Февральской революции сто пять лет

Александру Аникину

Подробности февральской революции и воспоминания современников:

Подробности у Николая Старикова:

"Накануне

23 февраля 1917 года старого стиля – это по новому стилю 8 марта, то есть Международный день работницы. Этот день в то время был, естественно, будничным, рабочим и отмечали его только женщины-работницы.


Выборгская сторона


Дореволюционные очереди, т.н. "хвосты"

Какова была атмосфера на фабриках и заводах Петрограда, накануне Международного женского дня, красноречиво говорит выдержка из сводки Петроградского охранного отделения за 22 февраля 1917 года:

«…22 февраля, в 2 час.дня, на Выборгской прядильной фабрике акционерного общества Воронин, Лютш и Чешер (Выборгская набережная, 27) рабочие в числе 900 человек предъявили требования о снабжении их в достаточном количестве хлебом, и оставаясь у станков, не работали до времени нормального окончания работ [т.е. провели «итальянскую» забастовку, по дореволюционному жаргону рабочих – «итальянили» - прим. И.Я.]. Такое же требование предъявили рабочие петроградской джутовой фабрики Лебедева (Большой Сампсониевский пр., 30) в числе 1000 чел., которые с 4 час.дня не работали. В 6 час.вечера по той же причине бросили работы 80 чел. рабочих механической мастерской трубочного завода Барановского (Выборгская набережная, 21) из общего количества 4500 рабочих завода. В 7 час.вечера при расходе рабочих по окончании работ, во дворе завода №2 Русского акционерного общества соединенных механических заводов (Б. Сампсониевский, 78), где работает 7500 человек, 200 человек устроили летучую сходку, продолжавшуюся несколько минут, на которой был возбужден вопрос о невозможности получить достаточного количества хлеба из лавок, причем, решив обсудить этот вопрос 23-го февраля, рабочие до прибытия нарядов полиции разошлись. В 7 час.вечера при выходе рабочих с территории Петроградского трубочного завода, на Уральской ул., неизвестный мужчина, собрав около себя толпу в 300 человек, убеждал рабочих обратиться к заводоуправлению с требованием выдачи достаточного количества хлеба. При приближении чинов полиции толпа быстро разошлась и неизвестный успел скрыться»


ДЖОН РИД:

"«…Возьмите их послужной список:

Церетели - разоружил рабочих, вместе с генералом Половцевым «усмирил» революционных солдат и одобрил смертную казнь для солдат.

Скобелев - начал с того, что пообещал отнять у капиталистов 100% прибыли, а кончил… попыткой разогнать фабрично-заводские комитеты рабочих.


 
Авксентьев - посадил в тюрьму несколько сот крестьян, членов земельных комитетов, закрыл несколько десятков рабочих и солдатских газет.


 
Чернов - подписал царистский манифест о разгоне финляндского сейма.

Савинков - вступил в прямой союз с генералом Корниловым и не сдал Петрограда этому «спасителю» отечества только по не зависящим от Савинкова обстоятельствам.

Зарудный - вместе с Алексинским и Керенским засадил в тюрьму тысячи революционных рабочих, матросов и солдат, помог сочинить клеветническое «дело» против большевиков, которое ляжет таким же позором на русский суд, как дело Бейлиса.


Никитин - выступил в роли заурядного жандарма против железнодорожников.

Керенский - но о сём уже умолчим. Его послужной список слишком длинен…»



ПАВЕЛ МИЛЮКОВ:

"Сигнал к началу революции дало опять-таки само правительство. Вечером 26 февраля председатель Государственной думы получил указ об отсрочке сессии, которая должна была открыться 27-го. Члены Государственной думы, собравшись утром этого дня на заседание, узнали, что они распущены. В непосредственной близости от Таврического дворца в то же время уже начиналось форменное восстание в казармах Волынского и Литовского полков. Движение началось среди солдат и застало офицеров совершенно неподготовленными: одиночные попытки их воспротивиться движению привели к кровавым жертвам. Солдаты в беспорядке пошли к Таврическому дворцу. Одновременно с этим смешанные толпы отправились к Арсеналу, заняли его и, захватив оружие, бросились к тюрьмам освобождать арестованных — не только политических, но и уголовных, подожгли Литовский замок, Окружной суд, Охранное отделение и т. д.

