Нарцисс Араратской Долины. Глава 105

В городе Ереван, до карабахской войны, проживало где-то один миллион и  двести тысяч ереванцев. Армян среди них было где-то 90-95%. И в армянскую часть населения, конечно же, записывали детей от смешанных межнациональных браков (где отцы были армяне). Если у тебя фамилия кончалась на «ян», то ты уже представитель коренного населения. Город был очень живой, многолюдный и даже процветающий. В продовольственных магазинах, в принципе, было всё, что нужно было для нормального питания. Хотя, ананасов, бананов и киви не завозили. Во времена позднего СССР – Ереван можно было показывать иностранцам, как один и лучших городов советского пространства; где люди не голодают, имеют крышу над головой, и работают на заводах, фабриках, в многочисленных НИИ, в совхозах и колхозах. Откровенно бедных людей было мало, да и люди очень стеснялись быть бедными. Ереванцы хорошо и модно одевались, хотя жарким летом в шортах по городу никто не ходил (кроме детей и подростков), и умеренный консерватизм в одежде соблюдался. Девушки редко ходили в мини-юбках. На это отваживались только самые смелые жительницы Еревана и русские туристки. В этом смысле город был немного ханжески пуританский. Говорят, что в соседнем Иране, при последнем шахе, девушки в Тегеране одевались более откровенно (но я в этом не уверен). В 1981 году, в Ереване построили метро. Я жил в пяти минутах ходьбы от конечной и самой главной станции с поэтическим названием «Барекамутюн», что переводе на русский язык означает «Дружба». Успели построить только одну ветку, и на ней было где-то восемь станций; и эта подземная ветка шла через площадь Ленина, куда-то в дремучую рабочую часть города, где она выходила на поверхность, и где находился железнодорожный вокзал с памятником Давиду Сасунскому. Туда я практически никогда не ездил, так как это был уже другой, можно сказать, малокультурный и пролетарский Ереван…

                В начале девяностых, Ереван стал печальным городом, из которого куда-то подевалась половина населения и, наверное, так оно и случилось. Я уже не застал своего друга художника Тиграна, о котором писал, вспоминая свою работу курьером в типографии имени Акопа Мегапарта; к которому я постоянно в те годы (1986-1988) заходил в гости, на улицу Крупской, и где мне очень нравилось вечерами бывать. Тигран уехал в Польшу, где и застрянет на долгие годы в небольшом городке, пустив там корни и продолжая быть художником (что удивительно и поразительно), а не кем-то там ещё. Его же родители будут проживать в Ереване, и я один раз к ним зашёл в самом начале своего приезда, посидел немного, передал ему привет, и больше уже не заходил; хотя в тех местах частенько бывал, так как именно где-то там, в районе школы имени Камо, и проходили домашние лекции, на квартире у антропософа Шагена. Мог бы зайти ещё, постучаться в дверь, но больше, почему-то, не заглянул. Я даже не съездил на киностудию «Арменфильм», где когда-то, в юности, работал; мог бы зайти и поклониться тому же режиссёру-мультипликатору Робу Саакянцу, но тоже, почему-то этого не сделал, о чём впоследствии жалел, так как его я сильно уважал за  творчество. А больше у меня в Ереване, кроме родственников, никого и не было. С бывшими одноклассниками отношений я не поддерживал, и ничего про них не знаю. С бывшими пловцами из сборной Армении, где я несколько лет состоял, тоже никак не пересёкся. Я один раз встретил одного художника, которого звали Араик, который тоже когда-то работал в мультцехе, ну и мы несколько минут поболтали, и на этом дело закончилось. Этот художник был большим специалистом по истории Древнего Мира, и любил на эту тему поговорить, и я даже один раз был у него в гостях. В молодости ко всем этим встречам относишься легко, и как-то не особо жалеешь о людях, с которыми ты больше никогда не встретишься. Привет, как дела, так себе, ну пока, до встречи. Это и есть самое печальное! Людям, в основном, нечего друг другу сказать, кроме какой-то малосущественной ерунды. Это я уже понял впоследствии, будучи уже не наивным юношей, а умудрённым  жизненным опытом, пятидесятилетним «мемуаристом».

