Размышления о войне

      О войне можно рассказывать бесконечно. Но все равно всего не скажешь...
                Абхазия. Военное время 1992-1993 гг.
      Вместо предисловия. В дни празднования 26-й годовщины нашей Победы в редакцию газеты «Республика Абхазия» поступали письма с поздравлениями, приходили ветераны войны с воспоминаниями о фронтовых буднях, близкие люди участников сражений, живущих ныне, и тех, кого уже нет, с рассказами об их подвигах, самоотверженности, храбрости. Пришло письмо и из Израиля. Его автор – хорошо известный многим в Абхазии, коренной сухумчанин, ныне живущий в Израиле Владимир Борисович Левинтас. Это письмо – воспоминания, рассказ о пережитом, о собственном восприятии войны, воскрешение фактов, наблюдений и их оценка.
Надеемся, что это будет интересно и нашим читателям.

      После окончания Таганрогского радиотехнического института в 1965 году я был распределен на работу в г. Брянск на электровакуумный завод «Литий». Пять лет работал на должностях начальника цеха, начальника отдела технической информации, освобожденным секретарем комитета комсомола.
В 1970 году вернулся в родной Сухум. Начал работать старшим научным сотрудником в Центральной научно-исследовательской лаборатории по туризму и экскурсиям.

      В 1975 году лабораторию расформировали, и меня пригласил на работу в Абхазский институт усовершенствования учителей его директор Ремзи Камшишевич Агрба, часто заходивший ко мне в фотолабораторию, страстный любитель фотографии. И 1 сентября 1975 года я впервые вошел в здание института.

      Ремзи Камшишевич предложил мне возглавить методический кабинет ТСО – технические средства обучения в школе. Для организации кабинета выделили три смежные комнаты. В одной я организовал фотостудию с фотолабораторией, в другой – класс-кабинет ТСО, в третьей – лингафонный класс на 24 поста. Чтобы оснастить класс-кабинет, аппаратуру и оборудование приобретали в Сухуме, Сочи, Ростове-на-Дону, Москве, Ленинграде. В течение года был фактически полностью оснащен класс-кабинет техническими средствами, применяемыми в школе: от диапроектора до видеокамеры. И это отличало наш институт от других таких же, где не было полностью оснащенных техникой аудиторий.

      За 17 лет работы в институте мы посетили более двухсот школ, внимательно изучали передовой педагогический опыт. Я присутствовал на многих открытых уроках, фотографировал, и затем мы обобщали этот опыт и распространяли его во время курсовых занятий. Фотографии таких уроков я размещал на стенде в вестибюле института. Он пользовался успехом.

      В 1982 году работы нашего Института усовершенствования учителей по обобщению и распространению передового педагогического опыта были представлены на ВДНХ СССР в павильоне «Народное образование». Нам предложили сделать несколько стендов. Все материалы готовились кабинетом ТСО. Работу абхазского коллектива оценили высоко. Вместо положенных трех месяцев наши материалы экспонировались на ВДНХ полгода. Директор ИУУ Ремзи Агрба получил золотую медаль ВДНХ, серебряной медали был удостоен заместитель директора Аркадий Ципурский.

      Кроме самих занятий на курсах по ТСО, мы проводили с учителями и практические работы по фото- и киносъемке на природе – экскурсии в Цебельду на раскопки древней апсилийской крепости Цабал, которые проводили доктор исторических наук Ю.Воронов и кандидат исторических наук О. Бгажба. Их лекции по истории Абхазии (Апсилии), да еще с фотосессией на природе были оценены слушателями курсов по достоинству.

      В июне 1992 года по инициативе Председателя Верховного Совета Абхазии Владислава Григорьевича Ардзинба нашим институтом впервые были организованы курсы по истории Абхазии. Так как в здании не было большой аудитории, Ардзинба предложил проводить лекции в  зале Верховного Совета.

