Про Слона или Летом 45-го

       Слон стоял и моргал маленькими карими глазами с большими ресницами, не понимая, где очутился.  Здесь не было грохота и огня.  Он никак не мог забыть ужас пережитого…

       Сначала над их шапито на окраине городка со страшным гулом пролетели быстрые серые птицы с белыми звёздами в синих кругах, потом с неба стали падать чёрные яйца и, как при грозе, раздались раскаты грома, эхом разносившиеся повсюду. В городке, то здесь, то там полыхнули алые языки. Словно пожар в джунглях засушливым летом, огонь пожирал всё вокруг, застилая небо угольной пеленой.
       Слон трубил и таранил решётку, пытаясь вырваться на свободу, но железная ограда оказалась слишком крепка и не поддавалась могучему зверю. С диким ржанием мимо пронеслись лошади, сбежавшие из загона. В клетках неистово ревели медведь и лев. Потом ужасные птицы улетели и наступила тишина.               
       Слон огляделся. Городок был охвачен пламенем, тянуло гарью, свежий ветер уносил дым в сторону, больше не гремело, и звери начали понемногу успокаиваться.
Лев перестал бросаться на стальные прутья клетки, отошёл вглубь, по-прежнему грозно рыча и топорща усы. Тяжело дыша, он лёг на землю. Медведь сел на хвост и грузно привалился спиной к углу решётки. Косолапый хрипло сопел, из раскрытой пасти на густую шубу спадала белая пена. Глядя на своих собратьев по цирку, Слон тоже затих, подошёл к бочке с водой, и осушил её до дна. Сначала он набрал воды и принялся жадно пить, положив хобот в рот, а затем окатил себя сверху фонтаном. Потом великан опустился на колени, завалился на бок, зарывшись бивнем в песок, и вытянув вперёд хобот.
      К вечеру появился тот, кто всю жизнь заботился о Слоне: кормил, чистил, купал и выводил на прогулки.
      Слон сначала даже не узнал своего смотрителя – так он изменился. Лицо покрывала чёрная копоть, волосы внезапно побелели, в красных глазах стояли слезы, руки тряслись, человек невероятно осунулся и стал похож на старика.  Слон скосил глаза и приветственно приподнял хобот. Заплетающейся походкой смотритель подошёл к голове великана и рухнул на неё. Слон понял - случилось страшное!               
      Великан ощутил что-то давным-давно забытое, когда в молодости на берегу широкой реки он набрёл на тело погибшего соплеменника - Слон вновь почувствовал дыхание смерти.
Человек обнимал голову зверя и беззвучно рыдал, содрогаясь всем телом, а потом до огромных ушей донеслись слова, которые смотритель повторял постоянно.
      - Господи… господи… за что? Господи! За что ты всех забрал? Господи… почему ты попустил бомбу?!!! Марта…Доченьки! Господи, почему не я?!!! Почему ты не забрал меня!!! Зачем мне жить?!!! Один, остался совсем один! Господи…
Слон всё понял, его огромное сердце сжалось от нестерпимой боли, он накрыл хоботом, раздавленного горем человека и тоже заплакал…

      Через несколько дней появились люди, в одежде цвета пожухлой травы, с висящими палками за спиной, и Слона повели по пыльной дороге к месту, где пыхтел белым дымом механический зверь на круглых ногах, но исполин не волновался – смотритель был рядом. Великана завели в деревянный дом с соломенной подстилкой на полу,  стогом сена, несколькими бочками воды и задвинули большую дверь. Слон и человек оказались погружёнными в полумрак, свет проникал только через маленькие оконца под крышей.
      Воздух прорезал протяжный гудок, дом вздрогнул, двинулся вперёд, раздался мерный звук «Чух-чух-чух» и сверху заструился прохладный ветерок.
Они ехали несколько дней, иногда дом останавливался и Слона выгуливали. Всякий раз перед выходом из вагона Слон выставлял хобот наружу и жадно втягивал уличные запахи, которые всегда были разные и зачастую ему не нравились - не редко атмосферу пропитывал смрад пожарищ, железа и едких испарений, раздражавших чувствительные рецепторы хобота. Тогда гигант стремился скорее вернуться в своё временное жилище и уткнуться в ароматное сено.
      Наконец дом на колёсах остановился, дверь широко распахнулась и внутрь хлынул поток яркого света и летнего воздуха. Слон зажмурился и приподнял хобот. На этот раз запахи его не пугали. Мягко ступая по доскам, великан спустился на землю. Смотритель по-прежнему был рядом.

      Слон стоял и моргал маленькими карими глазами с большими ресницами, не понимая, где очутился.
 
