Денег нет, но вы держитесь!

.... часовой на первом посту чудит - заложников взял!  - настойчивый голос помощника начальника караула мощным ледоколом врезался в неспешную беседу, которую я вёл с его начальником.
 - Что? - я не сразу понял смысл произнесенных старшим сержантом слов.
 - Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант! Там часовой на первом посту чудит - заложников взял! - каким-то надорванным, срывающимся на истерические нотки, голосом повторил он.
 - Может это ты сам чудишь, Кожухов? Что за ерунду несешь? - добавил я, поворачиваясь к нему лицом.
   Но, повернувшись к нему и увидев его растерянное лицо и испуганные глаза, телефонную трубку, удерживаемую им одной рукой у своего уха и  прикрываемую на ней мембрану микрофона другой рукой, понял - если кто-то и чудит, то это точно не он.
  - Да вы сами послушайте, товарищ старший лейтенант! - оторвав телефонную трубку от своего уха, Кожухов протянул её в мою сторону.
      Если до этого у меня ещё промелькнула шальная мысль, что  просто ошиблись номером или это какой-то глупый телефонный розыгрыш и кто-то, от своего небольшого ума или считая это веселой шуткой, мог позвонить в караулку по городскому телефону, стоявшему на рабочем столе начальника караула, то, увидев эту телефонную трубку, связанную своим черным витым проводом с пультом связи с постами, до меня окончательно дошло - случилось что-то экстраординарное.
   - Слушаю! - прислоняя к уху телефонную трубку, произнёс я в микрофон.
    Словно что-то почувствовав или услышав краем уха тревожные нотки в наших голосах, просочившиеся через приоткрытую дверь комнаты начальника караула, караульные, находящиеся в смежном помещении бодрствующей смены, притихли, в караульном помещении воцарилась полная тишина.
   И тем громче и чётче в образовавшейся настороженной тишине звучал мой голос и тем отчётливее было слышно происходящее на том конце телефонного провода.
   - Слушаю, первый пост! - повторил я, мимоходом бросив взгляд на пульт связи, тем самым проверив по находящемуся во включенном положении тумблеру на пульте связи, что соединение установлено и установлено оно именно с первым постом.
    На другом конце телефонного провода отклика не прозвучало, собеседник видимо отошёл от аппарата, при этом не положив трубку на рычаг, а в динамике телефонной трубки явственно слышался шум царившей в помещении, где был установлен телефон, паники и испуганные крики людей:
  - Что вы делаете!...  Не надо!... Зачем?...
  Перекрывая этот шум, словно сейчас там происходила дрессировка какого-то непослушного домашнего животного, смутно знакомый мне голос изредка отдавал резкие команды:
- Всем молчать!... Сидеть! ... Лежать!...  Стоять!... Лицом к стене!...
     А затем, видимо уже подойдя к аппарату, этот голос так заорал в телефонную трубку, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки:
- Эй, кто там у телефона!... Передайте!... Всех убью!... 
  От неожиданности я отдёрнул трубку от своего, едва не оглохшего уха, тем самым устранив последнюю преграду для раздававшегося из неё звука голоса, который теперь был слышен всем, находившимся в комнате начальника караула и, скорее всего, даже за её пределами.
- Если... Деньги... Порешу... - чуть уменьшив звук своего голоса, несвязно, быстро и неразборчиво продолжал собеседник, а затем связь прервалась.
   Больше десятка пар глаз личного состава караула уставились на меня, с каким-то затаённым выражением ожидания и надежды. Ожидания - что это страшный сон, который прямо сейчас закончится и все отмахнутся от него, забыв навсегда, а с надеждой - что я объясню происходящее или, приняв решение за них  всех, приму необходимые меры, взвалив всю свалившуюся ответственность на себя.
     Формально, в данной ситуации, я не должен был принимать никаких решений и даже брать эту злосчастную трубку. Я даже не должен был находиться уже здесь, в караульном помещении. Но...
     Всегда в нашей жизни есть это паршивое "НО", оправдывавшее перед самими собой и перед другими наше бездействие, халатность, равнодушие или, наоборот, толкавшее нас на необдуманные поступки во имя какого-либо благого дела или справедливости.
     И вот, чувствуя на себе взгляды всех этих направленных на меня глаз, увидев растерянные лица начальника караула и его помощника, я понял, что сейчас от меня и только от меня они и ждут не столько  каких-то команд и принятия решений, а просто обыкновенного толчка, так называемого "волшебного пенделя", способного вывести из охватившего их состояния ступора.
     Я не мог их в этом винить, просто сейчас они смотрели именно на меня, а не на начальника караула, делая это просто в силу своей привычки, выработанной долгим временем совместной службы, потому что я был их "отцом-командиром".