      В назначенный день там собралось более 200 учителей истории, ученые из АБНИИ, депутаты ВС, члены правительства Абхазии. Лекции читали ученые Ю. Воронов, Б.Сагария, О. Бгажба, С. Лакоба и другие историки и археологи. Эти лекции стали для многих настоящим откровением. Ведь грузинские историки трактовали историю по-своему, в угоду националистическим и политическим взглядам и тенденциям. Впрочем, они это делают и сейчас... А тогда на курсах на основе археологических данных была раскрыта историческая правда.
 
      Фотоплакаты для лекций Ю.Воронову и О.Бгажба подготовил я. На следующий день из Тбилиси скомандовали: курсы по истории Абхазии закрыть, прекратив их финансирование. Однако все лекторы решили продолжить работу курсов без оплаты их труда. К сожалению, использовать знания, полученные на этих курсах, учителя не успели. 14 августа началась война.

      В начале войны почти все сотрудники, оставшиеся в городе, приходили в институт. Однажды, выглянув в окно, которое выходило на нашу котельную, я увидел в куче угля торчащий ствол танкового орудия. Пошел посмотрел – действительно, танк, зарытый в уголь. Выше нашего здания, в ущелье, увидел еще два танка. Это было после того, как 3 сентября в Москве Борис Ельцин, Эдуард Шеварднадзе и Владислав Ардзинба подписали Соглашение, предусматривающее развод противоборствующих сторон, вывод техники.
      В то время в Абхазии находился специальный представитель России Сергей Шойгу, контролирующий развод войск. А грузины вместо того, чтобы сдавать боевую технику, прятали её во дворах и ущельях. На велосипеде я поехал в санаторий МВО, где базировался С. Шойгу. На территории увидел соседа – дирижера Абхазского симфонического оркестра Анатолия Хагба. Подошел и рассказал ему, где грузины прячут танки. Попросил, по возможности, сообщить это Сергею Шойгу. Утром танков ни в куче угля, ни в ущелье уже не было.

      Где-то в конце августа и.о. директора И. Бенделиани привел в институт группу офицеров грузинской армии. Те, осмотрев все помещения, дали команду нашему коллективу в течение трех дней покинуть работу, убраться восвояси. Стали думать, что можно спасти, эвакуировать за три дня, да еще без транспорта. Очень жаль, прежде всего, было нашу великолепную библиотеку. Предложили разобрать по домам хотя бы по 5-6 томов Пушкина, Лермонтова, книги абхазских писателей. Несколько книг я отвез на велосипеде нашему методисту Алле Джалагония, часть забрал к себе домой. Кое-что взяли другие сотрудники.
 Танечка Стацюк – заведующая библиотекой – плакала, ведь библиотека была её детищем. (Где Танечка сейчас?..) В это же время грузинские солдаты загрузили подвал институтского здания, где размещалась наша столярная мастерская, танковыми снарядами,  А в сентябре 1993 года, убегая от бойцов Абхазской армии, грузинские боевики бросили в этот подвал гранату, все здание ИУУ сгорело дотла.
Уже после войны, когда я после ранения (было со мной и такое) смог встать, приехал с сыном на пепелище нашего института и не мог сдержать слез, стоял и плакал...
 
      Как-то к нам в квартиру вломилось целое отделение сванов. Мгновенно разбежались по всем комнатам в предвкушении что-либо стащить. На моих глазах, не стесняясь, забрали несколько бутылок коньяка, сгущенку, залезли в шкаф, где я хранил около 30 тюбиков масляной краски для живописи, купленных на складе Союза художников накануне войны. Когда они убрались, ни одного тюбика краски в шкафу не оказалось. Пропали и многие вещи домашнего обихода. Но мне было жаль не коньяк, а краски.

      Был и такой случай: тетя нашего зятя попросила починить замок в доме. Я приехал на велосипеде, поднялся в дом и увидел книжные полки с Пушкиным, Лермонтовым, Горьким… А внизу шкафа лежали альбомы по истории Абхазии изданные в самиздате. Попадись они в руки грузин – хозяевам верная смерть. Я сложил их на дно своего рюкзачка, в котором привез инструменты, сверху положил несколько томов Пушкина, Есенина, Гоголя, а еще сверху привязал банку греческих маслин, которые дала мне родственница.
 