Правительство пыталось направить на восставших войска, оставшиеся верными ему, и на улицах столицы дело грозило дойти до настоящих сражений. Таково было положение, когда около полудня сделана была двоякая попытка ввести движение в определенное русло. С одной стороны, социалистические партии, подготовлявшие революционные кружки среди солдат, попытались взять на себя руководство движением. С другой стороны, решились стать во главе члены Государственной думы. Государственная дума как таковая, как законодательное учреждение старого порядка, координированная «Основными законами» с остатками самодержавной власти, явно обреченной теперь на слом, была этой старой властью распущена. Она и не пыталась, несмотря на требование М. А. Караулова55, открыть формальное заседание. Вместо зала заседаний Таврического дворца члены Государственной думы перешли в соседнюю Полуциркульную залу (за председательской трибуной) и там обсудили создавшееся положение. Там было вынесено после ряда горячих речей постановление не разъезжаться из Петрограда (а не постановление «не расходиться» Государственной думе как учреждению, как о том сложилась легенда). Частное совещание членов Думы поручило вместе с тем своему Совету старейшин выбрать Временный комитет членов Думы и определить дальнейшую роль Государственной думы в начавшихся событиях. В третьем часу дня Совет старейшин выполнил это поручение, выбрав в состав Временного комитета М. В. Родзянко, В. В. Шульгина (националиста), В. Н. Львова (центр), И. И. Дмитрюкова (октябрист), С. И. Шидловского (октябрист), М. А. Караулова, А. И. Коновалова (трудовая группа), В. А. Ржевского (прогрессист), П. Н. Милюкова (к.-д.), Н. В. Некрасова (к.-д.), А. Ф. Керенского (трудовик) и Н. С. Чхеидзе (с.-д.). В основу этого выбора, предопределившего отчасти и состав будущего министерства, положено было представительство партий, объединенных в Прогрессивном блоке. К нему были прибавлены представители левых партий, частью вышедших из блока (прогрессисты), частью вовсе в нем не участвовавших (трудовики и с.-д.), а также президиум Государственной думы".


"

К. И. Глобачев

Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петербургского охранного отделения. с. 135 - 136

Русская Февральская революция была созданием русских рук. А кто были эти руки и кому нужна была революция - мы уже знаем. Она нужна была кучке людей кадетской партии и примыкающим к ней прогрессистам, кричавшим последние два года о необходимости в России правительства, пользующегося доверием страны, и состав этого правительства намечался ими самими. Она нужна была и социалистам - как конечное завершение цели их партийных программ, то есть ниспровержение существовавшего государственного строя. Народу ни революция, ни те люди, которые якобы пользовались его доверием, были не нужны. Временное правительство состояло из тех лиц, которые сами добивались министерских портфелей, как князь Львов, Милюков, Гучков, Шингарев и пр. В состав его входил только один социалист - Керенский. Страна их не выбирала - они сами себя выбрали. Пользовались ли они доверием страны? Это большой вопрос; народ их мог знать только как крайнюю оппозицию старому правительству; заслуг перед народом у них не было никаких.

Почему же в первое правительство попал только один социалист Керенский? А потому, что первое правительство было создано кадетской партией и, кроме того, ни одного хоть сколько- нибудь достойного даже в глазах самих социалистов к этому времени не было. Главари социалистических партий съехались в Петроград уже спустя несколько дней и даже недель из-за границы и из Сибири и опоздали на первых порах к общественному «пирогу». Зато сравнительно в скором времени они свое взяли, как более энергичные и талантливые демагоги. Через три месяца уже Временное правительство изменило свою физиономию на чисто социалистическую. Старые артисты были выкинуты, как отыгравшие свою роль, и заменены, как говорил Керенский, «настоящими народными представителями», то есть людьми, которые не только не могли пользоваться доверием страны, но которых народ даже никогда, и не знал. В самом деле, кто знал всех  этих Черновых, Некрасовых, Авксеньтьевых, Переверзевых и т. п. Знал ли что-нибудь о них русский народ? Они были известны по своей преступной политической деятельности только Департаменту полиции и чинам Отдельного корпуса жандармов.