                Между Ереваном 1987 года и им же, каким я его застал в 1994 году, - была большая разница. Хотя прошло всего лишь семь лет, и Ереван никто не бомбил, как это произошло с теми же Берлином, Варшавой или Сталинградом. Всё осталось примерно таким же, за исключением того, что в городе постепенно исчезли практически все следы ушедшей советской эпохи, и Ереван стал больше походить на какой-то восточный город. За эти неотапливаемые зимы в городе сильно поредела растительность, и чуть ли не все деревья срубили (за исключением центральных районов города), чтобы пустить их на дрова. Уже не ходили трамваи и троллейбусы, и ереванцы перемещались на маршрутных такси или же, в основном, ходили пешком. Лично я, в основном, ходил на своих быстрых ногах. Убрали ли абсолютно все памятники Ленину, - этого я не помню, и точно сказать не могу. Во всяком случае, надписей на русском языке стало значительно меньше, и многие знакомые мне магазины просто закрылись, или же превратились в совсем другие магазины, перейдя в чьи-то частные руки. Книжных магазинов вообще не осталось, и многие из них превратились в аптеки, которых стало очень много, ибо лекарства всегда людям нужны. Я помню, что книги из той же России, продавались на центральном вернисаже. И в основном привозили коммерческую литературу, - всякие детективы, фантастику, оккультную литературу, и так далее. Кто-то, всё равно, эти книжки покупал (как моя кузина Белла), и это был хоть какой-то маленький бизнес.  В основном же, торговали всякой едой и детскими вещами. Много чего привозили из соседнего Ирана. И даже из враждебной Турции, несмотря на турецкую блокаду, - ведь за доллары всё можно купить, и это неоспоримый экономический закон капитализма; и, наверное, турецкие товары шли в Ереван через Грузию, или же другими хитрыми способами…

                Как я уже писал, в своём школьном детстве, на протяжении восьми лет, я был пловцом, и занимался этим благородным и красивым видом спорта, плавая в разных ереванских бассейнах. Во времена СССР был прекрасный открытый бассейн, который назывался «Динамо». Большой, пятидесяти-метровый. И я там провёл очень много своего детского времени, и он был, пожалуй, моим самым любимым. В девяностые - этот бассейн ждала печальная участь. Сперва, он перестал функционировать, а потом вообще превратился в античные руины (последний раз я его видел весной 2010 года). Что произошло с другими плавательными бассейнами, - про это я не знаю, но думаю, там тоже многие пришли в негодность.  Хотя, возможно, что-то сохранилось и восстановилось; и тот «лягушатник» для совсем маленьких детей, у кинотеатра «Москва», где я начинал учиться плавать, до сих пор существует. А может, и не существует. Именно это, было для меня самое печальное. А то, что не стало плакатов с профилями Маркса, Энгельса и Ленина, и надписей «Слава Труду!» - с этим можно было смириться, как и с постепенным исчезновением русскоязычной кириллицы. Это не столь существенно и принципиально,  ведь никто по-русски говорить не запрещал, и многие армяне были двуязычны. Лично меня это не сильно тогда потрясло, так как по-армянски я читать умел, хотя и не всё понимал. Опять же, в Ереване русских всегда жило не так уж и много, хотя они представляли из себя, довольно образованную и культурную часть населения. И это было самое удивительное и даже поразительное. В той же Прибалтике, говорят, жили немного другие русские, но я не буду в эту болезненную тему сильно углубляться. В Ереване ещё жили малообразованные, но очень мирные русские молокане, которые в основном были дворниками и разнорабочими, и носили бороды, и не употребляли спиртного. А женщины ходили в платочках и были очень белолицы. На рынке улыбчивые молоканки продавали сквашенную капусту и соленья, и мой папа очень любил у них покупать.