      Ковыряюсь с замком, вдруг на балкон заходят пятеро парней, высокие, все в черной форме – грузины. Спрашивают, кто я и что здесь делаю. Отвечаю: «Сухумчанин, по национальности – израильтянин, чиню замок по просьбе хозяйки». Говорят: «Кончай работу, мы здесь будем жить, замок нам не нужен. А что у тебя в рюкзаке?» Объясняю, что хозяйка дала за работу несколько томиков Пушкина, Лермонтова, Горького и банку маслин. «Маслины нам самим пригодятся, – говорят, – а русские книги нам не нужны». Отдал им маслины, сполз с балкона по лестнице и поскорее покатил домой, радуясь, что сохранил альбомы об Абхазии. О том, что был на волоске, и не думал. Много раз за эту войну жизнь подвергалась смертельным рискам.

      Во время войны я был свидетелем того, как в Сухуме горели Государственный архив, здание АБНИИ на набережной, и как его сотрудник Николай Шенкао бросился, чтобы спасти хоть что-нибудь, и грузинские вояки прострелили ему ноги. Я видел, как горел кинотеатр «Апсны», как снимали двери с кинотеатра Руставели, как караваны фур увозили в Грузию награбленное в Абхазии имущество заводов и фабрик, мирных жителей городов и сел. Однажды видел, как в вагон электрички заталкивали… корову.

      Я видел, как, сделав два залпа по абхазским позициям, грузины разворачивали свои танки и грады и били по городу, а потом трубили во всех СМИ, что это абхазы бьют по своей столице.

      Однажды в дом, где жила семья Ашота Гарибяна, постучали. Хозяин вышел на крыльцо, у ворот стоит группа солдат, требуют открыть ворота. Ашот взял в руки охотничье ружье и пригрозил: «Кто войдет – стреляю». Ушли. Через час возвратились на танке и снарядом разнесли весь армянский дом. Ашот погиб.

      С Юрием Вороновым мы дружили много лет. Завоеватели его тогда называли «главным противником» Грузии. Как-то звонит мне тетя Катя – (Юрина теща, мама Светы - супруги Юры) – и говорит,только что были в Юриной квартире грузинские гвардейцы и все расстреляли: мебель, телевизор, посуду… Беру фотокамеру, вспышку и бегу к Вороновым.

      В доме – две интеллигентные женщины (обоим за 70), тетя Катя и Светина тетя – Ольга Николаевна Хочолава – известный преподаватель музыки. С ними и воевали доблестные грузинские «рыцари». В квартире все вверх дном. В окнах и стенах пробоины от автоматных очередей, мебель, посуда – вдребезги. Книги и документы на полу. Я все отснял, беспокоило лишь одно: чтобы не заметили вспышки фотоаппарата посторонние и не донесли бы. Но все обошлось. При оказии отослал Юре негативы. Материалы вышли в его «Белой книге Абхазии», изданной в Москве в 1993 году.

      Значимость этой книги, в которой собраны документы, материалы, фотографии, личные свидетельства очевидцев и потерпевших, касающиеся войны в Абхазии, переоценить невозможно. Незадолго до этого нашествия в квартиру Вороновых я по просьбе Юры забрал из их квартиры все его археологические наработки, свернутые в рулоны кальки и миллиметровки, а также видеомагнитофон и телевизор. Спрятал дома под диван, и все это, к счастью, сохранилось.

     Как-то меня попросил зайти директор Абхазского музея, мой давний знакомый Александр Миктатович Тария. Он волновался, что делать с золотыми экспонатами музея (монеты, артефакты, оружие, инструменты и др). В музей уже забирались через люк от украденного кондиционера. Поразмыслив, мы все это богатство истории спрятали в большой несгораемый сейф в кабинете директора, а сам кабинет до дверей завалили всякого рода рекламными щитами, мебелью и другой утварью.
И несмотря на то что грузинские «вояки» еще несколько раз грабили музей, вынесли старинные ружья, народные музыкальные инструменты, сабли, пистолеты, до сейфа они так и не добрались.
 
