Арбузы

   Горизонт с восточной стороны окрасился темной полосой и, разрастаясь в черное, увеличивался в размерах. Природа затихла в предвкушении встречи с ночью, ветерка не чувствуется, лишь дрожат привычно листья осин. Отчего мелко трусит зеленые, слегка осветленные до белого, листики, словно мелированые с обратной стороны? Никому неведомо. Постепенно к движению подсоединяются макушки берез, потянуло прохладный воздух с реки. Остывают луговые травы, сбрасывая дневную жару в ожидании росы.  Растомились остатки ягод на кустарниках вдоль заводи, едва не брызжут теплым соком спелости к подошвам растений. Скоро возьмутся сухостью и старением, увянут макушки, осыпая желтую и красную листву, обнажая черные кисти  ягод смородины и черемухи, оборыши вкусности и сладости. Раскрасятся обсыпанные оранжевой облепихой, цветом радости и жизненной энергии, крутые берега. А затем и холода опояшут всю растительность, подготовят к ожиданию снега.

   На краю березового колка, на узенькой полоске между рекой и деревьями сидит ватага босоногих мальчишек. Это в городах дети разучились снимать обувь, в деревне с утра до вечера голые пятки сверкают по теплой грунтовой пыли, по траве. Умудряются пробежать по стерне, по теплой гальке на перекатах водной струи. Отмыть вечером такие подошвы невозможно: прилипают к ним гудрон с крыши тока, смола хвойников, сок чистотела. Лишь в банный день загонит мамка детвору в баню, отходит веником по пяткам, чтобы видно стало цвет кожи. Смажет ранки зеленкой: не егози под руками и не пищи,  надобно за здоровьем следить. На том и кончается забота.  Природа-матушка на себя возьмет заживление царапин и порезов. Лучший друг – подорожник: сорвал,  плюнул, прилепил на ранку.

   Устроились вокруг небольшого костерка, поджидают картошку, что доходит в золе. Печеное лакомство поспевает, будоража ноздри восхитительным запахом. Но не спешат, всяк знает – доспеться должна: раньше вытащишь – полусырую глодать придется, передержишь – высохнет под коркой, сок потеряет. Все ждут и смотрят на Петьку, он заводила и самый авторитетный в кругу. Его слово – закон. Ждут. У большинства под ложечкой сосет, в желудке кроме стакана молока и куска хлеба, проглоченных впопыхах утром,  ничего нет. Пока мать крыльцо мыла, проскочили на летнюю кухню, выпили крупными глотками молоко, отломленную горбушку за пазуху и огородами сбежали. Вечером доведется ли с матерью увидеться? Неизвестно. Умается, родимая, уснет, где прислонится,  работа летом с ног валит.   Мальчишки тайком потемну вернутся, ужин под полотенцем на столе. Покушают и на сеновал.

   На колхозном поле арбузы поспевать начали. Удивительная ягода, большая и зеленая снаружи. А что поджидает внутри? Это как выберешь. Положишь перед собой большой шар. Он своей тайной манит, холодит грудь изнутри: а ну как не угадал? Спелости не набрано, внутренность едва розовая, в таком и сладости нет. Огурцами, помидорами, луком все огороды полны. Маленькие арбузы и дыни у хозяек насажены, а вот большой арбуз – редкость в огороде. Ими на общественном поле занимается старый, как древность, дед Архип.  Бабки поговаривают – из числа эвакуированных он, с  Астрахани привезли несколько семей.  После войны большая часть домой вернулась, какие-то прижились. В их числе и Архип. Начинал дело еще его дед - могилка неприметная на кладбище осталась. Сколько времени продлится история астраханского арбуза в алтайском селе, никому неизвестно.
 
