Звериный мир

Куски земли с порезами границ,
окраплённые благословенной кровью,
текут слюной,
визжат
желаньем буйной похоти —
сожрать,
присовокупить,
владеть
куском отрезанной
соседской плоти.
Забрать, украсть,
воспользовавшись
правом сильного, —
это по закону
природной дикой
власти и инстинкта.
О как захлёбывается
в негодованье
уязвлённый зверь,
поверженный сильнейшим!
О как кричит
о ценностях,
о правде,
идеалах,
будучи лишь карикатурой
сильного —
слабой,
истощенной,
мстительною
волей с желанием
вечным — быть сильнейшим.
Склони свой стан,
слабейший,
не признавший это
пред собой,
бахвальством гнева и
ядом самомненья
напившийся
безбожно!
Что твой угнетённый тёмный взор,
в мечтах погрязший,
так неистово алкает?
Угнетать!
Что плоть, истерзанная цепями
иноземной власти, так хочет ощутить
как послабленье мукам?
Терзать других!
Что твой язык змеиный,
раздвоенный двуличьем,
так жаждет в танце смертном
изречь торжественно ужасно?
Убить!
А что же в недрах — эссенции земли
из лоскутов тщеславия?
Кто "виноват" в разделении на угнетателей
и тех, кто угнетён?
Природа?
Но почему тогда нет преодоленья
примордиальных сил во всём?
Мы черви лишь, — с нас спроса нет! —
хоть мы и труд земли, и лёгкие для почвы?!
Что взять с нас?!
Извольте, если так, то в чём отличье
червяка по обе стороны от границы,
выцеженной кровью,
если явно равенство в одном —
в душевной гнили,
в наполненности
сегментами пороков,
в сокрытье тайны зверя
и в радости
давить,
душить
и драть?
Но легче зверем обозвать
соседа, чтоб когти скрыть
в объятьях полуправды.
И пусть теперь
звериный мир дивится чуду:
лев измывается над антилопой.
Звериный мир увещевает зверя и...
ругает сам себя.

А меж искусственных границ застрявший червь лопатой разрублен пополам.

  Ступни щупальцами осьминога пробирались по пустыне речного дна, сталкиваясь с танками мидий, летописью окаменелостей и ножами камней. Течение атаковало, задерживало продвижение вперёд, но слаженный механизм звериного тела акулой пробивал себе путь. Навстречу неслись палки, похожие на бобров, листики, в рисунке которых прожилками запечатлелись эскизы деревьев. А зверь шёл против течения, едва услышав запах крови, и только жертва могла его за это порицать...