Сашка в хронике путешествий во времени по февралям

Повесть-хроника
Непридуманная фантастика

Содержание
Пролог «Понравилось в будущем? Строй настоящее!»
Настоящее Владивосток, Май, 1993                2-3 страницы
Эпизод 1 Музы Романа на Олимпе
Прошлое Древняя Греция, Февраль, 3651 до н.э.                5-9 страницы   
Эпизод 2 Встречи с ведущими творцами
Будущее Владивосток, Февраль, 1995                10-14 страницы
Эпизод 3 Литературный вечер в художественном кружке
Будущее Владивосток, Февраль, 2001                15-17 страницы
Эпизод 4 Покормите небесных странниц
Будущее Владивосток, Февраль, 2009                18-19 страницы
Эпизод 5 Встреча по радио
 Будущее Владивосток, Февраль, 2013                20-21 страницы
Эпизод 6 «Звёзды сошлись»
Будущее Владивосток, Февраль, 2019                22-24 страницы
Эпизод 7 «Думай об этом, и оно случится»
Будущее Владивосток, Февраль, 2021                25-26-страницы
Эпизод 8 Кёрлинг для Александра
Будущее Владивосток, Февраль, 2022                27-28 страницы
Эпизод 9 Глория и Антонио Гауди
Будущее Барселона, Февраль, 2222                28-32 страницы
Эпизод 10 Возвращение на Олимп
Прошлое Древняя Греция Февраль, 3651 до н.э.                33-34 страница
Эпилог Выход из временного портала
Настоящее настоящее     Владивосток, Май 1993                35 страница
Повесть-хроника
Непридуманная фантастика


Пролог
«Понравилось в будущем? Строй настоящее!»

Настоящее
1993, май.
Владивосток, Реанимация больницы «На тысячу коек», 13:00

          Первый день после комы.
          Открываю я значит глаза в реанимационной палате, смотрю на маму.
          Сказать ничего не могу, стесняюсь, наверное, трубок всех этих, зонда, канюль, бананов, детского питания, каких-то странных кроватей с неподвижными телами. Смотрю на маму, улыбается она.
          Говорит мама негромко:
          - Ох, и долго ты спал, две недели почти! Но сейчас уже, улыбается, всё нормально. Рассказывает, что Надюшка ежедневно появляется, тоже дежурит, переживает, - ждёт, когда очнёшься, брату тоже дают в виде исключения возможность находиться здесь. Друзья, говорит, приходят постоянно, спрашивают, как ты, но их не пускают в реанимацию. 
          Шепчет ещё что-то типа. «Врачи дескать сказали, что раз открыл глаза вчера, наверное, и вообще скоро домой заберёт»
           Я слушаю её и думаю: «О чём это она столько рассказывает? Странно всё как-то. И при этом пытаюсь мыслить логически»
          «Где я? Что происходит? Я что, не дома разве? А если не дома, то зачем вообще туда ехать и зачем было будить меня? Где ещё я такой сон увижу?»
          Обвожу ещё взглядом помещение, удивляюсь.
          «Точно, я не дома. Белоснежная комната. Кровати с людьми. Капельницы высокие. Я такие ещё школьником видел в больнице, когда на каникулах между седьмым и восьмым классом работал санитаром в больнице в детском ортопедо-травматологическом отделении, мама мечтала помню, чтобы я врачом или журналистом стал впоследствии - будила интерес»
           Улыбаюсь. Задумываюсь на мгновение.    
          «О, точно! Сон! Это же момент пограничного перехода и Кали моя сказала, что на 25 лет всё забуду! Она же сказала, кстати, а что она мне ещё говорила? Смутно всё как-то, уплывают слова последней беседы. Нужно быстрей обратно возвращаться!»       
          Неожиданно дверь распахивается.
          Входит врач, солидный такой, высокий, выше меня, чуть ниже колен халат, как у меня, когда я, ещё будучи семи-восьмиклассником подрабатывал на летних каникулах санитаром в больничке нашей главной, только лицо у врача такое до боли знакомое и халат у колен, а не как у меня почти до пола был. Думаю: «Откуда его я так хорошо знаю?»
          Глаза сразу закрываю, наблюдаю из-под ресниц за ним.
          Врач выходит в центр палаты, оборачивается и говорит.
          - Здравствуйте, Лариса Фёдоровна! Как Роман? Очнулся?
          Мама оборачивается к нему.
          - Здравствуйте, доктор! – шепчет она ему и добавляет с улыбкой. – Да открыл глаза вчера вечером.
          И добавляет через мгновение:
          - Ой, а вы наш новый врач?
          Доктор улыбается, одёргивает халат, поправляет верхний карман белого одеяния и говорит негромко:
           - Лариса Фёдоровна, это же я, Саша – одноклассник Романа. Я на третьем курсе мединститута учусь, я же приходил несколько раз без халата и удостоверения, не пускали меня, вы выходили в коридор рассказать о положении Романа.
           - Сашенька, - говорит мама и всплёскивает руками. – А я тебя и не узнала в халате, всё в голове перемешалось.
          Потом поворачивается, смотрит на меня нежно и говорит Саше.
          -  Подойди, поговори с Ромой.
          Подходит он ближе к кровати, улыбается, и говорит.
          - Здорово! Выспался? Как дела?
          Я смотрю на него и думаю, точно Сашка, только очень уж такой представительный, серьёзный.
          Хочу поздороваться, озвучив ответное приветствие, не получается – что-то мешает. Начинаю в уме диалог выстраивать:
          «Привет, Саня. Да не очень хорошо! Отвергли меня сегодня. Ты лучше расскажи! Как у тебя дела? Как Танюшки здоровье? Третий месяц поди уж новорожденной.
          - Нормально всё, - говорит Сашка, а сам на меня разговор переводит. – Что случилось? Кто отверг?» 
          Я печально закрываю глаза, думая при этом о том, что вот и повод появился попытаться ещё раз вернуться.


