Продолжение учебы, которого могло и не быть

 К первому сентября 1972 года отдохнувшие на летних каникулах студенты вернулись в Дрезден. Для меня и моих друзей – товарищей начинался второй курс.

  Ближе познакомились с нашими старшими товарищами – советскими студентами, которые прибыли в Дрезден раньше нас. Непререкаемыми авторитетами здесь были Юрис Янсонс, который представлял наши интересы в интернациональном клубе студентов, Кестутис Мотеюнас (себя он называл коротко и звучно Кястас) – балагур, хороший рассказчик баек и историй о приключениях русских в ГДР, Ферудин Касумов – секретарь нашей комсомольской организации. Именно они познакомили нас с советским клубом, что находился на территории гарнизона советских войск в Дрездене. Там был хороший советский ресторан с очень даже для нас приемлемыми ценами и кухней народов СССР. Там же находился и кинотеатр, который мы с удовольствием потом посещали.

 С моим другом Висвалдисом у нас оказалось много общего, что сдружило нас еще крепче. Мы оба увлекались фантастикой и приключениями, поэтому часто навещали магазин советской книги, где приобретали редкие и дефицитные в СССР издания. Мы оба были заядлыми филателистами и часто покупали новинки в филателистическом магазине, где вскоре стали завсегдатаями, и где для нас даже оставляли что-нибудь редкое и «вкусное». Стали чаще посещать и немецкие кинотеатры, что способствовало дальнейшему закреплению познаний в немецком языке. Приобрели даже годовые абонементы в только что открывшийся кинотеатр на Пражской улице.  Его за несколько необычный круглый вид и из-за расположенного напротив предприятия по разработке и производству компьютерной техники «Роботрон», в народе сразу же окрестили «урной для бумажных отходов» этого предприятия, по-немецки «Папиркорб».
Висвалдис, как и я, в Союзе занимался легкой атлетикой. Поэтому мы с ним еще были и соперниками в проводимых спортивных соревнованиях, как среди дрезденских студентов, так и советских студентов, обучающихся в других городах ГДР: Мерзебурге, Йене, Берлине, Галле, Карл-Маркс-Штадте. Всего было нас в ГДР около 700 человек, 70 из которых учились в Дрездене – в Техническом Университете и в Высшей школе транспорта. Я и Вис были членами футбольной, баскетбольной и волейбольной сборных команд под гордым названием «Сборная СССР».

 Я был избран в члены комитета комсомола дрезденской комсомольской организации, где отвечал за развитие спортивного направления. Работа эта была очень интересной, не забюрократизированной и достаточно неформальной. У нас рождалось много необычных идей, над которыми было интересно работать и претворять в жизнь. Организовывались встречи с ветеранами – антифашистами, учащимися других высших учебных заведений Дрездена и с учениками выпускных классов местных школ. Проводили совместные диспуты на различные темы дня, совместные вечера, карнавалы и празднования исторических дат, таких как День образования ГДР, годовщина Октябрьской революции 1917 года в России, День образования СССР, День Освобождения, День Победы и другие.

 Так вот, после одной из таких вечеринок, где мы были с, казалось бы, проверенными огнем, водой и медными трубами друзьями, возвращались в общежитие. Кто-то продолжил диспут о системе власти, который был начат еще на состоявшейся с немецкими студентами встрече. И я вдруг непонятно даже для себя, так как вообще-то был до этого достаточно сдержан в обсуждении политических вопросов, очень нелицеприятно выразился по отношению к Политбюро ЦК КПСС.

 Прошло где-то около двух месяцев. Наш куратор от Министерства высшего и среднего специального образования Валентина Николаевна Кутырева в преддверии Нового года обычно всегда приезжала, чтобы подвести итоги предыдущего года и поставить задачи на будущее. Так вот, в своем обращении к нам она вдруг коснулась вопроса о том, что не все студенты понимают в достаточной мере политику нашего государства и здесь нашей комсомольской организации еще очень многое предстоит сделать. Я почему-то сразу подумал, что речь идет обо мне и не ошибся. По окончании встречи Валентина Николаевна оставила меня для дополнительной беседы и ругала меня на чем свет стоит, спасибо еще, что без матюгов. Говорила, что не ожидала такого от хорошего и успешного студента и общественника, как я. Вообще-то за такой проступок можно выслать провинившегося в течении 24 часов на Родину с волчьим билетом, не позволяющим закончить даже дома высшее образование. Но, руководствуясь хорошим отношением ко мне, хорошей характеристикой, данной мне моими друзьями, она прощает мне мою выходку и оставляет инцидент без последствий. «Да и время уже другое» - добавила она напоследок. Вот так бесславно могла завершиться моя дрезденская учеба из-за бездумно брошенной мной одной фразы.
И на этом мое повествование закончилось бы. Но бог на этот раз миловал. И я понял, что слово не должно опережать мысль. «Семь раз отмерь, а только потом отрезай!» - гласит русская пословица. Я впредь почти всегда ей следовал. Но, что греха таить, были и позднее случаи, когда эмоции опережали голову.