   При этом сравнении меня с "отцом", мне всегда очень хотелось смеяться над собой и над теми, кто делал это сравнение. До недавнего времени я был по возрасту младше всех своих подчинённых, а некоторые из них сами годились мне в отцы. Солдаты-контрактники, со всех уголков нашей необъятной страны, семейные и холостые, бездетные и многодетные, с разными характерами и привычками, различной национальности и вероисповедания, волею судеб собранные здесь под моим началом, для прохождения военной службы.
      Сколько было попорчено нервов и себе и им после того, как я принял под командование эту роту. Видя перед собой, как они считали, "пацана", сначала пытались прощупать меня на "слабо", думая, что я ничего не знаю и не умею из того, что они приобрели благодаря своему бОльшему, чем у меня, жизненному опыту. Потом, не достигнув в этом успеха, попытались "спустя рукава" выполнять мои распоряжения и поставленные мной задачи, думая что я не смогу добиться их добросовестного выполнения. Но опять потерпели неудачу. Не используя грубой физической силы, без криков, мата и угроз, показывая во всём личный пример и разговаривая с солдатами только на "Вы" и "Будьте любезны", я смог добиться таких результатов в поддержании внутреннего порядка и дисциплины, что никаких последующих попыток неповиновения со стороны солдат больше не предпринималось.
       А после того, как в течение более года, я бок о бок прожил с ними в одной казарме, ел с ними из одного котла, а при выходе за территорию расположения части "в поля" месил с ними грязь или, как было сказано в присяге, "стойко переносил все тяготы и лишения военной службы", мой авторитет среди солдат роты стал непоколебим. Все приказы и даже просьбы выполнялись теперь не за страх, а на совесть.

     Во все наряды и караулы, всё это время, мы заступали вместе, а начальником караула, когда моя рота шла в него, до недавних пор, всегда был только я. А сейчас, второй караул подряд, начальником караула со своей ротой заступил не я, а мой заместитель по вооружению, молодой лейтенант, два месяца назад прибывший в часть из военного училища для дальнейшего прохождения службы. Теперь самым молодым в моей роте был он, делая первые робкие шаги в самом начале своего пути завоевания авторитета среди солдат, но идти ему было значительно легче, чем мне, пользуясь моими подсказками.
     И это было второй причиной, по которой сейчас заместитель командира первого взвода, а в данный момент помощник начальника караула, старший сержант Кожухов, обратился ко мне, а не к начальнику караула. В силу давно выработанной привычки.
     - Ну что, товарищ лейтенант, поднимайте караул в ружьё, нападение на первый пост! - негромко, чтобы не подрывать его, только-только начавший своё формирование, авторитет, сказал-подсказал-приказал я начальнику караула. В следующее мгновение я заметил в его глазах мелькнувшую радость и облегчение, даже плечи его как бы немного приподнялись и распрямились, словно с них  свалилась огромная тяжесть.
  - Караул, в ружьё! Нападение на первый пост! - пронеслась команда начальника караула по караульному помещению, мгновенно породившая суматоху среди личного состава.
- Кожухов, кто там? - достав из кобуры и проверяя  пистолет, спросил я у помощника.
  - Курбанов, - ответил старший сержант, мгновенно поняв, что спросил я его о личности часового, который сейчас находился на первом посту.
 - Эх, Курбанов, Курбанов, что же ты, дурак, творишь?, - вздохнул я, укладывая ПМ обратно в кобуру и наблюдая через стекло в окне, установленном в перегородке между комнатами начальника караула и бодрствующей смены, как под руководством моего заместителя, а в данный момент начальника караула, караульные экипируются - надевают бронежилеты и каски, получают оружие из пирамиды.
    Всё это происходило быстро и слаженно, чего  можно было добиться только многократными тренировками и повторениями. Не раз и не два, за время несения службы, мы отрабатывали такие вводные, но только сейчас со стороны солдат не было никаких шуток и прибауток, показных вздохов или приглушенно бурчащих матерков - на их лицах явственно читалась тревога.
    Наблюдая через стекло за происходящим в комнате бодрствующей смены караула, я поднял трубку телефона прямой связи с  дежурным по части.
  - Помощник дежурного по части стар..., - после третьего гудка раздался в телефонной трубке голос моего помощника.
 - Миронов!, - перебил я его, - Слушай внимательно! Нападение на первый пост! Дежурную бронегруппу на выезд! Доложишь командиру части! Я с новым караулом на пост, остаешься в дежурке старшим!
   Я старался говорить короткими и чёткими, как бы рубленными, фразами, чтобы их смысл  быстрее дошёл до моего помощника.
 - Как меня понял? Повтори! - потребовал я от него повторить услышанное, чтобы удостовериться в его правильном понимании моих слов.
     Убедившись, что он правильно усвоил полученную от меня информацию, я продолжил:
 - Старый караул оружие сдал?