      Кругом было яркое лето, в голубом небе золотилось солнце. Слона окружали незнакомые восторженные люди, хлопавшие в ладоши, когда он вышел из вагона. Великана подвели к небольшой лужайке, где дали напиться, подкрепиться овощами и окатили свежей водой из шланга, а потом чинно и степенно повели по улицам неизвестного города в составе внушительной процессии.
       Люди высыпали на тротуары, махали гиганту руками, смеялись и пытались угостить его чем-то вкусным. Однако человек в белой форме, медленно кативший на мотоцикле впереди колонны, что-то кричал на незнакомом слону языке и отгонял зевак. 
       Смотритель шёл справа, держа своего питомца за упряжь. Он всегда находился со слоном, с тех пор как обратился к русским солдатам, вступившим в его городок, с мольбой спасти от голода маленький зоопарк шапито.
       Немец не питал особых надежд, однако надо было что-то делать, у зверей почти закончился корм, и, как ни странно, русские помогли.  Сначала доставили провизию, а через несколько дней льва с медведем увезли в один из уцелевших зоологических садов Тюрингии, Слона же решили отправить в Москву. Оставаться на родине смотритель не мог. После гибели семьи под бомбами американцев, всё вокруг отзывалось в его душе невыразимой болью, и он напросился сопровождать Слона в Россию. Русские не возражали и вот теперь старик брёл по московским улицам, удивлённо озираясь по сторонам.   
       Громадные помпезные каменные здания сменились утопавшими в садах, невзрачными деревянными домишками с резными палисадами. Гладкий асфальт перешёл в булыжную мостовую. Слон остановился у высокого дерева, протянул хобот к изумрудной кроне, сорвал сочную зелёную ветку, сунул её себе в рот и аппетитно захрустел. Процессия замерла, с умилением наблюдая, как исполин уплетает свежую московскую листву.

        Путь по мостовой занял ещё около часа и наконец Слона привели в просторный вольер, окружённый стройными тополями и раскидистыми липами. Гигант осмотрелся, всё пришлось ему по душе – и мягкая стриженная трава под ногами, и чистый песок, и бассейн с водой, и салатовый дом, с открытыми воротами в который направился смотритель. Вскоре человек вышел и, подойдя к Слону, улыбнулся и потеребил его по щеке: 
- Ну-ну, теперь это наше прибежище, наш дом - мы будем здесь жить.
        Слон поднял хобот и радостно затрубил…

        Прошло несколько дней, и Слон начал привыкать к новому месту. По ночам он спал в павильоне, на подстилке из песка и душистого сена. Днём его купали, поливая из пожарного рукава, вдоволь кормили и водили по аллеям парка, рядом с зоологическим уголком, в сопровождении неизменной ватаги детворы.
Смотритель жил в комнатушке при павильоне, рядом со своим питомцем и великан был всегда спокоен, зная, что человек неподалёку.
Каждый день старик приходил к зверю с восходом солнца, чтобы сказать Слону - «Доброе утро!», а вечерами подолгу сидел рядом, рассказывая про свою жизнь, а великан клал хобот ему на плечи. Часто смотритель беззвучно плакал и тогда Слон нежно трепал его кончиком хобота по голове.

                ***
       Слон устал лежать и встал, чтобы размяться. Он сделал несколько шагов по дорожке и в его мягкие подошвы глубоко вонзилось что-то острое, раздирающее кожу и мясо. Зверь упал на передние колени, по его стопам ползли ручейки крови, великан вытянул хобот и затрубил. Он кричал, он звал на помощь! Из его умных и добрых глаз потекли большие горькие слёзы.
       Слон упал на бок в траву. Мальчишки облепили решётку вольера.
       -Фашистский слон! Фашистский слон! – радостно улюлюкали и свистели они             
       – Мы его победили! Хороших мы ему железок набросали! Смотрите, он свалился! Будешь знать, как Гитлеру служить! Это тебе за батю! За брата! За всех, кого твои фашисты убили!
       Из подсобки, маша руками, выскочил седой человек.
       -Найн! Найн! Гитлер капут!  – закричал он и подбежал к животному.
Увидев кровоточащие раны на могучих ногах и слёзы на глазах зверя, старик всплеснул ладонями, запричитал, опустился на колени, прикрыв своим телом голову Слона, гладя его по шершавой шкуре, и теперь они плакали вдвоём - человек и огромный зверь.
       -Найн, Гитлер капут, найн… – рыдал старик, утирая рукавом слёзы великана.
Слон остался единственным и самым дорогим для него существом на всём свете, ради которого он жил. Он чувствовал его боль и страдания, как свои собственные и сейчас хотел лишь одного, спасти Слона в этой чужой далёкой враждебной стране, язык которой он не понимал, но знал, что останется здесь навсегда со своим великаном.
       - Вот тебе! Получи фашист!  -  в смотрителя и его питомца полетели камни, гнилые яблоки, помидоры, еловые шишки.
Увесистый кусок кирпича ударил старика в голову, тот дёрнулся, и сполз на землю.
       Увидев смотрителя, лежащего ничком, Слон вдруг поднялся, встал на задние ноги во весь свой исполинский рост и, воздев к небу бивни и хобот, так страшно, так яростно взревел, что мальчишки, висевшие на решётке вольера, осыпались с неё, как горох, в ужасе кинувшись в рассыпную. 
Раздались пронзительные трели милицейского свистка, к вольеру со всех сторон бежали сотрудники зоологического уголка. Превозмогая боль, Слон опустился на передние ноги и встал над телом друга, неистово потрясая головой. Земля под могучими ступнями покраснела от крови, но великан был готов биться и умереть за своего старика. Люди застыли в растерянности у вольера, не решаясь войти внутрь. Три человека в белых халатах озабоченно переговаривались не зная, как поступить.
В этот миг смотритель застонал и пошевелился, опершись на руки он попытался подняться, но не смог. Слон перестал мотать головой и протянул хобот своему хозяину, человек зацепился за него, гигант осторожно поднял старика и наклонил свою голову.
Смотритель, пошатываясь, обхватил её и принялся гладить, успокаивая зверя. Постепенно Слон утихомирился и позволил докторам зайти внутрь вольера. Старик положил Слона на бок, двое врачей бросились к огромным израненным ногам, третий - занимался человеком, останавливая кровь из рассечённого затылка и накладывая повязку. 

