МОСТ

                Навеяно рассказами родных, прошедших Великую Отечественную Войну.
                Светлая им память!

                Часть первая.

ЛИЧНО И СТРОГО СЕКРЕТНО ОТ ПРЕМЬЕРА И. В. СТАЛИНА ПРЕЗИДЕНТУ г-ну Ф. РУЗВЕЛЬТУ
После четырех дней наступательных операций на советско-германском фронте я имею теперь возможность сообщить Вам, что, несмотря на неблагоприятную погоду, наступление советских войск развертывается удовлетворительно. Весь центральный фронт, от Карпат до Балтийского моря, находится в движении на запад. Хотя немцы сопротивляются отчаянно, они все же вынуждены отступать. Не сомневаюсь, что немцам придется разбросать свои резервы между двумя фронтами, в результате чего они будут вынуждены отказаться от наступления на западном фронте. Я рад, что это обстоятельство облегчит положение союзных войск на западе и ускорит подготовку намеченного генералом Эйзенхауэром наступления.
Что касается советских войск, то можете не сомневаться, что они, несмотря на имеющиеся трудности, сделают все возможное для того, чтобы предпринятый ими удар по немцам оказался максимально эффективным.


15 января 1945 года.



                1.
Он был абсолютно черным, большим, лохматым. Котище! Раза в два больше Мурки, что последние три года жила в их доме в Бийске. Сначала кот боднул его откинутую руку, потерся щекой, выпрашивая ласку. Потом поскреб когтями рукав гимнастерки. И, вдруг, одним прыжком оказался на спине у Федора, лежащего ничком на сеновале. И там с низким, утробным рычанием вонзил когти в тело под левой лопаткой. Федор закричал, вернее, попытался кричать. И как всегда во сне, это было трудно. Голос застревал в горле, прерывался, не мог найти выхода…
Он сел. И еще не открывая глаз, пошарил по сену руками. Где же этот котяра!? И проснулся окончательно.

     - Тьфу! Сон в руку... Видимо, зацепился раной за какой- то сучек.
Он с трудом завел руку за спину и ощупал забинтованное место. Так и есть. Нательная рубаха была влажной. На руке в лунном свете он увидел кровь. Под лопаткой жгло.

        - Вот ведьма старая! Третий день мажет своим вонючим снадобьем. А болит не меньше.

Он представил  седые космы местной знахарки, грязные натруженные годами руки и торопливые  бормотания,

          - Бадж тиерпливый золнерж. Стара кобьета зна умове. Беджешь як новуй. (Терпи солдат. Старуха знает дело. Будешь, как новый)
Да он и рад терпеть. Так не заживает!
 
Он глянул на часы. 4-30. Понял, что уже не заснет. Решил проверить посты.
Чтобы не мазать кровью гимнастерку, оставил ее на сене. Под телогрейку накинул на плечи валявшийся на сене старый мешок, одел галифе, обернул ноги портянками и натянул свои яловые сапоги. Затянул на поясе портупею с кобурой.
Снизу слышался переливистый храп с посвистом.

           - Тараса музыка, узнаю, - подумал он вскользь, - не буду бойцов тревожить. Сейчас самый сладкий сон.

Он выбрался с чердака через окно, по приставной лесенке. Не спеша, пошел под горку к мосту. Ночью дорога подмерзла. Подошвы даже иногда скользили на льду.

            - Конец января, - думал он, - а погода, как у нас в Бийске в конце марта. Днем раскисает, ночью подмораживает. Да, в Европе не замерзнешь, легче живется.

Ночь была темной. Но небо ясное, с  блестящим серпом молодого месяца и яркими звездами. Проглядывались тени придорожных кустов и деревьев, чуть блестели замерзшие лужицы. Метров через триста послышался заливистый лай.

               - Не зря Яшка песика прикормил. Лучшего помощника в карауле не найти. Вон как далеко, метров за сто, начальство учуял. Мал Тузик, да удал.
И через пять минут ходьбы:

               - Стой, кто идет? – услышал он голос сержанта.

               - Я это, Яша. Командир.

               - Пароль? И клацнул затвором.

               - Знает службу, черт.
                «Краков».

                «Херсон» - прозвучал отзыв.

                -  Проходите товарищ старший лейтенант!

Они постояли молча возле караульной будки.

Он, старший лейтенант Федор Савельев, командир понтонной роты, две недели назад был назначен временно командиром отделения по охране моста через польскую речушку Варта. Мост во время наступления наших войск возводил  саперный батальон, который на время наступления был придан отдельной танковой дивизии в составе Первого Белорусского Фронта.

Мосты, выдерживающие технику, и все железнодорожные немцы,  отступая, подрывали.
Оставив позади окруженную Варшаву, наши передовые части, и легкая бронетехника ушли вперед, переправились по льду. А для танков, вводимых следом в прорыв, тонкий лед не подходил. Пришлось лед взрывать, заводить по воде и выстраивать ряды понтонов. И поверх, в два наката, ладить мост, что выдерживает и легкие, и средние танки.

Работали, можно сказать, с комфортом, если не считать необходимость время от времени погружаться по пояс, а то и глубже в ледяную воду для быстрейшего крепления настила. Но это не шло в сравнение с артиллерийским, минометным обстрелом, или налетами авиации, под которыми приходилось работать раньше. Вражеская авиация не тревожила.  Наши истребители полностью господствовали в воздухе. Основные бои, судя по канонаде, велись уже километрах в пятнадцати к западу.

И тут,  когда мост был практически готов,  из – за ближайшей рощицы выскочили два немецких танка. Видимо отстали от своих, и прорывались на соединение с основными силами. Решили прорваться по готовой переправе. Саперы им не помеха. Не заметили фрицы две пушки сорокапятки, что были на всякий случай прикопаны на левом, западном берегу. Один танк вспыхнул сразу. Другой успел выстрелить. Снаряд был фугасный. Рванул в воде у сопряжения наката с берегом. Взрывом выворотило пару бревен. И надо же было такой беде случиться, что именно он, старший лейтенант Савельев, в это время был в воде   рядом с этим местом. Проверял прочность скобяных соединений. Его вышвырнуло на берег, накрыло сверху падающим фонтаном воды с донным илом и обломками настила. А один крупный, как средней величины полено, впился остриями излома в спину, под  лопаткой.
Второй танк успел скрыться за бугром и не пытался больше идти на авантюру. Федора привели в чувство, дали глотнуть из фляги чистого спирта. Под этой «анестезией» почистили от щепок и грязи рваную рану, промыли ее из той же фляги, и крепко забинтовали. Через час он уже носился по берегу, наводя последний марафет на переправе.

Потом пошли танки. Много танков. На башнях некоторых были надписи  «На Берлин». За трое суток, частями, по их мосту прошло не менее дивизии. В основном Т-34 и приданные им самоходки. Переправа прошла гладко. Без обстрелов и налетов. Только один раз на мосту заглохла передвижная мастерская. Полковник, ответственный за успех переправы, отвечавший даже за минутную задержку, долго не думал. Ремонтников рассадили на другие машины, а полуторку идущий сзади танк просто столкнул в воду.

                - Вот закончим с этой переправой и тоже пойдем наводить мосты на Одер, Шпрее, - думалось старшему лейтенанту. До Берлина дойдем!

Но вышло не так.

                - Тебе, Савельев, после ранения надо оклематься, - комбат Майор Кутовой, продолжал не оставляющим  возражений тоном,

              - У тебя уже, считай, третье ранение. А у нас впереди работа на износ. Вон как воины вперед прут. Только успевай! Так что вот тебе отделение, заступай на охрану переправы. И рану залечи. Через неделю снимем. Бойцов тебе даю из вновь прибывших. Опытные понтонеры да саперы, сам понимаешь, там нужны. А в карауле и эти сойдут. Вот список. Получи недельный паек и устраивайся. Мы утром дальше…

Он просмотрел список. Всего восемь. Да, с бору по сосенке.
Сержант Гайдамака, из бывших флотских. После эвакуации из Севастополя и лечения был направлен в саперы. Говорит, что комиссия, увидев в его книжке специальность «минер», не сомневалась, что это сапер.

             - Чтоб они понимали в морском минировании, сухопуты, - часто ворчал он. А в вещмешке прятал родную бескозырку.

Еще из опытных бойцов можно было выделить ефрейтора Шнягу. Пришел из партизанского отряда. Этот худющий, но крепкий белорус работал без устали. Видно было, что с топором и пилой он знаком не просто, а как профессионал. Нрава был покладистого, не обижался на подколы насчет фамилии.

           - Гэта прозвища маю от дзеда. Зоусим бедным быу. Вось и дали мянушку шняга – глупства, дробязь. Ярунда па - русски.

Остальные рядовые были прибыли к ним в батальон за день – два до наступления. Темные лошадки. Особенно его беспокоили бывшие штрафники волынский хохол Билык и москвич Кривых, из блатных. Оба участвовали в боях в составе штрафной роты, оба ранены.  Смыли кровью бывшую вину и теперь, после госпиталя, в войсках, на равных правах.

           - За ними особо надо понаблюдать, - отметил Федор себе.

Еще он выделил для себя молчаливого увальня Афанасия Дрёмова. Тот был сибирский таежник, с повадками и походкой  медведя.
 
Прошло уже две недели. Давно не слышно отзвука боёв. Войска ушли далеко. Связи у Савельева не было. Полагаться можно было только на свои силы.

                - Гайдамака, - обратился он к сержанту, - ты с напарником после смены в 8-00 не спеши на боковую. Надо с личным составом положение наше обсудить. Как дальше действовать.

                - Есть, товарищ старший лейтенант. У меня тоже соображения есть.

                - Всех послушаю. До встречи. Пойду,  Олеся на том берегу проверю.

Олесь Шняга не спал. Как положено, запросил пароль, назвал отзыв. Доложил об отсутствии происшествий.

                - Таварысц камандиур, разряшиця абратитцау, - говорил он в основном на белорусском, сам был из полесского хутора, - как мы дальша будем?  Мине вже варыть нечаго. Прадуктау нема.

Шняга был неофициальным кашеваром. Попросился на эту важную должность сам.

       - Чагой - та мы тушанку с банки лопаем?  Так на долга не хватит. Мы в партизанах так не жировали. Кашу, али пахлебку надо зварыть.

 Ему и поручили зварыть. Потом не пожалели. Недельный паек он умудрился растянуть на две недели. То затирал похлебку мукой, пока была, то приносил желудей, мелко дробил и добавлял в еду. Копал на заброшенных огородах мерзлую картошку. Но сейчас и его таланты уже не спасали.

             - В 8-00 решать будем. Сменишься и начнем.

Старший лейтенант Федор Савельев воевал уже почти два года. В этот предрассветный час он  зашел в занятый его отделением заброшенный дом с примыкающим хлевом и сеновалом на чердаке.  Осторожно, чтобы не будить спящих на полу бойцов, налил себе кипятку из стоявшего на плите чайника, бросил туда горсть трав, что дала им бабка травница. Присел на табурет и, прикрыв глаза, отхлебывая душистый отвар, вспоминал.

Родом он был из Бийска, городка на Алтае. Отец Николай был шофером. Возил грузы по знаменитому Чуйскому тракту. Там и погиб. Федору тогда было всего пять лет. Об отце он помнил только подаренный после очередного рейса большой красный леденец – петушок на палочке и плотное, крутое колено в армейских галифе, на котором отец его высоко подбрасывал, приговаривая:

            - По кочкам, по кочкам… Привыкай, Федюня, скоро на тракт пойдешь шоферить. Не такие кочки встретишь.

Мать отца любила и сильно горевала. Так замуж и не пошла больше.
Федор вдруг вспомнил себя семиклассником. Зима 39 года. Морозы под 40. Он сидит у мамы на почте. Она в их отделении была за всех. Окраина. Раньше было село, да недавно приросло к городу. Так и осталось – в городе почта, и здесь, отделение. Принимала и выдавала посылки, переводы. Разносила письма. Жили они бедно. Он пришел к ней, чтобы в тепле сделать домашнее задание и не топить печь в их стареньком деревенском домике. Дров не напасешься.

Мать прибежала (ходила она быстро, будто бежала) с улицы. Разносила почту. Смела с валенок снег веником, сняла старенький полушубок, присела к нему, кутаясь в пуховый платок.

               - Сегодня, сынок, первая похоронка с Финской. Егоровне на сына пришла. Смертью храбрых.  Как отдаю, так душа на части рвется.

Она недавно мужа дядьку Павла схоронила.  Седая совсем. Хорошо Светка дочка осталась. На пороховом работает. Приглядит, отплачут вместе.

                - Мам, я уроки сделал. Можно к дяде Андрею пойду. Вчера звал. Он на ремонт встал, помогу.

                - Да иди уж, механик, без тебя автобаза встанет.  Скоро отбегаешься. Вот исполнится 14, на завод пойдешь, или в Ремесленное. На вот пирожок тебе. Матвеевы угостили. Письмо им  от внука из армии отнесла. Рады!
Старший брат Фединого отца Андрей тоже был шофером. Но он не гонял по Чуйскому тракту. Работал в автохозяйстве Горторга, развозил товары по магазинам города и района. Для Федьки он был вместо отца, приглядывал за племянником, не навязчиво помогал вдове брата, с согласия жены.

  Федор мечтал быть шофером, как отец и дядя. Уже знал досконально и правила движения, и устройство грузовика. А уж дядькину полуторку мог, кажется, разобрать и собрать с закрытыми глазами. Машина была с «биографией», чиненая перечиненая.  А последние пару лет ни один ремонт не обходился без помощи Федора.

                2.
  От Советского Информбюро


                Оперативная сводка за 16 января 1945 года


Войска 1-го БЕЛОРУССКОГО фронта, перейдя в наступление 14 января на двух плацдармах на западном берегу реки ВИСЛЫ южнее ВАРШАВЫ, при поддержке массированных ударов артиллерии, несмотря на плохие условия погоды, исключившие возможность использования авиации, прорвали сильную, глубоко эшелонированную оборону противника.
За три дня наступательных боёв войска фронта, наступавшие на двух плацдармах, соединились и продвинулись вперёд до 60 километров, расширив прорыв до 120 километров по фронту.
В ходе наступления наши войска заняли сильные опорные пункты обороны немцев ВАРКА, ГРУИЕЦ, КОЗЕНИЦЕ, СОЛЕЦ, ЗВОЛЕНЬ, БЯЛОБЖЕГИ, ЕВДЛИНСК, ИЛЖА. С боями занято также более 1.300 других населённых пунктов.
Сегодня, 16 января, войска 1-го БЕЛОРУССКОГО фронта в результате стремительного наступления, поддержанного авиацией, в 20 часов штурмом овладели крупным промышленным центром Польши городом РАДОМ — важным узлом коммуникаций и сильным опорным пунктом обороны немцев.


Старший лейтенант допил свой «чай», глянул на часы. Пора.

                - Отделение подъем! - гаркнул он хорошо поставленным командирским баритоном. Помещение наполнилось шумом, шлепаньем босых ног, хрустом и шорохом сворачиваемых постелей – тюфяков набитых сеном, убираемых на день под лавки вдоль стен.

                - Пятнадцать минут на туалет и сборы, - продолжал Федор, -  и смену караула. В 7-30 завтрак. В 7- 45 установка на день и ближайшие дни.
Объяснять, что и как делать не было необходимости. Расписание караулов за эти недели притерлось.  Завтрак тоже проблем не составлял – каждому полагалось 2 сухаря и кружка кипятка с травами. По куску сахара на двоих.
Когда перешли к установке, Федор вынул из командирского планшета карту местности и листок с записями.

              - Итак.

Первое. Подвожу итог недели. Боевой приказ по охране переправы выполняется. Изменений порядка охраны объекта не планирую.

Второе. Перспективы. По всей вероятности темпы нашего наступления настолько возросли, что возвращение нашего отделения и технических средств не предполагается в ближайший период.

Третье. Связь. Как таковая отсутствует, как с нашим батальоном, так и дивизией, которой мы преданы. Вообще связи нет.

Четвертое. Материальное обеспечение. Оружие и боеприпасы в наличии. Для охраны объекта и даже кратковременных  боестолкновений достаточно.
 
Продовольствие. Это главный вопрос на сегодня. Обсудим в конце.

Транспортные средства. Отсутствуют.  Здесь есть предложение – своими силами и с помощью местного населения вытащить на берег машину, что танкисты сбросили, и поставить на ход. Я видел на соседнем хуторе пару волов. Должно хватить тягла. Рядовой Билык, вам поручается договориться о доставке быков. Давай Тарас, у тебя с поляками понимание. Мова схожа.

Теперь по продовольствию. У кого какие соображения.

Первым встал кашевар Олесь.

Дакладваю. Тушанки засталося чатыры банки. Гэта, кали с жалудямы и марожанай бульбай, то на два дни. Сухареу на заутра и усё. Цукар скончыуся.
Поднялся Ирек Зайнутдиннов.

 -Товариш командир. Я за дальним хутором, где большой овин, поле видел. Овес. Не скосили. Там немцы мины поставили. Если мины убрать, можно снопов десять в тепло, к нам. Он хоть и осыпался, да не весь. Я по метелкам вижу.

            - Командир, дай слово,- это сибиряк Афоня Дрёмов поднялся.

            -  Я тут видел стадо косуль, да в леске, на опушке кабаны рылись. Дай команду и кого в пару. Я добуду.

              - Хорошо бойцы. Принято. Для порядка еще моё предложение. Надо наведаться к подбитому танку. Немцы наверняка паек не забрали. Ретировались уж очень быстро. Да и боеприпас не взорвался. Видимо бензобак взрывом отбросило, так он толком не горел. Ну а снаряд в воде взорвать, на уху наверняка добудем. Я на реке вырос. Чую, что и в этой речке рыба есть.

И последнее. Сержант Гайдамака. Пройти по соседним обитаемым хуторам с двумя вопросами. Не помогут ли продовольствием. И не едет ли кто в город? Познань, Сьрем,  Конин. Это ближайшие по карте. Свезти туда нашу докладную в местную комендатуру, для восстановления связи.

- Товарищ Старший лейтенант, - Яков вскочил на ноги, - по первому вопросу я уже  пытался хоть что – то добыть. Разговор всегда один.
- Матка, яйца есть?
- Ниц, ниц, вшистко германец забрау.
- Ну, хлеба дай.
- Ниц, ниц,  вшистко германец забрау.
- Ну, хоть воды налей.
- Ниц, ниц,  вшистко германец забрау? -

Закончил он под дружный хохот бойцов.

По второму – если поедут, надо кого – то с ними посылать. Иначе ничего не будет. Сильно запуганы. В комендатуру не пойдут.

Задача была поставлена. Все разошлись на исполнение. Гайдамака и Шняга  даже не стали ложиться после ночного караула. Мол, потом догоним.

К обеду пришел Билык с докладом. Сбиваясь на родной украинский рассказал:

               - Я про быкив домовывся. Хозяин завтра з ранку привэдэ. Алэ за тэ просыть чотыри колоды, бревна, з тих, що у нас вид моста лышилося. Там еще десяток лежить.

              - Будут ему бревна. Пусть ведет. Да чтоб в ярмо впряг, было куда канат цеплять. А нам сегодня надо к машине этот канат зацепить. Иди, Билык, на том месте проруби майну.

               - Слушаюсь, товарищ старший лейтенант. Так кто ж в ту майну полизэ. Дуже холодна вода.

              - Это уже не твоё дело. Выполнять!

Пришел Зайнутдиннов с помощниками.

              - Мы, командир, в минном поле проход сделали. Вешки поставили. Дошли до овина. Там малость овса в снопах нашли. Подгнил маненько, но вот три оберемки принесли. Пусть Олесь посмотрит. А если подойдет на готовку, еще принесем.

              - Хорошо, бойцы. Идите Билыку на помощь. Майну во льду долбить. Чтобы не меньше три на четыре метра. Да приготовьте канаты, машину цеплять.

Федор вырос на реке. Вернее на двух. Там где Бия впадает в Обь. Сколько себя помнил, умел плавать. Вода для него была родной стихией. Да и холодную он на своём теле пробовал не раз. Они с друзьями, не смотря на запрет родителей, открывали купальный сезон сразу после ледохода. С визгом и криками бросались в ледяную воду. Укрепляли здоровье и силу воли. А то в армию не возьмут. Любимым местом их купаний была старица на Бие. Не далеко от его дома, в районе Мочище, то есть плавни, болота. Раньше это было село, потом влилось в городок Бийск. Каждую весну вода в Мочище заливала большую низину. Дома ставили поодаль, на пригорке. Летом в старице ловили рыбу, раков. Плавали на самодельных плотах.

Так что завязывать пеньковый канат на «утопленнице» он решил сам.
Пройдясь по краю проруби с длинным шестом, Федор нащупал машину. Глубина была не большая, до дна метра три, до ближайшей рессоры, за которую он решил вязать канат,  полтора метра. Не более.

Вот только лед надо было продолбить до берега. На это у  отделения ушло всё оставшееся светлое время, да и пара часов при свете костра.
Ужин был калорийнее предыдущих.

Кашевар выжал всё, что мог из принесенных овсяных снопиков. Заварил зерно в похлебке с тушенкой, доведя густоту почти до каши. И из оставшихся зерен напек то – ли хлебцев, то – ли оладий. Но было вкусно, а главное, много.
Давно бойцы не ложились спать не голодными.

                3.
Федор не ложился. Рана всё больше давала о себе знать. Видимо, воспалялась.

             - Надо идти к бабке. Другого выхода не видно, - подумал он с досадой.

Эту знахарку нашли ему бойцы в первые дни охраны моста. Во всех редких в округе хуторах и ближайшей деревеньке называли знахарку, как единственное лицо, относящееся к медицине. Основным ее занятием было принимать роды. Но и с легкими травмами и болезнями вся округа обращалась к ней. По серьезным причинам больного везли в Познань. За 25 километров. Там была больница. До войны. Как сейчас, никто не знал.

Федор поднялся на высокое крыльцо добротного для этих мест дома. Постучал. В сенях завозились с запорами, но сначала спросили, кто.
Голос был не старухин. Молодой, женский.

              - Я к бабусе, лечиться. Болит мочи нет, - ответил Федор.
Дверь открыла бабкина дочь, миловидная блондинка лет под тридцать.

              - Проше, пане офицерже. Матка на соседнием господарстве пржимуе дзеско. Кобиета родзит. Не заджие ту до рана.

 Он понял – бабка на родах, до утра, и  повернулся уходить, но женщина вяла его за руку и потянула в дом.

              - Не спешь, млодый. Сам си поможе, - она показала пальцем на себя, - я можу. Често помагам мамье. Входзь.

              - Она усадила Федора на табурет, принесла тазик горячей воды и чистые тряпки. Ловко размотала бинт и промыла рану. Покачала головой. И принесла бутыль с самогоном, заткнутую деревянной пробкой.

              - Будь терпливый. Умуем рану.

Она одной тряпочкой оттирала засохший гной, а другую, смоченную в самогоне, прикладывала. Увидев, как офицер от боли кривит лицо, но терпит, она всплеснула руками с досадой,

             - Ко за глупец! Дура на русскам. Млодый сиерпит, але лекар не мыслатем. Разом править будием.

Она налила стограммовый стаканчик самогона и подала больному.

            - Пий, хворый. Медицина.

Минут через пять продолжила процедуру. Федору стало легче. Он махнул рукой в сторону пустого стакана. Лекарка поняла и повторила. Последние минуты чистки раны прошли уже почти безболезненно. Полячка ловко делала своё дело, приговаривая,

           - То вшистко, Соколе. Тераз наложе мазь. Опартуе до чиста. Выстаржа дни три.

Он уже слегка понимал местных. Она сказала, что мазь положит и чистым перевяжет. На три дня хватит.

Она закончила процедуры. Погладила сзади теплой рукой плечи и спину. Потом вдруг прижалась к его щеке своей и зашептала,

              - На подворке уж ез  поздно. Не идь. Зостань. Былем сам преж дулгий час. Муж уехау с армия, уж чтыри лата. Можа гдесь и загинув? Зостань, Сокол.
(На дворе уже поздно. Не уходи. Останься. Я одна уже долго. Муж ушел с армией уже как четыре года. Может и погиб где?  Оставайся, Сокол)

Перевода старшему лейтенанту и не требовалось. Она могла и не говорить ничего. Ее горячие ладони, голос с придыханием не оставляли сомнений.

Под утро он проснулся на большой хозяйской кровати. Полячки рядом не было.

              - Вот номер! – подумал он. Я даже не успел имя у нее спросить.
Ночь была бурной. Несмотря на рану,  Федор отдался неожиданной любви полностью. Как и его новая знакомая.

Многое для него было внове. Он был уже знаком с интимными отношениями мужчины и женщины, но весьма своеобразно. Среди сверстниц знакомства он не успел завести. Война.

 Да с шестнадцати лет он находился на казарменном положении. Был курсантом Черниговского военного училища инженерных войск. В сорок первом училище было эвакуировано с Украины в Бийск, где и выполняло свои функции по ускоренной программе. Даже название училищу не изменили, Черниговское. Занимались плотно. Надо было за два года пройти четырехлетний в обычное время курс.
Домой забегал редко.  В их  маленький домишко еще в конце сорок первого подселили семью эвакуированную из Ленинграда, четырех человек.  Так что мать отдала им главную, как они называли, залу, а сама спала в малюсенькой спальне, а чаще так оставалась ночевать на почте.

Так что Федор только забегал повидаться, а спал всегда в казарме.
И вот в конце первого года обучения, в субботу вечером, его рота выходила из бани. Ротный дядька, старшина Кругляк, пятидесятилетний толстячок и балагур, построил роту. Прошелся вдоль строя распаренных парней и указывая на некоторых командовал,

                - Шаг вперед.

Отобрал человек пятнадцать, приказал им оставаться на месте. Остальных под командованием сержанта отправил в казармы.

                - Так что вот какая задача перед нами, - обратился он к отобранному контингенту,  - вы, хлопцы, уже подросли. Мужики, я чую, крепкие. Наша задача проследовать в женское общежитие №3  Порохового завода. Там у меня зазноба – бригадирша. Просила взять подмогу к ее девчатам. Некоторые вдовые, некоторые вообще незамужние. Пашут как лошади от зари до зари. Живут, как мы, в казарме. И никакого просвета в жизни. Просили скрасить их долю. Кто не уверен, пойдут в казарму. Я пойму.

Неуверенных не было. На Вахте в общежитии, длинном, темном бараке, полу - закопанном в землю до середины окон, никого не было. Старшина довел группу до одной из дверей.

          -  Тут их по всем комнатухам, как сельдей в банке. Эта  «опочивальня» наша.   Дальше сами. Свет не  включать. Выбирать не придется. По количеству наш личный состав соответствует женскому. Моя Матрёна на койке в левом дальнем углу. Там где оконце в яму смотрит. Туда не лезть. Времени час. Выполнять.

Дальше Федор помнил плохо. Шум шагов в темноте, бормотание, шелест снимаемой одежды, скрип кроватей под дополнительной нагрузкой. Когда возня усилилась, старшина в шутку отдал команду своим хриплым басом с украинским акцентом:

         - Началы…

И через некоторое время после долгого шумного выдоха,

        - Кончылыыы…

Старшина был действительно с юмором.

Партнерша Федора после торопливых ласк, пригребла его к своему довольно пышному телу и поворчала:

              Ох, молодые! Всё спешить вам. Прыткие. Ладно, цуцык, лежи. Грейся.
Было еще три четыре таких мероприятия. Но всё это, он понимал, к любви, как в кино или книжках, отношения не имело.


А эта ночь многое в нем изменило, поправила, что – ли. Он впервые почувствовал настоящую женскую нежность, желание не только взять своё, но и доставить радость партнеру.

Услышал шлепки босых ног по полу, почувствовал теплый бок рядом. Повернулся к пани и спросил,

            - Звать – то тебя как, красавица?

Притянул к себе и поцеловал под ушком. Она хихикнула от щекотки.

             - И я твоего имья  ние знам, Соколе. А я естэм Агнешка.

            - А   я естэм, он захотел сделать ей приятное польским словом. Я естэм Федор.

И после долгого поцелуя,

            - Пора мне, милая, солдаты ждут.

           - Не спешжи, Федорже. Выпралам твое убрания. Высыха на кухине. Иесть нами ище година.

Година прошла, как одна минута.

Федор с удовольствием одел всё чистое, выпил кружку морковного чаю с лепешкой, обнял Агнешку и шагнул с крыльца в предрассветную сырость. Полячка с крыльца мелко обмахнула его вслед католическим крестом, вздохнула и закрыла дверь.

                4.

В восемь утра на переправе уже стояли два мощных вола, запряженные в сани волокушу. Шеи их охватывало парное дубовое ярмо. В носы были вдеты кольца с веревками. За них и тянул быков, задавая направление, вислоусый дед в драном полушубке и треухе.

                - Как же ты, отец, таких красавцев от германца уберег? На мясо не забрали.

  - Так ведь спочатку волы могли землю орать. Германец зярно брав.  А остатне два мешсёнце укруем ту в лиесе. Маем там стодоле. А для германцоу вставил на стежке картину «MINEN».

(Сначала разрешали на них пахать. Зерно забирали. А последние два месяца спрятал в лесу. А на дорожке, для немцев, поставил табличку «МИНЫ»)
Федор осмотрел приготовленный канат и стал раздеваться.

              - Нет, - услышал он голос Гайдамаки, - так, командир, не пойдет. Вон рана как кровит. Хуже будет. Разрешите флотскому в воде поработать. Моя стихия. А Вы, товарищ старший лейтенант, с суши командуйте.
Присутствующие поддержали:

              - Рано Вам  еще в ледяную воду, командир. Яша дело говорит.
Операция не заняла много времени. Яков погрузился по шею и ногами встал на кузов. Схватил конец каната, нырнул и продел его под рессору. Выбрался на берег и запрыгал вокруг разведенного костра, растираясь полотенцем.
А канат уже завели в ярмо, развернули быков от реки. Хозяин потянул их за веревку. Канат натянулся. Быки почувствовали, что груз тяжелый, уперлись в мерзлую дорогу. С минуту они выбирали опору, проверяли копытами грунт. И вот с очередным возгласом хозяина неудержимо двинулись вперед. Когда большая часть грузовичка оказалась на берегу, Федор скомандовал «Стоп». Канат ослабили, перекинули через кузов поперек. Быки пошли уже вдоль реки и легко перевернули полоуторку на колеса.

              - Ура! – пронеслось над переправой, так что с ближней ветлы взлетели вороны.

Федор приказал откатить авто ближе к их дому – казарме. Осмотрел. Видимых повреждений не было. Колеса вращались без сопротивления. Снизу ходовая часть выглядела без поломок. Мотором он наметил заняться завтра. Отвернул пробку для слива масла. Пусть стечет вода и подсохнет.