   Соберется ватага вокруг арбуза, в руках Петьки нож. Тот колдует над шаром, шепчет слова разные, руками над ягодой водит. У пацанов душонка замирает: давай скорее! Чего тянет? Наконец острие приставит почти вертикально и нажимает на нож. Хрустнет под ним и разбежится трещина по бокам, ровно посередине. Развалится на две половинки, упадут они в стороны и красная внутренность, усыпанная черными семечками, брызнет соком под восторженное «ах». Заводила ватаги отрезает первую пластину и под радостные возгласы ее передают деду Павлу, бессменному другу детворы. Затем следует  порция самому младшему мальчишке, а далее по порядку, терпеливо ожидающим пацанам. Такой порядок установлен в деревне: старшему, младшему,  далее остальные присоединяются к трапезе.

   Старый работает сторожем на бахче. Досужие языки рассказывали, будто он с молодости служил, охранял преступников. После увольнения работал на Севере, затем приехал в колхоз , остался. Тихо и скромно с женой устроились на краю деревни, в небольшом, но ухоженном домике. В городе живут две дочери, порой приезжают погостить. По-первости директор определил сторожить ток, да не сложилось. Больно ретив в службе дед Павел оказался, всю жизнь ведь этим занимался. Ответственность и порядок соблюдать во всем научился: в первую ночь поймал бабку Марфу, надумала с сыном пшенички набрать – вот и попались.  За первую неделю чуть не весь колхоз переловил: кто с мешком, кто просто горсть в карман насыпал. Если привлечь всех по закону, то в деревне и населения не останется. Когда дошло до того, что стрелять в воздух довелось, директор призадумался – до греха недолго. Люди нервные в нынешнее время, а сойдется все потом на стороже. Отправил на бахчу, подальше от деревенских.

   Но стоит отметить, именно за это полюбился старик местным. За смелость до отчаяния и решительность. Уважать стали, да и воровство прекратилось. Председатель рад такому исходу:  урожай сбережен и человека от возможной беды уберег. Детвора, та и вовсе без ума от деда. Прижились у него в шалашике на бахче, расположенной на песчаном берегу. Рыбак знатный, все повадки рыбьи знает и мальчишек этому учит. День рыбалят по омутам, на ночь идет сторожить. Все отлажено. Да  только начинают спеть арбузы, лучший выбирает,  к вечеру несет мальчишкам.

   Самый маленький, Степушка,  восторженно вгрызался в красную сладкую плоть. Белобрысая, совершенно пегая от солнца голова тонула в хрустящей мякоти арбуза, по ушам и щекам стекал струйками сок. Из этого обилия вкусности сверкали черные глазенки. Восторженно блестели на мир, на компанию, на костерок. Взгляд пацаненка обратился на деда. Из-под густых бровей глянул старик, встретились глазами,  отвел взгляд…

   Промчалось мутное и непонятное в голове,  неожиданно четко всплыла картинка в памяти. Таежное зимовье, беглый с зоны. С таким запасом сроков и статей, что на свободу не выйти, оттого и пустился в бега. Группа преследования шла по следам трое суток, матерый попался варнак, умело заметал следы. Оставалось несколько километров до узкоколейки, в этот момент окружили, обнаружили в зимовье.

   Потрясающая осенняя природа с разноголосицей улетающих птиц,  пестротой цветов и   красок. Хрусталь таежного ручья,  россыпь ягод по мху. Все настраивало и звало к возвышенному. Как ценно становится то, что мы привыкли считать мелочами. Это жизнь! А перед ними стоял небритый, готовый пуститься во все тяжкие мужик. Удерживал одной  рукой за волосы женщину, другой  - заточку подставил к горлу. Мать прижимала к себе двух девчушек, одетых в какое-то тряпье. Огромные распахнутые очи,  судорожно открытый, но молчавший рот выдавали напряжение и панический страх детей. Единственная защита для них – руки мамки, что пытались прикрыть эти вселенские глаза. Не так страшно умирать, если не видишь, откуда она, нелегкая,  явится.

   А он прятался за телом от возможных выстрелов. Затаился  где-то второй. Увидеть   бы его, только невидим, не выдает себя движением. Павел, фронтовик, побывавший и в более страшных переделках, попытался разговором отвлечь внимание преступника. Только бы товарищи не сплоховали, не открыли огонь. Он уже приметил, как метнулась тень под скатом крыши. Вот где прячется! Внизу рычал, бешено вращая глазами беглец, хрипела от натуги мать, поскуливали девочки. Тоненько и жалобно. Павел с расстояния десять метров видел полные ужаса глаза и мольбу о спасении. Потерпите малышки, потерпите. В траве заприметил несколько старых гвоздей. Кованых, массивных. Вот бы взять в руки. И он, изобразив сговорчивость, начал опускать пистолет перед собой в мох.

