Из рассказа ТУ Дрезден. Начало

 13 сентября 1971 года поздно вечером поезд «Москва – Берлин» прибыл на восточный вокзал («Остбанхоф») города Берлина. Было нас 8 человек, причем все, кроме нас с Мариной Долгасовой, знали, куда они едут: дальше или остаются в Берлине. Встречал нас представитель генконсульства СССР в Берлине. На его вопрос, куда нам дальше ехать, мы в недоумении ответили, что, наверное, генконсульству это должно быть известно. Спросив, какая у нас специализация, и получив ответ, что мы – химики, нам были названы 3 города, где учатся химики: Мерзебург, Галле и Дрезден. Самым известным был для нас Дрезден, и мы выбрали его. В Дрездене знали о нашем прибытии, то есть можно было полагать, что мы не ошиблись с определением, грубо говоря, вслепую места нашей дальнейшей учебы.

 Появились новые друзья. В одной группе со мной учился латыш Висвалдис Дирненс, который родился в Лиепае и до этого учился в Риге. У нас с ним сразу же установились очень дружеские взаимоотношения. В своей среде мы его называли кратко «Вис». Ему это сначала пришлось не очень по душе, но потом он к этому привык и до сих пор при общении с ним по телефону или скайпу на это имя без обид откликается. Были у него конечно уже тогда немного националистические предубеждения, но это при общении никогда не ставилось во главу угла. Мы просто знали, где у него в этом смысле болевые точки, и пытались их не затрагивать ни в беседах, ни в спорах.

 Познакомились с Сергеем Захаровым, который был направлен для получения зарубежного образования из Севастополя. Мы втроем всегда и везде появлялись вместе, и наша троица получила среди наших студентов кличку «Три мушкетера».

 Занимались и общественной жизнью. Так как все без исключения были комсомольцами – других-то тогда в загранку не выпускали – и благодаря отсутствию рядом партийных товарищей, которые в обычной жизни всегда вещали о руководящей и направляющей роли коммунистической партии, нам была предоставлена определенная свобода творчества. И это давало иногда неожиданные результаты. Были установлены неформальные взаимоотношения с Обществом Германо – Советской дружбы, с Союзом Свободной немецкой молодежи – прообразом нашего комсомола, с ветеранскими организациями и молодежными объединениями. На встречах при этом открыто обсуждались вопросы и проблемы, которые стоят перед нами – молодыми строителями социалистического общества. Эта свобода закончилась с появлением среди нас аспирантов, которые, как правило, были уже членами КПСС. Нас тут же с нашими, по их мнению, не совсем правильными инициативами поставили на место и в основном превратили в формальность и забюрократизировали наши встречи с представителями немецких сообществ. Но никто, слава богу, не мог вмешаться в частную жизнь, если она, конечно, протекала в рамках дозволенных тогда норм поведения.

 У немецких студентов в группах на протяжении всей учебы была нормой организация так называемых праздников горы. Причем этот праздник отмечался трижды: в начале учебы, когда ты находишься у подножия горы, означающей получение высшего образования, в середине учебы - на вершине горы и в конце учебы – у подножия горы с обратной стороны. На этих мероприятиях студенты расслабляются обычно по полной, приходят в различных костюмах – от красивых до безобразных, а иногда бессмысленных. Так меня на первом таком празднике горы нарядили фараоном. Не знаю почему, но, видимо, права была моя крестная тетя Лида, которая утверждала, что ее мать и моя бабушка Груша имела египетские корни. И эти корни, переданные, видимо, и мне по наследству, были увидены во мне моими немецкими сокурсниками.

 Очень распространены были гуляния студентов во время карнавала, по-немецки фашинга, который начинался 11 ноября каждого года в 11 часов 11 минут и продолжался до февраля следующего года. Все на карнавал тоже приходили в костюмах, либо купленных в специально открывающихся к этому времени лавках и магазинчиках, или в собственно изготовленных. Нам, советским студентам, карнавал очень нравился, и мы его от души всегда праздновали.