Хуторянин отобрал четыре обещанных ему бревна и на прощанье подошел к Федору.

             - Дзенкую за колоды. Поправе хата. Джесли самоход потшебуе бензину, покаже си, где его сдобыть.

Слово бензин Федору не надо было переводить. Он подозвал рядовых Зяблина и Глухова. Приказал идти с местным за бензином.

             - Ты, дядя, покажи воинам где бензин, получишь еще два бревна. Хозяин осклабился, закивал головой. Оставил быков на месте и махнул солдатам рукой, приглашая за собой.

А Федор уже разглядывал принесенные из подбитого танка трофеи. Там были два фугасных снаряда, дюжина гранат, полевой бинокль, аптечка, четыре больших куска мыла и подсумок с продуктами. А в нем две пачки эрзац – маргарина, литровая металлическая банка какой – то каши, жестянка с рафинадом и две шоколадки.
Он забрал себе шоколад, уже зная кому подарит. Остальное отправил на усмотрение кашевара.

                - Ну,  саперы – взрывники, - обратился он к бойцам, - пора заняться тем, чему учили. Вот пока майна не замерзла, мы и рыбки добудем.
Зайнутдиннов! Тащи с сарая вилы и мешок. Подсак сделай.

               - Ясно, товарищ старший лейтенант! Понял. Сделаю.

Федор сделал из трех немецких гранат связку. Привязал их к полену на полуметровый шпагат. Это для того, чтобы гранаты не утонули и взорвались на глубине в пол – метра.

Когда подсак был готов, командир выдернул чеку и опустил полено в прорубь. Пока шли четыре секунды до взрыва, он успел отбежать за береговой увал, а полено отплыло по течению на середину проруби.

Над взрывом поднялся небольшой фонтан, и когда вода перестала бурлить,  на поверхности стали появляться рыбешки. Сначала мелочь, а потом и три солидных, грамм по 700, рыбины. Зайнутдиннов ловко орудовал мешком на вилах. Выбрал почти всё, что всплыло, почти полное ведро.

Олесь увидев такое богатство, расплылся в улыбке.

                -  Вот добрая вуха будзе. 


К обеду прибыли Зяблин и Глухов. Каждый нес по ведру бензина. Ведра были покрашены суриком, пожарные, другой тары не нашли. Глухов приложил руку к пилотке,
                - Товарищ старший лейтенант! Докладываю. Обнаружен немецкий склад горючего. Бензин в бочках. Немцы, видать, так драпали, что даже и не сожгли. Думали и масло для мотора принести, но нету. Есть солидол.

                - Молодцы, бойцы. Деду с волами  дайте  еще два бревна. Машину запустим, так первым делом горючку привезти надо. Поближе спрячем. Теперь масло надо в мотор где – то брать.

                - Так в танке же. В моторе можно слить. Мотор не сгорел, - это вступил в разговор рядовой Зяблин, что ходил к танку за трофеями.

                - А ты слить сможешь? Знаешь где пробка? – спросил Федор.
                - Так я же трактористом в колхозе был. Под Муромом. Там хоть и леса, а пахали и сеяли. Давайте ведро, куда сливать.



Оперативная сводка за 21 января 1945 года
Войска 1-го БЕЛОРУССКОГО фронта, продолжая развивать наступление, овладели городами РАДЗЕЮЗ, СОМПОЛЬНО, ДЕМБЕ, УНЕЙУВ, ПОДДЕМБИЦЕ, ШАДЕК, ЗДУНЬСКА ВОЛЯ, а также с боями заняли более 600 других населённых пунктов; среди них — СЛУЖЕВО, ПШИСЕК, БРДУВ, КЛОДАВА, ДЖЕВЦЕ, ЧЕПУВДОЛЬНЫ, ЛЮБОЛЯ, БЖЕГ, КАМИОНАЧ, ВОЗНИКИ и железнодорожные станции ХОЦЕНСКЕ, ХОДЕЧ, КАМЕННА, ОСТРОВЫ, ТУЖИНУВ, БАРЛОГИ, ДЕМБЕ, ЯДВИСИН, БАЛДЖИХУВ, ОТОК, ШАДЕК.

                5.

Наступил февраль. За прошедшие дни на переправе многое изменилось. Федор поставил на ход полуторку. Пришлось прокалить свечи, повозиться с тремблером. Помогло его доскональное знание этого неприхотливого транспортного средства – детища Горьковского автозавода под маркой ГАЗ - АА. Когда машину первый раз завели заводной ручкой, называемой в народе  «кривым стартером» -  аккумулятора на ней вообще не было, или утонул, - восторгу личного состава не было предела.

И продовольственные дела пошли на лад. Таежный охотник Афанасий в полной мере оправдал свои сибирские навыки. Раз в два  - три дня он ходил на охоту, заранее разведав места обитания косуль и кабанов. На косуль ходил один.

               - Тут хитрость одна нужна. Ежели косуля тебя увидит, или учует – сильно пугается. Подстрелишь такую, мясо будет вонять. Есть можно, но не то. Ее надо скрадывать. Чтобы не заметила. Посторонние люди не дадут тихо добыть.

 И действительно его косули были вкуснейшими.

На кабана он брал с собой пару бойцов, чтобы выгнать стадо из лесу. Сам стоял на опушке с винтовкой -  трехлинейкой. Другое оружие отмел сразу,

              - Этой, Мосинке, одной доверяю. И пристрелял, и почистил. Знаю, - не подведет.

Солдаты, что первый раз ходили с ним на кабана, увидев огромного секача, полезли на деревья. А Афоня стоял на кабаньей тропе, расставив ноги, прижав приклад и припав к прицелу. Кабан с налитыми кровью глазами с ревом, ускоряясь с каждым шагом, летел на него. Тут нужен был один точный выстрел, второго охотник бы сделать не успел. И он не промахнулся. Огромная туша пролетела по инерции еще метров десять и замерла, почти касаясь рылом сапога охотника. В кабане было 140 кг.

Позже охотник выбирал для добычи небольших свинок. У них мясо было вкуснее и  мягче.

За половину кабана Яша Гайдамака выторговал в деревне мешок муки. Олесь пек блины, или оладьи на завтрак и свой домашний хлеб.

А Афанасий пообещал еще силки на зайцев подготовить. И еще одну находку он принес, которой сначала старший лейтенант не придал значения.

Охотник отдал кашевару на кухне очередную косулю и  зашел в комнату.

                - Разрешите обратиться, товарищ командир! Вот обнаружил в районе второй линии обороны немцев в блиндаже. Там всё взрывом разворочено, засыпано. Я сапог увидел, что из завала торчит. Дверь откопал. Там два трупа и вот это.

 Он положил на стол брезентовый мешок, скрепленный в горловине металлическими планками и опечатанный сургучом.

                - Я подумал, может секретное что, - продолжал Афанасий, - вот еще документ  у старшего немца забрал. По форме офицер. Себе вон сапоги оставил. На выход. Добрые.

Федор отпустил рядового и занялся трофеями. Перерезал шнурок с сургучной печатью. В мешке оказались деньги. 5640 немецких марок и списки с росписями, видимо ведомостями на выдачу жалования. А в аусвайсе  значилось:
Wilhelm Krause, Leiter der Finanzabteilung der 34 selbstst;ndigen motorisierten Brigade der Wehrmacht.
Ну и печати с орлами и подписи начальства.

           -   Ясно, финансами ворочал Вильгельм. Вроде бы и не воин. Да вот нашел смертушку, подумал Федор.

Он забросил мешок к себе на сеновал. Решил передать армейским властям, когда до них доберется.

А служба пошла веселее. Стало заметно, как личный состав стал входить в свой обычный вес. Больше стало шуток и прибауток, дружеских подкалываний.

Местные жители стали привыкать к советским воинам, хотя сначала боялись. Почувствовали разницу в отношении к ним немцев – хозяев, и русских – союзников.

 А тут в ближайшей деревеньке один предприимчивый, зажиточный пан захотел шинок открыть. Не имея в округе никого из представителей советских властей, за разрешением он пришел к «пану офицержу». 

                - Препрашем, пане росийские офицерже. Проше позволение на отварче кнайпе во вшие. Мешканци вьоски бардзо теские за забаву.
Федор сначала не понял его бормотаний. Позвал Тараса.

Они попросил селянина говорить медленно. Тот повторил, сопровождая речь выразительными жестами.

                - Всё ясно, товарищ старший лейтенант, - доложил солдат суть вопроса, - Вы для него один тут от Советской Власти. Так просит разрешения открыть пивнушку прямо у себя в доме. Так до войны было. Местные, говорит, совсем при немцах одичали, хотят развлечений.

                - Так, так, - подхватил селянин, низко и часто кланяясь, - шо правда, нема еще водки монополёвой, але може речить за мой бимбер.
Тарас перевел,

                - Нет, - говорит, - пока водки монопольной, но за свой бимбер – самогон – ручается.

               - Запрашам панов войскович на вернисаже. Перша визита ест бесплатна – закончил проситель.

              -Приглашает на открытие. Первый визит бесплатно.
 
              - Хорошо, пан. Только сооруди личному составу баню перед визитом. Надо в человеческом облике прийти.

Договорились на завтра. Баня у него на усадьбе есть. В два пополудни будет готова. Ужин в шесть.

«Вернисаж» оказался вполне хорошим. Выпарив накопившийся телесный, да и душевный негатив в просторной бане, перестирав и высушив у печки нательное белье (тут пригодилось трофейное мыло из подбитого танка), воины проследовали через двор к дому.

Внутри было натоплено. В большой главной зале была оборудована стойка с посудой. Из раскрытых дверей в кухню вкусно пахло снедью.  Вдоль окон шли лавки и к ним были приставлены длинные,  на 6-8 мест столы. За одним, лицом в середину залы сидело три местных мужика. Когда вошли солдаты, посетители почтительно встали. Подскочивший молодой парень, видимо сын хозяина,  прошелся полотенцем по лавкам и пригласил панство за табель. За стол. Тут же вышел из кухни хозяин, неся на вытянутых руках блюдо с горой квашеной капусты, от которой валил пар.

                - Витам, панове войскове. Скоштуйтэ нашего бигосу с шкваркамы.

И быстро расставил перед ними стаканчики, куда сын сразу налил самогону из большой бутыли.

Федор дал сказать первый тост Ивану Зяблину, как старшему из присутствующих. Тот засмущался, но встал и твердо, без колебаний сказал:

                - Что тут думать. За Победу. Будет она, будет у нас всё!

Через час зал был уже полон. Пришли селяне и с этого и с других хуторов. Зал наполнился гулом голосов, стуком посуды. А еще позже хозяин привел маленького, изможденного, неопределенного возраста человечка со скрипкой. Внешность его прямо говорила о семитских корнях.

Один из местных вскочил на ноги, всплеснул руками и почти закричал:

              - Ицик! Жиешь?

И обратился к нашим, мешая русскую и польскую речь:

             - Это есть сынове нашего башмачника Иосифа. Немци забили цало вродину, всю семью. А он жие! Живой!

             - Я его на далнэй стодоле укрывал, в лисе, - вступился хозяин, - як мог.

 Паренек, уже было видно, что ему лет 16, не больше, бочком сел на краюшек табуретки и заиграл Полонез Огинского. Федор слышал эту музыку по радио и помнил название. Играл музыкант виртуозно. Всё пережитое им в годы войны вылилось в мелодии, что и так была не веселой. Полонез ведь имел название «Тоска по Родине». А скрипач накладывал на эту  мелодию еще и свою, рвущую сердце тоску по своим загубленным родным, по сиротской доле. У собравшихся в шинке  слезы наворачивались на глазах. Многие проклинали фашистов, хвалили хозяина за смелость.

Когда тоска развеялась, парня попросили играть танцы. Некоторые мужики довольно красиво показали несколько фигур, сетуя, что на первый вечер не пригласили жен. Яша Гайдамака пошептался с музыкантом. Тот завел какой – то веселый еврейский фрейлахс, а моряк под него отбил, как он объявил, черноморскую чечетку.
Потом расхрабрился и Тарас. Заказал гопака и давай наяривать вприсядку, да с вывертами. После аплодисментов пояснил:

           - Я в нашем сельском клубе в ансамбль ходил. Солистом был.

А когда уселся на место, с тоской в пол – голоса  добавил, - пляска меня и сгубила. Во Львове выступали. Потом в ресторане загуляли. Там подрался. Да еще и милиционеру глаз подбил. Вот и дали четыре года лагерей. Хорошо хоть с лесоповала за хорошую работу на фронт в штрафбат отпустили.

 Так Федор узнал про его судьбу. Всё хотел раньше спросить, да не было случая. Теперь понял, что Тарас не вражина скрытая с западнянскими настроениями.
Он встал из-за стола, хлопнул Тараса по плечу,

            - пойдем, танцор, на крыльцо, покурим.

И там, на вопросительный взгляд солдата сразу задал вопрос,

           - Ты же в лагере вместе с рядовым Кривых был? Скажи, можно на него положиться, или в оба глаза за ним смотреть?

          - Я с ним три года лес валил. Работал он справно, не отлынивал. От своих же блатных держался подальше. Шестеркой нэ був. Я, каже, по кривой дорожке ходыв. С блатняками. Они ж меня и предали, всё на меня повесили. А беда моя, говорит, что сильно механику любил. По замкам – высший класс. Так сейф открыл. Вот на меня всех собак и спустили. Теперь отработаю и честным человеком выйду. На завод слесарем пойду. Мы с ним вместе в армию просились. Вместе и в штрафбате были. Не трусил он. В атаку бежал. Раньше меня пулю в живот получил. Еле откачали. Мы с ним в санбате и сошлись. Теперь вот у вас.
 Вы, товарищ старший лейтенант, нэ турбуйтэсь, вин нэ пидвэдэ. Прощайте за мову, волнуюсь, с российской сбиваюсь.

                - Да  не волнуйся. Я всё понял. Спасибо, успокоил. Про наш разговор молчок!

               - Да я розумию. Могыла.

Прощаясь с хозяином заведения, Федор сделал для себя еще одно приятное открытие. Над стойкой появился прейскурант с ценами. Причем, в двух валютах – злотых и дойчмарках. На вопрос офицера, причем здесь марки, хозяин долго говорил о том, какие валюты ходили в Польше во время оккупации, сколько было подделок, какие изымались, какие приходили им на смену. Но из всего сказанного явно следовало, что самой предпочтительной валютой считается дойчмарка. Ну, пока новые власти не придумают чего другого.

                - Там, за Вислой, я слыхау, вже новый злотый ходзит, - закончил хозяин.

Из меню было видно, что он берет одну марку за два оккупационных (Краковских) злотых.

Федор дал хозяину пять марок «за обслуживание».

                - Ну, пока новый злотый сюда доберется, моим воинам будет на что погулять, - подумал он, вспомнив про мешок с валютой, что валялся у него на сеновале.

Часам к десяти Федор скомандовал личному составу на выход. Построил во дворе. Поблагодарил за поведение присущее красноармейцам, и отправил в расположение под командованием сержанта Гайдамаки.

Сам же пошел «на перевязку» в знакомый домик на соседнем хуторе.
Бабуся знахарка с пониманием отнеслась к роману дочери. Когда Федор первый раз при ней остался ночевать, она с ухмылкой бормотнула что – то себе под нос и объявила, что спать будет в  дальней «коморе».

Вот и на этот раз, промыв и наложив мазь на рану, она собралась в свою спальню. Но Федор задержал ее, еще раз поблагодарил за лечение и подарил коробку с рафинадом из немецкого танка. Бабка поклонилась,

             - Дзенькуе чи, - и повернувшись к дочери, добавила, - ох,  маш пьенкна коханке, девчино!

И добавила по-русски:

             - Красивый кавалер Агнешке достався!

Ночью любовники долго не могли заснуть. Разговаривали. Федор заметил, что с каждым свиданием всё легче понимает Агнешкину болтовню. А та, как настоящая женщина намолчавшаяся за время войны,  со страхом прятавшаяся на дальних выселках во время редких наездов фрицев, не могла наговориться и щебетала без умолку.  Вот и сейчас она целовала зарубцевавшиеся прошлые раны старшего лейтенанта и спрашивала, как он их получил. Федор, как мог, объяснял ей обстоятельства ранений, дождался, когда она заснула, а сам еще и еще  переживал основные моменты своего военного пути.

                6.
В конце августа 43 года он, молоденький, восемнадцатилетний  лейтенант, выпускник родного Черниговского училища инженерных войск, получил под командование свой понтонный взвод. Да не где – ни будь, а в районе левого берега Днепра. Войска готовились к переправе. Их инженерный батальон тогда и вошел в состав вновь сформированной бронетанковой дивизии.

А через три недели они уже одними из первых форсировали Днепр в районе Чернобыля. Задача их батальона состояла в поддержке моторизированной пехотной бригады в захвате и удержании плацдарма на правом берегу. Для этого было решено на понтонах и плотах переправить до десяти легких танков Т-70. Более тяжелая техника должна была вводиться в бой после наведения переправы.

Перед первым своим боем он вспомнил проводы. Мать накрыла, как могла на стол. Он явился в новенькой форме с лейтенантскими погонами. Пришел дядя Андрей с женой. Да еще за столом были эвакуированные из Ленинграда. С ними Федор за эти два года успел сродниться. Семья была интеллигентная, образованная. Глава семьи Семен Яковлевич Дворкин, кандидат технических наук, преподаватель Военно – Механического института, его жена филолог, сотрудник Эрмитажа, Виктория Львовна, и две девочки. В сорок первом, когда приехали, им было Ане пятнадцать, а младшей Яне – семь. Родителей определили в школу преподавать.

 Федор, что рос в семье один, привязался к девочкам, как к сестрам. В моменты редких посещений родного дома старался принести им вкусненького, конфет или печенья, что иногда выдавали им в училище к чаю. Девочки смотрели на него, человека в форме, будущего воина – защитника с обожанием.
Так больше всего запомнилось ему с этого вечера, как перед уходом он нагнулся поцеловать младшую Яну, а она серьезно, глядя глаза в глаза, спросила,

         - Федечка, ты прогонишь немцев из Ленинграда?

         - Прогоню, Яночка, - серьезно ответил он, не отводя взгляда, - со всей нашей земли прогоню.

И поцеловал ее в щечку.

И вот его первый бой. Он с четырьмя бойцами на сдвоенном понтоне. Сверху  деревянный настил, на нем закреплен легкий танк «Т -70»  с экипажем. Рядом пехота на лодках и плотах. Переправа началась тихо, но потом немцы организовали обстрел. Сначала заработали пулеметы и ротные минометы первой полосы обороны. В небе зажглись осветительные ракеты. Затем корректировщики организовали обстрел силами стоящей в отдалении тяжелой артиллерии. Снаряды ложились всё ближе и гуще. Наша артиллерия била со своего берега, но немецкому обстрелу почти не мешала. Когда первые плоты и лодки достигли берега, половина из плавсредств  наступающих была уже накрыта взрывами. Плот Федора не дошел до берега метров 60, когда его вместе с танком перевернуло разрывом упавшего метрах в трех  снаряда.  Лейтенант оказался в воде. Рядом захлебывался раненый танкист. Федор, выросший на реке и плавающий как рыба, подхватил раненного одной рукой за ремень, а второй быстро выгреб на мелкое место. За узкой  песчаной полосой, где санитары уже организовали первую помощь, шел довольно крутой откос, поросший кустарником и ветлами. Федор сдал танкиста медикам, прихватил валявшийся на берегу пулемет Дегтярева, снял у лежавшего рядом убитого пулеметчика подсумок с запасным магазином и гранатами, и полез вперед по склону. На верху берегового увала, сквозь кусты он увидел широкое пространство, простреливаемое с обеих сторон пулеметными трассами, покрытое взрывами мин, гранат.
 
Справа от себя он увидел залегшую цепь бойцов и командира с биноклем. Он подполз ближе. В темноте разглядел майорские погоны.

             - Товарищ майор. Лейтенант саперного взвода Савельев. Сопровождал танки на переправе. Плот накрыло. Сам выплыл. Поступаю в ваше распоряжение.

            -  Хорошо, лейтенант. Майор Горелов. Командую третьим батальоном. Несем большие потери. Двое ротных не добрались до берега. Принимай вторую роту. Твой фланг слева от меня. Собери личный состав, доложишь через десять минут, сколько в строю. Получишь задачу.

Федор приподнялся на одно колено и крикнул,

                - Вторая рота! Слушай мою команду. Место сбора перебитая сосна.

 И сам быстро переполз влево и вперед к дереву. Из темноты начали подползать солдаты. Набралось 22 человека. Из них три – легко раненые. Федор представился. Спросил о наличии офицеров. Таковых не было. Самым старшим оказался пожилой, как ему показалось, дядька – сержант. Отыскался и пулеметчик, но без пулемета. Его Дегтярев утонул на переправе. Из оружия было 12 автоматов ППШ, три немецких  винтовки и  два «Шмайсера».

Майор выслушал доклад Федора и распорядился.

              - Приказываю, атаковать в направлении левой опушки вот этого леска, - Он показал лейтенанту точку на карте и дал глянуть в бинокль.

                - Цель, - взять сходу первую линию немецких траншей и закрепиться в ней. Сигнал к атаке красная ракета. При успехе дать зеленую ракету. Вот возьми ракетницу.

           -   Мои сокол! Где естешь? – Агнешка вернула его из воспоминаний, целуя рану на левом предплечье. Ту самую, что получил он в своем первом бою.

           - Спи, милая, я покурю на крылечке.

Он встал, накинул шинель и вышел. Закурил и снова оказался на Днепре, бегущим в первую свою атаку. Он выдвинул пулеметчика вперед, левее своего подразделения, выбрав хорошую позицию за бугорком. Наказал поддерживать огнем их атаку. Подавлять пулеметы противника, если они будут обнаружены. Сам оставил себе гранаты и вынул из кобуры наган. Дал команду выдвигаться ползком, беречь личный состав, а по сигналу комбата уже атаковать броском.

Маневр с выдвижением пулемета помог. Он в две минуты подавил огонь немецкого «коллеги», что заговорил после их подъема в атаку по сигналу. Иначе пасть бы остаткам второй роты под вражеским огнем.

 До немецких  траншей добежали почти все. Когда до окопов было метров пятнадцать, они увидели удирающих немцев, вяло отстреливающихся на ходу. Но одна пуля всё – таки нашла лейтенанта. Он почувствовал мощный удар по руке выше локтя, как будто его огрели толстой палкой. Уже в траншее, дав зеленую ракету, он подозвал ближайшего бойца, который осмотрел рану.

           - Кость, кажись, цела. Прошло на вылет, товарищ лейтенант! Сейчас забинтую. Потом в медсанбат надо.

Солдат быстро перетянул руку выше раны, отрезав кусок ремешка, что пристегивал наган к кобуре. Остановил кровь и, разорвав зубами пакет с бинтом, сноровисто наложил повязку.

До медсанбата дело не дошло. Началась трехнедельная оборона плацдарма.

Очухавшиеся немцы подбрасывали подкрепления. Наши по ночам переправляли новые силы. Батальон майора Горелова нес большие потери, но занятых позиций не сдавал. У Федора в роте численность после подкрепления доходила до ста человек, а после очередных атак сокращалась вполовину.

Помогли удержать позиции и три танка, что всё – таки преодолели переправу. Машины ночью закопали позади траншей батальона, оборудовав еще и запасные позиции, и подходы к ним. Вот  их – то  редкое, но меткое вступление в бой в критические моменты спасало положение. Ночью танки скрытно переходили на запасные позиции.  Благодаря этому и хорошей маскировке им удалось продержаться до подхода основных сил.

 Наконец, на соседних участках фронта были наведены переправы, позволившие вступить на правый берег танковым частям. Он вспомнил, как бежали немцы, когда с фланга появились первые наши тридцатьчетверки. И как он повторял засевшую в памяти фразу,

             - Прогоню, Яночка! Вон как бегут…


  Когда батальон Майора Горелова в составе бригады отвели на переформирование и пополнение, Федор получил предложение остаться у них командиром роты. Обещали очередное звание. Майор представил лейтенанта к награждению.
Но Федор отказался.

                - Спасибо, товарищ майор,  за доверие. Но меня готовили переправы мостить, да проходы в минных полях делать. Думаю, что там я пригожусь больше.

 Свой батальон он догнал уже в районе города Коростень. Там и вручили ему Орден Красной Звезды, от пехотинцев и медаль за отвагу, к которой его представили в саперном батальоне.

Он еще раз погладил место первой раны. Тогда даже до медсанбата не добрался. За время обороны плацдарма всё затянуло.

Потом пошли военные будни. Освобождали Украину. Одних переправ с наведением понтонных мостов было с десяток. А когда саперы находили брод, пригодный для переправы техники, они отмечали коридор вешками, и сами порой стояли по краю брода, в воде, гарантируя его габариты. Когда фронт временно стабилизировался,  саперы ночами делали проходы в минных полях, резали проволоку для проходов групп разведки в тыл врага. Минировали самые опасные участки…

А весной сорок четвертого их саперный батальон придали танковой  дивизии и перебросили в Белоруссию. Она участвовала в операции «Багратион». Прорывала укрепления немцев через Полесские топи. Вот там им пришлось потрудиться! Скрытно, почти бесшумно, надо было мостить гать сквозь непроходимые болота. Саперы по несколько часов находились в болотной жиже, километр за километром выстилая переходы из бревен, способные выдержать танки. Пехота первой шла в бой, приспособив на ноги болотоступы из веток.

Старший лейтенант выбыл из строя в первом же бою. В рассветный час 23 июня 1944 года, после усиленной ночной обработки позиций противника авиацией, в 9-00 вступила в дело тяжелая артиллерия. Два часа передовые позиции немцев представляли сплошное поле взрывов. И вот, еще до окончания работы нашей артиллерии, его взвод, занимавший позиции на опушке леса в ста метрах от первой линии немецких окопов, пополз вперед. Их задача была разминировать проход шириной в пятьдесят метров и разрушить (порезать, повалить, накрыть щитами) колючую проволоку. Им удалось пройти скрытно почти до немецких окопов. Но тут их заметили и накрыли  пулеметным и минометным огнем. Мина разорвалась метрах в двух от старшего лейтенанта. Очнулся он в кузове грузовика, что вез его из медсанбата в полевой госпиталь. На операцию. В правом боку у него сидел осколок.

                - Ох и везуч ты, лейтенант, - говорила ему во время обхода на следующее утро, пожилая женщина хирург, что его оперировала.

                - В сантиметре от печени осколок тормознул. Большой был, корявый. Застрял. Ремень его притормозил. Был бы он поменьше, прошил бы печень насквозь. Там бы ты на передовой и остался. Поздравляю. Только мамке не говори, плакать будет.

Почти месяц тогда его лечили. И рану, да и голову. Контузия. Заикался поначалу и головой потряхивал. Но прошло. А в батальоне его ждал «Орден Отечественной Войны».

Проснулась Агнешка,
                - Что не спьишь, Соколе? Чи отворем твою рану? Чудж пшепрашем, кохане. Идж спать.

Сквозь щели в ставне пробивался рассвет.

                - Да куда уж спать! – подумал Федор.

Он зарылся в пахнущие весной девичьи кудри, прижал к себе теплое со сна тело. И отошли все тяжелые воспоминания, на миг отлетела далеко Война с ее тягостями и горем. 
                7.

Жизнь в маленьком гарнизоне наладилась. У Федора оставались еще две нерешенных проблемы.

Первая – связь.

Вторая – незаживающая рана
 
Связь была остро необходима для осознания дальнейших перспектив его самого, и его подчиненных. Он понимал, что ушедшим вперед войскам, было не до какого – то моста на небольшой речке в тылу. Но надеялся дать о себе знать и получить приказ на дальнейшие действия. Ведь он охранял переправу по устному приказу комбата. Тот обещал решить всё за неделю. А уже прошло три…

Рана тоже его беспокоила. Даже прошлые ранения, и пулевое, и осколочное заживали на нем быстро. А тут нагноение не проходило. Мазь, что накладывала знахарка, только на время облегчала боли. Надо было искать хирурга.

Старший лейтенант решил ехать в ближайший городок Сьрем. По карте до него было 15 километров проселком на юг, вверх по течению Варты. Надо было торопиться пока дороги не развезло. Уже первая неделя февраля позади. Он взял с собой двух бойцов – Зяблина и Глухова -  и заправил полный бак.

Доехали быстро. Подмерзшая за ночь дорога держала хорошо. Маленький городок был пуст. Жители прятались по домам. Немцы оставили городок без боя. Советских войск еще не было. Вся армада во время наступления прошла мимо. Местный мост через Варту был взорван.

 На центральной площади была открыта убогая лавка. Там сидел старик, торговал остатками разных товаров - керосиновые лампы, бухты веревок, кой – какой инструмент. Молотки, пилы,  лопаты. На вопросы дед не отвечал. Есть ли в городе власть, он не знал.

Бойцы пошли дальше и в одном из прилегающих переулков обнаружили стихийный рынок. Там стояли и ходили  десятка два  продавцов и столько же покупателей. Совершались в основном обменные операции. Меняли вещи на продукты и курево. Федор увидел продавца, держащего в руках поднос с немецкими сигаретами. Офицер забрал всё, в отделении с куревом было плохо. Расплатился дойчмарками. Продавец взял их с удовольствием. Этот дядька с хитрыми глазками, и повадками жулика мог знать местную обстановку лучше других. Федор спросил его, где в городке можно поесть. Показал еще несколько купюр. Тот оживился.

                - Прошу панове войскове. Покаже вам. Мой тесч провади карчме. Добре кормит. Естч у него и бимбер.

                - Корчма – это хорошо! Ну, веди к тестю.  Мы и тебя накормим, если расскажешь что и как.

Действительно, корчма работала, было тепло, но пусто. Хозяин, пошептавшись с зятем, расцвел в угодливой улыбке.

               - Я, уважаемые панове, мало говорю по - русски. На прошлой войне у русских проводником был. Выбирать у меня нет чего. Дам, что маю. Не обижу.
И убежал на кухню.

Обед был хорош. Сначала под самогон  толсто резаное сало с  черными сухарями. Потом горячее - традиционный бигос – капуста с жаренной домашней колбасой, драники по - белорусски в сметане. Каравай свежего хлеба и по кружке самодельного темного пива.

За едой Федор расспросил поляков на предмет медицины. К сожалению, фельдшер, единственный медик в городе, ушел с немцами. Еврея аптекаря убили вместе со всей семьей. Аптеку разграбили.