 - Нет ещё, только что прибыл! - ответил Миронов голосом, в котором до сих пор читалось недоумение от происходящего.
 - Тогда передай мой приказ начальнику караула - разворачиваются и бегом ко мне на первый пост! Выполнять! - рявкнул я в трубку и бросил её на рычаг телефонного аппарата, отрезая любую возможность своему помощнику завалить меня вопросами и тем самым потерять драгоценное время.
     Я и старый караул сейчас выдернул только по этой же причине. Пока по тревоге поднимется дежурный взвод, пока они соберутся, получат оружие, пока .... И таких "пока"  ещё великое множество, а тут под рукой полтора десятка уже вооруженных людей и грех было этим не воспользоваться. Это и подтолкнуло меня к принятию данного решения, на тот момент единственно верного, с моей точки зрения.
  - Кожухов, за старшего здесь! Мы с начальником караула на первый пост! - бросил я через плечо помощнику начальника караула, направляясь к выходу из караульного помещения и, уже выходя из караулки, услышал его ответ:
 - Есть!

   Выйдя на улицу из караульного помещения, на площадке заряжания оружия, я застал начальника караула, дающего последние указания личному составу караула, построенному согласно боевого расчета. Он вопросительно посмотрел в мою сторону, как бы спрашивая:
"- Есть что добавить или внести изменения?"
На что я отрицательно качнул головой:
"- Нет!"
А потом кивнул в сторону калитки, как бы говоря:
"- Пора! Побежали!"
    И, повинуясь приказу начальника караула, снова весь личный состав караула пришёл в движение. Выбежав через, предварительно открытую часовым у караульного помещения, калитку, вооружённые караульные разделились на группы и побежали в разные стороны. Одни, согласно боевого расчёта, под командованием разводящего, выдвинулись на усиление постов, другие, под командой начальника караула, побежали в сторону первого поста, для отражения нападения.
    Я рванул следом за второй группой, которая, размеренно стуча по асфальту подкованными каблуками сапог, уверенно сокращала расстояние с первым постом караула, благо до него бежать было недалеко, всего метров триста.
    Добежав до финиша,  являющимся зданием, в котором и находился первый пост, вооружённые караульные быстро заняли свои места согласно боевого расчёта, приготовившись отражать нападение. Я подбежал к металлической двери, ведущей внутрь здания и дёрнул её за ручку. Как и ожидал, дверь не поддалась, так как была заперта изнутри.
    Прислонив ухо к металлической поверхности двери, я попытался услышать, что происходит внутри, но толщина этой двери не позволяла проникнуть наружу ни одному звуку. Я "забарабанил" в дверь кулаками, пытаясь достучаться до часового, находящегося внутри здания, затем начал жать на кнопку звонка, расположенную у двери, но к двери никто так и не подошёл.
    В это время, в парке боевых машин, уже взревел заведённый танковый двигатель, звук работы которого отчётливо доносился до наших ушей, а через физкультурный городок, срезая расстояние, в нашу сторону бежали вооружённые солдаты сменившегося караула, возглавляемые их начальником. Сзади них, догоняя, бежал новый дежурный по части, который должен был сменить меня в наряде по части через пару минут, не случись этого происшествия.
     Добежав до меня, все остановились, шумно пытаясь отдышаться и в недоумении оглядываясь по сторонам и не находя причин поднятой мною тревоги.
     Даже вооружённые караульные, занявшие оборону для отражения нападения на пост, начали расслабленно вертеть головами, перекидываясь между собой и прибывшим подкреплением редкими фразами.
      - Офицеры, ко мне! - приказал я, отходя в сторону.
    Подчиняясь отданной мною команде, начальники караулов - новый и старый, а также новый дежурный по части, направились ко мне.
     Я с горькой внутренней усмешкой думал о абсурде возникшей ситуации, ожидая их подхода и своей о судьбе-злодейке. Закон Мерфи гласит: "Если какая-нибудь неприятность может произойти, она обязательно случится". А по-русски этот закон для нас звучит намного проще и понятнее: "Закон подлости".
     И этот закон подлости сейчас работал против нас "на полную катушку", внося ещё больше непонимания и неразберихи в возникшую ситуацию, случившуюся во время пересменки суточного наряда.
     Я сутки отстоял в наряде дежурным по части и час назад решил совместить "приятное с полезным" - выполнить должностные обязанности  по проверке караула и заодно проверить, как заступает в караул моя рота, а особенно молодой лейтенант.
     Смена часовых на постах, проверка наличия имущества в караульном помещении и проверка документации начальника караула времени много не заняла и, сделав заветную запись в постовой ведомости о приёме-сдаче караула, "мой" начальник караула доложил о произведённой смене. Отправив "свой" караул сдавать оружие и боеприпасы в оружейную комнату, я задержался на пару минут, давая последние советы своему зампотеху. Мне оставалось только дождаться сдачи оружия и боеприпасов караулом, сдать свой ПМ и, поставив свою роспись в графе "Сдал" книги приёма-сдачи дежурства, быть свободным на все четыре стороны, конечно же после росписи нового дежурного в графе "Принял". Но за это время как раз случилось то, что случилось.