   Что произошло, пришлось восстанавливать позже. Тот, второй, что располагался под  перекрытием крыши, начал поднимать обрез. Самый молодой из группы, увидевший угрозу, выстрелил из карабина. Словно споткнувшись о невидимую преграду, тело начало падение вниз. С выстрелом раздался крик, переросший во всхлипывания, резанул по горлу, сволочь, успел напакостить. Павел подхватил гвоздь и в прыжке метнул его, как финку. Точно в глаз вошел кованый стержень, повалились вчетвером: беглый, удерживая женщину, и две маленьких беззащитных девочки.

   Формально винить некого, произошло то, что во время задержания может волею судеб  свершиться. Обезврежены преступники! Да только два ребенка, прижавшись к матери, заходятся в слезах, размазывали слезы и кровь по лицу…

   Молодым парнем насмотрелся на зверства бандитов, вырезающих ради непонятной никому прихоти целые деревни. Грабивших и уводящих скот, обрекающих на голодную смерть женщин и детей. Мужиков, тех убивали сразу. А вот слабых – чтобы мучились! Потому перед ним не возникал вопрос: куда пойти?  Повзрослел - по комсомольской путевке направлен в НКВД.  Спустя два месяца в дорогу  - зона усиленного режима. В ней собирали самых закоренелых врагов советской власти, убийц и насильников. Искать противоядие и противостоять хитростям и проискам сидельцев сложно. Жесткий климат труден для  проживании.  К такой погоде, влажной и студеной,   не приспособишься. Оставалось стойко переносить. В отпуск Павел не выезжал, семья перебита бандитами,  родственников не осталось в этом мире. Свыкся с Севером, прижился всеми клеточками организма и души.

   Пришло время, женился. В соседнем поселке полюбилась девушка. Забрел на охоте, остался переночевать. Приметил любопытный взгляд больших, как блюдца, глаз. Худенькая фигурка,  укутанная в меха,  на удивление  не похожа лицом на местных. Оказалось,  девочка осталась от семьи геологов, родители замерзли в тундре. Дочку удалось спасти. Прижилась . Да и как быть, коли родственников нет, никому не нужна. Так, из жалости. Павел речь о женитьбе завел, приемная семья только рада оказалась такому повороту событий. Когда жених фляжку со спиртом достал, вопрос окончательно решился.

   Выправили документы, нашлась работа. Худенькая и пришибленная, первое время не могла привыкнуть к обилию продуктов,  настолько изголодалась за жизнь. Вскоре наладился быт, пришло тихое семейное счастье. Одна беда не пожелала уходить из дома – деток не могли родить. Судьба. Анастасия, а имя ей выбрал Павел – «Воскресшая» долгими северными ночами плакала из-за бесплодия. Простыла, пока найденыша подняли от того и не может зачать. Сетовала на себя, на жизнь, изводила слезами. Что можно предпринять, если врачи за сотни верст, а фельдшерица только и могла - мозоли да ссадины йодом мазать, да простудные заболевания лечить. Ну, укол поставить при надобности.

   Так и несли крест вдвоем, поддерживая друг друга в радости и в печали.
Назрела усталость в главе семьи. С началом войны просился на фронт, на второй год отправили.  Нелегкое дело досталось – поисковиком бороться с диверсионными группами врага. Вскоре контрразведка образовала подразделения «Смерш» со всеми немыслимыми задачами поимки шпионов, перешедших линию фронта. Нарабатывался опыт. Появились ордена и медали. Бог миловал, ранений избежал. Вернувшись по окончании войны, пришел в привычную систему, но уже с повышением. Они переехали в небольшой городок. Привыкали к новым условиям жизни…

   Павел вышиб дверь и ворвался в зимовье. Свет из узкой щели едва освещал внутреннее убранство. Убогость быта во всем: лежанка с тряпьем и  с медвежьей шкурой. Котелок и несколько плошек, ложки из дерева. Одежонка в закутке и пламя в самодельной печурке. На открытом пространстве бревенчатой стены висит кукла: все пространство вокруг нее и сама истыкана ножом: тренировался,  сволота!