                После распада нашего, как нам казалось вечного, СССР – очень многие русские покинули Ереван и уехали в Россию. Кто куда смог, тот туда и уехал. Близкая подруга моей мамы и нашей семьи, тётя Римма, оказалась в Иркутске. Мы к ней очень часто ходили в гости, она жила недалеко от нас. И тётя Римма тоже у нас постоянно бывала, и, я помню, она была курящая женщина и курила болгарские сигареты «Родопи». Тётя Римма была незамужняя, но у неё была дочь Оксана, которая тоже занималась плаванием. Оксана была меня младше где-то лет на шесть, и эта была очень тихая молчаливая девочка. Тётя Римма работала, как и мои родители, геологом, и в Армении оказалась, приехав откуда-то из Якутии. Многие русские оказались в этой самой маленькой советской республике, после института, по распределению, как та же жена моего старшего брата Игоря. Многие русские женщины, оказались в Ереване, выйдя замуж за ереванца, что совершенно не удивительно. Армянкам это крайне не нравилось, но такое случалось часто. Потому что русские женщины более открыты и лишены каких-то национальных предубеждений, это их заметно выделяло из представительниц других народов нашего братского СССР, и я про это уже писал, и не открыл тут никаких тайн… Почему же, недурная собой тётя Римма была не за мужем?.. Этого я не знаю, но помню, что у неё был поклонник, которой звали дядя Раймонд, который тоже много курил, и был невысоким красивым мужчиной, худым и артистичным (он был похож на француза). Тётя Римма до Еревана, работала в городке Кафан, где она и подружилась с моими родителями, которые там прожили всю свою молодость (где-то десять лет), до моего рождения. Я бы мог родиться в Кафане, но мама предпочла рожать меня в Москве. В Кафане я был несколько раз, там жили ещё другие русские друзья моих родителей – Агибаловы (тётя Надя и дядя Вася) и Печёнкины (тётя Зоя и дядя Володя). Потом они тоже уехали из Армении, куда-то в Россию…

                В Россию уехали самые близкие друзья моего старшего брата Игоря и его супруги Лены, - Смирновы (Саша и Дима), - они осели в городе Сыктывкар, откуда была родом Саша. По профессии они были метеорологами, как и мой брат со своей женой. С распадом СССР, эта профессия стала не так актуальна, как и многие другие специальности. Из Армении уехали, конечно же, не все русские, и кое-кто остался, несмотря на независимость республики и тяжёлую экономическую ситуацию. При этом, хочу заметить, никто русских из квартир не выгонял, и они уезжали добровольно. Никто им не кричал в спину: «Чемодан, вокзал, Россия!»… Может, какой-то безумный националист и кричал (всё могло быть), но это было не типично для маленькой дружелюбной Армении. Такой русофобии, которая наблюдалась в прибалтийских республиках, в Ереване, конечно же, не было. Хотя, националисты были, и особенно их было много среди армянской интеллигенции. Это я и на киностудии «Арменфильм» наблюдал, когда там имел счастье работать и, так сказать, творчески развиваться. С одним ярым националистом я даже общался, и он мне рассказывал про нашего дорогого Ильича, как он подарил армянские земли тем же туркам, в том числе и гору Арарат, чтобы турецкие товарищи дружили с нашими товарищами. А товарищ Сталин после второй мировой войны мог эти земли вернуть (турецкое правительство сильно симпатизировало Гитлеру) но, почему-то не захотел этого делать; а может те же англичане и американцы не дали, которые не хотели обижать многострадальный турецкий народ. В Армении, конечно же, наблюдалась крайняя степень туркофобии, и это, было понятно, и с этим советская власть ничего не могла поделать, и она особо не старалась. Несмотря на туркофобию, в Ереване любили смотреть турецкие программы и настраивали свои антенны на их турецкое телевидение. Там можно было посмотреть эротические фильмы, и даже там могли показать, в ночное время, женскую голую грудь или обнажённую попу! Это было во времена СССР, когда у нас такого не показывали. В Турции такой сильной цензуры не было, и это была относительно светская страна где, как мы думали, было больше свободы и меньше цензуры, чем у нас. Хотя коммунистов там сажали, в страшные турецкие тюрьмы, и пытали разными изощрёнными турецкими способами. Как того же поэта и коммуниста Назыма Хикмета, который за решёткой провёл двенадцать лет, а потом его всё-таки выпустили, боясь гнева мировой прогрессивной общественности. И он потом приехал к нам в СССР, где и скончался у нас в Москве, всеми любимый и уважаемый…               


Рецензии