               - Надо вам в Познань. Там госпиталь, - говорил корчмарь, - но там, я слыхау, еще немец сидит. У кржепости.  Учера были беглые оттуда.

У корчмаря выторговали еще пол – мешка рису. Цену загнул лихо, но Федор не думал. Без каши войско – не войско.

Когда до поворота на их переправу оставалось сотни две метров, навстречу им вышла колонна из  шести наших танков Т-34 и двух самоходок. Майор, сидящий в головном танке, махнул полуторке остановиться.

               - Воины! Здесь должна быть переправа через Варту. Мы правильно идем?

 Федор запрыгнул на броню, козырнул танкисту,

            - Вы немного лишку проскочили, товарищ майор, переправа в километре на запад. Держитесь этого проселка.

            - Танки выдержит?

            - Так точно. При наступлении танковая дивизия прошла без потерь. Я с охраной оставлен.

             - Тогда держись, старший лейтенант. С нами на броне поедешь. Ходу!

Федор махнул рукой Зяблину, чтобы тот садился за руль и ехал следом.

Пока подъезжали к мосту, майор рассказал, что корчмарь был прав. Шли бои за Познаньскую цитадель. Эта крепость сделана была добротно. Полутора – метровые стены, а вокруг ров. Оружия и боеприпасов – на год обороны. Сидит, как заноза в заднице, у нас в тылу. Передовые части фронта уже по Германии немца гонят. А тут…
 Немцы сопротивлялись упорно. Приходилось выжигать, выкуривать, взрывать стены и равелины. Переправы в Познани не было,  мосты взорваны, главная железнодорожная магистраль перерезана. Восстановить затруднительно из – за  обстрелов со стороны Цитадели. А это тормозит снабжение фронта. Майор получил приказ найти переправу любой ценой ударить на крепость с запада.

                - Повезло нам, старший лейтенант, что вас не сняли. Как тебя величать – то?  Будем знать, кто помог.

                - Старший лейтенант саперного батальона отдельной танковой, Федор Савельев, - прокричал он, перекрывая рев моторов, - Удачи вам!

                И группа переправилась сходу на левый берег, на полном ходу повернула на север, вдоль берега реки.

Итак, подвел Федор итог поездки, не один пункт ясности не прибавил. Связи по -  прежнему не было, и с медициной не решили.

                - Будем ждать полного освобождения Познани. Это будет пункт следующего маршрута.

Он распорядился усилить бдительность при несении караульной службы. Из Познани могли просочиться недобитые группы противника.

Следующая неделя не принесла изменений. Но с начавшимся ледоходом обстановка оживилась.

Собственно, назвать это ледоходом и язык не поворачивался. Не сравнить с ледоходом на русских, особенно сибирских реках. Так, мелочь. Появились полыньи. Они увеличивались, перемещались. Тонкий лед шел шугой, останавливаясь, собираясь в заторы, потом продолжая свой ход.
 
                - Не ледоход, а детские игрушки, - подумал Федор.

Но всё равно обстановка на реке уже не позволяла местным жителям ездить на санях, или ходить по льду пешком. Народ робко потянулся к мосту. Первой была пожилая крестьянка в теплом платке, в телогрейке и в юбке до земли. Она подошла к караульному и затараторила на своём языке, показывая на другой берег.

Стоявший на посту Зайнутдиннов показал ей рукой, где находится «пан офицер», который здесь принимает решения. Но старший лейтенант уже шагал к переправе.

             - Пане офицерже, прошу дозволення предж на друга строне. Моя сестра ест хвора на фарме Вьязы. Пшеноше ей млеко.

             - Идзь, кобьето, только пржед кьеду буде ясно, - показал Федор свои свежие познания в польском. И повторил по-русски, - только вернись дотемна.

Тетка благодарно закивала головой и даже попыталась поцеловать руку «пану офицеру». Поняв, что это лишнее, достала из кошелки литровую крынку молока и поставила на землю.

             - Пей доброу панове. Млеко есть свеже.

С тех пор мост стал основным и единственным местом переправы через реку. Деревеньки и хутора были разбросаны по обоим берегам. Как говорили местные, раньше, чтобы навестить родню нужна была лодка, или ехать на паром за пять километров, или переезжать по мосту аж в Познани за 25 километров. Сейчас им повезло, что русские здесь навели переправу. Каждый считал своим долгом чем - то отблагодарить за переход или переезд. Как правило, оставляли на берегу что – ни будь съестное. Пол каравая домашнего хлеба, шмат сала, пяток яиц,  а то и курицу. Те, кто ехал на подводе, платили больше – кто бидон керосину, кто мешочек крупы. А однажды супружеская пара на телеге с мешками муки, поставила на крыльцо казармы патефон с дюжиной пластинок. Там были разные песни под эстрадный оркестр на польском, немецком, французском. Так что теперь в расположении до отбоя звучала музыка.

Федор старался показать хорошее отношение Советских войск к местным. Постепенно контакты налаживались и расширялись. Свободных от караула бойцов он направлял на разминирование близ лежащей территории. Крестьяне, видя его усилия, приходили и объясняли, где при немцах были минные поля и запретные зоны. Да и просили в первую очередь разминировать свои участки.  Скоро весна, которая, как известно, год кормит.

Дней через десять можно было твердо сказать, что в радиусе десяти километров вокруг переправы передвигаться было безопасно.
К Федору, как представителю власти пришел даже ксендз из ближайшего костела с просьбой разрешить работу. Надо было записывать в церковные книги умерших, новорожденных. Крестить детей, и даже женить. Нашлись и такие,   совсем молодые с двух дальних хуторов.

По субботам личный состав посещал баню и шинок. Там уже появились и особы противоположного пола. Замужние со своими мужьями, да и молодухи с кавалерами. В последний раз Тарас спросил позволения пригласить свою новую знакомую. Он помогал соседу править колодец, а у того было три дочери. Старшая вдова, а две младшие красотки в 14 и 17 лет. Семнадцатилетнюю Тарас и приметил. Чуть что, так он уже у соседа. Закончили колодец, уже крышу, осевшую за зиму, соломой подновляют. На дружеские подколы сослуживцев Тарас только улыбался во все зубы и советовал им тоже поискать по хуторам.

Так что в шинке было весело. Поляки обладали каким – то врожденным чувством танца. Как выходили в центр зала, так распрямлялись плечи, во взгляде сквозила шляхетская гордость, подбородок вздергивал голову вверх, а ноги безошибочно выделывали нужные па. В конце танца пары замирали в залихватских позах под дружное «Эх!».

Однажды к ним пришел крестьянин с просьбой отремонтировать трактор. Поехали к нему на хутор и на прицепе притащили небольшого «американца» 1922 года выпуска. Федор позвал Зяблина и они занялись любимым делом. К вечеру «старичок» зачихал, несколько раз глох. Но на следующий день уже устойчиво тарахтел без остановки.
Хозяин на радостях притащил целый «свинский шинка» - окорок, и добавил бидон яблочного вина.

                8.

Оперативная сводка за 7 февраля 1945 года

Севернее и южнее города КЮСТРИН (на ОДЕРЕ) наши войска вели бои по очищению от противника восточного берега реки ОДЕР, заняв при этом населённые пункты ЦЭКЕРИК, АЛЬТ ЛИТЦЕГЕРИКЕ, ГЮСТЕБИЗЕ, ХЭЛЬЗЕ, КЛЕВИТЦ, АЛЬТ ДРЕВИТЦ, ТРЕТТИН, КУНЕРСДОРФ, АУРИТЦ. В боях за 5 и 6 февраля в этом районе взято в плен свыше 4.000 немецких солдат и офицеров и захвачено на аэродромах 69 самолетов противника.
Юго-восточнее БРЕСЛАУ (БРЕСЛАВЛЬ) наши войска, продолжая бои по расширению плацдарма на западном берегу ОДЕРА, заняли более 50 населенных пунктов, в том числе крупные населённые пункты МЭРЦДОРФ, ВЮРБЕН, ГРОССБУРГ, ЛИХТЕНБЕРГ, ДОЙЧЕ-ЛАЙППЕ, МИХЕЛАУ, БОРКЕНХАЙН, ВОЛЬФСГРУНД, ЭЙЗЕНАУ, ПРЕЙСДОРФ. В боях за 5 и 6 февраля в этом районе взято в плен более 4.200 немецких солдат и офицеров и захвачено на аэродроме 28 самолётов противника.


За время наступательных боёв с 12 января по 4 февраля сего года на центральном участке фронта нашими войсками ВЗЯТЫ В ПЛЕН: командир 88-й немецкой пехотной дивизии генерал-лейтенант РИТБЕРГ, командир 304-й немецкой пехотной дивизии генерал-майор ЛИСС, командир 433-й немецкой пехотной дивизии генерал-лейтенант ЛЮББЕ, командир 17-й немецкой танковой дивизии полковник БРУКС, командир 10-й немецкой моторизованной дивизии полковник ВИАЛЬ, начальник штаба 42-го немецкого армейского корпуса полковник ДРАБИХ-ВЕХТЕР, командующий артиллерией 42-го немецкого армейского корпуса полковник РОЗЕН, начальник отдела министерства авиации генерал авиации МАНКЕ, начальник 39-го трудового военного округа генерал ВЕССЕМАН.



Ранним туманным утром 10 февраля над переправой появился легкий самолет. Биплан, типа ПО-2. Старший лейтенант в бинокль рассмотрел на темно – зеленых крыльях красные звезды. Самолет дважды заходил над переправой, покачивал крыльями.

                - Кажется, он садиться хочет. Спрашивает где лучше? – это сержант Гайдамака поделился догадкой.

Федор забежал в дом, схватил ракетницу. Зарядив красную, он при очередном заходе самолета, выпущенной ракетой дал ему направление посадки от моста в сторону подбитого танка. Там, считал он, место ровное, нет канав и ям, да и грунт плотный. Летчик понял. И через пять минут самолет уже бежал в сторону леска. Старший лейтенант кликнул с собой Гайдамаку и пошел к гостям. У самолета стояли два майора. Летун в шлеме и кожанке. Второй в пехотной форме, уже при фуражке.
 
                - Старший лейтенант Савельев, - представился первым Федор, - командую переправой. Попрошу предъявить документы.

                - Майор Ремнев, - первым представился летчик, - пилот для особых поручений штаба Н-ской Армии. Вот удостоверение и полетное задание.

                - Заместитель начальника наградного отдела штаба Фронта, майор Гречишкин, - представился пассажир и протянул удостоверение.

               - Цель посадки? – Поинтересовался старший лейтенант, - чем могу помочь Штабу Фронта?

               - Всё просто, старлей, - расплылся в улыбке пилот, - в тумане заблудились немного. Наша точка назначения Фюрстенвальде. Я понял, что горючего не хватит. Решил садиться. Хорошо, что на вас вышел. Есть ли связь с войсками?

              - Со связью беда. Сам третью неделю без связи. Планирую вылазку в Познань, но не знаю обстановки. Взяли ли ее окончательно?

             - В Познань пока не суйся. Половина города наша, но там крепость старинная, мощная. Цитадель. Думаю, что не скоро оттуда немца выковыряют.

              - А нам – то поможешь? Мне задание надо выполнять.

             - Не беспокойтесь, товарищи. Всё сделаем. Но пока прошу, как говориться, к нашему шалашу и подмигнул Гайдамаке, беги, мол, вперед, распорядись.

             - Да, сержант, - крикнул он вдогонку, - пришли караульного к самолету.

Штабной майор не вступал в разговор. Он молча поднялся на крыло и достал из кабины небольшой чемоданчик, похожий на те, с которыми ходили доктора.

             - В теплом доме Олесь уже доставал из печи картошку со шкварками, набирал в миску квашеную капусту, резал сало и расставлял стопки. Офицеры прежде всего поинтересовались местами общего пользования, затем помыли в сенях руки и сели за стол. Федор поднял стаканчик.

             - Благодарю вас, товарищи, что вы первыми посетили наше расположение. Думаю, что просветите нас оторванных от хода войны, а мы постараемся принять вас, как подобает. За победу.

После плотного завтрака гостей отвели на сеновал. Федор осведомился, какое горючее надо искать для самолета и пожелал офицерам хорошего отдыха. Проверив наличие в его запасах немецкого бензина, и убедившись соответствие его заявленным характеристикам, он пошел к хозяину шинка. Заказал баню на 16-00 а затем и хороший ужин с музыкой. Хозяин расплылся в довольной улыбке, пообещав «Банкет высокие классы».

Затем он зашел к Агнешке. Объяснил ей обстановку и пригласил с собой на вечер, для танцев. Та расцвела в счастливой улыбке, чмокнув его в щеку. Шутливо сморщилась,

                - Кольчай. Голечь се вечерем, пану.

И показала рукой, побрейся к вечеринке.

Федор спросил, не знает ли она хороших пани, что помогут господам офицерам потанцевать. Та заверила, что приведет лучших. Спросила, когда. Он попросил быть к семи. Пусть гости немного утолят голод.

Офицеры с удовольствием приняли приглашение. Наградник отмяк и не выглядел таким уж неприступным штабистом. Рассказал пару эпизодов из окопной жизни. Оказывается, он с 41 до 43 года провел в пехоте. И только после тяжелой контузии, на одно ухо он окончательно оглох, был переведен в штаб.
 
Пока парились, летчик тоже поведал, что воевал с 42 года на южном фронте. Сбил четыре немецких самолета. Сам был сбит дважды. Первый раз повезло, приземлился на парашюте на нейтралке вблизи наших окопов. До ночи лежал в воронке. А ночью наша разведка его вывела.

А вот второй раз он получил ранение в голову. Показал глубокую яму во лбу.
               
               - Там у меня титан стоит. Еле залатали. Хотели из армии совсем списать, да уговорил. На истребители, естественно, запрет. Теперь вот при штабе. На легком. Куда пошлют.

Федор не стал портить праздник. Когда еще он случится на войне. Схитрил,  что бензин добудут не раньше завтрашнего полдня, или позже.

              - Время у вас, товарищи майоры, есть. Приглашаю вас на вечер встречи и укрепления дружбы с местным населением. Славянами.

Отказа не последовало. Наградник попросил отдать под надежную охрану его саквояж. Он достал из него ключик, шнурок и кусок сургуча. Запер маленький замочек, пропустил в петли шнурок и опечатал. Потом велел присматривавшему в бане рядовому отнести саквояж в расположение и сдать сержанту под охрану. Летчик присовокупил к саквояжу свой летный планшет.
 
В шинке еще никого из посетителей не было. Хозяин заверил, что будут к семи часам только музыканты и приглашенные панами барышни.

               - Панове миели сченсче! Мойя перша бочка пива усть уже доежала. Спробуе?

Гости поняли слово пиво и дружно закивали.
Федор заранее сказал шинкарю не экономить, и тот расстарался во - всю. Видно было, что и в период оккупации этот хитрец не бедствовал. Кормил немцев. Теперь русских. Ему лишь бы свой профит иметь.

Сначала шинкарь поставил на стол блюдо мясных закусок. Тут и домашняя колбаса, и копченый окорок дикого кабана, и гусиные потроха. Посередине блюда – горка квашеной капусты с клюквой.

Офицеры выпили огненного первача, навалились на закуски. Позже хозяйский сын вынес большой кувшин свежего пива.

После утоления первого голода штабной майор поднялся с очередным тостом.

               - Хорошо сидим, товарищи. Спасибо старшему лейтенанту. Отлично братьев по оружию принимает. Я уверен, что ты, Федор Савельев, и воевал достойно. Вижу, что и личный состав за тебя и в огонь и в воду. Молодец! Но я хочу этот тост выпить, не чокаясь, за друзей, которые не дошли до этого дня, не увидят Победы, не обнимут родных. Во многом благодаря их геройским смертям, мы сейчас уже ворвались в логово фашисткой гадины и добиваем ее. За павших.

Все поднялись, выпили молча, скрывая выступившие слезы.
 
Хозяин за стойкой склонил голову и украдкой перекрестился.

Через несколько минут он спросил, не хотят ли панове музыки. Федор кивнул.
Из кухни вышел уже знакомый мальчишка скрипач, да еще аккордеонист и барабанщик с напольным барабаном и тарелками.

Они заиграли русскую Катюшу. Офицеры с радостью подхватили. Потом спели Синий платочек (хозяин слушал  и удивлялся, как в России переделали польскую довоенную песню)
          - Я молодый слухау ету песню у Варшаве. Написау ее поляк Петербуржский, - пояснил он. И добавил, угождая гостям, - но «Небеский шалик» - синий платочек – то есть, лепше!
 
Пришли дамы, они разделись в сенях и появились румяные с морозца, свежие и слегка смущенные. Офицеры разом вскочили и склонили головы в немом приветствии. Федор взял церемонию знакомства в свои руки.

           - Товарищи офицеры! Позвольте представить мою близкую подругу Агнешку!
Та потупила взор и сделала настоящий книксен. Федор продолжал,
 
            - А это, милые дамы, мои боевые товарищи, майор Ремнев, - тот кивнул и добавил – Петр.

            - И майор Гречишкин, - Николай, добавил офицер.


            - А теперь, пани Агнешка, представьте подруг.

            -  Это естм Анна, дзевица,

- она взяла за руку довольно пухленькую, лет двадцати пяти блондинку и вывела ее на шаг вперед. Та, сверкнув озорными глазами тоже присела.

            - Это естм Гражина, вдовая.

Гражина была стройной, темноволосой шатенкой с выразительными, грустными синими глазами.

            - Пание готове до танца, - объявила Агнешка и притопнула каблучком.
Офицеры возмутились,

            - Просим дам за стол, хотим выпить за их здоровье и поближе познакомиться.

Расселись. Чернявый штабист сразу положил глаз на блондинку и весь вечер опекал ее. Белокурому летчику досталась Гражина.
 
Сначала дамы и кавалеры вели себя стеснительно, но по мере продолжения застолья, напряжение спало. Федор мигнул хозяину жестом показав игру на скрипке. Тот понял. Позвал музыкантов и спросил, склонившись к старшему лейтенанту,

           - Что грать, який танец?
Офицер подумал и решил,

           - Давай вальс. Он и в Африке вальс.

Полился «Голубой Дунай».
Офицеры вальсировали довольно хорошо, чувствовалась подготовка. Оба выпускники  военных училищ, где  обязательно приобщали курсантов к основным навыкам, приглашая на танцевальные вечера студенток разных ВУЗов или училищ. Да и танцплощадки работали во всех населенных пунктах.

Потом были и полька, и кадриль. Затем полячки учили кавалеров польским танцам. Было много шуток и смеху.

В перерыве Федор распорядился угостить музыкантов. Те польщенные, раскрасневшиеся, поддавали жару. Было заметно,   что даже у молодого Ицыка в глазах стало меньше тоски.

Разошлись во втором часу. Кавалеры пошли провожать своих избранниц, крепко придерживая их за талии. Договорились на встречу в казарме  на завтра, в 12-00.

                9.

К полдню дисциплинированные воины были на месте. Вчерашний вечер, да и наверняка бессонная ночь, оставили на их лицах свои следы. Но это были следы счастья, долгожданного блаженства, без постоянного ожидания разрывов снарядов, или пули в сердце. Офицеры пытались выглядеть серьезными, сосредоточенными. Но прогнать с полупьяных лиц блаженную улыбку им не удавалось. Олесь Шняга понимающе налил каждому по стаканчику «биндера» и поставил рядом дымящиеся кружки с обжигающим сладким чаем. Придя немного в себя, штабной Вадим попросил летчика,

          - А ну, Петя, выйди глянь ка погоду. Можно лететь, или как?
Летчик вернулся через минуту.

          - Или как, - отрапортовал он, запинаясь.

         - Наблюдаем туман, склонный к усилению. Погода не предполагает полетов. Кагрич… Критич…

Он хотел добавить слово «категорически»! Но с третьей попытки заменил его на  «совсем».
          - Да и горючее под вопросом, - он с надеждой глянул на Федора.
Тот подтвердил,

          - Наметки есть,   но надо работать.

И отправил небесных пришельцев на сеновал, откуда через пять минут полились серенады двухголосого храпа.
Вылет состоялся еще через день. Туман. Бензин, хоть и «нашелся» с большим трудом, но нуждался, как пояснил пилот, в фильтрации и длительном отстое. Да и с местным женским населением пришлось еще поработать над искоренением мелкобуржуазных наклонностей.

 Перед вылетом  Гречишкин  попросил у старшего лейтенанта список личного состава переправы и пообещал вернуться. Федор передал список и докладную в свой саперный батальон, майору Кутовому с изложением обстановки и просьбой определиться с их подразделением.

           - Ты как, Петя,- спросил он пилота, - найдешь второй раз переправу?

           - С закрытыми глазами и в любом тумане, - расплылся тот в широкой улыбке.

Друзья обнялись, солдаты дружно крутанули винт. Самолет резво попрыгал по кочкам и вскоре растаял в сером зимнем небе.


Оперативная сводка за 12 февраля 1945 года


В течение 12 февраля севернее и северо-западнее города БЫДГОЩ (БРОМБЕРГ) наши войска в результате наступательных боёв овладели городом ШВЕЦ, а также заняли более 120 других населённых пунктов, в том числе ГРОСС ЦАППЕЛЕН, ГАЦКИ, ШИРОСЛАВ, ЕНДЖЕЕВО, БЛОНДЗМИН, ЛЮБИВО, ЛИБЕНАУ, ДРАУСНИЦ, ПЛЕТЦИГ.
Среди убитых немецких солдат и офицеров найдены трупы командира 42-го немецкого армейского корпуса генерала пехоты РЕКНАГЕЛЯ, командира 56-го немецкого танкового корпуса генерала пехоты БЛОКА, командира 69-й немецкой пехотной дивизии генерал-лейтенанта РАЙНА, командира 72-й немецкой пехотной дивизии генерал-майора ХОНА, командира 78-й немецкой пехотной дивизии генерал-майора ГИРШФЕЛЬДА, командира 214-й немецкой пехотной дивизии генерал-лейтенанта КИРБАХА, командира 291-й немецкой пехотной дивизии генерал-майора ФИНГЕРА, командира 342-й немецкой пехотной дивизии генерал-лейтенанта НИККЕЛЯ.


На следующий день, на бойцов, ведущих разминирование на правом берегу Варты, вдоль дороги на Познань, выскочил отряд Войска Польского. Те не могли определиться с направлением. Саперы посоветовали им следовать на переправу. Там командир с картами, он знает обстановку.

На переправу подъехала легкая бронемашина, ее сопровождал «Студебеккер» с автоматчиками.

Старший лейтенант встретил их на правом берегу. Из бронемашины выскочил молоденький польский офицер с погонами капитана и представился:

       -    Капитан штаба командования Войска Польского Януш Новак. Выполняю личное распоряжение командующего Генерала дивизии Поплавского.
Федор представился тоже и спросил:

        - Чем могу помочь польским братьям по оружию?

       - У меня задача перехватить наступающий по последним данным в районе Рыдзыны наш Третий танковый корпус. Вручить пакет с предписанием. Лично
командующему корпусом. Решил идти на Сьрем. Там переправиться через Варту. Далее на юго-запад.

      - Прошу товарища капитана в штаб. Посмотрим карту, наметим маршрут.

Он напоил капитана чаем,  и велел вынести большой чайник охране.
Расстелил на столе имеющуюся карту.

      - На Сьрем идти смысла нет. Там мост взорван, не пройдете на левый берег. Парома тоже нет. Надо переправляться здесь. Пока это единственная переправа на Варте.  И прямой путь на Рыдзыну.

Когда прощались, Федор спросил Януша, откуда у него чистый русский язык.

        - Я из семьи дипломатов. Мы были в Москве в 39 м, когда началась война. Я ходил в советскую школу, даже в комсомол вступил, а потом пошел в общевойсковое училище. Когда образовалось Войско Польское, меня взяли в Штаб. Сначала переводчиком, хотя почти поголовно поляки знали русский. Потом вот стал одним из порученцев командующего.
 
        - Счастливой дороги. Обратно двигай так же. Буду ждать в гости. В шинок с девчатами сходим. Танцевать любишь?

       - Да какой пан не любит. Постараюсь.
 


Старший лейтенант наметил выезд в Познань через два дня. Проблемы со связью со своей частью и с нарывающей раной никуда не делись. В расположении всё было налажено. За себя он смело мог оставлять старшего после себя по званию сержанта Гайдамаку.
Но накануне выезда случилось  ЧП, которое сдвинуло планы. Во время занятий  со свободным от караула личным составом основами подрывного дела,  Федор услышал  какой – то   шум со стороны переправы. Лошадиное ржанье, мужицкую ругань и неожиданный женский крик, переходящий в захлебывающийся визг.

Старший лейтенант выбежал из дома первым и увидел барахтающихся в воде у берега людей и лошадь, запряженную в какую – то легкую повозку. Первое, что он сделал, прыгнул в воду и  подхватил на руки женщину. Она уже не кричала, голова ее с распущенными длинными черными волосами, закрывавшими лицо, то появлялась над водой, то опять скрывалась. За короткое время, женщина успевала схватить широко открытым ртом воздуха, но с каждым погружением это было всё труднее. С момента аварии до прибытия подмоги не прошло и пяти минут.  Солдаты принялись спасать лошадь и кучера.  Офицер подхватил на руки даму, выскочил на берег и помчался к недалекому дому Агнешки. Там, сообразил он, хоть и дальше бежать, зато в женском обществе легче оказать помощь. То, что это дама, и не простая, было видно по накидке отороченной богатым мехом, длинной бархатной юбке и оставшейся плавать в реке зимней теплой шляпе.

Дама откашлялась, обхватила Федора крепче за шею и задала сразу три вопроса по-русски:
               - Вы офицер?

               - Как вас зовут?

               - Куда Вы меня тащите?

При этом продолжала отплевываться, кашлять и стучать зубами от холода.

              - Потом представления, - буркнул Федор, - сначала согреться. Две минуты и мы будем на месте.

К счастью, дома были обе,  и бабка и Агнешка. Они приняли пострадавшую на руки, а Федора прогнали, - идьж высучить, врочесь  за  година.

Он так и сделал. Переоделся, выпил крепкого чаю со стопкой самогона и расспросил  возницу. Тот вполне сносно говорил по-русски. Сказал, что живет под Варшавой. Держит конюшню. Дама наняла его вчера отвезти в ее имение. Вот осталось пятнадцать верст, как кобылка на мосту  испугалась собачки, да и вывернула пани в реку. Горевал, что не получит гонорар.  Его переодели в солдатское,  дали чаю.  Мокрую одежду развесили над печкой.

Шняга принес с переправы головной убор дамы.

            -  Далеко уплыла, а я спымав. Дорогая мабыць.

Через условленный час Агнешка открыла  дверь с видом заговорщика.

                - Федорче! Муй кохане! Ты урятовал шляхетну даму! Може,  храбыну!

Дама, что могла быть храбына, то есть графиней, сидела в кресле у открытой дверцы полыхающей печки, укутанная во многие и разные одежды. Она весело болтала на польском с хозяйкой. Увидев Федора, перешла на русский. Говорила почти без акцента, только иногда смягчала букву «л», произнося ее ближе к «в».

                - Вот и мой спаситель явился! Как удачно мы тонули, возле Вас и ваших воинов! Не дали толком и испугаться. Да вы и шляпу мою поймали! Вот спасибо.

 Видно было, что она уже совершенно отошла от потрясения. И бокал с вишневой наливкой, что был у нее в руке, тоже помог ей прийти в себя.
Федор отдал шляпу Агнешке, досушивать.

                - Разрешите представиться. Старший лейтенант Красной Армии Федор Савельев. Командую переправой, - он даже неожиданно для себя щелкнул каблуками.
Дама протянула ему руку явно для поцелуя. Он, слегка поколебавшись, впервые в жизни сделал то, что ему предлагалось, коснулся губами приятной маленькой кисти.

                - А меня можете называть Екатериной Николаевной. Полный титул – княгиня Катржина Лихновская, урожденная Лосева. Я русская. Будучи воспитанницей ее императорского величества Александры Федоровны, выдана по велению царствующей четы за польского князя. Садитесь Федор, простите, как Вас по батюшке?

                - Николаевич. Но прошу просто, без отчества.

               - Хорошо. Сделаем скидку на молодость. Еще раз спасибо за спасение. Как хорошо иметь рядом мужчину. А военного, так особенно. Муж мой Вацлав командовал дивизией. Носил чин полковника Войска Польского. Погиб еще в начале войны, в первых боях.

               - Приношу свои соболезнования. Война. И враг наш общий силен, но против нас не устоял. Скоро Берлин возьмем.

               - Я не сомневалась, и сейчас, тем более. Жаль только погибших.

Вы, Федор, посмотрели, как там моя повозка? Может дальше двигаться. Я бы хотела засветло доехать. Пять лет не была дома. Что там, не представляю. Последнее письмо от Збышека, нашего управляющего, было почти год назад.

               - Простите, Екатерина Николаевна, возница Ваш не внушает доверия. После речки совсем дерганным стал. Всего боится. Я могу довезти Вас сам. На авто. Есть у нас средство передвижения. Не шикарно, но надежно.

Он глянул на часы, - сейчас 11-30. Давайте через полтора часа и выедем. Я так понимаю, что здесь уже близко?

                - Прекрасно. Так и поступим, думаю, что моё облачение будет сухим.

В назначенное время старший лейтенант подъехал к дому знахарки и постучал в дверь. В доме он застал минуту прощания. Княжна благодарила полячек за помощь, называла их «сбавители» и обнимала. Потом вынула из бархатного мешочка, что висел под одеждой на кожаном ремешке, серебряную монету в десять злотых и протянула бабке. Та поклонилась, взяла монету и поцеловала руку дающую.

                - А ты, Агнешко, если шукаш праци, то идж до мне. Не обижам ше.

И пояснила Федору, что зовет Агнешку в горничные. Видит, что та хорошая девушка и не обидит.

По дороге пани говорила без умолку. Пояснила, что скрытно жила эти годы на хуторе под Варшавой, что принадлежал дальней родне мужа. Те сделали всё, чтобы немцы не узнали о ее русском происхождении и дворянских корнях.

               - Скучно было, и страшно. Столько горя вокруг! А как мы жили до войны!  В Познань и Варшаву часто наведывались. В театры, кафе. К вельможам на балы. Я танцевать, страсть как люблю. А с офицерами больше всего. Поляки, ох и умельцы! У нас в имении тоже балы были. Весь уезд собирался.

               - Я во фрейлины к царице после похорон отца могла попасть. Случайно. Тогда,  зимой пятнадцатого, много погибших и умерших от ран хоронили. Моего отца, командира роты Тульского полка, в том числе. Ее величество присутствовала во Владимирском соборе на отпевании. Заметила меня, плачущую, маленькую. Я и сейчас ростом мала, а тогда, в 14 лет совсем заморышем выглядела. Узнала, что я сирота, мама годом ранее при родах умерла. Призрела.
 
