Судьбы крестовая печать...

      
   Защитникам Отечества. 23 февраля 2022г.


 ...Различные немудрящие трюки и фокусы давались Серёге очень легко. Руки у него были, как говорят, золотые, образ мышления - неординарный; у него как-то, по - особому лихо, получилось наматывать шнурок, крепящий секретную печать к брючному   ремню, на большой палец руки. Традиционно, все наматывали этот нейлоновый шнурок на палец указательный, но Серёга как-то быстро разработал новый способ - с пальцем именно большим; этот  метод полюбился всем и сразу же…




                …судьбы крестовая печать…
 
    Портфель был полон Государственных тайн, его,опечатанным, получали  перед полётом в Бюро Аэронавигационной информации, и сдавали, также под подпись и печать - туда же. Можно было взять позаниматься в штурманской, но не более того. Государственными  и служебными тайнами считалась буквально вся полётная документация, как-то: карты, сборники схем аэродромов, регламенты радиосвязи, и ( самое главное ) коды радиолокационного опознавания.

    Логика хранения информации,  содержавшейся в этих толстенных, многостраничных документах, не поддавалась никакому восприятию;  даже  в тишине класса вычленить необходимое иногда было трудновато, не говоря уж о реальном полёте. Можно было  сверстать нужные данные куда-нибудь на шпаргалку, ради удобства, но в этом случае, даже собственная, засаленная записная книжка становилась Секретным Документом, подлежащим специальному хранению. К слову сказать, многие, совершенно не комплексуя, использовали режимность  в личных целях - в служебном портфеле очень удобно было хранить нелегальные номера телефонов, “заначку” от жены и тёщи, а также любые другие артефакты, появление коих дома, по тем или иным причинам, было не совсем желательным.

    Годы меняют всё, они меняют нас и весь мир вокруг; трансформация размеров и форматов полётной документации понемногу изменила и вид знаменитых  портфелей. На смену толстенным “Сборникам” пришли уютные “Джеппессены”, со временем сами распухшие до неприличия и уступившие пальму первенства электронным планшетам. Те же, свою очередь, потребовали своего - чехлов, наушников, основных и резервных  источников питания, и прочего электронного барахла. Тощий выпускник лётного училища обзавёлся пузом, лысиной и очками, которых, по правилам, должно быть две пары.  К ним добавились две пары  очков солнцезащитных, так как постепенно выяснилось, что фотохромная оптика, удобная на пляже, препятствует обзору бортовых мониторов… Неизменными атрибутами лётного чемодана остались только доступ сверху, облегчающий работу в тесном кокпите, пара-тройка боковых карманов для мелочи, сигарет и паспортов, и отдельный уютный уголок для подарков “от зайчика” или “котика”, которые, как известно, никогда не упустят случая  встретить  папу по дороге  с аэродрома до дома.   
 Как ни крути, но личный штурманский портфель, несмотря на обременявшую, и, вскоре утерянную секретность, был весьма удобной для повседневной жизни вещью.


                Совсем чуть-чуть  о розах и абрикосах.
   
   Секретность и режимность, довольно-таки легко приносились в жертву ради  личной необходимости; в небе всегда существовал, в дополнение к официальному радиообмену,  некий, скрытый от непосвящённых, птичий язык, полный намёков и эвфемизмов, которым можно было общаться по каналам открытой связи, не вызывая ничьего ненужного любопытства. РСБН назывался почему-то “Михаилом”, курсоглиссадная система - “Татьяной”, знаменитая частота 123,45 - “наша”…

   Существовали даже различные способы выпытать прямо по радио сверхсекретный   код опознавания “свой-чужой”.  Цифра сия, устанавливаемая экипажем  на ответчике и, меняемая по определённому закону и в определённое время, позволяла “Кому надо” отличать наши аэропланы от вражеских.  Предполагалось, что супостата,  вторгнувшегося  в наши пределы, можно  будет легко вычислить таким вот немудрящим способом. В реальности же, проблем было гораздо больше именно у “своих” - в случае забывчивости  или потери  кода, экипаж ожидали серьёзные проблемы; чтобы разузнать заветную цифру, в ход шли различные ухищрения и кодовые фразы. В эфире можно было услышать что-то типа: ”Сосед, у нашей РОЗы ( РОЗ - радиолокационное опознавание,  по-моему, если память мне не изменяет)  день рождения скоро; не подскажешь - какого числа?”, или: “Тётя РОЗа, я слышал, переехала, номер квартиры не подскажете?”
     Всякое случалось, и умение, в нужный момент, применить, а, главное - правильно воспринять намёки и иносказания, бывало, приносило участникам  диалогов не только взаимовыгодную пользу, но и помогало избежать более тяжёлых последствий…
      