   У входа успокаивал девочек Макарыч, старшина, дядька в возрасте, сам имевший трех дочерей.  Остальные ребята по кругу, удаляясь от избушки, осматривали местность. Два запуганных, затравленных ребенка размазывали слезы по щекам, отрешенно смотрели на происходящее. Позже они сидели в кузове полуторки. Девочки оказались рядом с Павлом, прижались,  ища защиты. Он чувствовал биение маленьких сердец, прижимал худенькие тельца. Дрогнуло внутри, застучали маленькие молоточки в голове,  скатилась по небритой щеке слеза.

   Он не спрашивал никого, просто взял девочек за руки и повел домой. Авось сообразит Настенька, что с дочками делать. С дочками! Два этих воробышка превратились вдруг в самых близких для него людей. Встречавшая Анастасия, замерла на пороге, увидев мужа. Спохватившись, принялась хлопотать, ничего не спрашивая.
Умытые и успокоившиеся девочки посажены за стол, перед каждой по небольшой плошке супа и по куску хлеба. Несмело поглядывая на тетю и дядю, друг на  друга, боялись прикоснуться к пище. Лишь после уговоров осмелились,  взяли в руки белые горбушки. Большие, восторженные глаза выдавали - они поняли, что можно кушать это сокровище – хлеб. Отламывая небольшими кусочками, клали на ладошку и, не роняя ни грамма, отправляли в рот. В довершении собрали со стола все до крошки, скушали суп, совершенно не зная,  как кушать мясо. Анастасия отрезала большой ломоть, разломила пополам. Осмелевшие сестренки быстро управлялись и с этой порцией. Не выдержал Павел, встал из-за стола и вышел на крыльцо. Слезы стекали по щекам, колотило руки, он не попадал папиросой в рот,  в сердцах загасил окурок и бросил…

   Так увеличилась их семья, документы помогли оформить. Удочерить оказалось совсем не сложно. Эти малютки с матерью покинули поселение. Женщина оказалась рисковая, коль одна с малыми детьми ушла в побег. Необходимо спасать от голода и холода кровинок, вот и потекла по тайге. Понимая, что выходить на железку опасно, прижились в заброшенном зимовье. Питались сборами ягод, кореньев, грибов. Голодно, но свободны. Так и боролись за жизнь.

   В тот вечер, попавшиеся на бахче мальчишки стояли перед дедом, размазывая сопли и слезы.

- Отпустите нас, мы больше не будем.

 Отчаяние в глазах. Страх. Детский страх,  перерастающий в ужас, что достанется от родителей, сковал детвору. У младшего намокли штаны, прижал страшный сторож головенку, поднял арбуз, повел,  усадил мальчишек за стол, разрезал зеленый шар. Накормил ватагу.

   С тех пор и слывет лучшим другом детворы. Сколько они там съедят? Не убудет.
Ватажники доели картошку, пора домой, а то мамки потеряют. Веселой гурьбой вышли на дорогу,  пошли в сторону деревни.

   Детки, храни Вас Бог от войны  да от тюрьмы. Павел сел под любимой березой, посмотрел на тихую воду омута. Чернота завладела небом, ночь пришла. Пролетела сова, ушла в полете за реку охотиться на грызунов. Завтра будет новый день. Что-то весь день щиплет сердце, все боялся, только бы не перед мальчишками. Воспоминания нахлынули с утра, не отпускают. Глаза маленьких девочек, большие и испуганные, голодные и просящие. Что ж арбуз пожалеет для детей?

   Тепло от ствола березы передавалось телу, вот бы людям научиться отдавать свою любовь окружающим. Как долго он сидит?

   В поле стрекотали кузнечики, устроив концерт вечности.