     И вот мы стоим четыре офицера: я, то есть "старый" дежурный по части, которому новый караул формально не подчиняется; "новый" дежурный, которому должен подчиняться караул, но он ещё формально не принял дежурство; "старый" начальник караула, которого тут вообще уже не должно было быть, но формально ещё подчиняющийся мне; "новый" начальник караула, который должен подчиняться "новому" дежурному, который ещё формально не принял дежурство...
 "- Тьфу ты!...", - сплюнул я, окончательно запутавшись в хитросплетениях этой даже не ситуации, а вполне такой большой "ситуёвины". Эта "ситуёвина", вдобавок, ещё усугублялась тем, что мы её никогда не рассматривали и даже не представляли саму такую возможность её возникновения.
      Все наши тренировки, инструкции, боевые расчёты были направлены на защиту и оборону поста от посягательства СНАРУЖИ, а здесь опасность шла ИЗНУТРИ.
    - Так вот, ребята, что мы имеем. Часовой первого поста рядовой Курбанов захватил заложников на территории поста и забаррикадировался с ними внутри, - отбросив в сторону все формальности и условности, оставив "официоз" на потом, начал вводить я их в курс дела.
     При этом они все почти синхронно вздрогнули и, с нескрываемой ненавистью, посмотрели на здание, в котором располагался первый пост.
   - Похоже у него крыша поехала. Сейчас он их там внутри дрессирует, а потом грозится всех убить, - продолжил я.
    - Дождались.... Я давно говорил командиру части, что рано или поздно это случится, вот и случилось! - произнёс "новый" дежурный.
   - Да ему все об этом неоднократно докладывали, не один ты! - парировал я. - Только он что может сделать? Такой же человек подневольный, как и мы! Приказы надо выполнять!
     Мы опять с ненавистью посмотрели в сторону здания.
  - Ладно, ребята, хоть они твари последние, но надо их как-то оттуда вытаскивать!  - с внутренним усилием, сказал я.
  - Ты! - я ткнул пальцем в "нового" начальника караула. - Разворачивай своих "орлов" лицом к двери и помни, что выход там один, только через дверь! Если что, по моей команде, огонь на поражение!
      Услышав это, мой зампотех, вздрогнул и поморщился, как от пощёчины.
 - Ты! - обратился я к "старому" начальнику караула. - Делишь своих на две группы. Через окна он никуда не денется, но стрелять может начать! Поэтому, одна группа блокирует окна, вторая организует оцепление от излишне любопытных и назойливых. К зданию никого не подпускать, кроме командира части!
      При этом мы опять посмотрели в сторону здания, на его узкие окна, расположенные высоко, под потолком, забранные крепкой решёткой и больше похожие на бойницы старинной крепости.
 - Ты! - кивнул я в сторону "нового" дежурного. - Выдергивай командира взвода связи и организовывай телефонную связь с постом. Сам встречаешь командира части, докладываешь, ну и дальше действуем по его указаниям.
  - А ты? - спросил он у меня в ответ.
 - А я? А я пойду с ним разговаривать. Ещё раз повторяю, если что, по моей команде, огонь на поражение! - ответил я, повышая голос, чтобы перекрыть нарастающий шум.

     В это время, как бы придавая вес моим словам и усиливая их эффект, танк Т-72 дежурной бронегруппы, лязгая траками гусеничных лент и натужно завывая двигателем, выполз на площадку перед зданием, оставляя за собой глубокие борозды перепаханного асфальта.
  - Задача всем ясна? - окончательно взяв "бразды правления" в свои руки, громко уточнил я. И дождавшись подтверждения, перекрывая звук работающего дизеля, произнёс: - Тогда вперёд! Выполнять!
    Офицеры разбежались в разные стороны, выполняя мои указания, а я сам направился к танку. Навстречу мне, из люка командира танка, выскочил сержант.
  - Двигатель заглушить, танк не покидать, ждать дальнейших указаний! - отдал я приказ командиру танка.
     Сержант, козырнув, запрыгнул обратно на броню и скрылся внутри башни. Через несколько секунд гул танкового дизеля прекратился и вокруг наступила блаженная тишина.
    Я повернулся лицом к зданию, посмотрел на него и достав из кармана пачку сигарет и прислонившись спиной к коробкам динамической защиты, густо облепившей надгусеничную пОлку танка, закурил, ловя себя на мысли, что я это делаю только для того, чтобы оттянуть неизбежное. Ведь идти туда мне ой как не хотелось!