Опекала меня фрейлина Вырубова. Добрейшая и очень умная дама. Ближайшая подруга ее величества. Она за свой счет определила меня в Смольный институт, на третий возраст. Часто навещала меня, забирала на праздники домой. Говорила, что готовит меня  во  фрейлины.

Но когда мне не было еще и семнадцати, она вдруг повезла меня к Ее Величеству на завтрак. Там мне и объявили, что нашли мне хорошую пару и выдают замуж.
Уж потом я узнала от мужа, что это была часть царской интриги по укреплению влияния на польскую шляхту. Чтобы не очень отрывалась от русского влияния. Но это, воин, скучная материя. А для вас, советских, так и «Терра инкогнита». Она вопросительно глянула на молчавшего за рулем Федора.

          - Неведомая земля, - кивнул он, что знает это выражение.
А княгиня продолжала.

          - Жили мы с мужем моим Вацлавом хорошо. Он и его окружение высоко ценили моих царствующих протеже, даже после революции. Годами он был старше. Успел овдоветь. Но десять лет разницы даже помогало. Я его уважала за аристократичность, честность, прямоту. А он любил меня по – настоящему. Я это чувствовала.

Она замолчала. А через несколько минут добавила,

            - Ох, что – то я разболталась. Простите, долго затворницей жила. А в вас вижу человека, понимающего жизнь, хоть и молодого. Расскажите о себе, пожалуйста. Я ведь совсем не знаю жизни в России при советах. Кроме пропаганды, конечно.

Федор коротко рассказал о семье, о предках, о погибшем отце и любимой матери.

А тут из-за рощицы открылся вид на долинку, где на возвышении стояло имение. Несколько домов, объединенных в один ансамбль. Барский двухэтажный дом с башенкой и дворовые постройки. Всё было так красиво, как на Рождественской открытке. Федор отметил на одном из балконов красно – белый польский флаг.

                - Слава Богу, - воскликнула княгиня и перекрестилась, -  всё цело.

Ажурные кованые ворота были открыты. Машина по гравийной дорожке, вокруг большой клумбы,  подъехала к крыльцу. Федор посигналил.

Открылись высокие дубовые двери главного входа, и с крыльца сбежал статный, высокий пан в длинном теплом пальто с меховым воротником и высокой меховой шапке под старину. Лицо его с вздернутыми вверх черными усами выражало полный восторг.

               - Приехали, - с удовлетворением выдохнула пани, - вот и мой управляющий Збышек. Живой, еще важней стал.

А Збышек уже принимал свою госпожу за руку из кабины и разливался в восторженных речах:
              - Як ше чеше, шляхетна пани, же знув чше виджа!

              - Милый Збышек, я тоже рада видеть тебя невредимым, но прошу говорить на русском. Видишь, я с паном офицером, - княгиня позволила управляющему облобызать ей руку, но в дом пошла под руку со старшим лейтенантом.

В просторном вестибюле их ждала пожилая женщина в рабочем переднике и с кружевным чепцом на высокой седой прическе. Она по привычке сделала книксен, но хозяйка раскрыла ей объятья и они долго стояли, обнявшись и переговариваясь в полголоса.
Когда первые восторги встречи были высказаны, княгиня привычно распорядилась:

             - Пан офицер останется у нас ночевать. Возражения не принимаются. Поедете утром, после завтрака. А мне надо переодеться и привести себя в порядок после дороги. Через час соберемся в каминной.  Збышек, расскажешь мне о годах без меня. Старшего лейтенанта поместите в малую гостевую спальню.

               - Идем, Яся, -  позвала она старую горничную.

Когда все собрались у потрескивающего огнем большого камина, расселись в удобных тяжелых креслах, Яся подала всем по бокалу белого сидра. Извинилась, что вина в погребах не сохранилось.

                - Вшистко германец забрав, - услышал Федор знакомую фразу.
 А сидр Збышек выменял на хуторе.

Управляющий послушно придерживался русского и только прося о чем – то горничную, переходил на  польский.

Из его рассказа, вернее доклада хозяйке, они узнали, что в имении с начала войны два раза располагались немецкие госпиталя – в 39-м и вот недавно, с ноября 44-го. Только месяц назад немцы срочно эвакуировали госпиталь на запад. Конечно, всё ценное – картины, серебряную посуду, лошадей и повозки, легковое авто хозяина – немцы забрали. В промежутке между госпиталями, немецкие власти не досаждали. Имение стоит далеко от комендатур. Раз в месяц, а то и два наезжали на мотоциклах жандармы, убеждались, что неблагонадежных лиц нет, и взять с усадьбы нечего, убирались восвояси.

Прислуга и работники разошлись по своим хуторам. Вот мы с Ясей  и выживали сами.
             - На что же вы жили, бедные!? - всплеснула руками хозяйка.
             - Вы же спасли мне родной дом. Спасибо.
             - Да благодарить надо мужа вашего, ясновельможного князя. Он когда уходил с войском передал мне три тысячи злотых серебром. Вот мы и жили на них первые два года. Потом к нам тайно заехал представник Лондонского правительства. Спрашивал Вас, пани. Я дав место, куда Вас князь услав. Он дав еще тысячу Английских Фунтов. Тоже монетами. Я тайно то у Познани, то у Сьреме у верных людей гроши меняв.

            - Тут, великовельможна пани, есть еще один секрет. Хотев бы лично поведать.

             - Ты, Збышек, кончай светскость наводить. Не перед панами сидишь. А от  советского офицера тайны у меня нет. Говори.

Оказалось, что начальник и главный хирург госпиталя, что занимал имение перед бегством немцев, чех по национальности, не ушел с немцами. Он понял, что войне конец и с фашистами он может найти только смерть, инсценировал свою гибель – мол, взорвался на мине по дороге из штаба. Мотоцикл его и изуродованный труп действительно нашли, да и кто там разбирался во время панического драпа.
 
                - Так вот, пан доктор, на конюшне схован. Просит сдаться у полон пану офицеру и не казнить,


Хозяйка вопросительно посмотрела на представителя победителей.

               - Хирург, говорите. Это интересно. Могу мобилизовать, как сдавшегося. Тем более что славянин. Ведите.

Яся вышла и через пять минут в комнату бочком, и часто кланяясь, вошел невысокий, лет пятидесяти, мужчина в пенсне и саквояжем в руке. Сапоги и галифе у него были военные, но сверху был наброшен драный крестьянский зипун.

               - Да уж! Замаскировался! – улыбнулся Федор.

               - Вилем Зврат, - поклонился он еще раз, - доктор медицины от Пражско медисинско академия. Выпуску одна тысяча трыдцат чвертого року. На немецких документах:  Вильхельм Зиберт, оберстлейтнант. Шеф фельдлазаретс дер фюнфте  ами.
               - Я вижу, инструмент с вами? – Федор показал на саквояж.
               - Я, я, - начал доктор на немецком. Потом спохватился,
               - Так, пан офицер. Это мий личный набир. Тут усе для хирургу.
               - Вот и проверим, - Федор повернулся к хозяйке,

               - Я Вам, Екатерина Николаевна, не говорил. Рана меня последняя тревожит. Никак не залечим. Уже месяц как. Может быть, проверим костоправа?

                - Так Вы еще и раненный! Что же молчали. Надо было другого за руль сажать. Вам же больно! Сейчас же идите в кухню. Яся поможет. Там тепло и вода горячая есть. Ступайте. Не будем откладывать.

Чех ворчал, что операция в кухне это «фердамт» ужаст, мешая немецкое «черт побери» с чешским. Но потом стал распоряжаться, как  привык в госпитале.
Размотав старые бинты и осмотрев рану, он покачал головой.

             - Давно нада бы вскрывать. Гнойне мисто. Гангрена не далеко.
Тщательно вымыл руки, прокалил на спиртовке скальпель и положил больного прямо на большой кухонный стол, который Яся накрыла клеенкой.

              - Анестезие нет. Будем так. Трпи.

             - Доктор, так у тебя вон целая бутылка спирту. Давай сто грамм. Легче будет.

            - Найн, воскликнул хирург. Я такого не практиковал никле. Спиритус это есть толко  дезинфекция.

            - Наливай, доктор. Русские пробовали. Годиться.

            - Ну як годен, то держ, - и налил в мензурку ровно сто грамм, до черточки.
 
Яся дала Федору воды разбавить, но он только запил спирт маленьким глотком воды, посидел на столе пару минут и лег.

            - Делай, доктор, дело. Так чтобы больше не повторять.

            - Дело знам, - пробурчал лекарь, делая разрез. Потом минут десять возился в ране, что – то резал, скреб, вытаскивал.

            - Финале, - объявил он, наконец, шить будем.

     Процесс зашивания Федор уже почти не чувствовал. Впадал от боли в какой – то туман. Голова кружилась.
Наконец он почувствовал резкий запах нашатыря и от неожиданности вскинул голову.

             - Тише, болезный, - доктор вернул его голову на стол, - зараз спокойно сядм, ноги до низу. Будем бинтом наклад делат.

И показал ему черный, покрытый гноем, обломок. Величиной тот был с пулеметную пулю. Доктор пояснил.

             - Сам плохо, дерво, сук. Металл не нарвав бы так. Древо усе в мкробе. Зараза. Глбко сидев. Тепр усе. Здрав буде.

Потом был легкий ужин и сон в уютной спальне на настоящей кровати, под периной.
Доктора Федор решил оставить в имении. И воспользоваться его услугами, если понадобится. Тот сказал, что швы надо будет снимать через десять дней. А в плен его сдать можно и потом, когда связь наладит.

На прощание княгиня его обняла, как родного, перекрестила православным крестом и наказала появляться у нее в любое время. А наклонившись поближе, шепнула на ушко:

            - Если будут благородные офицеры постарше,   то привози. Устроим вечер с танцами. Страсть как по обществу скучаю!

                10.

Рана заживала быстро. Место наложения швов на третий день перестало болеть. Иногда чесалось. Федор не стал дожидаться отпущенных ему хирургом десяти дней. Торопился ехать в Познань, налаживать связь.

На последнем свидании с Агнешкой он застал ее в слезах. На голову был наброшен черный платок. Оказывается, вернулся сосед с хутора неподалеку. Он был в плену, в немецком лагере. Немцы не успели уничтожить контингент, так стремительно появились русские танки. Он рассказал Агнешке про мужа. Тот умер в лагере еще в 41 году. У него была обширная пневмония. Немцы пленных не лечили. Оставляли в отдельном бараке умирать. Даже запрещали к этому бараку подходить. Потом зондеркоманда из заключенных хоронила трупы в траншее.

Он передал Агнешке слова мужа, последние, что успел от него услышать, что если доживет, пусть передаст Агнешке, что муж просит прощения у нее. Просит устроить жизнь свою, как может, а по нему не горюет. Война. И, если будет у нее сын, то назвала бы Тадеуш, как его.

Федор, как мог, утешил вдову. Напомнил, что княгиня предлагала ей работу.

            - Я завтра еду в имение швы снимать. Давай отвезу. Здесь, на хуторе тебе надеяться не на что. А там хозяйство, работников наберут. Да и жалование будет.
            - Дзенькуе, Соколе, мувишь поправне, а матка муви в тен сам способ. Поиде, (мать тоже самое советует) - согласилась вдова, целуя офицера.


Оперативная сводка за 22 февраля 1945 года
Южнее ДАНЦИГА наши войска в результате наступательных боёв овладели населёнными пунктами ГОГОЛЕВО, КЕНИГСВАЛЬДЕ, БАРЛОШНО, ГЛУХА, ВАЛЬДДОРФ, КРАМПКЕН, ЛОНГ, ГУТТОВИТЦ, РИТТЕЛЬ. За 21 февраля в этом районе наши войска взяли в плен более 500 немецких солдат и офицеров и захватили следующие трофеи: самоходных орудий — 5, полевых орудий — 55, бронетранспортёров — 24.
В ПОЗНАНИ продолжались бои по уничтожению гарнизона противника, удерживающего ЦИТАДЕЛЬ.
В провинции БРАНДЕНБУРГ южнее города ГУБЕН наши войска вышли на реку НЕЙСЕ, заняв при этом более 60 населённых пунктов, среди которых крупные населённые пункты ШЕНКЕНДОРФ, МАРКЕРСДОРФ, ШТРЕГА, ТЕШЛИТЦ, ТРИБЕЛЬ, ГРОСС ЗЭРХЕН, ТЕПФЕРШТАДТ, ДУБРАУ. В лесах юго-восточнее города ГУБЕН наши войска ликвидировали окружённую группу противника численностью до 2.000 солдат и офицеров, при этом взяты в плен командиры боевых групп полковник Хенш и полковник Лендейнар.


А утром, как раз к отъезду на переправе появился Януш с отрядом. Да к его броневику и Студебеккеру добавились два танка и еще одна легковая машина.
Они обнялись. Поляк рассказал, что задание выполнил. Теперь командует колонной полковник – заместитель командующего танковым корпусом. Едет на доклад в штаб Войска Польского.

          - А я свободен. Думаю, что сутки имею. Дальше один на броневике доберусь.

          - Хорошо. Только мы не в шинок пойдем. Будет что поинтересней. Иди, отпрашивайся.

          - Да я и не подчинен им. Предупрежу только, что имею еще задание. Полковник в том грузовике восемь пленных немецких офицеров везет в штаб. Из них три генерала. Спешит. Маршрут я им проложил. Не собьются.

Польская колонна переправилась на правый берег и ушла.

           - Ну и куда теперь, товарищ старший лейтенант.

           - Секрет. Интрига. Но думаю, что тебе и человеку, к которому едем, будет приятно. Следуй за мной.

Через сорок минут они были в имении Лихновских.

 Княгиня встретила их радушно. А когда Федор представил ей польского капитана, обрадовалась. Даже всплеснула руками.

            - Матка Боска! Вы не сын Дзислава Новака, дипломата?
И после подтверждения, обратилась к Федору:

             - Ну, Федор, дорогой мой спаситель! Ты еще и подарок такой мне привез! Я ведь часто бывала у Новаков в Варшаве. Мой муж и отец Януша были большие приятели. И даже дальние родственники. А Януша я подростком помню. Вы идите к своему лекарю, а мы пока с паном капитаном в каминной посидим. Присоединяйтесь позже.


 В имении уже прибавилось прислуги. Крепкий мужик обрезал сухие ветви деревьев и сгребал прошлогодние листья. На кухне была новая кухарка. Видимо у хозяйки остались на жизнь средства. К обеду она  определила Агнешку в свои горничные, сказав, что Яся от работ будет отстранена. Возраст. Будет руководить женской прислугой. А Збышек – мужской.

Федор уже побывал у хирурга.

Тот удивился скорости заживления раны.

                - Спиритус помог, - пошутил старший лейтенант, - давай, эскулап, снимай швы. На этот раз обошлось без «обезболивающего». Доктор Вилем спросил о своей дальнейшей судьбе.

               - Вот съезжу в Познань, установлю контакты с начальством, тогда решим. Живи пока здесь, - он вопросительно глянул на хозяйку.

               - Конечно, - ответила та, доктор не обременит. Да и спокойнее, мало ли что…

В разговор вмешался Збышек.

               - Я тут отыскал приемник старый, на чердаке прятал. Немцам не сдал, рискнул. Так он работает. Слухав с Лондона говорили, что в Познани еще бои. Цитадель там, ох и крепкая.

Федор попросил показать ему приемник. Старьё страшное, но работал. Офицер покрутил ручку настройки. И сквозь вой и треск эфира пробилась Москва. Ансамбль Александрова исполнял песню «Соловьи».

                - Вы как хотите, но я, именем Красной Армии, конфискую у Вас этот аппарат. Военная необходимость. Обещаю вернуть при первой возможности. – Федор решительно посмотрел в глаза хозяйки.

                - Что Вы, Федор! Я с радостью хоть как – то отблагодарю своего спасителя. Берите, как подарок от всего сердца.

Вы езжайте, а с Янушем мы еще день два повспоминаем былое, Да и командующему Войска Польского генералу Поплавскому письмо с ним передам. Ох и танцевали мы с ним лет двадцать тому!  Да какие взгляды он мне бросал! Красавец!

Теперь на переправе работало радио. Бойцы соорудили антенну, закинув ее на высокий явор. Москвичу Кривых поручили записывать сводки Информбюро, а вечером знакомить с обстановкой на фронте личный состав.

Через день приехал Януш. Они выпили с ним пару стаканчиков биндера. За победу, За дружбу. Поляк попросил список отделения.

           - Буду в штабе, покажу героев кому надо. Прощай Федор Савельев и спасибо за сюрприз. Вот подарок так подарок.

Наконец, вечером 24 февраля Москва сообщила о падении Познаньской цитадели и массовой сдаче в плен остатков ее защитников.

                - Вот теперь и поедем. Назначаю выезд на 28 февраля в 7 -00. Со мной отправляется рядовой Кривых. За старшего остается  сержант Гайдамака.
Ехали не торопясь, боялись мин. Дорога была еще не освоена тыловиками. На подъезде к городу, когда из-за леска уже показались здания, дорогу перегородил шлагбаум. Возле него стоял тентованный «Студебеккер» и расположились несколько автоматчиков.

Федор выпрыгнул из кабины, поднося руку к козырьку. Сержант с автоматом резко передернул затвор,
                - Стойте на месте. Документы. И вы, рядовой, выйдите из машины. Ваши документ тоже.

Он принял документы  и,  не оборачиваясь,  кликнул ближайшего из наряда,

                - Суриков, отнеси документы лейтенанту в машину. Пусть посмотрит, я пока с ними. Мало ли.

Появился офицер. Представился,

           - Заместитель начальника отдела СМЕРШ, лейтенант Голубович. Прошу сдать личное оружие. Необходима проверка личностей.

Федор достал из кобуры пистолет, а за винтовкой рядового  в кабину полез Суриков.
После этого лейтенант объявил.
       
          - Вы задержаны для выяснения личностей. Ваши документы просрочены и в данный момент не действительны.

         - Мы больше месяца выполняли задание командования, - начал объяснять Федор.

        - Я не уполномочен. Следуйте с конвоем в Отдел СМЕРШ, - Лейтенант добавил к Сурикову еще двух автоматчиков. Сам сел за руль, а задержанных с охраной отправил в кузов.


Уже сутки сидят они в глухом каменном подвале. Даже окошка нет. Своды набраны из огромных, плохо обработанных гранитных валунов. Видимо тут лет триста назад был огромный винный погреб. Слабый свет сочится сквозь щели в крепкой дубовой двери. Снаружи охранники повесили замок. Вечером им дали по куску хлеба и миске гречки. В одном углу стояло ведро с водой, в другом такое же для естественных надобностей.

Утром вошел охранявший их сержант СМЕРША. Огромный детина с бритым черепом, большим брюхом,  распиравшем гимнастерку, и крутыми покатыми плечами бывшего борца. Он молча поставил на пол у входа котелок с кашей и сверху куски хлеба и повернулся к выходу.

Старший лейтенант вскочил на ноги и взял сержанта за плечо,

                - Послушайте, сержант! Я требую присутствия…

Договорить он не успел. Сержант молча ткнул его в подбородок пудовым кулаком. Вышел, не оглядываясь  на дело рук своих, и зазвенел снаружи засовом и ключами.

Когда Федор пришел в себя, он увидел склонившегося к нему  рядового Кривых. Тот смоченной в воде  тряпицей вытирал кровь,  сочившуюся из разбитого подбородка.
 
                - Вроде бы, зубы целы. Вы, товарищ старший лейтенант, смотрите, к кому обращаетесь. Это вертухай,  по-нашему, лагерному. Я уж насмотрелся на эту публику. Он ничего не решает, но зато чуть дай повод, проявляет своё звериное. В вертухаи и набирают откровенных садистов. Нас, то есть заключенных, запугивать. Я за четыре года всю эту «азбуку» усвоил.

Под вечер явился сержант.

                - Савельев, на выход. К начальству.

Федор воспрял духом. Разобрались. Отпустят.

Но встретивший его в прокуренном кабинете с решетками на окнах майор, представившийся уполномоченным СМЕРШ Галушко, сразу перечеркнул надежды.

                - Плохи твои дела, Савельев, или как тебя там на самом деле. Ничем твои слова не подтвердились.

Комбат, майор Кутовой, на которого ты ссылаешься, погиб уже как десять дней назад при переправе через Одер. Подтвердить своё тебе задание, естественно, не может.  Ты сам, и твоя, якобы, команда числятся в Вашей части, как пропавшие без вести после форсирования Варты. То есть, уже более месяца. Такой ответ пришел из штаба дивизии, отдела учета личного состава.

Так что у меня все основания обвинить Вас, старший лейтенант, и тех, кто с вами, а мы их найдем, обвинить в дезертирстве. И предать военно-полевому суду.

                - Сержант! В камеру его.

               



















 

                Часть вторая.

                1.

Командарм прихлопнул тяжелой ладонью разложенные на большом штабном столе карты,

                - Вопросы? Нет вопросов. Свободны, - отпустил он собравшихся в оперативном отделе штаба армии командующих дивизий, корпусов, бригад и штабных офицеров, - прошу остаться Начальника тыла армии и управления СМЕРШ. Прошу в мой кабинет.

Командующий распорядился подать чай и подождал, когда ординарец прикрыл дверь.

               - Товарищи, необходимо обсудить секретный циркуляр от командующего Фронтом. Он спущен в войска на основании  Постановления ГКО, так же секретного, и касается действий отнюдь не военного характера.
 
Он вынул из папки два листа отпечатанной директивы, но не стал зачитывать.

               - Изложу суть. С документом поработаете при выработке конкретных предложений. Еще раз разрешите напомнить о секретном характере обсуждаемого вопроса. Итак.

Трофейный комитет при ГКО  упразднен, а Главное трофейное управление приказом НКО  передано в непосредственное подчинение начальника Тыла Советской Армии. Начальникам тыла  переподчинены и трофейные органы фронтов и армий.
 При переходе на территорию сопредельных государств, особенно территорию Германии, выявлено большое количество оставленных противником, награбленных на завоеванных им территориях ценностей. Это валюта, драгоценные металлы и камни, а также изделия из них. Особое внимание уделяется произведениям искусства, некоторые из них вообще не имеют цены. Нам, как и другим армиям в составе фронтов, предлагается создать особое подразделение по поиску, сбору и хранению данных трофеев в полосе действия нашей армии.
 Исполнение данной директивы должно производиться скрытно, с полным набором средств, направленных на поиск и сохранность ценностей. В личной беседе Командующий Фронтом попросил не пускать данный вопрос на самотек. Об особо ценных находках необходимо незамедлительно информировать соответствующее подразделение уже созданное при командовании Фронта.

Координирует всю деятельность в этом направлении Ставка Верховного Главнокомандующего. К  депеше прилагается даже список авторов, произведения которых подлежат особому контролю и передаче во фронтовые структуры.
Командующий отхлебнул большой глоток остывающего крепкого чая, потер уставшие от постоянного недосыпа глаза и закончил установку,

           - За контрразведкой оперативная работа по поиску мест хранения ценностей. За управлением тыла – организация пунктов накопления и охрана. На подготовку секретного приказа по Армии – сутки. Завтра к 16-00 доложить.

                2.

Ночью в подвал забросили еще двоих узников. Забросили в буквальном смысле. Это были замученные, избитые, в обильных кровоподтеках, тела. Их бросили с лестницы на пол, как мешки с картошкой. А потом охранники вылили на каждого по ведру воды.
Федор с сокамерником оттащили эти полу – трупы на сухое место. Положили на солому. Пытались привести в чувство, но напрасно.

               - Это власовцы, - определил рядовой Валера Кривых, - видите, товарищ старший лейтенант, нашивка – две полосы и свастика. Это РОА, Российская освободительная армия. Когда я был в штрафной роте, таких разведчики с той стороны приводили, языками брали. Так их после допроса всегда перед строем расстреливали. Хотя немцев, языков, в лагерь отправляли. Мне эту мразь и не жалко. СМЕРШ тут перестарался. Шлепнули бы и дело с концом. Рядовые, что из них вытащишь?

Только под утро один из власовцев завозился, зашуршал соломой. Попросил пить. Отхлебнул и заговорил,   как в горячке:

                - Богом клянусь, не убивав. Даже не стрельнув ни разу. Возница я, пушки таскав. Не стреляв! Жить хочу. Пощадите. Не стреляв.
И затих. Федор пощупал пульс.

                - Этот отмучался.

Загремел засов. Принесли кашу и хлеб. Конвоир спросил,

              -  Что передать товарищу майору. Может, кто передумал?
Сознаться хочет? Так я отведу. А то,  майор сказал, будут вас, как этих.
Не дождавшись ответа, вышел.

К вечеру умер и второй власовец. Федор долго стучал в дверь пока не пришли за трупом.
          - Это нас морально обрабатывают, - подумал Федор, - да не на тех напали.
                3.
В 15-00  в приемную Командующего Армией вошли, те, кому было поручено разработать сов. Секретную операцию. Они отдали адъютанту папку с материалами.
В докладной значилось:


  Совершенно секретно. Отпечатано 2 экземпляра. 
1 марта1945г       
 Командующему NN армии 1 Белорусского Фронта
                Генерал – лейтенанту ………
                Докладная записка.

По Вашему заданию от 28.02.1945г. предлагается следующий план мероприятий по обнаружению, сбору и хранению особой важности ценностей в полосе действия Армии.
1. Утвердить в качестве базового  для развертывания вышеуказанной деятельности пункт в районе переправы через реку Варта, в 8.5 км севернее города Сьрем.
- Переправа контролируется подразделением Саперного батальона Отдельной танковой дивизии.
- Пункт расположен  в центре полосы действия Армии.
- Местность пустынная, малолюдная, что способствует обеспечению секретности.
- Личный состав переправы хорошо знает прилегающую местность, что ускорит развертывание необходимых служб.
         2. Предлагаем организовать отдельную сводную роту по выполнению поставленной задачи. Руководство возложить на уполномоченного представителя Тыла армии подполковника Терехина. Передать ему в подчинение 3-й трофейный взвод,  два взвода охраны и необходимые средства транспорта и мат. ресурсы для развертывания полевого лагеря и мест хранения. 
          3. Для оперативной разработки предполагаемых схронов, и возможных перемещений ценностей образовать в составе СМЕРШ армии особую группу с широкими полномочиями под командованием заместителя отдела СМЕРШ майора Трубицына. Ввести в оперативное подчинение данной группы весь штат отделения по охране переправы, указанной в п.1. путем временного прикомандирования личного состава к органам  СМЕРШ. Передать для разведки предполагаемых мест поиска и хранения ценностей в оперативное подчинение группам Терехина и Трубицына один из штабных  самолетов штаба Армии.
4. Подполковнику Терехину и майору Трубицыну принять меры к организации центра исполнения задачи в районе, указанном в п.1
 4. Общее руководство операцией возложить на начальника Тыла Армии генерал – майора Куличкина.
             
Начальник тыла армии, генерал – майор…………..
Начальник отдела СМЕРШ, полковник……….
Проект приказа прилагается на 2 листах в 1 экземпляре. 

                - Командующий попросил ждать, - объявил адъютант, вернувшись из кабинета.

Через 20 минут раздался вызов, адъютант вошел в кабинет и сразу вернулся. Он протянул папку генерал – майору, как старшему по званию,
                - Приказано выполнять немедленно. Приказ выйдет сегодня.
В папке была докладная, в правом верхнем углу которой красным карандашом было наложена резолюция Командарма.
Согласен. В приказ.
И размашистая подпись.

               
Оперативная сводка за 3 марта 1945 года


Войска 2-го БЕЛОРУССКОГО фронта, продолжая наступление, 3 марта с боем овладели городами РУММЕЛЬСБУРГ и ПОЛЛНОВ — важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев в Померании, а также с боями заняли более 80 других населённых пунктов, среди которых крупные населённые пункты ГРОСС ПЕТЕРКАУ, ШТАРЗЕН, ГРОСС ШВИРЗЕН, КУРОВ, ДАРГЕН.
На территории Чехословакии северо-западнее и западнее города ЛУЧЕНЕЦ наши войска с боями заняли населённые пункты ОЧОВА, КАЛИНКА, КРАЛЕВЦЕ, ПРЕНЧОВ, БЕЛУЙ, ПОЧУВАДЛО, УГЛИСКА, БРЕГИ.
На других участках фронта — бои местного значения и поиски разведчиков.
За 2 марта на всех фронтах подбито и уничтожено 39 немецких танков.   

Самолет Пети Ремнева шел на переправу, как по ниточке. Летчик не зря говорил, что найдет это место с закрытыми глазами. Получив утром приказ поступить в распоряжение СМЕРША, и приняв на заднее сиденье молчаливого майора Трубицына, он чуть не вскрикнул от восторга, когда майор показал ему пункт назначения. На вопрос, найдет ли он эту точку, он только сдержанно козырнул,

              -  Будет сделано. Два часа лету. Площадка есть.

Когда приземлились, особист слегка удивился восторгу, с которым встретил летчика сержант, командовавший переправой  в отсутствии начальства. Узнав, что старший лейтенант убыл третьего дня в Познань для связи, майор отказался от приглашения на завтрак и приказал лететь в Познань. Но выслушав доводы летчика о необходимости дозаправки,  дал на всё пол – часа.

За это время офицеры успели съесть сковороду яичницы с домашней колбасой. Выпить по 100 грамм биндера и заполироваться чаем.

              - Ну и прием нам тут оказали!- Удивился майор СМЕРША, когда солдаты помогали офицерам подняться в кабину самолета, -  хорошо братья служат.

              - Вы, товарищ майор,  еще много здесь приятного увидите. Дай срок, -ответил летчик, и скомандовал,

            - От винта!

 Через час они были на аэродроме в Познани. Майор Трубицын  потребовал связи с местным СМЕРШЕМ, предъявив дежурному  свои особые полномочия. Потом оставил летчика на аэродроме, а  сам отбыл на примчавшемся  «Виллисе» в штаб.
Его встретил оперуполномоченный СМЕРША при временной комендатуре майор Галушко. Он просмотрел удостоверение Трубицына.

           - Солидные корочки, коллега. Чем могу помочь. Я к Вашим услугам.

           - Я разыскиваю офицера с удостоверением старшего лейтенанта  саперного батальона, отдельной танковой дивизии нашей армии, Савельева Федора Николаевича. По данным его подчиненных он отбыл в Познань 28 февраля. Прошу принять меры к его обнаружению и доставке сюда, предположительно он использует автомобиль «ГАЗ – АА»,  №ДФ – 56. Выполнять!

