем в его крымской новелле «На камне». Ведущий мотив новеллы – камень. Простой камень, но играющий весомую роль как в жизни обитателей деревни, так и в судьбе главных героев; камень, создающий атмосферу литературного прозведения, настраивающий на определённый лад читателя, задающий тон всему, что происходит вокруг, являющийся центром событий рассказа Коцюбинского и перенесённый в заголовок.
Если внимательно изучать роман Гамсуна, но можно обратить внимание на немаловажную деталь – камень, камень с человеческими качествами, камень-друг: «Неподалеку от моей сторожки стоял камень, высокий серый камень. У камня был такой приветливый вид, он словно смотрел на меня, когда я к нему подходил, и узнавал меня. По утрам, отправляясь на охоту, я приноровился ходить мимо камня, и меня словно бы поджидал дома добрый друг». Такая ярко выраженная персонификация камня, особенные «дружеские» отношения между человеко и камнем не могли не обратить внимания на себя М. М. Коцюбинского, большого почитателя Гамсуна. Возможно, что интертекстуальные связи обоснованы этим фактом, осуществился литературный перенос, а также проекция этого приёма на Крымский текст. Если у Кнута Гамсуна камень – это существо дружелюбное, «оживлённое», то в новелле «На камне» Коцюбинского значение камня совсем иное: «Кофейня была сердцем деревни, где сосредоточивались все интересы жителей, все то, чем жили люди на камне». «Люди на камне», каменные нагромождения в деревне, камень – место гибели Фатьмы… Камень это своеобразный топос, место дислокации, это не друг, а непримиримая данность, стечение обстоятельств, судьба, рок. Камень это главный мотив произведения Коцюбинского, перешедший в заголовок.
Интертекстуальность художественных произведений Гамсуна и Коцюбинского проявляется и в умении выстраивать романтический диалог между героями, как правило, диалоги происходят на лоне природы, только у скандинавского писателя диалоги строятся непринуждённо, иногда это «раговоры ни о чём»:
У нас с Эдвардой был разговор.
— Скоро будет дождь, — сказал я.
— Который теперь час? — спросила она.
Я глянул на солнце и сказал:
— Около пяти.
Она спросила:
— Вам это видно по солнцу, и так точно?
— Да, — ответил я, — это видно по солнцу.
Пауза.
— Ну, а если солнца нет, как же вы тогда узнаете время?
— Есть много других примет. Прилив или отлив; в свой час ложится трава, и птичьи голоса меняются; когда умолкнут одни птицы, заводят другие. Еще по цветам можно узнать время, они замыкаются к вечеру, и по листьям — они то светло-зеленые, блестящие, то темные; наконец, я просто его чувствую.
У украинского модерниста диалоги возникают в случае крайней необходимости, они напряжены и подчинены главной теме и, подчас, судьбоносны:
— Ты издалека?
Али вздрогнул. Голос шел сверху, с крыши, и Али поднял глаза.
Фатьма стояла под деревом, тень от которого укрывала Али.
Он вспыхнул и начал заикаться:
— Из-п-под... Смирны!.. Далеко отсюда...
— Я с гор.
Молчание.
Кровь зашумела у него в голове, как шумит морская волна, и он не мог оторвать глаз от татарки.
— Зачем забрался сюда? Тебе здесь грустно?
— Я бедняк — ни звезды на небе, ни былинки на земле... Батрачу...
— Я слышала, как ты играешь...
Интертекстуальны и мысли главных героев-мужчин данных произведений о своих любимых. Жгучие, выразительные, непрекращающиеся у горячего турка Али: «Али показалось, что эти глаза пронзили его сердце, и он понес их с собою. Над морем, починяя лодку и мурлыча свои дремотные песни, он глядел в эти глаза. Он видел их везде: и в прозрачной, как стекло, и, как стекло, звонкой волне, и в огромном, сверкающем на солнце камне. Они смотрели на него даже из чашечек с черным кофе». В романе «Пан» это радостные, мечтательные, свободные мысли-фантазии: «Голова кругом идет от радости. Я разряжаю ружье, и немыслимое эхо летит от горы к горе, несется над морем и ударяет в уши бессонного рулевого. Чему я так радуюсь? Мысли, воспоминанью, лесному шуму, человеку? Я думаю о ней, я закрываю глаза и стою тихо-тихо, и думаю о ней, я считаю минуты».
Ещё один мотив произведений Коцюбинского и Гамсуна – это «ожидание принца» девушкой в сельском поселении, на лоне природы. У Коцюбинского это робкое ожидание «проданной замуж не по любви» восточной женщины, ограниченной в правах, но верящей в исключительность своей судьбы и, следовательно, встречи. У скандинавского автора это романтическое ожидание молодой девушки, немного избалованной вниманием самой жизни и скучающей в провинции (природа лишь служит рамой для весьма узкого круга общения), принимая мечты за действительность: «Вы вот говорите — неужели никто с ней не сладит? Отчего же? Она ждет своего принца, его все нет, она ошибается вновь и вновь, она и вас приняла за принца, у вас ведь взгляд зверя, ха-ха! Послушайте, господин лейтенант, вам бы надо захватить сюда мундир, он бы пригодился. Нет, отчего же никто с ней не сладит? Я видел, как она ломает руки в ожидании того, кто бы пришел, взял ее, увез, владел бы ее телом и душою. Да. Но он должен появиться издалека, вынырнуть в один прекрасный день неизвестно откуда и быть непременно не как все люди».
Новелла М. М. Коцюбинского «На камне» и роман Кнута Гамсуна «Пан» имеют интертекстуальные связи в контексте мировой культурной сокровищницы, являясь по своей сути локальными текстами, суммируют этнические и социальные особенности различных регионов, пополняя базу сверхтекста. Влияние Гамсуна на творчество Михаила Коцюбинского подтверждается общим взглядом на концепцию «Человек-природа-человек».
Выводы:
Крымская новелла М. М. Коцюбинского «На камне» имеет глубокие интертекстуальные связи с произведениями скандинавских авторов, в частности, Кнута Гамсуна. Его роман «Пан» написан в тенденциях модернизма, содержит много персонифицированных конструкций, природа в произведении служит не просто описательным фоном, как в классической литературе, а взаимодействуя с людьми, сливается с героями романа, действия которых естественны и органичны. Новелла «На камне», хоть и затрагивает социально-бытовой конспект жителей приморских крымских сёл конца 19-начала 20 вв., но он не является лидирующим в новелле, основной мотив которой – естественное чувство, правдивое и независимое от общественного мнения; природа в новелле одушевлена до предела и немного конкурирует с самим человеком, становясь полноправным его соперником. В новелле используется много тропов и фигур речи, освежающих и оживляющих текст.