   "- Господи, ну за что нам такое!, - восклицал мой внутренний голос. - У всех первый пост как у нормальных людей - Боевое Знамя части или склады вооружения! А у нас..."
     Так я и стоял пару минут, прислонившись к тёплому металлу танка и изредка делая затяжки, ожидая, пока офицеры поставят новые задачи своим подчинённым и распределят их вокруг здания, рассматривая это чёртово здание и прокручивая в голове всю предысторию сегодняшнего ЧП.
      .....Это длинное приземистое одноэтажное здание являлось ничем иным, как военно-полевым банком. Построенное ещё в первые годы Советской власти, оно имело толстые кирпичные стены более метра толщиной, окна, как уже отмечалось, узкие как бойницы и забранные крепкой решёткой и одну-единственную входную дверь, оборудованную толстой металлической, чуть ли не сейфовой, дверью. По его центру, по всей длине здания, тянулся коридор, по бокам которого  располагались  комнаты, оборудованные металлическими дверьми.
    В центре коридора, возле одной из его стен, стояла тумбочка с телефонным аппаратом для связи с караульным помещением, а в самом помещении коридора круглосуточно находился часовой, осуществляющий охрану и оборону этого военно-полевого банка - первого поста караула.
    В  комнатах, расположенных по бокам коридора, были оборудованы служебные кабинеты сотрудников  и подсобные помещения банка. В рабочее время допуск сотрудников в помещение банка осуществлялся по пропускам, а в нерабочее время в нём находился один часовой, меряющий шагами этот длинный коридор в ожидании смены.
      А в конце коридора находилась причина чрезвычайного происшествия, которое разворачивалось прямо сейчас у нас на глазах и в котором мы принимали самое непосредственное и активное участие. Точнее не причина, а некий триггер, спусковой крючок, приведший в действие всю эту цепь событий.
     Причиной же являлись, как всегда непонятные и необъяснимые, действия и решения нашего горячо любимого правительства или иных государственных деятелей, по которым нам, офицерам, прапорщикам и контрактникам, уже более трёх месяцев не выплачивали денежное довольствие. Пусть это останется на совести  руководства нашей страны, хотя я не уверен, что она у них есть.
    А на нашей совести лежала ответственность перед государством за выполнение поставленных задач и ответственность перед своими семьями за их обеспечение и содержание, особенно детей. С первым мы, худо-бедно, сжав зубы и подтянув пояса, справлялись, а со вторым была просто беда...
     Если солдат контрактной службы поставили на довольствие в солдатскую столовую, то офицеры и прапорщики были лишены даже этого. Правда, для большинства солдат, даже это не являлось выходом из положения, а было неким подспорьем. В охваченной войной республике не так легко было найти работу, поэтому добрая половина контрактников являлись местными жителями, пошедшие на военную только для того, чтобы прокормить семью, а не из патриотизма или высших побуждений. И, в течение всех этих месяцев, получая в столовой свою порцию пищи, они складывали её в баночки и судки, чтобы передать своим детям, сидящим дома без куска хлеба.
      Даже в караул солдаты сейчас заступали с бОльшей охотой, чем раньше, ведь для личного состава караула выдавали усиленное питание, которое тоже можно было дополнительно передать семье.
     Ещё свежи были наши воспоминания  о дефолте 1998 года, принёсшим так много проблем простым жителям страны, больно ударившим и по нам, военнослужащим, защитникам этой страны. А теперь снова...

      Хуже всего было офицерам и прапорщикам, которых не ставили даже на довольствие. Все эти месяцы мы выкручивались как могли, всеми правдами и неправдами добывая себе и семьям пропитание. На все наши, сначала робкие, а затем настойчивые просьбы, в последнее время переходящие уже в открытые требования, звучал один ответ: "Денег нет".
     "Денег нет...."
     Слыша эти слова, мы приходили в бешеную ярость, еле сдерживаясь, чтобы, в лучшем случае, не плюнуть в лицо тому, кто их произносил. Ведь деньги были, мы их видели каждый день, а часовые постоянно находились рядом с ними. Денег было очень много, точная их сумма и количество купюр мне были неизвестны, но их было настолько много, что мы ввели даже свой термин - ДОХРЕНАЛИАРД.
    "ДОХРЕНАЛИАРД..."
     Да и как иначе можно было назвать эту сумму денег, которая хранилась в комнате, размером примерно шесть метров на четыре метра, битком заставленную обыкновенными паллетами  с уложенными на них деньгами штабелем, достигающим высоты больше роста человека?
    В металлической двери этой комнаты, оборудованной под хранение денег, имелось окно с бронированным стеклом размером, примерно, двадцать на двадцать сантиметров. Даже, если не смотреть в это окошко или даже попытаться не обращать внимание, как сотрудники банка, с помощью обыкновенной строительной рохли,  постоянно таскали эти паллеты с деньгами, то от запаха денег нельзя было отгородиться никак.