          - Так зачем выполнять? У нас этот дезертир сидит. В штабе дивизии числится как «без вести», а оказался махровым дезером. Машина вон, под навесом. Арестована тоже.

          - А в другие инстанции Вы с проверкой не обращались? В штаб Армии, Фронта? А, майор? Времени не было, или поленились?

          - Так же ясно, как день. Я уже для Военно - полевого суда материал на него и его солдата подготовил. Всего их у меня двенадцать дезертиров, плюс шесть власовцев и один с самострелом. Через час повезут.

Трубицын барабанил пальцами по крышке стола. Сидел хмурый, думал. Пауза затянулась. Наконец, он вздохнул и заговорил тихо. Но за этим, почти шепотом, чувствовалась едва сдерживаемая ярость.

         - А теперь слушай сюда, майор Галушка. Слушай и молись, какое этот старлей по  тебе решение примет. Да, да, и рот закрой.

Первое. Он со своей командой прикомандирован в моё подчинение для выполнения особого задания Ставки. Что за задание, тебе пока знать не положено, - Трубицын вскинул руку открытой ладонью в сторону Галушко, как бы отвергая все возражения, или вопросы,
                - Второе. Он уже не старший лейтенант, а капитан. Звание ему неделю назад присвоено.

Третье. За время несения службы на переправе он награжден двумя орденами и представлен еще к двум. Один орден, польский крест, от командующего Войска Польского в штаб армии самолетом доставили.

Вот смотри, - майор вынул из планшета ворох документов,

               - За обеспечение аварийной посадки специального самолета штаба армии, спасении уполномоченного штаба Фронта и обеспечение дальнейшего полета горючим, для чего бензин был отбит в скоротечном бою с арьергардными силами отступающего противника. Орден «Отечественной войны».

                - За содействие маневру танковой группы  по обходу укреплений противника с западного направления, что привело к решительному перелому при взятии Познаньской Цитадели. Медаль за отвагу.

               -  А вот это от поляков.  За боевую поддержку при пленении  восьми старших офицеров Вермахта, в том числе трех генералов, обеспечении их доставки в Штаб Войска Польского. «Крест Храбрых», я даже не видел такого.
 Это надо же, трех генералов!
 
А это, - он потряс в руке остальными бумагами, - представления на его подчиненных. Теперь встать! Смирно! – в голосе Трубицына зазвенела сталь.

                - Я объявляю о неполном служебном соответствии  майору  Галушко. За халатность при установлении личности капитана, что могло сорвать задание Ставки. Тебе, майор. Дальнейшее зависит от капитана Савельева. Веди его сюда. Мухой!

И, не удержавшись, добавил несколько неуставных выражений.

                4.

Первое совещание Майора Трубицына и новоиспеченного капитана Савельева состоялось в кабинете Галушко. Тот ждал своей участи в коридоре.

Федор слегка опешил от такого крутого поворота в судьбе. Но виду не подал. Решили действовать следующим образом. Капитан на своей машине, а Трубицын самолетом добираются до переправы. За время пути капитан готовит и  формулирует свои предложения. По прибытии излагает их на месте.

                - А что с этим Галушкой делать? Ведь мог тебя под расстрел подвести, - спросил особист.

                - Да вздуть его по служебной линии и пусть служит. Урок ему будет. У меня тут должок для его сержанта остался. Плохо к людям относится. Вот того надо научить мягче быть. Да и войну настоящую понюхать, где и тебе могут ребра ломать и пулю всадить.

Трубицын выглянул в коридор,

                - Галушко! Веди сюда сержанта, что капитана охранял. Да второго узника освободить и накормить.

Вошли Галушко и сержант,

                - Майор Галушко и сержант Скрынник по вашему приказанию прибыли.
Оба стояли по стойке смирно.

                - Майор Галушко! По согласованию с ГУ СМЕРШ Фронта Вы понижены в звании до лейтенанта, поступаете в распоряжение отдела СМЕРШ армии для дальнейшего назначения.
 Сержант Скрынник, за неуставное обращение с охраняемыми лицами разжалован в рядовые. Он передается в пехотные войска. А именно в 37 стрелковую дивизию, что находится на переформировании в Познани.

Майор улыбнулся и добавил,

            -  Ох и повезло тебе Скрынник. Будешь Берлин брать.
Галушко. Отконвоировать этого борова в комендатуру. Самому отбыть в штаб. Приказ получите там. Выполнять!

Галушко с перепугу вытащил свой «ТТ»,  скомандовал разжалованному, посеревшему лицом, сержанту,

              - Руки назад. На выход.

            - Всё, капитан, я в штаб. Оформлю этих. Возьму новую форму и документы на твоё войско. А ты гони. До встречи. Времени в обрез.

Во дворе, за столом под деревом, его ждал Валера Кривых, уминающий вторую миску каши с тушенкой. Он вскочил,

           - Товарищ старший лейтенант! И Вас отпустили! Чудо! И чего местные так переменились, прямо расстилаются?  Садитесь, каша хороша, а повар и «наркомовские» выдает.

           - Давай. Только быстро. Дел у нас теперь невпроворот. И все дела государственной важности. Проверь машину, по дороге узнаешь.

  На переправу они прибыли почти одновременно с самолетом.
Федор только успел скомандовать общий, включая часовых, сбор у казармы. Так они привыкли называть обжитый за эти почти два месяца дом. Когда все собрались, послышался звук самолета и через десять минут к ним подошел майор Трубицын.

             - Так. Хорошо, что личный состав собран. Времени терять не будем. Стройте.
             - Товарищи красноармейцы! Командование вам поручает выполнение государственного задания особой важности. Ваше подразделение в полном составе прикомандировано к особой группе СМЕРШ Армии, которую я, майор Трубицын возглавляю. Сейчас необходимо всем расписаться в приказе о неразглашении. Капитан Савельев, обеспечьте место для подписи. Затем будет оглашено задание и другие приказы Штаба Армии.

Федор подошел к столу под старой ветлой и вызывал каждого расписаться. После этого опять построил своих, слегка обалдевших, бойцов.

Трубицын достал из папки следующий документ и зачитал приказ о повышении в звании всего личного состав. Сержант Гайдамака в виде исключения зачислен в офицеры с присвоением звания младший лейтенант.

Строй дружно ответил полагающееся – «Служим Советскому Союзу».

                - Сейчас получить форму и погоны, переодеться и ждать дальнейших указаний. Капитан, пошлите двух бойцов к самолету за формой. А Вы доложите свои соображения по дальнейшему развертыванию.

                - Есть, товарищ майор. Сейчас время обеда по распорядку. Вы как, отдельно будете столоваться? Я обычно вместе с отделением.

                - Накрывай вместе, не до церемоний. Да пилота не забудьте накормить.

Команда переодевалась в новую форму и получала  погоны согласно новым званиям.  Качество формы было лучше и сапоги не кирза, а кожа, офицерские.
Гайдамака получил офицерскую форму и важно расхаживал перед строем, поправляя ремни портупеи.

           - Не флотский мундир, конечно, но сойдет и такой.
А Федор, уединившись с майором, докладывал свои планы.

                - Я считаю, товарищ майор, что лучшим местом для Главной базы было бы имение княжеского рода Лихновских, что в двенадцати километрах отсюда на Запад – Юго – Запад. Он отметил это место на карте. При коммуникационном передвижении удобно использовать нашу переправу, пока единственную на реке Варта. При рокадном, на Север мы выходим на трассу Варшава – Познань – Потсдам – Берлин. На юг - сеть дорог, полностью покрывающая полосу действия нашей Армии. А отсутствие водных преград, позволяет свободу маневра  хоть до Кракова.
При имении есть пустующие постройки, конюшня, овин, где можно развернуть первые склады. Постройки находятся на возвышении, местность просматривается на три – пять километров, что имеет ряд преимуществ с точки зрения охраны.
После обеда можем выехать на рекогносцировку по месту.

Но выехать не удалось.

После того как майор ознакомил личный состав с новыми задачами, и произнес традиционное,

- Вопросы есть?  –  он услышал возглас,

            - Есть вопрос, товарищ майор. Рядовой Билык, то есть вже ефрейтор.

 Разрешите спросить. Кому про схороны  докладать? Вам, капитану, или, мабуть, другие начальники прилетят? Секретно же.

            -  Докладывайте непосредственному начальнику, то есть товарищу капитану. Или мне. Но строго конфиденциально, чтобы никто из посторонних не услышал. Если есть что по делу, задержитесь. Остальным «Вольно», «разойтись».

Тарас рассказал, что знает, где схрон. Вернее знает местного, который его нашел.

             - Вчёра мэни хозяин, Баськи моей отец, казав, що сосед ихний, Стах, в шинке монетой старой заплатив. Срибной. Стара монета, на ней голова. Знайшов, каже, а где упирается. Секретно, говорит. Да вин пьный був, тилькы хи –хи, да ха-ха.
            - Так,- майор оживился,- адрес Стаха знаешь?

            - Да якый там адрэс. Тута уси на хуторах, без адрэсу. Знаю, дэ живэ, километра два.

Майор посмотрел на часы, - сейчас 13-45. Капитан, возьмите двоих потолковее, с оружием, нет четверых, мало ли. Через 15 минут выступаем.

Сначала заехали в шинок. Шинкарь сразу выдал монету,

            - Да заберить. Не знамо куда еи дзевать. Можа и ние срибный.

Сразу было видно, что это очень старая монета. Не большая, с неровными краями. Отчетливо была видна мужская голова с бородой. На обороте колосок и греческие буквы.
На машине добрались быстро. Хозяин, узнав приехавших, заулыбался, перестал копаться в огороде, подошел,

               - Что панове, згубить че?

               - Спрашивает, не заблудились?  -  перевел Тарас.

               - Давай, ефрейтор, расспроси его про схрон. Скажи, что если покажет, будет иметь награду. Если нет, поедет в тюрьму. Так как все схроны теперь принадлежат победителям, Красной Армии.

Тарас уже бегло тараторил по – польски. Видно было, что Стах перепугался не на шутку. Они разговаривали минут семь.
 
                - Товарищ майор, - Тарас снял пилотку и вытер выступивший от напряжения пот.

Затем поведал историю с монетой. Стах гонял лису, что утащила у него курку. Загнал в лесок, уже далеко от дома, он показал направление рукой. Там он увидел среди сосен на поляне бугры. Оказалось, что это под землей что – то вроде блиндажей. Четыре бугра. В одном дверь, по виду крепкая, с засовами. На двери череп и написано по - немецки. Он прочитал МИНЫ и не полез. В кустах нашел разбитый ящик. Забрал, доски хорошие. Вон он, где дрова сложены. Под ящиком в траве и нашел монету. Она ему не нужна, а шинкарю отдал за самогонку.

Осмотрели ящик. Видимо уронили неудачно, один угол развалился. А так добротный, доски темно-зеленого цвета. Кованные петли для крышки и закрытый висячий замок. Маркировка на немецком, в основном цифры.
Sonderkommando 72-12 unter dem Gauleiter von Polen

          - Самого гауляйтера Польши команда, перевел Трубицын.
Ниже был трафарет со свастикой и орлом.

Дороги к тому лесу не было. Дошли пешком по тропе быстро. Место было выбрано правильно. Нет дорог. Вокруг лес. Укрытие – несколько землянок, видимо, соединенных воедино с одним входом.
Вход в схрон был завален ветками. Стах  думал там нора лисы.

           - Саперы, вам и карты в руки, - майор присел на пенек, достал папиросы, - проверьте на минирование.

Федор попросил всех отойти на 20 метров, а сам с Афанасием, охотником, начали прочесывать кустик за кустиком, бугорок за бугорком. На подступах мин не было. Оставалось ждать сюрприза за дверью.

Федор присел рядом с майором, закурили.

               - Дверь трогать опасно. Наверняка ловушка поставлена. Сделаем хитрее, прокопаем новый вход, в стороне. Проникнем внутрь, а там определимся.

Федор определил место и поставил трех человек копать нору в самую дальнюю землянку. Через час прокопали. Стены не было, сверху только был накат из жердей, укрытый дерном.

Федор послал в проём Афоню Дрёмова и Валерия Кривых. Те взяли фонари и протиснулись в землянку. Через десять минут появился Кривых с противотанковой гранатой в руке.
                - Вот, товарищи офицеры, сюрприз. Как Вы сказали, на двери
растяжка была. Вон в траве, снаружи, за дверью ее кончик замаскирован. Если его отпустить, взрыва не будет. А кто не знает, так взорвется.
 Я чеку вставил на место. Безопасная сейчас.  Сейчас замок на двери открою, увидите сколько там добра.

Он быстро покрутил какой – то проволокой в большом висячем замке, что запирал дверной засов. Открыли дверь. Там их ждал Дрёмов. Майор с капитаном прошли по узкому проходу в первую землянку. Слева и справа вдоль стен стояли такие же ящики, но разных размеров. Протиснулись в другие землянки. Везде всё свободное пространство было забито. В дальней землянке, кроме ящиков,  стояли еще три плотных брезентовых мешка, опечатанных сургучом.

               - Да, без транспорта мы тут долго проковыряемся, - заметил Майор.

               - Так мы сейчас у Стаса спросим, как до машины это доставить, - Тарас козырнул и добавил, - Разрешите, товарищ майор, он должен вину загладить! Вон как гнэтся.

Через пять минут проблема была решена. Тарас с  «провинившимся» сбегали на хутор и привели лошадь с телегой.

За две ходки вывезли все ящики и погрузили на машину.

               - Ефрейтор Билык, переведите задержанному, что за содействие Красной Армии он освобожден. Но, если хоть кому пикнет об операции, то пойдет под военно – полевой трибунал, а хутор будет конфискован.

Стах, услышав «приговор» рухнул  на колени, сорвал с головы шапку и долго крестился, уверяя, что будет немым, «як гроб».

Ящики складировали в прилегающем к «казарме» хлеву. Майор сказал, что вскрывать  не будут, пока не получат директивы на этот счет. Ефрейтору Кривых, наиболее грамотному из бойцов, капитан решил поручить вести учет собранных ценностей. В схроне они нашли несколько папок с немецкими документами, пачку чистых листов хорошей бумаги и пачку копирки. Жаль, что не было пишущей машинки, чтобы завести свою канцелярию. Листы разграфили, указали дату, место изъятия, вид тары, количество.
          - Может печать сделать? – на полном серьезе задал капитану вопрос свежеиспеченный писарь, - а то я могу. Были дела. Из каблука вырежу, как настоящий.
           - Нет, Валера. Не уполномочены мы. Еще нагоняя схлопочем. Пиши аккуратно, под копирку в двух экземплярах, страницы нумеруй. Внизу оставь место для подписи майора. Он будет заверять.

Вечером Федор пригласил Трубицына в шинок. Они хорошо посидели, послушали скрипача. От вечера танцев майор отказался,

         - Не спеши, капитан, еще дадим гопака. Утром рано поедем на точку. Время поджимает.
                5.

Усадьба и место вокруг майору Трубицыну понравились. Федор представил его княгине и попросил вести переговоры с хозяйкой, как представителю командования.
Она пригласила их в каминную, внимательно выслушала майора.

            - Вы, пан майор, назначены на благородную миссию. Снимаю шляпу перед Вашим руководством, что оно, не смотря на кровавую битву, успевает заниматься еще и таким нужным для человечества делом. Простите, как Вас по имени отчеству?

           - Павел Александрович. Но я на службе. Привык к обращению по званию.

          - Очень приятно. Я- то не на службе и привыкла обращаться с людьми, как меня учили и воспитали. Итак. Моя усадьба в Вашем, Павел Александрович, распоряжении. Можете занимать конюшню и дальний овин. Если надо будет строить дополнительные склады и казармы для охраны, прошу выдержать расстояние, ну скажем, в пятьсот метров от ограды.

          - Спасибо Екатерина Николаевна, что удалось так быстро уладить все формальности и не включать законы военного времени. На этом разрешите откланяться. Время торопит.

По дороге на переправу они уточнили первоначальные действия.
Майор решил срочно лететь в штаб Армии, доложить обстановку и получить инструкции.
           - Хорошо бы нам рацию для связи, лучше две – три, пока не обустроим телефонную, - предложил Федор. И миноискателей хотя бы штук пять. Вон как тяжело к схронам подбираться.
           - Сделаю. А твои бойцы хороши. В теме. И смекалка, и дисциплина на высоте. Приятно работать.

Оперативная сводка за 6 марта 1945 года


« Войска 2-го БЕЛОРУССКОГО фронта после двухнедельной осады и упорных боёв завершили разгром окружённой группировки противника и 6 марта овладели городом и крепостью ГРУДЗЯНДЗ (ГРАУДЕНЦ) — мощным узлом обороны немцев на нижнем течении реки ВИСЛА.
Войска 1-го БЕЛОРУССКОГО фронта, развивая успешное наступление, 6 марта овладели городами БЕЛЬГАРД, ТРЕПТОВ, ГРАЙФЕНБЕРГ, КАММИН, ГЮЛЬЦОВ, ПЛАТЕ — важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев в западной Померании, а также с боями заняли более 500 других населённых пунктов, в том числе крупные населённые пункты ГРОСС ЕСТИН, ГАРРИН, ТЕССИН, ПРИББЕРНОВ, КАНТРЕН, ХОЕНШЕНАУ, ЛЕНЦ, МОРИЦФЕЛЬДЕ. Южнее города ШИФЕЛЬБАЙН войска фронта окружили значительную группу войск противника и вели успешные бои по её уничтожению. За 4 и 5 марта войска фронта взяли в плен более 2.500 немецких солдат и офицеров.


Через неделю местность вокруг имения Лихновских было не узнать. На окнах конюшни появились кованые решетки, двери, вернее ворота, были поставлены дубовые с прочными запорами. Ворота овина тоже заменили.

Из новых построек первым появился пункт охраны, для разводящего и караульной смены. В поле прибывшие инженерные части разбили для себя палатки, нагнали техники, подвезли лес и другие стройматериалы. Рядом задымили две походные кухни. Солдаты сходу приступили к строительству казарм на одну роту, штаба с жильем для офицеров и двух ангаров для хранения трофеев. Последнее оказалось самым главным и строилось в первую очередь, так как трофеи стали поступать практически ежедневно. Первыми привезли ящики с переправы. Приказ из штаба гласил:  ящики не вскрывать до прибытия специальных уполномоченных.

Разведка СМЕРША хорошо поработала с местным населением. На многих хуторах были обнаружены аналогичные места хранения. Всё указывало на то, что немцы просто не успевали вывезти все точки.  Склады пополнялись каждый день. Писарю Кривых работы было много.

Вернувшийся майор Трубицын выслушал доклад капитана о новых поступлениях и высказал предположение, что не все тайники были известны высшему Гитлеровскому командованию. Похоже было, что гауляйтеры помельче заботились и о личном. Отгребали и прятали кое - что для себя.

Он привез три рации, одну базовую в штаб и две носимые для поисковых отрядов. Привез миноискатели, мощные фонари, шанцевый инструмент на первое время.
Ждали прибытия начальника тыла Армии генерал – майора Куличкина.

К его приезду должен был быть готов штаб с комнатами для офицеров.
А поодаль была оборудована посадочная полоса, отмеченная по углам флагами, и кучами хвороста для костров при посадке самолета ночью. Рядом  поставили даже длинный шест с полосатым «колдуном» для определения направления ветра.
Кадров не хватало. Команда капитана Савельева действовала на разрыв, мотаясь на места  новых и новых находок. Иногда сведения о схронах не подтверждались, но чаще сигнал был верным. И всегда приходилось проводить разминирование.
 На переправе остался Гайдамака, щеголявший в новенькой офицерской форме, и с ним четверо караульных, что не соответствовало никаким нормам Устава. Но они справлялись.
                - Ничего, - утешал Трубицын, - сейчас пригонят роту охраны, мне по линии СМЕРШ обещают еще до взвода. За тобой, капитан, останется проверка на мины, консультация по местной обстановке и учет. Вы тут уже и «агентурой» обзавелись, - он кашлянул  в ладонь и усмехнулся, - причем обоего пола. Хвалю. Есть у тебя задатки оперативника. Может быть к нам совсем?

               - Спасибо, товарищ майор. Но я домой хочу. Берлин, как я уже понял, мне не брать,  с Вами довоюем, а там дембель. Домой. Мать порадовать, семью завести, детишек. Работы у нас, чувствую, будет -  ворочать не переворочать!

Начали прибывать обещанные кадры. Первый взвод охраны на двух «Студебеккерах» пришел с Познани. Командир взвода получил инструкции от майора Трубицына и полностью обеспечил охрану штаба и пока еще двух объектов с трофеями – конюшни и овина.

Теперь в доме штаба и офицерского общежития, кроме майора и капитана, прибавился еще один жилец – лейтенант Гусейнов.
                6.

Вновь обустроенный аэродром принял первый самолет. Это был двухмоторный американский «Дуглас». Из него появился начальник тыла Армии генерал – майор Куличкин, его заместитель, ответственный за размещение и охрану ценностей, подполковник Терехин и знакомый Федора майор Гречишкин.

Майор СМЕРШ Трубицын, как старший по званию, отдал рапорт генералу и представил капитана Савельева.

          - Как же, - генерал крепко пожал руку Федору, - наслышан о героях забытой переправы. Вон даже со штаба фронта наградника с чемоданом привез. Знакомьтесь.

Гречишкин представился сначала майору, а с Федором крепко обнялся.
Генерал что – то буркнул, видя такую неуставную фамильярность,

           - Ну, показывайте хозяйство, что успели, какие узкие места? Вопросы?
После обхода и осмотра доставленных в расположение ценностей, генерал похвалил офицеров за оперативность. На вопрос, когда будут вскрывать ящики, ответил, что ждет представителя Ставки со спецами по искусству.

           - Ты, капитан к 16-00 обеспечь личный состав для награждения. Сам командарм просил лично вручить. Теперь ведите на отдых, да и время обеденное.

           - Товарищ генерал, - Федор попросил разрешения обратиться и после утвердительного кивка продолжил,

           - Первое. Я тут мобилизовал одного дезертира из Бундесвера. Хирург, чех мобилизованный. Сбежал от немцев. А у нас с медициной «ноль». Прошу пока его оставить.
И второе,  - прошу Вас зайти к хозяйке этой усадьбы. Она много сделала для нашего развертывания. Ей будет приятно пообщаться с представителем армии – освободительницы. Кстати, ее муж погиб еще в начале войны в сражениях с немцами.

          - Ну что ж. Забирай доктора, под твою ответственность. И к пани зайду. Побудем пять минут дипломатами, - усмехнулся в усы генерал.

Но  визит затянулся дольше. Княгиня, в элегантном домашнем платье, подчеркивающем прекрасную фигуру, на высоких каблуках, с небрежно уложенными локонами прически, перехваченными голубой лентой, выглядела совсем молодой. Этому способствовал и ее небольшой рост, миниатюрные ручки и ножки. А рядом с рослым и статным генералом, она казалась девочкой.

 Подали чай в каминную и завязался разговор. Генерал и княгиня называли друг друга по имени отчеству. Екатерина Николаевна и Семен Аникеевич. Воин поблагодарил за помощь в организации хранения, дама в ответ поблагодарила его, и в его лице Советские войска, за освобождение ее второй родины. А в конце беседы пригласила генерала и всех офицеров к ней на вечер танцев.

              - Федор, голубчик, - обратилась она к капитану, - не поможете ли с музыкантами?

И обернувшись к генералу, показала на Федора,

              - Вот, генерал кому я обязана жизнью. Капитан – мой спаситель. Прекрасная молодежь у вас!

Пришлось коротко рассказать о спасении.
После обеда генерал пошел отдохнуть.

             - Третьи сутки по тылам мотаюсь. Дремал только в самолете. Так что до 16-00 не будить.

Но все мероприятия пришлось отложить.
Трубицын получил радиограмму из Познани. Местный СМЕРШ обнаружил замурованный под обломками Цитадели большой склад свезенных туда сокровищ. Причем, меры по их спасению требовались немедленные. Там и с минированием не всё было ясно, и с затоплением из-за разрушений при штурме.

Выехали срочно на двух машинах. Трубицын на «Студебекере», Федор на своей полуторке. Предварительно заехали на переправу, сменили караул и забрали всех саперов.

В Познани прямо на блокпосту, при въезде,  их встретил разжалованный Галушко. Наскоро поздоровавшись, офицеры прошли в караульный вагончик для совещания.

                - Я в соответствии с Вашей, товарищ майор, установкой, развернул работу с пленными немцами на предмет схронов, - Галушко сразу приступил к сути, - особенно с контингентом из СС.

                - Фанатики еще те! Но фанатизм фанатизмом, а жить хочется. Одного, не из самых старших, но непосредственного участника, склонили к сотрудничеству. Унтершарфюррер СС Шольц, очень рьяно борется за свою жизнь. Он командовал охраной складируемых в подземелье ценностей. По его словам туда свозились ценности из музеев Познани и окрестных городов. Кое что из Варшавы. А также, он назвал   старинные замки, откуда тоже вывезли всё ценное.
Галушко показал на карте:

                - Вот замки – Опоров, Курник и замок в Глухове. Были еще, но он не знает точно. Их должны были вывозить в Германию, но наше наступление было так стремительно, что спутало все планы. Склад решили взорвать. Он сам видел, как минировали подвалы. Там не менее тонны тротила. Но, очевидно, во время бомбежки, еще до начала штурма, был перебит кабель, шедший от заряда к пульту, что был за территорией Цитадели. Сколько не жали на кнопку, взрыва не последовало. Потом завалило доступ к хранилищу, были несколько дней ожесточенного штурма. Так и не взорвали. Предлагаю выехать на место. Наш «язык», ждет там.

Положение на месте было критическим. Вход в подземелье был наглухо завален обломками рухнувшей от ударов нашей тяжелой артиллерии стены. А стена была сложена из гранитных блоков и имела толщину два метра. Разобрать этот завал было невозможно. Он был такой,     что покрывал всю площадь схрона  метровым слоем. Привели немца. Трубицын бегло заговорил с ним на немецком.

           - СС говорит, что из подвала есть выход за территорию крепости. Подземный ход под крепостным рвом с водой. Выход он покажет. Там и стояло устройство для подрыва.  Капитан, возьмите четырех человек. Пойдем смотреть выход за территорией. Прихватите миноискатели, территория за рвом еще не вся разминирована.

Через час минеры проложили безопасный проход от крепостного рва к едва заметному бугру метрах в ста. В углублении обнаружили заваленный ветками и мусором вход. Дверь была бронированная, но на удивление не запертая, даже полу – открытая. Гайдамака обследовал ее на «сюрприз»   
   
             - Чисто, товарищ капитан, наверное не до ловушек было при штурме. Смотрите – воронка на воронке. Давайте не рисковать. Сам схожу гляну осторожно. Потом и решать будем.

            - Кривых! Следуйте с младшим лейтенантом, - скомандовал Федор. Только осмотр, никаких действий не принимать!

Гайдамака и Кривых включили фонари и скрылись в темном коридоре, шедшем круто вниз. Через двадцать минут они вернулись.

           - Товарищ капитан, обнаружен пульт для подрыва. Он приведен в негодность – расстрелян из автомата. Немчура, наверное, взбесилась, когда взрыва не произошло. Далее под каналом коридор. Высота 1 м. 80 см. Ширина 90 см.  пол камень, стены и потолок – бетон. Есть фонари, но без подведенного питания, видимо, кабель тоже перебит. В конце подъем примерно в 30 градусов, как и с этой стороны. Вход в крепость – бронированная дверь. Закрыт наглухо. Предполагаю мины -  ловушки изнутри.
И самое плохое, то что из под двери сочится вода. Боюсь, что в результате штурмовых бомбежек и обстрелов, вода из крепостного рва просачивается в хранилище.

        - Ясно, младший лейтенант. Времени у нас нет. Чем дольше протянем, тем больше затопит. Какие предложения по взлому?

        - Разрешите, товарищ капитан, - ефрейтор Кривых сделал жест рукой, как в школе.
        - Докладывайте.

       - Можно, конечно взорвать дверь. Но это может привести к детонации основного заряда. Тут надо без взрыва. Я недалеко видел ремпункт танкистов. Нам бы спеца с бензорезом, или хотя бы сам аппарат. Я умею. Режем в броне два отверстия, заводим стальной трос – этого добра у танкистов много – и танком или БТРом тихонько вырываем дверь.


Вернулись к Трубицыну, доложили обстановку.

           - Капитан, за мной. Пойдем с танкистами потолкуем. Пройдя метров двести по грунтовке, вдоль которой торчали таблички «МИН НЕТ», они подошли к большому брезентовому ангару где стояли два танка. Вокруг копошились ремонтники. Узнав где начальство, они прошли в соседнюю палатку. У входа стоял часовой. Трубицын показал ему удостоверение. Часовой нырнул в палатку и сразу выскочил приглашая зайти.

За столом сидели трое офицеров разбиравшиеся с какими – то бумагами и заодно держащие в руках кружки с чаем.

Пока вошедшие привыкали к полумраку, их уже разглядели.

              - Старлей! Вот не ожидал увидеться! Да ты уже капитан. Рад, рад. Хорошо ты нам тогда помог. Дали им жару с этого берега.

Из – за стола поднялся знакомый Федору майор, что командовал отрядом, рвущемуся на штурм Цитадели. Федор тогда показал им путь к переправе и доехал до места на броне.

             - Майор Донец, чем могу быть полезен? Он пожал руки прибывшим.
Трубицын представился и изложил суть.

            - Нет вопросов! Пошли к ремонтерам, а может чайку? Или покрепче?

           - Извини, майор, каждая минута на счету. Да и смеркаться скоро начнет.

Майор Донец дал им танк с водителем и бензорезчика с аппаратом и баллоном  кислорода. Они прихватили еще солидную бухту толстого троса, разместились на броне и через пять минут уже были у входа. Ремонтник с Кривых пошли резать двери, все остальные солдаты принялись протаскивать в коридор трос. Пока конец троса с трудом дотащили до двери,  там уже сияли два прорезанных отверстия. Сначала в них запустили пеньковую веревку, а с ее помощью и завели трос, внутрь и наружу. Закрепили петлю проволокой и прихватили сваркой, чтобы не разорвалась.
Танк взревел мотором и на самой малой скорости пошел от входа. Трос  натянулся, выбирая слабину, и через секунды провис. Гайдамака показал водителю стоп.  Первыми в подземный ход пошли Гайдамака с минерами, с миноискателями и фонарями. Через пол – часа работы они вышли и доложили, что обнаружили основной заряд. Запалы вынули. Можно работать. На удивление свет в подвале работал, просто рубильник был выключен.