Вот, в сущности, из-за того, чтобы захватить в свои руки власть и дать России такое правительство, которое якобы пользуется ее доверием, и был совершен Февральский переворот, который привел Россию ко всем последующим потрясениям. Несчастьям нашей родины мы не видим конца, и, может быть, нынешний режим приведет ее к окончательной гибели.

Тех людей, которые совершили это темное, преступное дело, история должна отметить не как инициаторов эфемерных завоеваний революции, чем они гак гордились на первых порах, а как величайших преступников против своей Родины.

 


 П. Н. Милюков.

«Это — та самая революция, о которой так много говорили и которую никто не собирался делать».



Воспоминания П. Н. Милюкова  Война и вторая революция.

Сигнал к началу революции дало опять-таки само правительство. Вечером 26 февраля председатель Государственной думы получил указ об отсрочке сессии, которая должна была открыться 27-го. Члены Государственной думы, собравшись утром этого дня на заседание, узнали, что они распущены. В непосредственной близости от Таврического дворца в то же время уже начиналось форменное восстание в казармах Волынского и Литовского полков. Движение началось среди солдат и застало офицеров совершенно неподготовленными: одиночные попытки их воспротивиться движению привели к кровавым жертвам. Солдаты в беспорядке пошли к Таврическому дворцу. Одновременно с этим смешанные толпы отправились к Арсеналу, заняли его и, захватив оружие, бросились к тюрьмам освобождать арестованных — не только политических, но и уголовных, подожгли Литовский замок, Окружной суд, Охранное отделение и т. д.

Правительство пыталось направить на восставших войска, оставшиеся верными ему, и на улицах столицы дело грозило дойти до настоящих сражений. Таково было положение, когда около полудня сделана была двоякая попытка ввести движение в определенное русло. С одной стороны, социалистические партии, подготовлявшие революционные кружки среди солдат, попытались взять на себя руководство движением. С другой стороны, решились стать во главе члены Государственной думы. Государственная дума как таковая, как законодательное учреждение старого порядка, координированная «Основными законами» с остатками самодержавной власти, явно обреченной теперь на слом, была этой старой властью распущена. Она и не пыталась, несмотря на требование М. А. Караулова55, открыть формальное заседание. Вместо зала заседаний Таврического дворца члены Государственной думы перешли в соседнюю Полуциркульную залу (за председательской трибуной) и там обсудили создавшееся положение. Там было вынесено после ряда горячих речей постановление не разъезжаться из Петрограда (а не постановление «не расходиться» Государственной думе как учреждению, как о том сложилась легенда). Частное совещание членов Думы поручило вместе с тем своему Совету старейшин выбрать Временный комитет членов Думы и определить дальнейшую роль Государственной думы в начавшихся событиях. В третьем часу дня Совет старейшин выполнил это поручение, выбрав в состав Временного комитета М. В. Родзянко, В. В. Шульгина (националиста), В. Н. Львова (центр), И. И. Дмитрюкова (октябрист), С. И. Шидловского (октябрист), М. А. Караулова, А. И. Коновалова (трудовая группа), В. А. Ржевского (прогрессист), П. Н. Милюкова (к.-д.), Н. В. Некрасова (к.-д.), А. Ф. Керенского (трудовик) и Н. С. Чхеидзе (с.-д.). В основу этого выбора, предопределившего отчасти и состав будущего министерства, положено было представительство партий, объединенных в Прогрессивном блоке. К нему были прибавлены представители левых партий, частью вышедших из блока (прогрессисты), частью вовсе в нем не участвовавших (трудовики и с.-д.), а также президиум Государственной думы.