    "Деньги не пахнут..."
    Пахнут, ещё как пахнут! Этот запах, который ни с чем невозможно перепутать, запах типографской краски, которой были отпечатаны денежные купюры, проникал везде, пропитывая весь воздух, предметы в помещении банка, одежду сотрудников банка и форменное обмундирование лиц из состава караула, имеющих право доступа на пост.
      "Денег нет...."
  Эти слова могли свести с ума любого из нас, ежедневно видевших эти горы денег, постоянно чувствовавших их запах. Это была пытка, изощрённая пытка для всех тех, у кого дома дети падают в голодный обморок, а ты уже и не знаешь, как им помочь. Ведь деньги были, были здесь, стоит лишь протянуть руку!
      Я давно понимал, что кто-то скоро не выдержит и сломается. Только не думал, а скорее надеялся, что это будет не мой солдат и будет не в моё дежурство. Но случилось то, что случилось и сейчас Курбанов занимался "дрессировкой" сотрудников банка, выплёскивая на них накопившиеся внутри себя за эти месяцы, злость, безнадёгу и отчаяние и вымещая им за все страдания, испытанные им и его семьёй.
   - Эх, Курбанов, Курбанов, что же ты, дурак, творишь?, - снова вздохнул я, отбрасывая "бычок" сигареты в сторону.
     Вздыхать мне было от чего, только вздыхать было уже поздно. С какой стороны не посмотри, для меня не было впереди никаких радужных перспектив. В любом случае мне придётся отвечать за это ЧП, если не как дежурному по части, то как командиру роты, несущему ответственность за своих солдат.  И это при условии, если сейчас этот солдат, приоткрыв дверь, не всадит в меня половину магазина из автомата...
     Тянуть дальше было уже нельзя, да и солдаты заняли назначенные им позиции.
    И я снова пошёл к двери...
    Минут пятнадцать я пытался дозваться часового, попеременно звоня в звонок и работая кулаками по металлической двери, отбив которые, принялся сначала стучать, обутыми в ботинки с высокими берцами, ногами, а затем, отбив и ноги, рукояткой ПМа. Параллельно с этим, я пытался  услышать звуки происходящего внутри, но ничего не мог разобрать. Обнадеживало меня лишь то, что звуков стрельбы изнутри здания также не было слышно. То, что сейчас сотрудники банка испытывали на своей шкуре, можно назвать лишь временными неудобствами, которые они переживут. А вот пулю пережить намного сложнее...
    Наконец-то,  раздался голос Курбанова, подошедшего к двери банка с той стороны:
  - Чего надо? Кто там?
  - Марат, это я, твой ротный! Давай поговорим!, - отозвался я, облегчённо вздыхая про себя.
    То, что он пошёл на диалог, уже внушало некоторую долю уверенности в благополучном исходе дела.
  - Не о чем нам с тобой разговаривать! Уже три месяца с тобой говорю, а толка никакого нет!, - закричал Курбанов. - Командира части давай или командира дивизии!
  - Марат! Я и так уже послал за ними. Ты, самое главное, других глупостей не натвори за это время! Всё решим!, - продолжил успокаивать я его.
   - Всё решим?, - взъярился он ещё больше. - Деньги мои где? Я честно служил, честно заработал! Как мне домой к семье идти?
  - Марат! Не у тебя одного такая проблема, всем сейчас тяжело и мне в том числе!, - сделал я новую попытку успокоить его.
  - Деньги мои верните или убью всех!, - продолжал неистовствовать Курбанов.
   
     За этими угрозами и уговорами прошло ещё минут двадцать, в течение которых снаружи здания военно-полевого банка произошли некоторые изменения. Со стороны соседнего здания показалась группа связистов, тянущих за собой раскручивающуюся катушку полевого кабеля и, добравшись до здания банка, быстро подключили полевой телефонный аппарат ТА-57 к протянутой "полёвке".
     Крутанув ручку телефонного аппарата, командир взвода связи приложил трубку к своему уху и, удовлетворённо хмыкнув себе под нос, доложил:
  - Связь установлена!
   Из-за двери банка отчётливо слышался раздающийся звонок телефонного аппарата.
   - Марат! Возьми трубку! Давай поговорим по-человечески, а то орём оба через дверь!, - попросил я Курбанова, кивком головы одновременно поблагодарив лейтенанта и отправляя его отсюда подальше.
    Недолго поупрямившись, Курбанов телефонную трубку всё же взял и я продолжил свои уговоры. По телефону опять явственно слышалось происходящее внутри здания банка. Судя по всему, сотрудники банка сейчас сдавали Курбанову нормативы по физической подготовке, а, если судить по произносимому им вслух отсчёту, скорее всего это были приседания или отжимания.