Офицеры спустились в хранилище. Бронированная дверь была выдернута с кусками бетона, как страница из книги и валялась под ногами.
Под потолком тускло горели лампы, забранные в проволочные оплетки. Хранилище было длиной в восемьдесят метров. Своды поднимались метров до трех. Всё, кроме метрового прохода в центре, было забито уже знакомыми добротными темно- зелеными ящиками с трафаретной маркировкой.

Вода просачивалась из трещин в стенах. Пока уровень ее доходил только до нижнего яруса штабелей. Но прорыв воды мог произойти не предсказуемо, в любой момент.
Было принято решение выносить ценности немедленно. Но сначала вынесли ящики с тротилом.

Галушко получил приказ срочно ехать в комендатуру города и пригнать несколько грузовиков и не менее пятидесяти человек личного состава.
Пока его не было, Федор распорядился сколотить из двух бревнышек и досок волокушу по ширине подземного хода.

             - Будем нагружать ящики у выхода из бункера в коридор, затем тянуть волокушу тросом. Танк тут кстати ждет. А пустую волокушу обратно можно и веревкой.
                7.

Только к обеду следующего дня колонна из полуторки и четырех «Студебеккеров», полностью забитых ящиками из схрона, добралась до базы.
Свободных от вахты солдат караульной роты поставили на разгрузку. Проведшие бессонную ночь Трубицын, Федор и их подчиненные получили от генерала благодарность и возможность отдыха до 17-00. Только ефрейтору Кривых было не до сна. Он заполнял всё новые листы ведомости трофеев.

 Сам генерал Куличкин развернул на базе хранения,  при штабе, филиал командования Тыла Армии. Сюда стекались радиограммы с докладами по решению поставленных задач, о заторах на дорогах, задержках эшелонов, нехватке боеприпасов и других материальных средств. Два раза прилетал майор Ремнев с порученцем из штаба армии. Тот оставлял директивы, забирал письменные доклады и распоряжения. Прибывшие с генералом два офицера почти круглосуточно работали с документами. С главными вопросами обращались к генералу в любое время суток. Армия рвалась к Берлину. И от налаженной службы Тыла зависело многое. Часто из – за  дверей штаба слышался ревущий бас генерала, разносившего нерадивого собеседника по рации. Генерал в выражениях не стеснялся. Солдаты одобрительно кивали,

             - Во дает! Настоящий генерал. У такого не забалуешь!

Но сейчас генерал выкроил минуты и  отправился к хозяйке усадьбы с визитом. Он узнал, что та заядлая наездница, но всю конюшню ее разорили немцы.

              - Я, уважаемая Екатерина Николаевна, вот о чем думаю, - начал генерал после церемонии приветствия.

             - Как потомственный Донской казак,  родом из станицы Александровской, я  понимаю Вашу тоску по лошадкам. И вот что предлагаю. Сейчас расформируется одна из кавалерийских дивизий. Берлин на лошадках не возьмешь, там другие решать будут. Личный состав отправят на Родину эшелонами. Лошадок тоже, грузовым составом. Как там дальше лошадьми распорядятся, я не знаю. Но точно не в кавалерию. Отжила она, матушка, своё.  Предлагаю выехать с Вами на станцию, где будет происходить погрузка и выбрать для Вас пару верховых, да пару в упряжку. Я туда собираюсь завтра утром.  Это не далеко. Пять километров от Познани. Только седло под себя возьмите.

Княгиня не могла отказаться от такого предложения и поблагодарила генерала от души. Она видела, как статный вояка поглядывает на нее. И это ее и забавляло, и разогревало былые чувства королевы балов.

          - Я надеюсь, мой генерал, что Вы задержитесь еще у нас. Я устрою вечер. Мы, наконец, потанцуем?

          - Да. Я к Вашим услугам. Всё равно мне ждать представителей командования из Москвы.

Вечером прошло,  наконец, награждение. Было развернуто полковое знамя, специально привезенное для церемонии. Весь личный состав свободный от караула выстроен на плацу перед штабом. На специальном столике разложены награды и удостоверения к ним. Гречишкин брал со стола очередную награду, передавал генералу и громко вызывал отличившихся. Генерал жал руку, коротко говорил – Поздравляю, и вручал медаль или орден. Награжденный четко поворачивался к строю и чеканил – Служу Советскому Союзу. Особенно всех заинтересовал Польский «Крест храбрых» К нему прилагался приказ по Войску Польскому  исполненный на двух языках.  Гречишкин зачитал полностью русский текст:

« За боевую поддержку специального отряда Войска Польского при пленении  восьми старших офицеров Вермахта, в том числе трех генералов, обеспечении их доставки в Штаб Войска Польского награждается «Крестом Храбрых» старший лейтенант отдельного саперного батальона 37 танковой дивизии Красной Армии Савельев Федор. Да здравствует нерушимое воинское братство Советского и Польского народа.
Главком Войска Польского  Генерал дивизии С. Поплавский».

 В завершении генерал обратился к собравшимся с краткой речью.

         - Воины! От лица командования  поздравляю героев с заслуженными наградами. В данный момент вы находитесь на удалении от активных боевых действий. Но наша задача не менее почетна – сохранить для всех людей на Земле достояние человечества, не имеющие цены. Будьте упорны и бдительны. Ура!

Троекратное « Ура»  подняло стаю ворон с деревьев.
 
Генерал пригласил в штаб офицеров, где награжденные обмыли награды. Затем все были отпущены до 12-00 следующего утра. Обязанности по несению караула были возложены роту охраны.

         - Ну, Федор! С тебя причитается! Два ордена и «Отвагу» получил. Как отметим? - Гречишкин приобнял его за плечо. Как твоя рана? Не помешает?

         - Зажила. Хирург, вражина, а дело знает. Приглашаю всех в шинок на переправу, - как Вы, товарищ майор? – обратился он к Трубицыну?
 
         - Да я не против. Мне уже Гречишкин, да пилот Петр сто раз намекали. Любопытно.
Федор позвал Гайдамаку.

        - Бери мотоцикл и гони, заказывай. Мы с товарищами офицерами через час подъедем. Да чтобы музыка была и с кем танцевать! Ты Агнешку в люльку посади, она этим займется. Да глянь у нас на переправе в погребе, там Афанасий свинку оставлял. Отдай на кухню. Гони.

       Он собрал всех своих бойцов с переправы.

          - Так, воины! Еще раз поздравляю! Сегодня отсыпайтесь. Завтра ваша очередь в шинок ехать. Свободны.


Вернулись в расположение утром. По дороге с шутками и смехом вспоминали прошедший вечер. Подтрунивали над тем, кто где и как  ночевал.
Трубицын хвалил Федора за отличную «работу с местным населением». Опять звал остаться в СМЕРШ.

           - Да не отказывайся ты сразу. Подумай. Война на финише, а у нашей «специальности» она не кончается. Работы на годы.

           - Нет, товарищ майор. Я всё же технарь. Мне бы к технике, или строительству поближе. Подучиться бы малость и за работу. Если в армии оставят, по саперной части так и пойду. Да и на гражданке не пропаду. На Родину тянет. На Алтай.

           - Ну, смотри, вопрос открыт. Вместо Бийска твоего можешь в Москву, или Ленинград попасть. Мой начальник, что всем СМЕРШем Армии командует рисовал мне картину. А меня возьмет, так  моей рекомендации поверит.

Во второй половине дня прибыл генерал с княгиней. При них спецмашиной доставили четырех лошадей. Все пришли полюбоваться.

Видно было, что отбирали лошадок знатоки. Екатерина Николаевна выбрала себе под седло беленькую кобылку с серой гривой и хвостом. По тому, как та прядала ушами, вскидывала изящную головку и перебирала тонкими ногами, нрава она была бойкого, непоседливого. Ей в пару, для верховой езды, привезли гнедого жеребца. Тот был покрупнее и спокойнее напарницы.

Для выезда в коляске прибыли два одинаковых вороных.
Пришлось освободить половину конюшни, отделить ее от склада стенкой. И в освободившейся половине оборудовать денники лошадям. К вечеру награжденные солдаты были отпущены на полуторке в шинок, а офицеры с удовольствием наблюдали первый выезд княгини с генералом. Екатерина Николаевна была одета в мужской жокейский костюм, черные лакированные сапожки. Прическу закрывал  английский кепи. А в руке был щогольский маленький хлыст. Седлом она пользовалась мужским, и с первых движений в ней угадывался лихой наездник.
 
Что уж было говорить о генерале, потомственном казаке!  Не смотря на совсем не жокейские  габариты, он вскочил в седло на ходу, даже не вставляя ногу в стремя. Пара сделала небольшой кружок перед усадьбой, понеслась по проселку и скрылась за рощей.

Все одобрительно загудели.

           - Вот ведь дал Бог выучку, - Гречишкин с завистью смотрел вслед всадникам, - один казак, другая ясновельможная пани, аристократия. Куда нам городским. У меня отец слесарь с Обуховского, мать прачка. Не до скачек.

           - А я у нас в Одессе  коней только на ипподроме видел, - вступил в разговор Яша Гайдамака, -  Да еще битюги были, грузы возили. Так то  не кони, слоны! А возницы – биндюжники – им под стать. Ох и здоровые. С ними никто не связывался, ни власть, ни бандиты.

           - А у нас на Алтае коники местные низкорослые, неказистые, спокойные трудяги. Местные алтайцы без них не могли стада пасти. Лучших лошадок для горных пастбищ не найти, - добавил Федор.

Вернувшись, наездники пошли в усадьбу пить чай. А перед этим княгиня попросила Федора на субботу привезти музыкантов.

            - Надеюсь, что нам удастся, наконец, устроить настоящий бал для господ офицеров. Тем более прибудет представитель командования, да с ним ученые, знатоки по искусству. Думаю, будет интересно. Я уже Ясе дала команду найти нескольких достойных панночек для танцев. Я на Вас надеюсь, мой спаситель. Думаю в субботу, послезавтра всё устроить.

И она обворожительно улыбнулась ему и пожала руку.

             - Да, конная прогулка явно пошла ей на пользу, - подумал Федор, - да еще в сопровождении бравого генерала! Женщина…

Он разыскал управляющего Збигнева.

           - Скажите, уважаемый, не нужна ли какая помощь к субботнему вечеру. Екатерина Николаевна устраивает вечер с танцами. Я музыкантов привезу. Может быть нужна подмога по линии напитков, или еды. Скажите, не стесняйтесь. Хочу, чтобы вечер удался, и мои сослуживцы были признательны хозяйке. Конечно, этот разговор между нами.
           - Спасибо пан капитан. Где всё взять я знаю, но нужен транспорт и еще…Он помялся.
           - Говорите прямо, - Федор взял его под локоть, - я с удовольствием помогу.
           - Туговато с деньгами. Может быть на обмен что – то дадите.  Хорошо идут грабли, лопаты, зерно для сева.
          - Хорошо, Збышек, обменом займемся позже. А пока вот Вам 500 марок. Если мало, скажите.
        - Ох, благодарю пана офицера. Будет и выпить и закуски.
        - Да. В субботу с утра Зяблина дам в шоферы и машину.

                8.

Оперативная сводка за 18 марта 1945 года


В течение 18 марта юго-западнее КЕНИГСБЕРГА наши войска вели бои по уничтожению Восточно-Прусской группы немцев и, сжимая кольцо окружения, заняли более 40 населённых пунктов, в том числе КОРШЕНРУ, ПАТЕРСОРТ, ЛЮДВИГСОРТ, ШВАНИС, РИППЕН, ЛАУКИТТЕН, ПРЕЙСИШ ТИРАУ, ЛЕНХЕФЕН, МАЛЕНДОРФ, РЕФЕЛЬД, ГРЮНЕНФЕЛЬД. В боях за 17 марта в этом районе взято в плен более 800 немецких солдат и офицеров.
Войска 1-го БЕЛОРУССКОГО фронта, сломив сопротивление окружённого гарнизона немцев, 18 марта овладели городом и портом на Балтийском море КОЛЬБЕРГ.
В Чехословакии западнее и юго-западнее города ЗВОЛЕНА наши войска в результате наступательных боёв заняли населённые пункты ОСТРА ЛУКА, ШАШОВСКЕ ПОДГРОДЬЕ, ГОРНЕ ОПАТОВЦЕ, ГЛИНИК на ГРОН, ВИГНЕ.
На других участках фронта — бои местного значения и поиски разведчиков.
За 17 марта на всех фронтах подбито и уничтожено 136 немецких танков и самоходных орудий. В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии сбито 26 самолётов противника.


Утром в пятницу прибыл второй за три дня «Дуглас». Первым по трапу спустился полковник в щегольском мундире, статный, лет сорока пяти – пятидесяти, брюнет. На левой кисти у него была надета черная перчатка, обозначавшая протез. С ним прибыли четверо штатских в костюмах, под одинаковыми макинтошами, при галстуках и шляпах. Их встретил майор Трубицын и проводил в штаб к генералу. После представления генерал разрешил прибывшим разместиться и назначил совещание через час.

Когда все собрались, генерал представил уполномоченного Ставки.

          - Офицер для особых поручений при начальнике Генерального Штаба Красной Армии полковник Корнилов Павел Васильевич. С ним группа научных сотрудников от Академии Наук СССР. С ними познакомитесь в рабочем порядке. Предлагаю послушать итоги работы спецгруппы нашей Армии за эти неполные двадцать дней со дня получения Директивы Ставки.

Основной доклад о накоплении ценностей поручили сделать Федору, как участнику сбора «коллекции» с самого начала.
 
Он кратко доложил сколько, откуда и при каких обстоятельствах было собрано единиц хранения, и положил на стол рукописную ведомость, с перечнем собранного.

          - Спасибо, товарищ капитан, - Корнилов взял правой, здоровой рукой  довольно увесистую ведомость и покачал ею в воздухе, как бы взвешивая.

          - Работа Вашей группы заслуживает похвалы. Я инспектирую уже четвертую армейскую группу, и признаюсь, что здесь вижу наилучшую организацию, как сбора ценностей, так и организацию хранения. Окончательные результаты подведем через два дня,  просмотрев и, хотя бы приблизительно, оценив трофеи.
 
          - Несколько слов о правилах допуска к работе с ценностями. Прибывший со мной работник канцелярии выдаст допущенным на территорию складов два документа, первый на вход – выход, разрешение на работы по перемещению, складированию, второй – на право вскрытия тары, работы с предметами, пломбирования тары после осмотра и оценки. Списки военнослужащих для первого допуска прошу представить к 13-00.

А сейчас время, - он широко улыбнулся,- спуститься в «Пещеру Алладина».

После осмотра склада все вернулись в штаб. Слово взял руководитель экспертной группы.
           - Разрешите представиться. Амосов Геннадий Иванович. Доктор искусствоведения. Служу в Пушкинском музее. Я предлагаю начать с  партии доставленной из Познаньской Цитадели.  Думаю, что в такое крупное хранилище нацисты свозили самое ценное. Хотя не исключаю и появления «жемчужин» в любом ящике.


Корнилов подвел итог.

           - Прошу оформить допуска. По первому списку человек двенадцать, не более. По второму – группе экспертов и старшему от Вас, товарищ генерал.
Генерал кивнул, - назначаю майора Трубицына. Он командует группой. За Терехиным охрана.
           - Тогда, товарищи офицеры, заканчиваем. Все свободны. А мы с товарищем генералом обсудим некоторые, так сказать, специальные вопросы.

После совещания собравшиеся вышли на крыльцо. Закурили. Федор подошел к главному ученому.

          - Позвольте, профессор, я вам покажу одну вещицу. Не подумайте, что вскрывал ящики. Ее возле тайника нашли, у немцев один ящик разбился, потеряли. И он положил в руку ученого старую монету, что Стах нашел у их первого схрона.

          - Любопытно взглянуть, молодой человек. Только я не профессор, хотя и читаю иногда лекции в университете. Но в штате не состою. А в музее я старший научный сотрудник.

Он достал из кармана складную лупу и рассмотрел монетку.

          - Ну, что ж. Образчик весьма редкий, - он подозвал своего коллегу, довольно молодого ученого,

         - Взгляните, Павел Сергеевич, я полагаю это Македония, второй век до Нашей Эры?

         -  Почти точно, Геннадий Иванович. Македония. Но я бы состарил ее на сто – сто пятьдесят лет. Видите, гурта совсем нет, края не обработаны. Во втором веке уже по кругу шел орнамент из мелких шариков. В любом случае ценный экземпляр, а если он в составе коллекции, то и ценность может в разы повыситься. Надо будет проверить.

 Эксперты пошли вскрывать находки. Офицеры занялись текущими делами.

Через час от конюшни выехали верхом генерал с княгиней, пустились в галоп и скрылись за рощей, а с юга примчался посыльный лейтенант СМЕРШ на мотоцикле и прошел в штаб. Через пять минут он вышел в сопровождении Трубицына. Тот позвал капитана,
           - По оперативным  данным на стыке нашего Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов возле городка Смигель есть объект по всем признакам по нашей теме. Вот лейтенант доложит.

         - Товарищ капитан, - лейтенант даже вскинул ладонь к козырьку, - там есть полузаброшенный полустанок. В тупике стоят два товарных вагона.

Опломбированы. Местные мальчишки полезли поживиться чем – то и нарвались на растяжку. Заминированы вагоны грамотно. Даже на подходе растяжки. Надо саперов. Я двоих караульных оставил.

Трубицын приказал Федору с четырьмя саперами и оборудованием следовать на полуторке за посыльным. Взять носимую рацию. Если наш груз, вызывать  транспорт и людей.

 Добрались за час. Возле путей, у будки стрелочника толпилось с десяток местных крестьян. Федор позвал Тараса помочь разобраться. Мужики объяснили, что русские уже месяц, как прошли с боями на Запад, а их округ пока не разминировали. Вот мальчишка подорвался, позавчера  молодуха пошла в поле за коровой, сама живая, а скотина тоже на мину попала. Когда власть придет, да мины уберут? Сеять надо!
Федор успокоил селян. Сказал, что в Познани уже есть отряды по разминированию. Скоро к ним приедут. Спросил, когда эти вагоны здесь появились. Вперед вышел низенький мужичек в засаленной телогрейке. Сказал, что был здесь стрелочником. Эти вагоны немцы загнали в тупик еще до русского наступления. Поставили охрану – сплошь «СС». Поляков прогнали. Сказали – Запретная зона. А когда вдруг мимо прошли первые русские танки, так разбежались.

Местных вежливо, но настойчиво попросили уйти за стрелку. После этого начали осмотр территории. Нашли еще четыре растяжки с гранатами вокруг в радиусе пятидесяти  метров от вагонов.
Гайдамака и Кривых взяли в руки миноискатели. Подошли к вагонам. Приборы запищали.
           - Здесь везде металл. И рельсы? и колесные пары. Если и есть мины, то их не определишь, - Гайдамака вытер пот со лба и задумался.
Федор распорядился,

           - Вы пройдитесь вдоль путей, может быть под рельсы фугасы поставили на случай если вагоны прицепят к паровозу. А мы с Тарасом посмотрим, как в вагоны попасть. Двери – то точно заминированы.

На выходе за стрелкой точно оказались две противотанковые мины. Ставили в спешке, найти было не трудно. В вагон решили проникать через крышу. Там ловушки маловероятны.

Зяблин и Билык взяли топоры и монтировку и взобрались на крышу. Они быстро справились с дощатой кровлей накрытой жестью. Проделали люк, чтобы свободно  пролез человек. Капитан взял фонарь и полез сам. Сначала осветил внутренность вагона. По стенам полки. Под ними и на них знакомые зеленые ящики, а в торце навалом большие мешки. Посредине свободный проход. Каких – то струн или проволочек для скрытых ловушек сверху видно не было. Федор на всякий случай закрепил сверху канат и конец спустил в люк. Стал медленно спускаться, освещая всё вокруг и внизу. Когда уже хотел ступать на пол вагона, всё – таки разглядел тонкую проволоку, что шла поперек вагона на высоте пяти сантиметров. В метре от нее он заметил еще одну, и еще. Весь пол в  растяжках. Осторожно ступая, капитан находил гранату очередной растяжки. Вставлял чеку и загибал усики. Через пол – часа работа была закончена. Дольше всего он провозился с двумя растяжками на откатной двери. Там была закреплена противотанковая мина, а детонатором служила противотанковая граната. Он вылез через пролом в крыше и спустился к запертым, но уже безопасным дверям.

            - Почему же немцы не взорвали вагоны, когда драпали? -  Высказал капитан занимавший его вопрос.

               - Так надеялись вернуться, а потом и возможности не было, ноги уносили, - весело ответил Кривых,

               - Открывать, товарищ капитан? Тут замок не сложный, так открою.
Рассмотрели груз. На ящиках были одинаковые трафареты.

«Verwaltung des Lagers Kulmhof. Reisgau Posen.
 Abgabestelle Reichsministerium der Finanzen»
И ниже традиционная свастика.

То же самое было и во втором вагоне. Его открыли быстрее.
Федор попросил связать его по рации со штабом. Пригласить майора Трубицына, то есть, товарища Третьего. Тот был в штабе. Состоялся короткий разговор.

            - Товарищ Третий, это Пятый. Докладываю. Груз разминирован. Состав груза ящики и мешки. Опломбированы. На трафаретах адрес доставки. Как я понял министерство финансов. Предлагаю проверить характер груза. Может быть, это не наша тематика.

           - Пятый, вас понял. Разрешаю вскрыть один ящик и один мешок. Соблюдать предельную секретность. По исполнении доложить. Жду.

Капитан взял монтировку и поднялся в вагон. Поддел крышку ящика. Внутри тот был наполнен одинаковыми брезентовыми мешочками размером с пачку гречки. Каждый был опломбирован отдельной биркой с какими – то цифрами. Он понял, что там обозначен вес, почти одинаковый на каждом,  – около 3000 граммов.
Федор открыл один. Внутри блеснуло желтым. Он подцепил из мешка горсть каких – то, как ему показалось, камешков. Но на ладони лежали золотые коронки. Зубные протезы! Попадались и мелкие золотые украшения. Он машинально ощупал соседние мешки. То же самое.

          - Матерь Божья! – он от неожиданности вспомнил забытого Бога, - Это что же за зверство?!
 
Капитан тяжело вздохнул и пошел к мешкам. Найденное там окончательно добило его веру в людей. В мешках была кожа. Лоскуты  выделанной, мягкой и тонкой кожи, что годится и на модные туфельки, или кошельки…
Они были аккуратно свернуты в свитки и перевязаны шпагатом.
Он развернул несколько свитков, оценивая качество. Но на одном из них вдруг увидел отчетливый вытатуированный номер.
             98288
Федор сел на ближайший ящик. В горле клокотал гнев, на глаза накатывались слезы. В голове стучала мысль:

          - Мне бы сейчас хоть одного из этих выродков. Да повесить на ближайшем столбе.

Немного успокоившись, он подумал:

          - Этого в секрете держать нельзя! Покажу бойцам. И местным. Может быть, последние сомнения в том, что такое фашизм, умрут.

А снаружи его звал Гайдамака,

        - Товарищ капитан! Всё ли в порядке? Может помощь нужна? Товарищ капитан, голос подайте! А – то я иду.

       - Залезай, - капитан махнул рукой из открытой двери. Сейчас два места выгрузим. Покажу.

Яков запрыгнул в вагон.

       - Что это у Вас, товарищ капитан, с лицом. Серое и в зелень пошло. Может отрава какая? Давайте на воздух!

      - Ничего, морячек, сейчас поймешь, что за отрава.
Они спустили на землю ящик и мешок. Федор крикнул стоящим за стрелкой мужикам подойти. Подозвал своих бойцов. Зачерпнул горсть золота из мешочка и раскрыл ладонь.
      - Это груз из лагеря смерти. Смотрите люди, что эти звери делали. Ведь коронки на зубах это не пленных молодых воинов. Это загубленные старики, ваши, - отцы, матери, деды. А вот сережки. Колечки. Это уже точно убитая девушка, женщина, мать! Как понять всё это!? Какие еще в мире зверства есть!? У меня младший лейтенант спросил, почему лицо позеленело? А вот еще, смотрите!
И он достал из мешка свитки кожи. Посмотрел на недоумевающие, вопросительные выражения на лицах,

      - Да! Вы правильно подумали! Смотрите!

И он развернул кусок кожи с номером. Все собравшиеся охнули в один вздох. Самый молодой, лет пятнадцати, польский хлопчик заплакал и забормотал, захлебываясь слезами. Потом сорвался с места и побежал к выходу, в сторону поселка. Трое мужчин побежали за ним.

          - Тарас, - Федор махнул рукой ефрейтору подойти, - ты понял, что малец кричал?
           - Да. Грозился убить за мать и отца. Побежал и какую – то Броню поминал.

 Остальные стояли молча, склонив не покрытые головы.

Федор вызвал Трубицына.

            - Докладывает Пятый. Считаю необходимым транспортировку груза на нашу базу. Сведения о характере груза передавать в эфир считаю не целесообразным. Прошу отправить две единицы транспорта и до восьми человек на погрузку и для охраны.

             - Пятый. Вас понял. Машины будут у вас в течение часа. Жду прибытия к 17-00. Конец связи.

Капитан приказал пока выгружать легкие мешки в полуторку. Когда перешли уже ко второму вагону, со стороны поселка появились мужчины и юноша. Они тащили на веревке здоровенного немца. Тот был в  мундире, но без погон, с разбитым в кровь лицом.  Поляки громко кричали и подгоняли пленного палками.

               - Вот, пане, офицеже, - обратился к Федору старший из конвоиров,
               - Я мало розумию русского. Сей германец быв в охране вагонок. Они месяц здесь стояли. Ходыв к вдовой Бронеславе.  Коли команда побегла от русских, она его сховала в лазне, скраю ограды. Дезертир он. От своих ховался. А малой, сусид ее, пробачыв. Сирота он. Усей родыны лишився. Хотцым эту «СС» на семафор за шею. Хочь как горе загладить.

Бойцы и местные одобрительно зашумели.

                - Так его! Зверь, за всё ответит.
                - Стоп, братья! – Федор поднял руку,
              - по нашим военным  законам я обязан пленного доставить в органы. Там будут судить, - он скрипнул зубами и продолжал,

                - Сделаем так. Мы его не видели. Вон лесок. Ведите туда. Там и осины, думаю, есть. - Он горько усмехнулся.

                -  Всем бойцам про это забыть наглухо! Вопросы есть? Ефрейтор Билык, переведите местным.

                - Мы вшистко зрозумили, пане офицерже, - закивал поляк,

                - Наше дело. Браты! Идзем до лясу.

 Прибыли машины с охраной. Погрузились быстро и к вечеру были на базе.
Ознакомившись с содержимым трофеев, генерал приказал объявить общее построение всех военнослужащих, свободных от караула.
 Он велел вынести из штаба стол и поставить на него «образцы» захваченных трофеев.
          - Товарищи бойцы, мы с Вами читали в газетах и слышали по радио о зверствах фашистов. Но то, что мы увидели сегодня,  жуткое и прямое доказательство преступлений этих  извергов.  Никакое радио, никакие газеты не могут показать того,  что мы сегодня увидели своими глазами.

Он поднял на ладони горсть золота, а в другой руке держал кусок кожи.
Вот, что делали эти твари!

Эти свидетельства преступлений фашистских гадов будут всегда жечь нас огнем ненависти. Я отправил радио командованию Фронта с просьбой направить сюда корреспондента. Пусть вся страна узнает о доказательствах фашистских зверств.
Смерть фашистским оккупантам! Победа будет за нами!
Вольно! Разойтись.

Воины разошлись, но стояли группками. Курили, тихо переговаривались. Вспоминали погибших друзей. Прошлые бои, переправы, атаки.
Один солдат из роты охраны со слезами рассказывал, что сам с Украины. А о его родне нет вестей с того времени, как они под немцем оказались.
 
               - Может и их, как этих заморили, да и кожу с живых драли. Мне бы этих «СС» сейчас. Голыми руками бы удушив. Зубамы грыз.

               -А мою  вёску  усю  немец спалиу. Никага не засталося живых, - поддержал его сослуживец белорус,

              -  Вона в усадьби одзин немчура сховався. Ликар, кажуть. А по мне так вражина и есць! Забрать, да шлепнуть.

Стоявший рядом Гайдамака подскочил к ним

               - Бойцы! Горе страшное. Но и поддаваться нельзя. Немец этот не немец. Чех – славянин. Повинен только, что его заставили эту нечисть лечить. Сам он не воевал. Вот и нашего капитана выходил, осколок достал. Шлепните его в запале. Потом приедет Полевой Трибунал и вас к той же стенке. Вам это надо? Легче будет? Пойдем котловаться. Генерал приказал по сто наркомовских выдать.

                9.

Утром в субботу полковник Корнилов заслушал первые результаты работы экспертов.
Руководитель группы Амосов открыл большую «амбарную» книгу и не спеша начал.
 
               - Просмотрено около десяти процентов мест хранения, но уже есть, так сказать, жемчужины. И даже одна весьма крупная. Это совсем незаметная папка с рисунками. Довольно хаотичными, многие представляют собой наброски каких – то технических идей, проектов. Есть художественные эскизы. Очень хороший рисунок головы лошади, эскиз древней статуи. Даже проработки фрагментов человеческого тела, так сказать, плоти. Наш главный эксперт по периоду Ренессанса Гурин убежден. Это подлинники Леонардо! Причем, этого не было ни в одной из известных коллекций, ни в одном из музейных каталогов. Я лично склоняюсь тоже к этой версии.

Есть два небольших полотна Дега, и один, предположительно Гойя. Так что даже этого достаточно, чтобы назвать работу группы майора Трубицына сверхуспешной! Да, я сюда добавил бы довольно полную коллекцию античных монет. Много серебряной и золотой посуды. Некоторые экземпляры представляют из себя  вполне музейную ценность. Нам необходимо еще два – три дня на разбор этих поступлений. Конечно неполный, предварительный.

             - Спасибо, Геннадий Иванович. Два дня я вам даю. Прошу уплотнить график осмотра. Нам еще три армейских склада за следующую декаду осматривать.

Федора нашел управляющий Збигнев.

             - Как мы, пане капитан, умовились, я беру ваше авто и еду за провиантом и напитками. Могу заехать и за музыкантами. Я знаю  шинкаря что вам танцы делав. А Вам просьба от хозяйки. Мы нашли тайник у подполе. Не можем дверь желязну отворить. Вас зовет.

             - Хорошо, Збышек. Вот Вам машина и шофер.
Федор позвал Зяблина,

             - Товарищ ефрейтор, поступаете в распоряжение товарища Збигнева. Когда заедете на переправу, не забудьте заправиться.
 
Машина уехала, а капитан позвал ефрейтора Кривых,

             - Есть дело, ефрейтор. Надо опять броню вскрывать. Возьми инструмент и следуй за мной.

