Семечки. Ко дню Победы

               
                (Из записей Марка Неснова)

У моей мамы всегда подгорали семечки.
Она вечно удивлялась, почему это у меня, её малолетнего сына, семечки всегда вкусные, а у неё, взрослой и опытной хозяйки, семечки обязательно подгорают.
До конца своих дней она так и не освоила метод приготовления этого нехитрого продукта.
А разгадка этой тайны очень простая.
Пока жарились семечки, мама ухитрялась делать попутно ещё несколько дел, да ещё успевала перекинуться с соседкой ( а иногда с несколькими) парочкой новостей.
Семечки такого легкомысленного отношения к себе не прощают.

…Наш проходной двор находился на пути следования болельщиков на стадион.
                У ворот на трибуны всегда сидело несколько бабушек, которые продавали семечки стаканами.
Маленький рубль, большой два.
Представители власти, пересчитывая в уме приблизительные доходы старушек, сходили с ума от возможной прибыли этих акул стихийного капитализма и всячески вредили им, вплоть до задержания милицией.

Но болельщики требовали своего, а потому борьбу с поборницами нетрудовых доходов  чиновники прекращали также неожиданно, как и начинали.

Однажды  Советская власть  решила задушить этих хищниц мелкобуржуазной стихии
 здоровой конкуренцией и выставила на своих государственных лотках жареные семечки вдвое дешевле.

Но, как и всё остальное, что делало родное государство для своего народа, семечки оказались несъедобными и горелыми, а потому лавочку быстро прикрыли.

У нашей соседки бабы Груни семечки стоили ещё дороже, а вернее стаканы у неё были заметно меньшие за ту же цену.
Но очередь к ней всегда была огромная, потому что её семечки были и крупнее и вкуснее всех остальных.
А хорошие семечки намного увеличивали полученное удовольствие от посещения стадиона.

Она не покупала их на базаре, как остальные, а брала у кого-то на дому,
перевозя мешками в старой и ржавой детской коляске.

Жарила она семечки сразу на двух больших чугунных сковородках, никуда не отлучаясь ни на секунду и постоянно помешивая их деревянной ложкой.
За пару минут до готовности она ссыпала горячие семечки на полотенце и заворачивала  в узел, чтобы они так дошли до кондиции.

Я всё схватывал на лету, но баба Груня сказала мне, по-секрету, главную тайну, которая делает семечки особенно вкусными.
-Надо вкладывать в них душу - говорила она.
Я не понимал, что она имеет в виду, но баба Груня говорила, что я это пойму, когда подрасту.

В нашем дворе баба Груня появилась после войны, и жила одна, не имея ни родственников, ни близких. Муж и сын её Ванечка погибли на фронте.
Как я  сейчас понимаю, было ей едва за пятьдесят.
По нынешним временам так совсем ещё не старая женщина.

По мнению дворовых кумушек, она зарабатывала на семечках море денег,
но куда их девала было непонятно, потому что ходила она в телогрейке, а питалась намного скромнее остальных.

Каждое воскресенье она с раннего утра уезжала куда-то с коляской и возвращалась только в понедельник утром.

Соседи сделали вывод, что она ходит в какую-то религиозную секту, о которых много тогда писалось в газетах, и там оставляет все свои деньги.

Мне тоже было интересно, где баба Груня пропадает в выходной день, и я прямо, по-детски, её об этом спросил.

Баба Груня о чём-то переговорила с моим отцом и пообещала взять меня с собой.

Однажды ранним воскресным утром мы с отцом пошли к бабе Груне и от неё все вместе отправились на рынок.
Там баба Груня наполнила коляску разными продуктами, и мы покатили ее в сторону судоремонтного завода.

Не доезжая до завода, мы въехали в небольшой дворик, где стоял одноэтажный длинный корпус.

Отец пояснил мне, что в этом доме находятся солдаты, которых ранили на войне.
Мы с отцом ходили по палатам, раздавая фрукты, которые привезла баба Груня, а она куда-то убежала заниматься делами.
Отец разговаривал с инвалидами, а я декламировал стихи и рассказывал про школу.

Часа через три за нами пришла баба Груня в чистом новом халате и повела в последнюю комнату в конце коридора.

Сначала я ничего не мог понять. На кроватях полулежало несколько человек в чистых армейских гимнастёрках с погонами и медалями на груди.
И только потом я заметил, что у бывших воинов нет ни рук, ни ног, а они просто опираются на подушки.
Несколько женщин суетились вокруг них.

Сначала я растерялся, но солдаты весело и доброжелательно на нас смотрели, и мы быстро освоились и забыли, что это инвалиды.

Я снова читал стихи о «Советском паспорте», которые разучил со старшим братом, а папа говорил с ними о вещах мало мне понятных.

Когда мы уходили, папа мне подсказал, чтобы я отдал пионерский салют
 солдатам.

Никому во дворе я не рассказывал о тайне бабы Груни, а посещал инвалидов с ней ещё много раз. Иногда с отцом.

Потом солдат из дальней палаты куда-то увезли. Сказали что в Москву, чтобы изготовить современные протезы.
Но ни баба Груня, ни мой отец этому, почему-то, не верили.

Прошло лет двадцать пять.

Я всегда хвастался тем, что у меня самые вкусные семечки на свете, потому, что знаменитая баба Груня перед смертью завещала мне волшебный рецепт по приготовлению вкусных семечек.
А я, дескать, клятвенно обещал ей хранить тайну и никому не рассказывать
 до самой смерти.

Это был мой прикол, которым я веселил жену и друзей.

И вот однажды, приехав к родителям, я увидел возле ворот стадиона маленькую старушку, которая мне кого-то очень напоминала.
Это была совсем старенькая баба Груня. Она меня не узнала.
-Баба Груня, это я Марк, ваш сосед. Вспомните. Мы с Вами ходили к раненным солдатам.

Наконец она узнала меня.
-Марик, ой, а ты совсем не изменился, только стал большой.
Совсем, как мой Ванечка.
И она заплакала.