 Ближайшей задачей Комитета было поставлено «восстановление порядка и сношение с учреждениями и лицами», имевшими отношение к движению. Решение Совета старейшин было затем обсуждено по фракциям и утверждено новым совещанием членов Думы в Полуциркульной зале. Предложения, шедшие дальше этого, — как-то: немедленно взять всю власть в свои руки и организовать министерство из членов Думы или даже объявить Думу Учредительным собранием, — были отвергнуты, отчасти как несвоевременные, отчасти как принципиально неправильные. Из намеченного состава Временного комитета отказался участвовать в нем Н. С. Чхеидзе и с оговорками согласился А. Ф. Керенский. Дело в том, что параллельно с решениями Совета старейшин было решено социалистическими партиями немедленно возродить к деятельности Совет рабочих депутатов, памятный по событиям 1905 г. Первое заседание Совета было назначено в тот же вечер, в 7 часов 27 февраля, причем помещением выбрана, без предварительных сношений с президиумом Государственной думы, зала заседаний Таврического дворца. Помещение Таврического дворца вообще после полудня было уже занято солдатами, рабочими и случайной публикой, а в воззвании 27 февраля, приглашавшем на первое заседание, «Временный Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов» (анонимный) говорил от имени «заседающих в Думе представителей рабочих, солдат и населения Петрограда». Чтобы урегулировать свой состав, то же воззвание предлагало «всем перешедшим на сторону народа войскам немедленно избрать своих представителей, по одному на каждую роту; заводам избрать своих депутатов по одному на каждую тысячу».

К вечеру 27 февраля, когда выяснился весь размер революционного движения, Временный комитет Государственной думы решил сделать дальнейший шаг и взять в свои руки власть, выпадавшую из рук правительства. Решение это было принято после продолжительного обсуждения, в полном сознании ответственности, которую оно налагало на принявших его. Все ясно сознавали, что от участия или неучастия Думы в руководстве движением зависит его успех или неудача. До успеха было еще далеко: позиция войск не только вне Петрограда и на фронте, но даже и внутри Петрограда и в ближайших его окрестностях далеко еще не выяснилась. Но была уже ясна вся глубина и серьезность переворота, неизбежность которого сознавалась, как мы видели, и ранее; и сознавалось, что для успеха этого движения Государственная дума много уже сделала своей деятельностью во время войны — и специально со времени образования Прогрессивного блока. Никто из руководителей

Думы не думал отрицать большой доли ее участия в подготовке переворота. Вывод отсюда был тем более ясен, что, как упомянуто выше, кружок руководителей уже заранее обсудил меры, которые должны были быть приняты на случай переворота. Намечен был даже и состав будущего правительства. Из этого намеченного состава кн. Г. Е. Львов не находился в Петрограде, и за ним было немедленно послано. Именно эта необходимость ввести в состав первого революционного правительсва" -

Павел Милюков


МЕЛЬГУНОВ (ИЗВЕСТНЫЙ СВОИМИ НАШУМЕВШИМИ ФАКТАМИ ПО БОЛЬШЕВИКАМ):

"Полная хаотичность начала движения» не могла подвинуть руководителей думскаго прогрессивнаго блока на героический шаг. Когда днем 27-го члены Думы собрались в Таврическом дворце на частное совещание, никакого боевого настроения в них не замечалось. Сколько их было? «Вся Дума» была на лицо в представлении Шульгина, собралось 200 членов – исчисляет Мансырев, литовский депутат Ичас доводит эту цифру до 300. То, что происходило в Думе 27-го, остается до сих пор неясным я противоречивым в деталях, даже в том, что касается самаго частнаго совещания – каждый мемуарист разсказывает по своему. Не будем на этом останавливаться.