      А в самом конце войны в квартиру Тария,на девятом этаже, где он жил вдвоем с женой, ворвались грузинские гвардейцы, избили их и, затолкав в ванную, закрыли дверь. А на балконе установили пулемет и какое-то время отстреливались от наступавших абхазских войск. Когда все стихло, Александр Миктатович (а им с женой к тому времени было уже за 70) выбил ногой дверь. В город входили передовые отряды абхазских войск.

      Но это было уже потом. А в конце сентября 92-го года меня пригласила к себе в кабинет Лана Прокофьевна Кецба, занимавшая пост министра культуры в военной Абхазии. Она попросила меня временно стать директором Абхазского гостеатра, поскольку его директор Нурбей Камкия – абхаз, и ему угрожает опасность. Я согласился, поскольку хорошо знал Нурбея, он был дядей нашего зятя Адамура Шармат, и еще потому, что хотелось попытаться что-нибудь спасти, сохранить в этом центре абхазской культуры.

      Придя наутро в театр, увидел ужасающую картину: нижнее фойе и гардероб превращены в солдатский туалет. В свисающие гирлянды огромных люстр-красавиц накидана обувь из костюмерной, на полу осколки от люстр богемского стекла. Шеварднадзиевские «гвардейцы» упражнялись в «стрельбе» обувью по люстрам. По всем лестницам размотана лента от магнитофонов. На всех балконах выкручены лампочки, в художественном цехе нет ни одной банки краски, нет кистей. Собрал коллектив, представился, поставил задачу: всё убрать в кратчайший срок.

      А через неделю в западную стену театра, как раз под круглое окно над партером, попал снаряд «Града». У Абхазской армии тогда еще такого оружия не было. Кирпичная стена толщиной в 1 метр прогнулась, но не рассыпалась. Весь партер и балконы были в пыли. Целая неделя ушла на уборку театра.

      Работая в театре, мы много раз являлись свидетелями варварства грузинских военных. Вот один из примеров. Находясь в фойе, я услышал шум и грохот со стороны фонтана. Выглянул и оторопел… Напротив центрального входа в театр стоял танк Т-72 и наводил ствол на арку с цветными витражами, выходящими на набережную. Сломя голову выскакиваю через служебный вход и несусь к танку. Стучу по броне, кричу. Откидывается люк, показался парнишка лет 22. Заглушили двигатель, парень спрыгнул с брони, высокий, в шлеме, глаза, вроде бы, не злые.

      Говорит, мы хотим разнести вдребезги этот абхазский театр. Делаю удивленный вид: «Какой абхазский?! Это грузинский театр, и на днях приезжает грузинская труппа, будут играть спектакль для воинов грузинской армии». Спрашивает, кто приезжает? Какие трупы?
 Пришлось придумывать, что приезжает из Тбилиси театр имени Марджанишвили и с ним оркестр Бубы (Вахтанга) Кикабидзе. Упоминание о Бубе возымело действие. «Ладно, – говорит танкист, – а нам сказали, что это абхазский театр».

      А однажды утром к служебному входу театра, что по улице Пушкина, подошла группа хорошо одетых людей. Среди них я, действительно, узнал артиста Вахтанга Кикабидзе, который, рассматривая пробоину в стене, сказал, усмехаясь: «Что, абхазцы бьют по своему театру?» Ах, как хотелось сказать, чей это был снаряд!..

Позже в крышу над сценой попал минометный снаряд 120-мм калибра, прилетевший из Келасури. Разнес крышу почти на 10 кв. метров. Пришлось собрать группу ребят и срочно перекрыть крышу – начинался сезон дождей.
О войне можно рассказывать бесконечно. Но все равно всего не расскажешь...
                г. Тверия, Израиль