     В скором времени показался "УАЗ" командира части, остановленный солдатом из состава "старого" караула на границе оцепления. Из него выскочил командир части и "новый" дежурный, подбежав к нему, принялся докладывать, вводя его в курс дела, при этом отчаянно жестикулируя и время от времени показывая на меня рукой.
    Через минуту подполковник уже стоял рядом со мной, вытирая платком со лба обильно выступивший пот.
   - Чего требует?, - спросил он у меня, визуально оценивая принятые мной меры.
  - Денег, чего же ещё? - удивился я.
  - Всё понимаю, кроме одного, - произнёс командир части, глядя на изуродованный танком асфальт. - Танк то на какой хрен пригнал?
   - А как внутрь попадём, если штурмовать придётся?, - ответил я вопросом на его вопрос. - Стены в метр толщиной, окна с решётками и узкие, а если даже внутрь какой-нибудь комнаты попадём, то не факт, что пройдём дальше. Комнаты от коридора отделены так же металлическими дверьми, которые сейчас, скорее всего, заперты. Остаётся входная дверь, но не взрывать же её, проще и безопаснее выломать тараном.
  - Может, ты и прав!, - оценил принятое мной решение подполковник, подходя к телефону. - Только одного не учёл, медиков на всякий случай тоже надо было вызвать.
    Не буду подробно описывать события последующих часов, заключающихся  в бесконечных переговорах командного состава с часовым.
     Взяв трубку, командир части продолжил начатые мной переговоры, которые продолжались, с различными вариациями, ещё около получаса. Затем, на своём "УАЗе", прибыл командир дивизии, а с ним разведывательный взвод на БТР, сменивший солдат моей части возле здания банка.

   Отправив "нового" дежурного по части нести службу, "старый" караул в расположение части сдавать оружие, а "новый" караул - продолжать несение службы, мы остались с подполковником ждать завершения или развязки этой, даже и не знаю как выразиться....  Скорее всего, трагедии....
     Командир части стоял возле командира нашей дивизии, разговаривающего по телефону с Курбановым и обещающего ему "золотые горы", невдалеке переминались с ноги на ногу пара наших связистов, оставленных командиром при себе для организации связи. Невдалеке виднелась "буханка", с красным крестом на боку, медицинского взвода. Я сидел на броне танка рядом с люком механика-водителя, и, изредка переговариваясь с ним, высунувшим одетую в шлемофон голову из люка "по-походному", курил сигарету за сигаретой.
     И тут, часа два спустя, в интонациях голосов моего вышестоящего начальства, произошло некоторое изменение, заставившее меня закончить пустопорожнюю болтовню с механиком-водителем и навострить уши, прислушиваясь к их разговору.
     Моя интуиция не обманула меня. Судя по довольному лицу командира дивизии и радостной мимике командира части, им удалось о чём-то договориться с Курбановым. Моё предположение полностью подтвердилось через несколько секунд, когда командир части обернулся ко мне и взмахом руки попросил подойти к себе.
    - Мартынов есть у тебя в роте? - без предисловий спросил у меня командир дивизии, когда я, спрыгнув с танка, подошёл к ним.
   - Есть, механик-водитель во втором взводе,- ответил я, недоумённо глядя на него и не понимая связи вопроса с происходящим.
 - Так вот, Мартынова сюда бегом и бутылку водки с закуской! - отдал мне распоряжение командир дивизии.
  - Зачем?, - всё ещё не понимая происходящее, решил уточнить я.
  - Курбанов решил сдаться, но храбрости не хватает, вот и просит принести  водку. А водку должен принести человек, которому он доверяет, - снизошёл до ответа мне командир части.
  - Это, вообще-то, хреновая идея!, - не обращая внимания на их должности и звания, возразил я.
   - Старлей, выполнять!, - повысив на меня голос, приказал командир дивизии.
   - Товарищ генерал-майор!, - глядя ему в глаза, ответил я. - Мартынова я сейчас вызову, приказ ему будете отдавать сами лично! А на счёт водки...  Вы может и не замечаете, но нам жрать не на что, а пить и подавно.  Так что, на счёт водки и закуски решайте сами в другом месте, а не со мной!
  - Дерзишь, старший лейтенант?, - побагровев, спросил генерал-майор.
  - Констатирую факт, товарищ генерал-майор!, - последовал мой ответ.
     Испросив разрешения у командира части, я отправил одного из связистов посыльным в расположение роты за Мартыновым, а второй связист, тем временем, убыл в неизвестном направлении выполнять распоряжение командира дивизии.
      Через несколько минут все были в сборе - командир дивизии, Мартынов, водка и закуска. С моего места, которое я снова занял возле механика-водителя на броне танка, не было слышно, что обещал Мартынову командир дивизии. Но, в конце концов, поддавшись уговорам, он взял водку и закуску и направился к двери банка, от которой все остальные, наоборот, отошли подальше....