Княгиня встретила их извинениями,

             - Простите меня, Федор, что опять отрываю Вас от дел. Но только Вам решилась довериться. Дело в том, что я от мужа знала, что он держит в подвале какой – то тайник. Он даже шутил – что это за княжеский замок без тайника в подземелье. Я всё воспринимала, как шутку. Но тут подумала и решила проверить. Вдруг, и правда! Занимался этим мой управляющий. Тайно. Мы решили никого больше не посвящать. Вчера, через месяц поиска, он понял, где тайник. Оказалось, муж перед уходом на войну заложил в подвале одно место. Збышек стучал во все стены. И нашел – таки, где пустота. Это в самом конце винного погреба. За полками. Пойдемте, я покажу. Надеюсь на Вашу с паном солдатом конфиденциальность.

               - Не беспокойтесь, Екатерина Николаевна. Это мой проверенный товарищ. Не думал, что придется заняться нашей теперешней работой прямо в усадьбе. Пойдемте.

В пустом винном погребе со старинными сводами, выложенными из  потемневшего, и кое – где покрытого плесенью кирпича, они подошли к дальней торцевой стене. Тусклая лампочка, одна на весь погреб слабо освещала это место. Стена была закрыта прибитыми к ней стеллажами для вина, практически закрывавшими кладку. Часть стеллажей Збигнев оторвал от стены. Было заметно, что  кладка за ними более поздняя. Хоть и сложена из тех же старых кирпичей, но швы между рядами были светлее, а сами кирпичи еще не покрылись мхом и плесенью. Несколько кирпичей было выбито из кладки. За ними была стальная стена, или дверь. Надо было разобрать всю стенку.
               - Надо подмогу вызывать. Валера, - Федор перешел на неуставное обращение,
               - Как думаешь, кому доверимся?
               - Давайте Шнягу и Билыка позовем. Я в них уверен. Кладку разберут, а там я уже и сам.
               - Давай. Лом и кирку пусть возьмут. Да не светитесь.

  Пришли помощники. Инструмент принесли в мешке. Для маскировки.
За час разобрали кладку. Сложили кирпич вдоль стен. За стеной оказалась бронированная перегородка во всю ширину, заделанная наглухо в стены, пол и потолок. А посередине в ней – метровой высоты дверца, как у сейфа со скважиной для ключа и четырьмя вертикально расположенными шкалами, по которым должны двигаться выступающие небольшие рукояти.

Федор отпустил Шнягу и Билыка, еще раз напомнив о секретности.
Валерий осмотрел дверцу, даже ощупал ее руками. Делал он это с видимым удовольствием.

            - Я уже думал, товарищ капитан, что никогда уже с этим делом не встречусь. Зарок дал, как в тюрьму сел. Но тут с согласия хозяйки, не криминал. Другое дело. Можно и нарушить. Будем заниматься. Хорошо бы ключ найти. Быстрее  было бы.
             - Так я знаю, где он, - воскликнула хозяйка,
             - Вот никогда бы не подумала, что это ключ. Мой муж всё шутил:
             - Вон наше богатство висит. Смотри не потеряй!
             - Пойдемте, капитан, я покажу.
А Кривых бросил вслед:

             -  Захватите, пожалуйста, простой стакан для меня. А еще лучше попросите у доктора стетоскоп. Не объясняйте ему, что к чему. Просто возьмите на время.

Наверху, в каминной, княгиня показала Федору,  висящие на стене крест – накрест две закопченные кочерги для камина. Она показала на одну.

             - Снимайте. Теперь посмотрите на рукоять.
Действительно ручка  кочерги была явно еще и обработана после ковки. Она была похожа на оперение стрелы. Плоская, с рядами выступающих с двух сторон зубцов. Ручка другой была выкована в виде рыбки.

             - Я всё думала, что за шутки про кочергу у князя!
             - А шифр от сейфа он не называл?
             - Нет. Таких намеков не было.
             - Ну, будем надеяться, что мой солдат справится. Подождите, я зайду к пану хирургу.

Доктор обрадовался визиту пациента. Стал благодарить, что оставили его служить, а не забрали в плен. Настоял на осмотре раны.

             - Мам радост з вашего здравья, - воскликнул он, проведя пальцем по свежему шву.
             -Муй вердикт – здравый!

На просьбу одолжить стетоскоп молча вынул длинную трубку, протер ваткой со спиртом и протянул капитану.

Федор с княгиней принесли Валерию кочергу и стетоскоп. Он сразу примерил рукоятку к замочной скважине. Та вошла идеально. Но не проворачивалась.

             - Теперь попрошу строгой тишины. Поработаю. Систему эту я знаю. Вскрывать не приходилось, но чертежи смотрел. Это наверняка дверца от старого сейфа немецкой фирмы Баухе. Работа не плохая. Заделали на внутренних петлях. Взломать без пламенной резки инструментом не возможно. Всё, работаю. Мне надо минут сорок, час. Я вас позову.

Княгиня взяла Федора под руку,   
 
             - Пойдемте, капитан, успеем чаю попить, да и мешать не будем.

 И они  оставили «медвежатника»,  приникшего к стетоскопу,  приставленному к дверце.

Специалист появился в каминной даже раньше, чем обещал.

                - Товарищ капитан, дверь открыта, «сюрпризов» нет. Возьмите фонарь, там темно.

За дверью оказалось еще довольно большое помещение, метра три на три. Федор посветил фонарем и отшатнулся. А приглядевшись, чертыхнулся.

               - Напугало меня, чучело. Думал и вправду покойник.

У дальней стены стояли рыцарские доспехи  со  шлемом и забралом. Вдоль стен шли шкафы и полки, заставленные папками с документами, ящиками и коробками.
Федор отошел и пропустил вперед хозяйку.

         - Вы уж сами со своим наследством разберитесь. Не будем, как у нас говорят, нос совать.

         - Спасибо огромное вам, славные мои помощники. Давайте, Федор отпустим Вашего солдата, а Вы мне поможете. От своего спасителя у меня секретов нет. Только сначала помогите вытащить это «чучело», - она показала на доспехи. Несите на кухню, пусть почистят. Потом поставлю у камина.

Валерий показал, как запирать сейф. И отдал княгине бумажку с цифрами кода, на которые надо выставлять движки перед отпиранием.

Федор предложил бумаги разобрать потом самой княгине, не спеша. А в ящиках и коробках они нашли ларец с орденами и медалями, видимо от предков князя. Несколько бархатных мешочков с золотыми монетами разных достоинств и стран. Больше всего было золотых Гиней и Соверенов Англии. Попадались даже французские Наполеондоры и испанские Дублоны. Федор взвесил мешочек на руке,

             - Тут больше фунта будет, если уж по старинке. А вот и более ценные вещи!

Он раскрыл другой мешочек и высыпал на ладонь разноцветные камешки, которые сразу заиграли искрами под лучом фонаря, рассыпав по стенам радужных зайчиков.

            - Тут, Екатерина Николаевна, специалист ювелир нужен.
 Княгиня задумчиво рассматривала камни.

           - Теперь я понимаю, как князь заказывал мне подарки. Шутил, что это дешевые камни. Он богатством не кичился. Жили скромно.

В  большом застекленном шкафу на верхней полке было несколько пачек ассигнаций. Доллары и английские фунты. А на полке ниже старинные дуэльные пистолеты в футляре и несколько видов холодного оружия.

Княгиня взяла полуметровый кинжал. Рукоять и ножны были расписаны золотой вязью в восточном стиле. Она протянула оружие капитану.
 
           - Наконец, я могу подарить моему спасителю достойный воина подарок. Пусть он принесет Вам удачу.

Федор принял подарок, нажал на кнопку у основания рукоятки и обнажил лезвие. Оно полыхнуло темным огнем. По клинку шла темная «паутинка» разводов.
 
           - Да это Дамасская сталь! Ему же цены нет!

           - Вот и хорошо. Не в цене дело, когда хочешь отблагодарить, а чтобы понравился подарок. Нравится?

           - Что Вы! Конечно! Спасибо большое. Детям и внукам завещать буду. Реликвия.

Они нашли даже старинный княжеский мундир и бальное платье расшитое драгоценными камнями. Им было лет двести на вид, но всё сохранилось отлично. Видимо воздух в погребе способствовал.
                Княгиня не стала ничего пока забирать. Они заперли дверцу, заслонили стену стеллажами для вина и поднялись наверх.

          - Еще раз спасибо, Федор, за помощь. Подняли Вы мне настроение такой находкой перед сегодняшним балом. Приглашайте офицеров и научных работников к восьми вечера. А я поеду верхом. Страсть, как соскучилась по лошадям.
И через пол – часа Федор увидел их с генералом, помчавшимся по проселку.

                9.

Вечером офицеры и гражданские эксперты во главе с генералом потянулись к усадьбе. Стоял тихий мартовский вечер. Небо на Западе еще горело багровым после недавнего заката, словно напоминая, в какой стороне идут кровавые, последние бои.  На входе их встречал Збышек в парадной ливрее и черном цилиндре. Сразу за дверью стояла Агнешка в красивом платье, белом переднике и кружевной наколкой на взбитой прическе. Она держала поднос с наполненными водкой рюмками и тарелкой с маленькими канапе. Каждый из прибывших выпил и закусил с удовольствием. Збышек открыл дверь в столовую, из которой был виден выход в зал для танцев. В столовой был накрыт стол, но стульев не было. Гостей встречала хозяйка в длинном бальном платье, маленькой шляпке с пером и в кружевных перчатках под цвет синему платью.
Все по очереди подошли «к ручке» приветствуя княгиню, и благодаря за приглашение.

               - Спасибо, господа… - она замялась, - товарищи офицеры и ученые, что пришли. Я решила посвятить вечер танцам. В зале нас ждут музыканты и барышни. Всем хватит пар. А здесь можно подкрепиться напитками и легкой закуской А -  ля фуршет. Курить можно на веранде. Прошу быть как дома. Федор, налейте даме.

Все разошлись вокруг стола. Федор налил хозяйке вина. На этикетке он прочел «ТОКАЙ»  1936. Для мужчин на столе стояли бутылки с Wybrana w;dka chlebowa , с неизвестного происхождения коньяками и две большие бутылки Мадеры из Массандры. Мужчины дружно наполнили стопки водкой.

Закуски были простыми, сало, ветчина, вареный картофель, свекла, две банки сардин, но всё было красиво нарезано и украшено. Первый тост попросили сказать генерала.
            - Сначала благодарность прекрасной хозяйке за возможность воинам отвлечься от войны. А выпить предлагаю за то, чтобы наша с Польшей общая победа навсегда подружила наши народы. За мир! За дружбу!

После нескольких тостов все пошли танцевать.

Вдоль стен на диване и  в креслах сидели приглашенные на бал пани. Все в длинных платьях, возраста от восемнадцати до сорока, стройные, с прическами. Некоторые в руках держали веера. Бал обещал быть прекрасным. В углу расположились уже знакомые по шинку скрипач, аккордеонист и барабанщик. При входе хозяйки с гостями они исполнили что – то  вроде бравурного туша. Княгиня обратилась к собравшимся,

                - Я думаю, мы не будем устраивать церемонию знакомства. Панове познакомятся с барышнями в процессе танцев. Генерал, первый танец Ваш. Выбирайте.

                - Я прошу вальс и приглашаю Вас, Екатерина Николавна.

Генерал коротко поклонился одной головой, приосанился и протянул хозяйке руку. Музыканты заиграли старинный русский вальс «Осенний сон».
Кавалеры быстро разобрали дам. Пары закружились. Генерал танцевал красиво. Их пара выделялась и скоростью вращения и переменой фигур. Статный, высокий, немного грузный генерал кружил свою миниатюрную партнершу, как пушинку. Княгиня полностью отдавалась танцу, с наслаждением следуя за кавалером.

Потом танцевали польку. Быстро, быстрее, еще быстрее. Музыканты ускорили темп почти до предела. Танцующим это нравилось. Звучали возгласы удовольствия, смех. Атмосфера вечера перешла в дружелюбную, без стеснений. Намечались пары с взаимными симпатиями, многие уже перезнакомились. Мужчины приглашали дам к фуршетному столу и легко понимали друг друга. Княгиня обмахивалась веером, улыбалась, шутила с партнерами. Но всё чаще она посматривала на полковника Корнилова, как бы пытаясь что – то вспомнить.
Наконец она подошла к полковнику и спросила, танцует ли он мазурку.
 
             - Давно не практиковался, но думаю, что навык сохранился.

            - Тогда я Вас приглашаю. Пойду, попрошу сыграть мою любимую, пана Венявского – Куявяк.

            - Вы, княгиня выбрали уже партнера, - Корнилов кивнул в сторону генерала, - может быть неудобно?

            - Генерал не будет в претензии, - улыбнулась хозяйка,  -  тем более что он мазурку не танцует.

На этот тур вышло всего четыре пары. В том числе и Федор с Агнешкой. Та его уже научила на вечерах в шинке некоторым польским танцам. Но пара хозяйки с полковником выделялась. На протяжении танца они были всё слаженнее и артистичнее. Полковник лихо, не хуже потомственного поляка стучал сапогом о сапог в конце фигур, кружил свою даму, и на свойственной мазурке «пробежке» даже подкручивал воображаемый ус.

С последним тактом затихающей музыки кавалеры опустились на одно колено и целовали руку даме. И вдруг, княгиня запустила свободную руку в прическу полковника и, нагнувшись, заговорила на французском.

                - Et aujourd'hui, Pavel, m'offriras-tu une rose en p;te d'amande ? Ou y a-t-il quelque part pour le voler?
 (А сегодня, Павел, вы подарите мне розу из марципана? Или ее негде украсть?)

Полковник вскочил на ноги и в упор посмотрел в глаза княгине.

                - Catherine?! Comment ai-je pu ne pas me rappeler o; je t'ai vu! J'avoue que j'ai souffert. Mais ne put pas.
(Катрин?! Как же я не мог вспомнить, где я Вас видел! Признаюсь, мучился. Но не смог.)
И снова припал долгим поцелуем к руке дамы.
Она потянула его в сторону выхода на веранду,

                -  пойдемте, голубчик, нам есть о чем поговорить.
Они долго смотрели друг на друга. Глаза молодо искрились, на лицах играла  улыбка.

Полковник очнулся первым,
       - Это когда же мы последний раз танцевали? В пятнадцатом?
       - Нет, Павел. Я точно помню. На Татьянин день, в шестнадцатом. Мне уже пятнадцать исполнилось.

      - А выглядела совсем девочкой. Вы мне и понравились за эту детскость, что -  ли. Это был наш третий бал в Смольном институте. Для всего нашего курса Александровского училища это был самый желанный адрес.
 
       - Да и наши девочки Вас всегда ждали. А как Вы тогда розу из корзины, что была для самой императрицы изготовлена, умудрились взять? Мне даже страшно было такой подарок принимать. Ах, молодость!

      - А я подумал, что там столько роз марципановых, что от корзины не убудет. Да и не было в той комнатке никого. Вот я ее под мундиром и вынес.
Они засмеялись.

            - А я под кринолином прятала. Потом долго ей любовалась по ночам. Но на пасху скормила однокурсницам. По листочку, по крошке. Всем раздала. Я Вас вспоминала часто. Первое детское увлечение так приятно! Позже, мысленно, я Вас отправила в эмиграцию. С  офицерами Белого движения.

          - Да нет, дорогая Катрин! Мне мой батюшка, в мае семнадцатого  с фронта письмо прислал, как оказалось последнее. В ближайшем бою он погиб. Там он подробно писал о судьбе России, понимал, куда всё катится, предвидел катастрофу. Так он мне как будто завещал:

                - Что бы ни было, какие бы трудности на тебя не свалились, не покидай Родину. Нам, Корниловым, без нее не жить.
 Долго рассказывать, но я отца послушал. И не жалею.

Дверь на веранду громко хлопнула, это вошел генерал с большим фужером в руке. Он неумело скрывал раздражение.

         - Пора танцы продолжать, а я не вижу свою прекрасную пару. Пойдемте, Екатерина! Я Вас приглашаю.

        - Простите, мой генерал! Дайте мне еще несколько минут. Мы, оказывается, с Павлом Васильевичем старинные знакомые, можно сказать, друзья детства. Дайте нам еще несколько минут для воспоминаний.

Она кокетливо постучала веером по руке генерала и с улыбкой добавила,

       - И прошу Вас, не обижайтесь. Мы еще наверстаем.

И повернулась к полковнику.
Генерал не ожидал подобного. Буркнул что – то под нос, и опять стукнув застекленной дверью громче положенного, вышел.

Через некоторое время хозяйка с полковником вернулись в зал. Вечер был в самом разгаре. Завели патефон. Танцевали модные фокстроты, танго. Пластинки были большей частью немецкие и польские еще тридцатых годов.

Вдруг зазвучала знакомая для русских мелодия. Это Збышек нашел старую советскую пластинку с музыкой к кинофильмам «Веселые ребята» и «Волга – Волга». Тут все пошли в пляс под фокстрот «Черная стрелка проходит циферблат…». А когда Орлова запела «Много песен над Волгой пропето…» все подпевали. А потом и под   Утесовское -   «Сердце, тебе не хочется покоя».

Княгиня отдала один танец генералу, а потом танцевала с Корниловым, продолжая живо разговаривать, смеяться. Она совсем расцвела, казалось, помолодела на десяток лет и выглядела счастливой. Кавалеры с дамами в перерывах выходили в столовую освежиться напитками. Иные выскакивали на веранду, а то и во двор, возвращаясь разгоряченные с блеском в глазах.

Генерал, выпив очередной фужер коньяку, и увидев, что крепких напитков на столе не осталось, пошел искать Збышека. Походка у казака была уже не совсем твердой, но фразы он складывал пока четко.

Внизу на кухне он наткнулся на Федора. Тот с помощью Агнешки пытался надеть на себя старинные латы, что стояли после чистки. Генерал громко пожаловался на отсутствие напитков, а потом уставился на Федора.

           - Это что за маскарад, капитан?

И тяжело опустился на табурет за стол.

           - Да хочу сюрприз публике сделать, - начал было Федор. Но тут Агнешка поставила перед генералом на стол графин с самогоном, стакан, тарелку с колбасой и миску соленых огурцов.

          - Помож собе, угощайтесь, пане генерале. Бимбер ест чист як слза!

Генерал довольно крякнул и налил полный стакан. Молодым махнул рукой, мол, свободны.

Появления Федора в латах и шлеме все приветствовали аплодисментами. Вместо алебарды он держал в руках огромный колун. Ну, прямо  рыцарь из легенд! Посыпались шутки. Офицеры ощупывали броню лат, открывали и закрывали забрало. Музыканты по этому случаю заиграли что – то старинное. Княгиня воскликнула,

          - Это же гавот. Я уже его и забыла. Павел, вспомним! И подхватила полковника под руку. Они вспомнили, танцевали со всеми необходимыми фигурами, медленными шагами, остановками, церемонными поклонами.

Потом был полонез, и опять вальс.

Федор стоял у дверей, как средневековый страж, широко расставив ноги и скрестив на груди топор.

В перерыве княгиня села в кресло,      полковник склонился над ней, продолжая разговор. Остальные гости, кто был в зале стояли парами и небольшими группами вдоль стен. Разговаривали, шутили.

Неожиданно обе створки  дверей, где стоял Федор, с треском распахнулись. Одной створкой из рук  рыцаря даже выбило топор. В дверях шатаясь и выкрикивая неразборчивые слова, появился генерал.

- Казака не уважать…
 - Я вам не быдло…
 - Недобитки. Мало я вас порубал…
 - Вот  Вам!

В руке у него плясал старый наган. Всё произошло в секунды. Полковник резко распрямился и  шагнул, заслонив собой княгиню. У Федора не было и секунды на раздумья. И он сделал единственное, что мог в этой ситуации –  крепко приложил генерала по голове сжатой в кулак рукой в бронированной перчатке. Этого оказалось достаточно. Какой бы крепкой ни была казацкая голова, но ей хватило.
 Генерал с поворотом начал валиться на бок и на спину. И всё же палец нажал на спуск, когда генерал грохнулся об пол. Грянул выстрел. Рыцарь согнулся вперед и с грохотом ничком упал рядом с генералом.

Военные люди не теряются в таких ситуациях. Сначала подхватили на руки Федора, положили на диван. Увидев дыру в броне в нижней левой половине груди, послали за доктором. Начали снимать доспехи,  из - под которых уже показалась тонкая струйка крови.

Трубицын подошел к генералу, поднял с полу наган и сунул его в карман. Потом снял с ближайшей портьеры шнур с кистями и связал генералу руки за спиной. Подозвал Гайдамаку.

            - Уведи, или унеси   генерала в чулан под лестницей. Запри и побудь возле. Когда очнется, меня позови.  Отвечаешь!
И повернувшись к залу добавил,

            - Вечер закончен. Мужчины проводите дам к выходу и ступайте в расположение. О происшествии забыть!

Все молча разошлись. По тону, которым майор СМЕРШа отдал приказ, было ясно, что лучше забыть.

Прибежал доктор. Велел нести раненного на кухню.

        - Мы там уж оперували. Стол добрый. Агнешко, кипяти воду. Много!

Спас капитана древний «бронежилет». Пуля пробила панцирь, но потеряла половину энергии, вошла в ребро, и застряла в нем.
 Доктор вынул пулю и крошки раздробленной кости. Обработал рану, наложил две стежки шва. Перебинтовал. Всё время бормотал себе под нос отрывочные слова,

         - Добро, капитан… осме  жебро… Покуд бы было ниже… Смрт…

И только после всех процедур капитан стал приходить в себя. Застонал и открыл глаза.
                10.

Проснулся Федор в гостевой спаленке, где провел первую ночь в имении. Подумал, -  как давно это было, сколько всего произошло!

  Первым Федора посетил Трубицын.

        - Давай, герой, подумаем, как дальше быть.

Я за время службы еще в Особом Отделе Дивизии не один пьяный дебош в рядах нашей доблестной и непобедимой раскручивал. Горячие у нас воины попадаются. Ну а в данном случае СМЕРШ, в моём лице, проверяет обстоятельства, потом передает дело в Военную Прокуратуру.

Вина генерала не нуждается в разбирательстве и доказательствах. Полтора десятка свидетелей. Оружие, пуля. Мотив.

       - Да, товарищ майор, неладно вышло.

Федор с трудом поднялся повыше на подушки.

       - Не хотелось бы старого вояку под трибунал подводить. Я на него зла не держу. Жив остался, и ладно. А рана? Было три, стало четыре. Заживет. А он сейчас, наверное, остыл. И жалеет.

          - Генерала мы еще спросим. Рад от тебя слышать слова прощения. Мне тоже раздувать это дело не хочется. Приедет  Прокуратура. Начнет всё разматывать.
Глядишь, и нам с тобой чего – то пришьют. Ведь безопасность в подразделении на мне. Да и охрана генерала тоже. И не обязательно в бою. Всегда и везде! У нас же отдельно сформированная группа.

Подумаем. Сейчас казака нашего приглашу. Вы с ним наедине пообщайтесь.

        - Капитан! Я сейчас не Ваш начальник, вы не мой подчиненный. Прошу считать мои слова, как обращение одного человека, к другому.

Генерал стоял прямо, расправив плечи и глядя в лицо. Глаз не отводил.

                - Я приношу искренние извинения. Мне жаль. И стыдно, что оружие направил не на врага в бою, а на своего соратника. Ваше право требовать в отношении меня самого сурового наказания. Приму, так как заслужил.

        -  Садитесь, товарищ генерал. Я понимаю, Вы были не в себе. Но почему Вы, боевой генерал, прошедший три войны, побывавший не раз в  критических, опаснейших ситуациях, на этот раз не сдержались? Не могу представить себя в такой ситуации. Неужели возможны такие, извиняюсь, страсти?

Генерал опустил голову, задумался.

                - Понимаешь, капитан, тут много чего сразу навалилось. Я уже три года как овдовел. Жена командовала полевым госпиталем. Погибла под бомбежкой. Горевал я сильно. Фронтовой жены, как у многих на фронте, не завел.

Он взял графин с тумбочки, налил полный стакан воды, выпил и вздохнул.

                -  И вот влюбился. Не потому, что она княгиня, совсем наоборот. Это только мешало. Она маленькая, как и моя Надя была, хрупкая. Хотелось защитить, прикрыть от бед, что – ли. Натура у меня такая. С мужиками – крут, с бабами – мягок. Да и она, мне казалось, ко мне благоволила. И свободна. Хотел предложение сделать, в Москву увезти.  Короче, размечтался, разомлел, молодым себя почувствовал.

Генерал, вздохнул тяжело, громко высморкался в платок и замолчал на минуту.

           - А когда увидел, как она с бывшим дворянином воркует, понял, что рылом казак Семен не вышел! Злоба ума лишила. А пострадал ты. Ну и я своё получу. Прости, если сможешь.

Генерал встал, постучал в двери,

       - Эй, караул, выводи. Мы закончили.

Вошли Трубицын с Корниловым.

       - Вы, генерал, не взыщите, побудьте еще в каморке. Гайдамака, проводит. Мы тут посоветуемся.

Они подсели к кровати Федора.

       - Спасибо, капитан, за быстроту реакции, – полковник подошел к Федору и пожал ему руку,

        -  Если бы не  Вы, мог бы я сейчас на этой кровати лежать. А может быть и в другом месте. Похуже.

Трубицын достал зачем – то карту и развернул ее, чтобы было видно Федору.

          -  Вот в этом леске, в шести километрах отсюда, - майор показал точку на карте, -  аккурат вчера СМЕРШЕМ были уничтожены две группы немцев. То – ли дезертиры, то – ли целевая группа диверсантов. Отбивались отчаянно. Живыми никого не взяли. Командовал моим отрядом проверенный сержант Говоров. Я с ним с сорок второго немцев гоняю.

Так вот, родилась идея, как развязать Ваш с генералом узелок. Если не возражаете, капитан, мы добавим  в рапорт, что Вы участвовали в перестрелке. Ну, ехали на мотоцикле по делам наших  поисков, на Вас была засада. Отбились вместе с моим отрядом, что находился рядом и пришел на помощь. Тогда все вопросы к нашей группе отпадут.
       - Если сделать всё грамотно, то я поддерживаю, - добавил Корнилов,

      - С нашими офицерами и учеными мужами я уже поговорил. Уверен, что утечек не будет. Тем более, что нам завтра лететь на следующий пункт сбора.
 
Федор долго не раздумывал. Генерала он уже простил. Как говорят, вошел в ситуацию.

     - Я согласен. Если будут вопросы от кого – то, подтвердить могу. Только, когда встану, съезжу на место осмотреться. Сержанта Вашего возьму.

Трубицын встал.

      - Ну и хорошо. Пойду генерала отпущу и в курс введу. Его тыловики наверняка без начальственных распоряжений уже загрустили.

Корнилов пожал руку майору,

     - Хорошо, что всё утрясли. Идите, майор, а я еще посижу с капитаном. Поговорим.

Но тут вошла Агнешка с подносом, сказала, что даст раненному завтрак, а потом придет хирург.
Полковник откланялся, но обещал зайти ближе к вечеру.

Он появился после пяти с бумажным свертком под мышкой. Прикрыл дверь и подмигнул Федору, разворачивая сверток. Там была пузатая бутылка армянского коньяка и шоколадка.
          - Знаю, эскулап нас не поймет, я ему и не показывал. А для заживления боевых ранений, думаю, - он щелкнул ногтем по бутылке, - самое лучшее средство.

Выпили по пятьдесят. По спальне поплыл приятный запах.
 
         - Я вот о чем хочу поговорить, капитан. Начну, пожалуй, издалека. Время у нас есть.

            - Наш род Корниловых идет еще от Ивана Грозного. Мой предок в отряде у Малюты Скуратова был. Род имеет много ветвей. Были и министры, и сенаторы. Наша веточка, Тверская, не богатая. Мы в основном шли по военной части. Так и я в 10 лет уже поступил в кадеты, а потом в Александровское училище. В семнадцатом вышел подпоручиком, успел повоевать в восьмом Гренадерском Полку. Даже «Анну» от Государя получил.

           - Давай, капитан, еще пригубим. За твоё здоровье!

Так вот. Революция. Всё прахом. Я оказался в Москве, у тетки. Пошел в Российское Общество Фехтования. Учил желающих. Кстати,  в училище на курсе я по этому делу первым был.

Потом мобилизовали в Красную Армию. На курсах Красных Командиров преподавал технику сабельного и штыкового боя. И вот там я познакомился с моим навсегда другом и командиром Константином Рокоссовским. Его тогда на эти курсы направили на два месяца. А был он уже командиром кавалерийского полка. Мы как – то сошлись. Сначала фехтовали. Упорным он показал себя бойцом. Не любил проигрывать. Ну и прибавлял заметно с каждым занятие. Говорили о жизни. О России. Взгляды сошлись. Он меня и забрал в свою часть. С ним мы и в Забайкалье и в Монголии повоевали. В Маньчжурии. Кстати, когда он командовал Седьмой Самарской кавалерийской дивизией, у него на должности комбрига в подчинении был нынешний маршал Жуков.
Ладно, развел я тут историю. Утомил?

          - Что Вы, товарищ полковник! Так интересно! Слушаю.

          - А в 37–м  его и еще шесть человек подчиненных арестовали. Меня тоже. Я тогда у него был начальником штаба.

Тяжело было. Три года на Лубянке, в тюрьмах, лагерях. Пытки, побои. Вот руку там потерял. Один ретивый опер все пальцы в кашу превратил.
Рокоссовский не сдался. И мы все шестеро выдержали. Не стали на начальника наветы писать.
А в сороковом Сталин его выпустил. Видимо понял, что если война, так и воевать не с кем будет. Наш командир поставил условие, что выйдет только с товарищами. Настоял. Двоих, правда, списали на пенсию. А я и еще трое так с ним и Войну встретили. В битве за Москву  Рокоссовский командовал 16 Армией, а меня забрали в Генеральный Штаб. Шапошников меня нашел. Он еще в Александровском училище лекции нам читал.

Перед последним назначением сюда с миссией от ставки меня вызвал лично Сталин. Беседа было короткой.

             -  Вот что, товарищ Корнилов. Ваш патрон Рокоссовский постоянно просит Вас к себе. Я не возражаю в переводе. Но возникла необходимость помочь органам СМЕРША спасти достояние человечества. Хочу, чтобы вы, как интеллигентный человек, помогли бывшим крестьянам, рабочим, солдатам и  кавалеристам разобраться в этом сложном деле. Все детали согласуете с товарищем Абакумовым. А после исполнения идите к своему маршалу.

Они пригубили еще понемногу армянского.