  Пистолет, забытый кем-то на смывном бачке унитаза, подобно красному сигналу семафора, не увидеть было невозможно. А единожды увидев - невозможно больше  оторвать взгляда, как от  двухметроворостой кобры Маяковского. Сердце  Анрюши, как он потом мне рассказывал, провалилось куда-то в глубину форменных  штанов; вопрос необходимости помощи попавшему  впросак незнакомому коллеге даже не рассматривался. Дверь диспетчерской чуть не слетела с петель, остатка дыхания еле хватило на невнятный вопрос: 
  - Сейчас вылетает кто? 
  -   Вон, Ан-24 выруливает, - диспетчер АДП даже не поднял голову от формуляров.
    Остановить,  вот-вот уже собирающийся взлететь самолёт, в принципе, несложно, необходимы всего лишь хорошая спортивная форма и радиостанция. Форма, спасибо прошлым кондициям и регулярной зарядке, ещё была; радиостанция тоже наличествовала в  аэроплане, припаркованном  неподалёку. Спринт через перрон… со времён училища так не бегал…трап…ряды пассажирских кресел… аккумуляторы “на борт”…ожидаемый звонок, тест систем…господи, как долго он звенит …наконец, знакомый хрип радиостанций…

  - Мужики, у вас всё нормально на борту?
  - Да, всё хорошо, спасибо!
  - Проверьте состояние матчасти!
  - Проверили, благодарим, нормально всё работает!

     Ну как объяснить недогадливому коллеге, уже собирающемуся оторваться от земли; не скажешь же ему, в прямом эфире: “Простите, не вы ли забыли пистолет в туалете диспетчерской?!”

 - ЖЕЛЕЗО всё на борту?
 - Ё………..!!!!! …дь!!!
 
  “Фантомас” АН-24, с виноватым видом возвращающийся на стоянку, испуганный взгляд из-под козырька форменной фуражки…через месяц -  неожиданная посылка от незнакомца из солнечной Украины. Две громадные посылки с абрикосами на балконе у Андрюши Большого. Абрикосы были вкусные, удивление Андрея - бесконечным. 

 - Ну ладно, допустим,  он меня "вычислил", нашёл, но как адрес узнал-то?
 - Андрей, ну, должно быть точно так же, как и ты его!

   И ведь вот было что-то в этом, в этой обстановке режимности и секретности; был  какой-то особый, советский, непонятный супостатам шик. Именная печать…пистолет…почти как у Высоцкого:”Тайна слова “приказ”, назначенье границ, смысл атаки и лязг боевых колесниц…”.
 
   Это было такое особое, неповторимое, как например, удачный гол Советской сборной, “Красной машины”, после которого вся команда, низко опустив головы, как будто чувствуя вину,  разъезжалась в разные стороны по льду;  причём самый виноватый вид имел именно автор…
  Противники, в случае удачи,  обычно прыгали в козлячьем восторге, рвали на себе майки, а советские спортсмены вели себя так, словно ничего особенного не произошло. В этом был, на самом деле, великий смысл. Победители демонстрировали свою удачу как успех всей страны, её Великого Народа и Партии, которые их воспитали и, чьей заботе они обязаны. Они как бы говорили - это не их заслуга; они принимают овации трибун всего лишь по необходимости. Непонятная реакция на успех  деморализовала противника  не меньше, чем  победа спортивная. Во всех подворотнях, самодельных катках или стадионах страны, после удачного гола, проведённого хоть в сетку ворот, хоть в перевёрнутый деревянный ящик, автору следовало низко опустить голову и откатиться куда-нибудь в уголочек. Это было, Наше, особое, Советское. Это то, что нас объединяло и объединяет.




                Кто ты?

  Осенний вечер, тополя, ограда универа. Наши взгляды встретились случайно, на мгновение. Потом, ещё раз - через плечо. Мы увидели друг друга в первый раз и, скорее всего, никогда не встретимся. Мы ни о чём друг друга не спросили, мы поняли друг друга сразу. Только сын, в то время ещё немножко сзади и, пока ещё на пути к освоению Верхнего Воздушного Пространства, перехватил наши взгляды и поинтересовался:”Папа, а как ты узнал, что он тоже летает? Он из военных, морских, у нас на кафедре трудится.”  Никак я его не узнал, и узнать не мог, я был всегда слишком далёк как как от моря, так и от военных.
   Всего лишь невидимые коды опознавания, идущие  от одного ответчика к другому;  мы всё прочли по глазам: конечно же мы встречались, просто  в другом месте, в другом  пространстве и эфире, там, где иные координаты, скорости, расстояния…и отношения.

  Осенний вечер, листья под ногами.  Фикусы, вперемешку с моделями самолётиков в фойе факультета…




                Реконфигурации. Эпилог.


  …Линия фронта сместилась, пролегла по другим местам, территориям и сердцам.   Серёга крутил печать на большом пальце руки. Мы  стояли в очередь к Первому Отделу  - сдавать  секретные допуски, печати и пистолеты. На смену  тетрадям -  скрепленным, пронумерованным и прошнурованным  - приходили логины и пароли. Но это - уже будет совсем иная история.