  Вечером следующего дня у вольера стали собираться мужчины в поношенной солдатской форме или довоенной, нескладно сидящей одежде, они держали за руки понурых мальчишек.
Смотритель увидел их через открытую дверь павильона, где он убирался. Слон лежал неподалёку, на лужайке. Старик вгляделся в их лица – обыкновенные, сурово-сосредоточенные, зачастую покрытые шрамами, опалённые войной и обветренные жизнью, не дававшей им послаблений. Он узнал эти лица – лица простых русских солдат, победивших нацизм и спасших Слона и зверей шапито.
Старик вытер руки о фартук, отложил метлу, подошёл к решётке вольера и вопросительно посмотрел на собравшихся. Мужчины молчали, отводили глаза, мальчишки прятались за спинами взрослых.
Один из русских, немолодой человек в офицерской форме без погон слегка кивнул головой и произнёс на хорошем немецком:
- Здравствуйте, господин смотритель, прошу Вас не волнуйтесь. Мы пришли извиниться перед Вами и этим замечательным Слоном, за то, что вчера натворили наши сорванцы. Они хорошие ребята, просто не навоевались. У многих на войне сгинули отцы или близкие. Просим Вас - не держите на них зла, они уже получили хорошую взбучку. Мы принесли подарки вам со Слоном – офицер добродушно улыбнулся и подмигнул своим:
- Давайте, мужики подносите.
Старик увидел, как десятки кряжистых и мозолистых рук протянули к нему сумки и кульки с нехитрой снедью.
- Это для Вас, господин смотритель.
- А это для слона – звонко выкрикнул детский голос и перед вольером появились большие корзины с зелёными яблоками, морковью, свеклой и капустой.
Дети вышли вперёд и, виновато пряча глаза, почти хором сказали:
- Простите нас, дедушка, мы больше не будем, мы хотим подружиться со слоном, чтобы он нас тоже простил.
Офицер перевёл, и смотритель растроганно прослезился. Он снял с себя фартук, вышел из вольера и, под всеобщее ликование, принялся пожимать руки этим прекрасным простым людям.
Потом москвичи притащили несколько длинных лавок, которые тут же превратились в праздничные столы, затем сдвинули скамейки, посадили смотрителя в центр вместе с офицером и разлили водку по гранёным стаканам. Весь вечер немец говорил соседу про свою боль, а потом они горячо обнялись.
        Старик пил, но был абсолютно трезв, уже брезжил рассвет, когда последний гость ушёл и оставил его наедине с собой.  Немец вернулся в павильон, где на соломе лежал Слон. Великан безмятежно спал, изредка фыркая и трепетно шевеля ресницами. 
        Смотритель долго стоял, глядя на своего единственного друга и думал, думал, думал, а потом вышел во двор и впервые рассмотрел рассвет над Москвой. Он высоко задрал голову и застыл, заворожённый красотой неба, тишиной и щебетом птиц. Старик вдруг ощутил невероятный покой, наполнивший его, и понял, что его родные живы и смотрят сверху, на него и на Слона, смотрят и улыбаются.
Солнце выглянуло из-за листвы, старик зажмурился и подумал:
        - А всё-таки - надо жить!...