      Впустив Мартынова внутрь, Курбанов снова забаррикадировал за ним дверь. Не знаю, что там происходило внутри, но...
    Спустя минут пятнадцать, из помещения банка до моих ушей донёсся звук автоматной очереди, затем второй...
  - Заводи!, - ткнул я кулаком в голову механика-водителя, одетую в шлемофон, одновременно приподнимаясь с брони танка.
    Спрыгнув с брони, я в несколько прыжков был уже у входа в банк, сжимая в руке пистолет, каким-то чудом оказавшийся  в моей ладони. Сжатый воздух ещё только раскручивал коленчатый вал двигателя танка, а дверь банка внезапно приоткрылась, образовав щель в дверном проёме. От неожиданности, я отшатнулся назад, а затем, быстро собравшись, рванул приоткрытую дверь на себя и заскочил внутрь.
    Как потом оказалось, один из сотрудников банка, воспользовавшись воцарившейся суматохой, открыл дверь изнутри.
    В полумраке коридора, вдоль стены, белыми пятнами выделялись бледные лица сотрудников банка, а на полу, примерно в центре коридора, в паре шагов друг от друга, лежали два тела, одетых в военную форму, между которыми валялся упавший автомат Курбанова. В затхлом воздухе коридора отчётливо чувствовался запах сгоревшего пороха  вперемешку с запахом крови.
    Да, кровь, как и деньги, пахнет и имеет свой специфический запах...
     Подбежав к ним, я ударом ноги отшвырнул автомат в сторону и наклонился над первым из лежащих, засовывая пистолет обратно в кобуру.
     В это время бойцы разведвзвода уже проникли внутрь вслед за мной, набившись в помещение и выводя сотрудников банка наружу.
  - Медика сюда, быстро!, - крикнул я в сторону выхода, нащупав пульс у одного из своих солдат.
     А затем сделал то, что никто никак не ожидал от меня, даже я сам.
    Подняв автомат с пола, я встал спиной к двери денежного хранилища, не подпуская к нему никого и приказал:
  - Все, кроме медиков, вон отсюда! Считаю до пяти, потом стреляю на поражение!, - для усиления эффекта, передёрнул затвор автомата, хотя в этом и не было необходимости. Патрон и так был в патроннике автомата, загнанный туда затвором после произведённой Курбановым очереди.
     Я не мог допустить очередной вспышки безумия, которая могла возникнуть у солдат при виде денег, я не мог допустить новых жертв и разграбление поста...
  - Ты что творишь, старлей!..., - донёсся до меня крик командира дивизии от дверей банка.
  - На х... все отсюда!, - уже матом, закричал я на всех, включая и командира дивизии и выпроваживая их за дверь стволом автомата.
    Дождавшись, когда медики на носилках вынесут тела моих солдат, я закрыл за ними изнутри дверь. Подойдя к тумбочке с телефоном, положил на неё уже ненужный мне автомат, предварительно разрядив его, и, подняв телефонную трубку, дождался соединения с пультом связи караульного помещения.
    - Помощник начальника караула старший сержант Кожухов!, - раздалось в трубке.
    - Кожухов, передай начальнику караула, пусть присылает смену и выставляет часового на первом посту, - устало произнёс я и положил трубку на рычаг.
     Дождавшись прибытия начальника караула со сменой, я передал ему пост под охрану и автомат с остатком патронов, а затем вышел на улицу.
    На улице  уже вовсю царила ночь. На чёрном небе, яркими алмазами, сверкали крупные звёзды, а полная луна висела над горизонтом, как бы уцепившись за ветви ближайших ко мне деревьев.
     Глядя в это ночное небо, дарившее мне в данный момент умиротворение и покой, я достал очередную сигарету и закурил. Я очень устал, затратив много сил и истрепав себе нервы, мне сейчас не хотелось отвлекаться на всю эту суету, царившую вокруг, на все крики и выпады начальства в мою сторону, которые я пропускал мимо ушей.
   - Завтра!, - ответил я командиру части на его очередной вопрос. - Всё завтра!
   И, повернувшись к нему спиной, усталой походкой древнего старика, я побрёл в сторону дежурной части, чтобы закрыть свои долги, сдав пистолет и поставив роспись в книге приёма-сдачи дежурства.
    Видимо, что-то прочитав в моих глазах, командир части не стал заострять внимание на грубейшее нарушение субординации с моей стороны и просто молча смотрел мне вслед.
     Завтра, всё будет завтра.
    Назавтра, с самого раннего утра, меня ждали бесконечные объяснительные, следователи военной прокуратуры, проверяющие - различных должностей и званий и долгожданная выплата денежного довольствия всему личному составу дивизии за все месяцы задержки.
    Но это будет только завтра.
    А сегодня, на данный момент, хотя и не по своей вине, я потерял двух хороших парней...