          - Так вот я это к чему? Моя миссия скоро закончится. Я поступлю в распоряжение командующего 2-м Белорусским фронтом. Прошу Вас рассмотреть возможность последовать за мной. Хотелось бы иметь такого друга рядом, не возражайте! Именно друга. Прошу подумать. Время есть. Конечно, война кончается. Но Армия – то никуда не денется. Послужим? Кстати, знаете, почему Сталин заменил Рокоссовского Жуковым на посту командующего 1 Белорусским? В Ставке поговаривали, что Верховный не хочет, чтобы Берлин брал поляк. А на прямой вопрос Рокоссовского отделался расплывчатыми фразами. А я для себя понял,

               - Жуков – политик, Рокоссовский – солдат!

Он оставил коньяк на тумбочке и вышел.

Через три дня Федор уже вставал и выходил из дома. Рука пока была на перевязи, чтобы не беспокоить ребро. Но правой он вполне управлялся.
Накануне к нему заглянул генерал.

           - Пришел попрощаться. Отбываю в Армию, так сказать к месту службы. Еще раз извини, капитан, бес попутал. А это тебе подарок. Прими. От чистого сердца. Не грех замаливаю. Тебе, как геройскому офицеру.
 
И он протянул Федору конверт. В нем лежал Приказ по Армии, которым
за успешное выполнение задания Ставки капитан Савельев Ф.Н. награждался трофейным немецким мотоциклом с коляской.
Генерал расплылся в улыбке, видя удивление Федора.

         - Ты там не один. Твои подчиненные тоже получили. Двое. Трубицын советовал, кто достоин. Можешь принимать, во втором складе стоят. А меня лихом не поминай.

Федор  собрался и, как мог быстро, выскочил из дома. У второго склада с трофеями он увидел группу военных.

        - А мы Вас, товарищ капитан, ждем, - Гайдамака козырнул с широкой улыбкой, - Вам первому выбирать.
 
Часовой уже был в курсе, откатил ворота,
           - Забирайте!

Премированы, кроме капитана, были Гайдамака и Кривых.
Все три агрегата, были, как новые. Гайдамака, который успел пообщаться с доставившими их тыловиками, развеял все сомнения:

          - Да не смотрите вы. Новые они. Прямо из немецкого эшелона. Немцы в Познань пригнали, и даже разгрузить не успели. Наши только пулеметы сняли. В патронном ящике даже ленты  есть. Чудеса. И канистра для бензина, и запаска! Всё на месте. Давай, выкатывай!

На свету рассмотрели всё подробно. Нашли марку мотоцикла - «Zundapp» KS750.
Все они были одинаковые. В шутку решили делить жребием. Федор отвернулся. Валера указывал на мотоцикл,

          - Кому?
          - Тебе.

           - Кому?
           - Морячку.

          - Ясно, вот и Ваш.

Тут Федор пожалел о ранении. Но его посадили в коляску и сделали несколько кругов по территории к восторгу собравшихся. В столовой их ждал еще один сюрприз. Генерал перед отъездом распорядился всем налить по сто, для обмывки.
Федор зашел в штаб, нашел полковника Корнилова.

          - Я хорошо подумал, товарищ полковник. Спасибо за доверие. Но хочу на гражданскую работу. На родину тянет. Семью хочу, детишек. По специальности моей и на гражданке работы много.

         - Я тебя понял, капитан. Завтра жду представителей Штаба Фронта от маршала Жукова. Новую вводную получим. Там и решим, как нам дальше быть.

                11.

Оперативная сводка за 30 марта 1945 года


Войска 2-го БЕЛОРУССКОГО фронта завершили разгром Данцигской группы немцев и 30 марта штурмом овладели городом и крепостью ГДАНЬСК (ДАНЦИГ) — важнейшим портом и первоклассной военно-морской базой немцев на Балтийском море. Над ГДАНЬСКОМ поднят национальный флаг Польского государства.
В боях за город ГДАНЬСК войска фронта взяли в плен 10.000 немецких солдат и офицеров, а также захватили следующие трофеи: самолётов — 84, танков и самоходных орудий — 140, полевых орудий — 358, миномётов — 566, пулемётов — 1.397, бронепоездов — 15, подводных лодок — 45, паровозов — 306, железнодорожных вагонов — 6.675, судов различного тоннажа — 151, складов с вооружением, боеприпасами и продовольствием — 214. Противник потерял только убитыми более 39.000 солдат и офицеров.
В районах ГЛОГАУ и БРЕСЛАУ продолжались бои по уничтожению окружённых войск противника.
Войска 2-го УКРАИНСКОГО фронта, перейдя в наступление, форсировали реки ГРОН и НИТРА, прорвали оборону противника по западным берегам этих рек и, продвинувшись вперёд на 50 километров, овладели городами КОМАРНО, НОВЫ ЗАМКИ, ЩУРАНЫ, КОМЬЯТИЦЕ, ВРАБЛЕ — сильными опорными пунктами обороны немцев на Братиславском направлении, а также заняли более 450 других населённых пунктов.
Войска 3-го УКРАИНСКОГО фронта, продолжая наступление к западу от озера БАЛАТОН, 30 марта овладели городами ЗАЛАЭГЕРСЕГ и КЕСТЕЛЬ, а также заняли более 150 других населённых пунктов, в том числе ДЕМЕНТЕР, ФЕЛЬШЕОСКО, АНДРАШФА, КАРАТФЕЛЬД, БОГОД, НАГИКАПОРНАК, НЕМЕТФАЛУ.


Наутро прибыл привычный «Дуглас» с группой офицеров во главе с Генерал – лейтенантом Галаджевым – начальником Политуправления 1 Белорусского фронта.
На совещание пригласили только Корнилова и Трубицына.
После обеда самолет улетел.  Остался только один полковник  из Управления СМЕРШ  Фронта.

Корнилов собрал офицеров в штабе. Он сидел за столом вместе с вновь прибывшим полковником. Тот кивнул Корнилову,

            - Доведите, товарищ полковник, задачу до личного состава.
Корнилов встал,

             - Товарищи офицеры. Позвольте от лица командования Фронтом передать вам благодарность за хорошо проделанную работу. Ставка согласилась с предложением командующих фронтов об укрупнении работы по поиску и сохранности ценностей и повышение ее уровня с  Армейского на Фронтовой. Мне приказано сдать дела товарищу полковнику. Завтра сюда прибудут части, подчиненные СМЕРШ Фронта и заменят наши подразделения. Группа экспертов поступает в их распоряжение. После прибытия нового контингента, всем приказано отбыть по месту прохождения службы. Соответствующий приказ ставки я получил. Еще раз благодарю за службу. Ответственный за передачу объекта новым подразделениям и за порядок убытия служащих  -  майор Трубицын.
Вопросы?
            - Есть, - поднялся Трубицын,

           -  Как быть с техникой, оружием, продуктами на складах, боеприпасами? Оставлять по описи, или увозить в части?

           - Всё, что доставляли, забирайте, - подал голос прибывший полковник,

           - У нас все расчеты предполагают своё обеспечение. Через час прошу дать мне график передачи объекта и убытия контингента. Прошу назначить ответственного за передачу ценностей по описи. Если нужна помощь транспортом, укажите. Передача завтра с 9 -00. Убытие контингента не позднее 14 -00.

Корнилов закрыл совещание. Все вышли на крыльцо. Полковник кивнул майору Трубицыну и Федору следовать за ним. Пошли к Федору в  «палату».

       - Вот, друзья, такой поворот. Я давно чувствовал, что наши победители глаз положили на все эти  находки. Борьба наверху шла нешуточная. Продавил всё – таки маршал Жуков своё. Скажу честно, боюсь, что из собранного не всё до государства, до музеев и Гохрана доедет. Жаль.

Хочу спросить, что я могу для Вас лично сделать, пока не разъехались? Мне, наконец, разрешили к Константину Константиновичу отбыть.

       -  А как бы и мне с Вами к Рокоссовскому, Павел Васильевич?  У него СМЕРШем командует мой старый сослуживец. Еще в Туркестане басмачей гоняли.
Трубицын даже встал и подкрепил свою просьбу взмахом руки, как саблей рубанул.

           - Знаю я Ивана Георгиевича, - усмехнулся Корнилов, - думаю, возражать не будет. Мне сейчас пилюлю захотят подсластить, всё разрешат. Надо пользоваться.

Федор дождался своей очереди. И когда полковник повернулся к нему с вопросительным выражением на лице, коротко рубанул,

       - А мне с моими бойцами дайте распоряжение следовать на переправу. Приказ же на ее охрану не отменен?

      - Хорошо. Распоряжусь. Заберешь подарки от генерала и полуторку. Сидеть тихо.   Соображу, как с вами и переправой  дальше быть. С учетом твоих послевоенных планов. Я слышал, что технарей и строителей первыми будут в запас с фронта отправлять. Надо страну восстанавливать.

 А я пойду с хозяйкой прощаться. До сих пор не могу от сюрприза в себя прийти.
До завтра.

Капитан Федор Савельев пошел к казармам. Собрал свою команду. Объяснил задачу. Все его подчиненные обрадовались такому повороту дела. Особенно Тарас, что скоро увидит свою  Басю.  Шняга  расплылся в улыбке,

             - А я знову за кашавара!

             - Тогда давай, кашевар, кидай в нашу машину всё, что сгодиться.

Когда все разошлись, ефрейтор Кривых попросил Федора посоветоваться наедине.

           - Тут я, пока на списках сидел в штабе, с писарями тыловой части покорешился. И не бесполезно. Вот папочка с их бланками, для служебных писем, накладных на грузы, удостоверений. Некоторые с печатями. Думал, мало ли что. На войне всякое сгодиться может. Так я возьму с собой? В мотоцикле запрячу. Я уже и патронный ящик для этого «подремонтировал». Вам решил сказать, чтобы знали. Мало ли.
Федор сказал, что не возражает, но никому больше не слова.

Уже ночью к базе подтянулись две роты охраны на новеньких грузовиках, в пригнанной, только что со склада, форме. СМЕРШевцы все были опытными служаками. Молодых и рядовых не было. У многих орденские планки.

Кривых подозвал капитана и кивнул в их сторону головой,

       - Я двоих узнал. За нашей штрафной ротой в заградотряде стояли. Матерые.
 
Смена прошла быстро. Федор забежал в имение. Простился с княгиней. Потом пошел к Агнешке. Она его крепко обняла, взяла за руки и, глядя глаза в глаза сказала на прощанье:
      - Дзенькуе, Федорче, за розжаснение…

журчала ее польская речь…

А он с удивлением чувствовал, что понимает всё, без труда и напряжения,

     - Спасибо тебе Федор, что скрасил мою вдовью долю. Любила я тебя жарко. Но знала, что ты не моя судьба. За меня не беспокойся. Збышек зовет меня в Костел. Жениться хочет. Я согласилась. Он мужчина надежный. Вспоминай меня, Сокол! И я тебя не забуду!
Они еще минуту постояли, обнявшись. И расстались.

                12.

К середине апреля днем уже начало припекать. Свободные от дел бойцы залезли на крышу сарая, разделись по пояс, грелись под солнцем. А на мосту сидели Шняга с Зяблиным, ловили плотву на удочку.
 Тарас зажмурил глаза и мечтал вслух,

          - Через неделю свататься к Баськиному батьке пойду. Кто со мной? Хочу товарища капитана просить, для солидности.

         - А потом, коли женишься, куда? Заберешь ее с собой? Или перебежишь к полякам?

         - Да она согласна со мной ехать. Я ее уже и говорить почти навчыл.

Ирек  Зайнутдиннов вскочил на колени,

         - Сватать мы все пойдем. Надо только узнать их правила. Вот у нас, у татар…
        - К Вам, татарам, мы отдельно поедем, - перебил его сибиряк Афанасий,
 
        - А вот к капитану, Тарасик, сходи. Он тебе мозги поправит, как в военное время такими делами заниматься! Да еще на территории другого государства.

Федору эта идея не понравилась. Как тут быть, он не представлял.

        - Завтра езжай с Гайдамакой в Познань. Зайдите к коменданту и всё уточните. Сильно не напирай, знаешь какие строгости в приказах насчет связей, да не дай Бог,  насильных,  с местными. А еще лучше найди СМЕРШ. Там лейтенант Галушко. Он мой должник. Пусть в комендатуре поможет. Да медаль не забудь надеть.

Галушко помог. Комендант выслушал. Выматерился, но сказал, раз герои, как СМЕРШ представил, сделает исключение. Распишут. Но чтобы родня невесты приехала и подтвердила, что полюбовно.

Через три дня в шинке, вернее во дворе, под навесом, гуляли свадьбу. Перед застольем молодых сводили в Костел и обвенчали. Тарас не стал разбираться в хитростях веры. Венчаться, так венчаться, раз родня просит. Да и в церковных документах пусть запишут и бумагу польскую выдадут. Мало ли…

Гостей было человек сорок местных и вся команда Федора. Приехали и Агнешка с женихом Збышеком. Тот еще и брата своего привез. Княгиня передала молодым в подарок два золотых соверена и старинную шаль.

Капитан в качестве подарка дал ефрейтору Билык три дня отпуска.
В разгар веселья Збышек отозвал Федора на разговор.

         - Вот, пан капитан, брат мой старший. Зовут Любомир. Он живет неподалеку, в сторону Кракова. Перед войной держал скотобойню и заводик по выделке кож. Войну пересидел на юге Франции. Вот вернулся. Гроши кое – какие имеет. Хочет опять делом заняться. Пусть сам скажет. Я за него ручаюсь. Можете верить.

У брата русский язык был похуже, но Федор и  по - польски  уже понимал хорошо, так что было ясно, куда клонит Любомир.

             - Я, пане капитан, естем  бизнесменем. Желаю отворичть новое дело. Бизнес. Война вкрутце, скоро, конче. Поедешь до дому. Спшедай, продай, мне мост. Мост зостал един пршез Варту. Будем мати малый зыск, профит.

             - Так мост этот государство передаст Вашему государству. Или разберет. Я не имею полномочий.

             - Поки мы в польске не мами панства, как русским, государства? Так. А тераз, народ, люди, мусич жить. Жить сей ден надо. Ты помож ми. Помож людям. Коржисть зе вшисткам. Всем хорошо.

             - Ладно. Приезжай завтра. Будем говорить.

Любомир пожал Федору руку и низко поклонился.

            - Мило ест поважать с поважна особа. До видзенья.

А поважная особа вернулась к столу и отдалась веселью.

Но рано утром, капитан, вспомнил вчерашний разговор. Позвал Гайдамаку и Кривых. Объяснил им ситуацию.

           - Если мост не снимут саперы до нашего убытия, можно и попробовать поторговаться с паном. Прикиньте, как это можно сделать.


Оперативная сводка за 16 апреля 1945 года

В течение 16 апреля на Земландском полуострове северо-западнее и западнее КЕНИГСБЕРГА войска 3-го БЕЛОРУССКОГО фронта, продолжая наступление, с боями заняли более 40 населённых пунктов, в том числе ГЕРМАУ, ПОВАЙЕН, РОТЕНЕН, ЗАЛЬТНИКЕН, ГОДНИКЕН, БОНАУ, КАЛЛЕН, ГАЙДАУ, ГРОСС-БЛЮМЕНАУ, ФОРКЕН, КОББЕЛЬБУДЕ. По уточнённым данным, за 15 апреля войска фронта взяли в плен не 3.000, а более 6.600 немецких солдат и офицеров и захватили следующие трофеи: самолётов — 50, полевых орудий — 110, пулемётов — 295.
Севернее ВЕНЫ войска фронта с боями заняли на территории Австрии населённые пункты ГАВАЙНСТАЛЬ, ТРАУНФЕЛЬД, ШЛЕЙНБАХ, МАНХАРТСБРУН, ШТЕТТЕН, ЦЕОБЕНДОРФ.
Западнее ВЕНЫ войска 3-го УКРАИНСКОГО фронта, наступая по южному берегу ДУНАЯ, заняли на территории Австрии более 30 населённых пунктов и среди них БАГРАМ, НУФСДОРФ, КЛЕЙН-РУСТ, ОБЕР-МАМАУ, ВИТЦЕНДОРФ, ШВАДОРФ. Одновременно восточнее города ГРАЦ войска фронта с боем заняли город ФЮРСТЕНФЕЛЬД. В боях за 15 апреля войска фронта взяли в плен более 2.000 немецких солдат и офицеров и захватили следующие трофеи: танков и самоходных орудий — 98, полевых орудий — 93, миномётов — 183, пулемётов — 337, автомашин — 826, железнодорожных вагонов со снарядами — 600, складов с военным имуществом — 10.
На остальных участках фронта — бои местного значения и поиски разведчиков.
За 15 апреля на всех фронтах подбито и уничтожено 110 немецких танков и самоходных орудий. В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии сбито 80 самолётов противника.


Утром 17 апреля Зяблин зачитал сводку Сов информбюро принятую по радио.
Прибыла машина полевой почты из Познани. Федор и еще трое бойцов получили письма, а капитану еще доставили большой казенный пакет под роспись. Он полез на свой чердак. Не хотел, чтобы кто – то помешал. Первое письмо за месяц.
Сначала он прочел письмо матери.

   Второго апреля 1945 года. Город Бийск.               
  Дорогой мой сын Федя!
Жду тебя с войны не дождусь. Бога молю, чтобы вернулся. Столько похоронок уже разнесла, сердце разрывается. Береги себя, сынок.
У нас всё хорошо. Девочки выросли. Аня учится в Медицинском институте, в Свердловске. Хочет деток лечить. Яна в седьмом. Девочка очень хорошая. Ничего мне дома делать не дает. Печь топит, полы моет, даже блины печет. Семен Яковлевич уже год, как директор школы. Уходит рано и допоздна.
Приглашали его лекцию читать в твоём училище. По его науке. Так пришел злой. Велел даже водки дать. Первый раз его такого увидела. Потом рассказал. Ему показали книгу памяти выпускников училища. Так больше половины погибли. Из твоих двух рот пока осталось только 24 человека в армии, Еще девять живых списаны, инвалиды. Нам так страшно стало.
Храни тебя Бог, сынок. Уже сил нет ждать.
Приветы передают дядя Андрей, соседи Романовы, Игнатовы. Ну и наши постояльцы тоже.
Крепко целую. Твоя мама.
 
Потом вскрыл пакет.
Там был приказ по Управлению тыла их Армии.

       «В связи с расформированием  Отдельной Танковой Дивизии и передаче приданных инженерных частей в ведение Управления Тыла,
 
                Приказываю.

Командиру инженерного Батальона майору Синицыну в трехдневный срок передать материально – технические средства на баланс Тыла Армии. Личный состав уволить в запас с 15 апреля 1945 года. (Список прилагается на 2 стр.)
 Отделу учета личного состава выдать уволенным лицам денежное довольствие, проездные документы до места постановки на воинский учет, а также обеспечить сухим пайком на трое суток пути. Железнодорожному управлению содействовать в отправке уволенных военнослужащих согласно списку, в кратчайшие сроки.

     Начальник Управления Тыла №№ Армии
Генерал лейтенант                Куличкин С.А.»


В пакет была вложена записка от руки.

«Капитан, тебе с командой надо выехать в Познань. Документы на ваш дембель в комендатуре. Получишь проездные и прочее.
Не поминай лихом. Удачи.   С.А.»

У Федора как будто пружина внутри разогнулась, расслабилась. Вот он счастливый миг! Прыгать бы от радости. Но перед глазами стояли строки из письма о его товарищах по училищу.

На следующее утро приехал пан Любомир для окончательного разговора и уединился в доме с Гайдамакой и Кривых. Вышли довольные  друг другом. По порозовевшим лицам было видно, что обмыли дело.

Через три дня все были готовы. Перед отъездом обменялись адресами, звали друг – друга в гости. Собрались последний раз в шинке
Старший по возрасту Глухов взял слово.

           - Предлагаю за капитана. Спасибо, отец родной, я так к тебе, Федор Николаевич, отношусь, хотя и  сам отцом тебе мог быть по летам. Спасибо, что сберег ты нас до Победы. Она вона, на пороге. От семей наших спасибо, что нас встретят, а не похоронку. Он вытер платком выступившие слезы. За капитана!

 Выехали на своей верной полуторке и  трофейных мотоциклах. В комендатуре им быстро всё оформили. В эшелоне обеспечили полками в пассажирских вагонах. Дали разрешение на мотоциклы, как на багаж.

Вместе ехали до Минска.
А там кто – куда.


 
 
 
               

          
 


             
 

            
                Эпилог.

В конце сентября сорок пятого года к переправе подъехала бронированная машина – амфибия с флагом Войска Польского на дверце.
Оттуда вылезли поручик и двое рядовых. У въезда на мост они увидели самодельный полосатый шлагбаум со шнурком и противовесом. Рядом на раскладном стульчике сидел пан, читающий толстую книгу. При виде военных он встал, приподнял шляпу и поклонился,

     - Панам  угодно проехать? Для военных бесплатно. Прошу.
И он поднял шлагбаум.
     - На той стороне сами откройте и затворите.

Поручик подошел ближе. Поздоровался и заинтересовался,

    - Что пан читает? Такая толстая книга, роман?

   - Нет, пан поручик, это немецкого ученого Карла Маркса труд. Называется «Капитал». Чувствую я, что скоро его нашим детям в школе будут преподавать. Так что готовлюсь, как дальше жить. А вы, панове военные, тоже интересуетесь политикой?

     - Да нет.  Мы уполномочены провести ревизию всего имущества, что осталось от Советских войск, что будет передано Войску Польскому. У нас с русскими подписан договор. Извольте объяснить, по какому праву вы здесь?

     - Минуту, Панове. Всё по договору. Я имею документ. Он зашел в дом, где раньше находились Федор с командой, и вышел с красивой дерматиновой папкой. Достал оттуда лист бумаги и протянул поручику.

      - Если не понимаете на русском, то я переведу, - и начал медленно и четко читать уже в переводе.

             Документ, исполненный на бланке Управления тыла №№ Армии, гласил о том, что гражданин Польши Любомир Кшишковяк берет на себя охрану и поддержание в рабочем состоянии понтонной переправы через реку Варта, далее были указаны координаты. Договор действует до принятия решения о переправе правительством.
Далее Я. Кшишковяк подтверждал, что принял мост в исправном состоянии, в чем и расписался.

А ниже шла надпись – «Мост сдал» и размашистая подпись Заместителя Второго Инженерного Батальона майора  Утесова Л.О.

Ниже стояла фиолетовая печать со звездой по центру и надписью по кругу          
 « Инженерный Батальон».

Поручик выслушал перевод, повертел бумагу в руках, разглядывая красивую печать. Потом перевел взгляд на табличку на стене сторожевой будки.
             - А это что?
             - Так прейскурант, пан офицер. На присмотр да ремонт средства собираю. С  пешего 2 злотых, с подводы или машины – 5. Дети бесплатно. Ночью плата вдвое. Я один тут. Так что, забираете?
             - Нет, пока сиди, - поручик усмехнулся в усы, - если сладим.
             - Мы только переписываем. Потом доложим. Можем зараз, можем подождать. Пойдем, пан Любомир, в дом. Договоримся.

                **********

В среду 10 мая 1950 года Федор Николаевич Савельев приехал на работу, как всегда за полчаса до начала. Оставил свой мотоцикл сбоку от крыльца СМУ-47, где служил начальником, прошел в кабинет, по пути забрав у вахтера пачку утренних газет.
Сел за стол под портретом Сталина и закурил. Жена дома курить не разрешала, малышу вредно.

          - Ничего себе малыш, - подумал он с усмешкой, - четыре года! Да я уже на старицу голышом купаться бегал.

Вспомнил вчерашний ужин. Собрались у него дома родня, да фронтовики с женами. Хорошо посидели. Сын норовил забраться к Федору на колени. Очень привлекали малыша  награды. Он вертел их, заглядывал с обратной стороны. Особенно ему нравился солдат с винтовкой на ордене Красной Звезды.
Жена Аня еле увела его спать. И сама подсела к столу.

          - Ах, какая она у меня красавица! – Федор загляделся на супругу, -  Вот повезло.

                ************

Когда в мае 45-го он добрался до дому, первой бросилась ему на шею Яна, младшенькая.
          - Федечка, братик приехал! Живой. Она повисла на нем,  целуя в щеки и приговаривая, - живой, живой.

 Потом они пошли к маме на почту.
Когда добрались до дома, по дороге здороваясь и раскланиваясь с соседями, там была уже и старшая Аня. Она проходила практику в детской больнице. Они обнялись и расцеловались, как брат с сестрой. Но Федор понял, какое сокровище он обнимает. Аня превратилась в красивую, яркую девушку, черноглазую, с румянцем на щеках, тонкую в талии,  но с уже оформившейся прекрасной фигурой. Федор задержал объятия чуть больше положенного. Аня засмущалась. Она уже ловила на себе взгляды мужчин, да и в институте отбоя от кавалеров не было. А Федор уловил взгляд матери, что смотрела на них с такой любовью, что сразу решил. Чего искать. Вот она, мечта. Рядом.
 
После месяца прогулок, танцев в городском саду, слушанья соловьев до предрассветных сумерек, Федор понял, пора. Он и в глазах Ани читал ее мысли. Мысли, где он был на первом месте. Он сделал предложение. Она согласилась. Аня уехала в Свердловск  отчитаться за  практику и сдавать летнюю сессию,  он пошел устраиваться на работу. А родители начали готовиться к свадьбе.

                **************

Военком принял его радушно. Поинтересовался планами. Посоветовал пойти в Горком Партии ко второму секретарю. Тот просил направлять к нему демобилизованных с техническим уклоном. Сказал, что работы будет много.
Секретарь, тоже бывший фронтовик, без одной руки, принял его радушно. Вспомнили фронт, кто, где воевал. Перешли к делу.

             - Вы, Федор Николаевич, на фронте в инженерных войсках служили. Переправу не одну сооружали. В теме. А у нас грандиозная задача на весь промышленный район, Кузбасс, Алтай, Оренбуржье. Дорожные работы. А где дороги, там мосты. Вот развертываем Дорожный трест, а при нем СМУ по мостам. Пойдете начальником?

            - Да потяну ли? Подготовка то у меня узкая – понтонные, да временные переправы, восстановление небольших мостов, сельских, деревянных.

           - Это не проблема. Подберем Вам технарей. За Вами руководство, дисциплина, знание людей. Вам, командиру, и карты в руки. Вот примем Вас в Партию и будем рекомендовать.

          - Зачем же принимать. Я в 43 –м вступил. После форсирования Днепра. Кандидатскую карточку вместе с первым орденом получил.
Федор достал партбилет.
       - Вот только за последние три месяца взносы не уплачены. На спецзадании был. А насчет работы, согласен. Только у меня сразу кандидатура есть на должность технического руководителя. Наш жилец, из эвакуированных ленинградцев. Ученый, как раз по этому профилю. Любые конструкции рассчитывает. В институте преподавал. Дворкин Семен Яковлевич.

     - Вот так, сразу лучшего директора школы забрать хочешь. Шучу, школа, конечно, не его, Дворкина, масштаб. А он обратно в Ленинград не собирается?

           - Я думаю, что уговорю их остаться.

Через неделю Федор уже ушел с головой в дела нового СМУ.
               
                *****************************

Перед свадьбой оказалось, что нет никакой возможности достать обручальные кольца. Ни в магазине, ни на барахолке.

Федор пошел к своему однокласснику Боре Кацу. Тот был инвалид детства, горбатый. Мальчишки по глупости насмехались над убогим, подстраивали каверзы. Федор же его защищал, жалел. Они дружили.

Сейчас Боря был всем известный в городе зубной техник. Многие щеголяли в изготовленных им коронках. Из белого металла, да и из желтого. Золото запрещалось использовать в зубном протезировании. Но даже работники правоохранительных органов улыбались, блестя золотом во рту. Так что все знали, что нельзя. Но, если очень надо, то можно.

Боря встретил Федора с радостью. Достал бутылку коньяка. Разговорились.

         - Что – то я во рту у тебя проблем не замечаю, - горбун улыбнулся, - или просто так зашел?

         - Я рад тебя видеть, дружище, но скрывать не буду, дело у меня к тебе есть. Женюсь я скоро. Тебя приглашаю на свадьбу. И хочу попросить о помощи. Колечек не можем сыскать. Хочу тебя, как специалиста просить. Смотри, - Федор вытащил из кармана платок. Развернул его и положил на стол золотой Николаевский червонец.
         - Сможешь для нас с Аней кольца сделать, как из магазина?

Боря взял монетку, рассмотрел, потер пальцем портрет Николая.

         - Знакомая вещица. Не спрашиваю откуда.

         - Да не секрет. В Польше один пан "подарил".

Понравились мы друг другу, - Федор широко улыбнулся, - ну что, поможешь?

         - Конечно, сделаю. Будет от меня подарок к свадьбе. Только для всех ты колечки с рук купил, где – ни будь в Барнауле. И еще. Если у тебя еще такие «штучки» где завалялись и захочешь продать, то прошу ко мне. Лучше такие дела с другом делать.

         - Хорошо, друг, если что, то буду иметь ввиду.

                ************

Федор занялся почтой, раскрыл «Красную Звезду». Прочитал поздравление с Днем Победы.
 
Потом развернул «Правду». На второй странице был репортаж из братских стран о праздновании Пятилетия Победы. Вот и парад в Варшаве. На трибуне руководство страны. Ростом и статью выделяется маршал Рокоссовский, нынешний Министр Обороны Польской Республики. А левее, Федор чуть не подскочил на стуле, стоит военный, в форме, лицо не разглядеть на газетном снимке. Он опирается руками о край трибуны. И одна рука у него в черной перчатке, это видно отчетливо. Да, левая рука!

Вошел главный инженер СМУ, тесть Федора.

         - Что у тебя с лицом, Федор Николаевич? Что там, в газете, черта увидел?
Федор с трудом оторвался от фото, встал и протянул руку тестю.

        - Нет, Семен Яковлевич, отнюдь не черта, а боевого товарища, Павла Васильевича Корнилова. В честь его вашего внука назвали. Садитесь. Сейчас время работать. А на выходной давайте рыбалку запланируем. Там спокойно всё расскажу. Набежали воспоминания, поделиться пора.

       - Давно пора. Я с тех пор, как Аня плакала, когда Ваши раны впервые увидела, всё хочу узнать подробности. А Вы закрыли эту тему. Почему?

       - Да больно было вспоминать. Много потерь невосполнимых, Много друзей погибших, страданий и от ран физических, и  от  душевных. Не хотел и вас, родных, в горести окунать. Да, видно, не прав был. Пришло время.

А сейчас давайте о делах.



                Лимассол. Кипр.
         
                2022г.