 В ноябре 1975 года после защиты диплома я собрал своих друзей на «отвальную». Сидели, разговаривали, вспоминали прошлое. Александр П., который был делегирован в Дрезден из киевского университета, вдруг позвал меня на перекур. Мы отошли в сторонку, закурили. И тут Саша мне напомнил тот случай с Политбюро. Не знаю почему, но признался, что это он доложил руководству о содеянном мной и что это он просил не применять ко мне кардинальных мер. И я понял, что в жизни не всегда все так просто, как кажется. И жить нужно с оглядкой. А подвоха можно ожидать от кого угодно, даже от самого близкого друга.

 Учеба же шла своей рутинной чередой. Руководствуясь тем, как я уже излагал в предисловии к данным рассказам, что они не являются мемуарами, а должны передать особенно запомнившиеся мне мои жизненные эмоции, переживания, неудачи, успехи и интересные случаи, я и не пишу про учебу в этой части ни слова.

 Человеческая память интересна. Из сознания, как правило, стираются случаи, где тебе было больно или ты был кем-то незаслуженно обижен, или ты понес какую-то невосполнимую потерю. Так и о случае с моей возможной высылкой я стал все реже вспоминать. И даже иногда переставал анализировать, в какие авантюры жизнь может иногда затянуть.

 Кястас Мотеюнас учился уже на последнем курсе. Со своей немецкой подругой он собирался съездить в Прагу на чемпионат мира по хоккею 1972 года. Но что-то у него не сложилось с этой поездкой, и он предложил мне и Висвалдису билеты на финальную игру чемпионата. Следует сказать, что граждане ГДР уже в то время могли без оформления визы по своим гражданским паспортам посещать Чехословакию и Польшу. У нас тоже были паспорта ГДР, но в отличие от их паспортов красного цвета наши были синего и давались иностранцам, временно проживающим на территории ГДР. Выезжать по ним за пределы страны было невозможно. Но мы-то были фанатами хоккея и пустились во все тяжкие.

 В Прагу выехали ночным поездом. И к большому нашему удивлению пересекли границу без эксцессов. По-моему, проверки документов вообще не было, или мы эту проверку просто проспали, а нас будить никто не стал. К слову сказать, финальную ту игру наша команда проиграла сборной Чехословакии в одну шайбу. Весь последний период сборная СССР давила, но так и не смогла отыграться. До сих пор вспоминаю, какой шум стоял во дворце спорта. Чехи неумолчно скандировали одно слово – «Выдржат!» - которое и нам было понятно. И они выдержали. И началось невероятное братание и празднование этой победы на трибунах. Но это был не наш праздник, и мы от греха подальше выскочили на улицу. Там тоже творилось что-то невообразимое. Фанаты опрокидывали стоящие на площади машины, били стекла и разбрасывали выставленные ограждения. Для нас это было необычно, неожиданно и удивительно. Назад ехали поездом уже днем и угодили-таки на проверку паспортов. Были с пристрастием допрошены, как вообще оказались на территории Чехословакии. Растопили неприветливое к нам отношение только поздравлением хоккеистов Чехословакии с победой и были благосклонно отпущены. А если бы этот наш проступок дошел до нашего руководства? Думаю, что снисхождения никакого бы уже не было, и мы могли бы быть отчислены. Но бог в очередной раз миловал.

 А миловал он, к сожалению, не всех. Были вообще неправдоподобные случаи. По приезду на учебу мы должны были сдавать наши паспорта в консульстве в Карл-Маркс-Штадте и там же получать немецкие временные. Так вот один из студентов, делегированных из Московского авиационного института, наш заграничный паспорт не сдал, благополучно по нему пересек границу с Чехословакией, а оттуда каким-то невероятным способом смог через Югославию посетить многие европейские западные страны. Там подрабатывал в ресторанах на мойке посуды на жизнь и транспорт. Вернулся через 2 месяца и сразу же был выслан в Москву. Как нам потом рассказывали, не смог восстановиться в своем институте и таким образом испортил себе жизнь и возможную карьеру.

 Что же касается разбора моих полетов на собрании с Валентиной Николаевной, я понял, что чувство наличия в ГДР большей свободы, чем было на Родине, было нами значительно преувеличено. У нас, например, на заседании комитета комсомола рассматривался случай недостойного поведения нашего комсомольского секретаря Ферудина Касумова, от которого из комнаты, где он жил в общежитии, постоянно, якобы, выходили, причем и в ночное время, девушки. Находились доброжелатели, которые могли вести даже и ночной дозор. Спасло Ферудина только то, что вся комсомольская организация вступилась в его защиту, написав письмо, где расписались все студенты.

 Разбирали также участие в основном наших студенток в крестном ходе на Рождество и Пасху в находящейся неподалеку от нашего общежития русской православной церкви. И ведь находили люди время на такие вещи, как слежение за выполнением социалистических устоев! И, наверное, считали, что достойно служат безопасности нашего Отечества! И дослужились! Или лучше сказать довыслуживались! Нет больше того Отечества к сожалению.