Создалась легенда, широко распространившаяся 27-го в Петербурге, о том, что Дума постановила не расходиться, как учреждение, и что Дума совершила революционный акт, отказавшись подчиниться указу о роспуске. Так на периферии воспринял Горький, так воспринял молву и Пешехонов. В «Известиях» думскаго Комитета журналистов это «решение» было формулировано так: «Совет старейшин, собравшись на экстренном заседании и ознакомившись с указом о роспуске, постановил: Госуд. Думе не расходиться. Всем депутатам оставаться на месте». Милюков говорит, что безпартийный казак Караулов требовал открытия формальнаго заседания Думы (по словам Керенскаго этого требовала вся оппозиция в лице его, Чхеидзе, Ефремова (прог.) и «леваго» к. д. Некрасова), но совет старейшин на этот революционный путь не хотел вступать. В статье, посвященной десятилетию революции Милюков утверждал, что было заранее условлено (очевидно, при теоретическом разсуждении о возможном роспуске) никаких демонстраций не делать. И потому решено было считать Гос. Думу «не функционирующей, но членам Думы не разъезжаться». Члены Думы немедленно собрались на «частное совещание»20, и, чтобы подчеркнуть, что это «частное совещание», собрались не в большом Белом зале, а в соседнем полуциркульном за председательской трибуной21. О «частном совещании», помимо довольно противоречивых свидетельств мемуаристов, мы имеем «почти стенографическую запись», опубликованную в 21 г. в эмигрантской газете «Воля России». Кем составлена была запись, очень далекая от «почти стенографическая» отчета, хотя и излагавшая происходившее по минутам, неизвестно, и всетаки она, очевидно, составленная в то время, более надежна, чем слишком субъективныя позднейшия восприятия мемуаристов. Заседание открыто было в 2 1/2 часа дня Родзянко, указавшаго на серьезность положения и вместе с тем признававшаго, что Думе «нельзя еще высказаться определенно, так как мы еще не знаем соотношения сил». Выступавший затем Некрасов – тот самый, который только что перед этим в Совете старейшин, по воспоминаниям Керенскаго, будто бы от имени оппозиции среди других требовал, чтобы Дума совершила революционное действие, игнорируя приказ о роспуске – предлагал передать власть пользующемуся доверием человеку: ген. Маниковскому с «несколькими представителями Гос. Думы22. Проект Некрасова о приглашении генерала из состава правительства и передачи власти в «старыя руки» вызвал довольно единодушную критику. По отчету «Воли России» возражали прогрессист Ржевский и с. д. Чхеидзе, по воспоминаниям Мансырева, Караулов, по воспоминаниям Ичаса к. д. Аджемов, находивший «среднее решение», предложенное Некрасовым, «безумием». Большинство считало, что Дума сама должна избрать орган, которому надлежало вручить полномочия для сношения с армией и народом (Ржевский). Социалистический сектор отстаивал положение, что иного выхода, как создание новой власти нет – трудовик Дзюбинский предлагал, временную власть вручить сеньорен-конвенту Думы и последнюю объявить «Учредительным Собранием» (по отчету «Воли России» Мансырев тогда поддерживал Дзюбинскаго). Скептически высказывался Шингарев: «неизвестно, признает ли народ новую власть». Когда дело дошло до Милюкова, то он отверг все сделанные предложения – не желал он признать и Комитет из 10 лиц, который мог бы «диктаторствовать над всеми», признавал он «неудобным» предложение Некрасова и невозможность создания новой власти, так как для этого «еще не настал момент». Сам Милюков не помнил уже, что 27-го он предлагал. В «почти стенографической» записи Милюковская речь запротоколирована в таких выражениях: «Лично я не предлагаю ничего конкретного. Что же нам остается делать? Поехать, как предлагает Керенский, и успокоить войска, но вряд ли это их успокоит, надо искать что-нибудь реальное» (Дело в том, что в это время Керенский – как гласит запись – обратился к Собранию с предложением уполномочить его вместе с Чхеидзе поехать на автомобиле ко всем восставшим частям, чтобы объяснить им о поддержке и солидарности Гос. Думы)".