Эпизод 1
Музы Романа на Олимпе

Прошлое
Февраль, 3651 год до н.э.
Древняя Греция. Сады Олимпа

          Сомкнутые веки снова возвращают меня к месту прогулок по садам Олимпа, но так как без Инниной розы, то я уже могу только со стороны за девчонками наблюдать - роза не закрылась вчера, пропуска нет, вход в реальный мир самой древней Греции заколочен. Думаю, с опущенными веками: «Спасибо, хоть так дали к музам вернуться на Олимп и полюбоваться со стороны»
          Смотрю, поменялось всё после последней встречи.
          Сейчас Клио сидит с Уранией, обсуждают что-то, но не оживленно, а тихо-тихо. Периодически поворачиваются и смотрят на старшую сестру, тягостно вздыхают и вновь повернув милые лица друг к другу продолжают говорить.
          Я оказываюсь совсем близко у девчонок, которых ласково прозвал историчкой и заучкой, но лишь как виртуальный наблюдатель. Приблизившись на расстояние двух кентавров в своем видении, как любит шутить об измерении личного пространства Эрато, я вдруг чувствую, что слышу голоса.
          В голове или в чём, я там не знаю, происходит что-то невероятное, в глазах наворачиваются слёзы. Догадываюсь, что мыслю неправильно, потому что сейчас я лишь бестелесный созерцатель, но факт остаётся фактом, я слышу! Понимаю при этом, пропуска нет - распустившаяся роза осталась в реанимации, но я-то здесь, пусть лично не присутствую, пусть не разговариваю с моими умницами, как две предыдущие недели, но их голоса в моём сознании.
          Меня переполняет восторг!
          Думаю: «Будь я девушкой, я бы уже плакал»
          Слушаю. Говорит Клио:
          - Почему? Почему она его отвергла? – Клио(история) говорит со слезами на глазах. – Почему он не выбрал другую музу, он всем же понравился, как никто другой! Он мог быть здесь всегда рядом с нами!
          - Сердцу не прикажешь, сестрёнка! – говорит, вздыхая Урания (астрономии, науки).
          На её глазах тоже наворачиваются слёзы. Я слышу её продолжающийся негромкий шепот. 
           - Да, он интеллигентный, воспитанный и очень любознательный, - любит читать мои научные книги и не только по астрономии, хотя очень любит смотреть на звёзды, стремится разобраться во всём, обожает твою историю! Но ведь повторюсь, сердцу не прикажешь!
           - Да, но ведь он выбрал её, - говорит грустно Клио и кивает в сторону старшей сестры. – И она его отвергла, он к нам уже не вернётся. 
          - Клио, - говорит уже громче Урания. – Он мне тоже очень понравился. Я бы даже посоревновалась с тобой за право завладеть его вниманием, если бы он переключился, но ты помнишь, как он смотрел на неё? Как больше всего уделял внимание старшенькой? – она тоже кивает на одиноко стоящую сестру, обнимающую свои плечи, и добавляет. – У каждого сердца свой выбор.
          Мне становится неловко так долго подслушивать амурные дела-страсти о ком-то двух самых умных, на мой взгляд, девчонок-муз и я перемещаюсь к веселушке и кружевнице, горестно взирающих друг на друга.
           Умиление, возникшее при виде лица музы комедии, заставляет разум улыбнуться.
           Комичная маска Талии (театр, комедия) поднята на голову, и как шляпа прикрывает кудри. Краешки губ Талии приподняты. Я слышу, летящие смешинки.
           Вообще, за две недели я ни разу не видел, чтобы она не проказничала и не улыбалась, но сейчас её улыбки почему-то покрыты ощутимым налётом грусти. Моё умиление быстро исчезает и мне становится не по себе.
           Все, конечно, меня понимают почему я назвал самую забавную музу Веселушкой? Ещё бы не поняли! Проказы, искрящийся взгляд, задорный смех, какое-то почти детское личико под комичной маской, а главное муза всегда в хорошем настроении, но не сегодня.
           Я наблюдаю за грустной сегодня веселушкой Талией и одновременно чувствую нежелание вести партию в танце грациозной Терпсихоры, которая держит сестру за руки и молчит. Опущенные плечи музы чарующего ритма телодвижений могли бы укорить смех любой сестры, сейчас муза танца, как будто бы чувствует грусть всегда весёлой Талии и грустит сама.
          А почему я назвал Терпсихору (танцы) кружевницей тоже думаю объяснять не нужно. Первая реакция сестёр на данное мной прозвище конечно было однозначным, Полигимния муза пантомимы и гимнов  даже поначалу ее подкалывала, рисуя в воздухе руками кружевное рукоделье, и мне пришлось объяснять, что это не рукодельница, плетущая кружева, хотя это тоже подходило в её случае пластичным рукам, а юмор в этой ситуации замешан на двойном толковании обоих понятиях, сразу истолкованное девчонками рукодельница и бесподобное кружение в танце.
          В общем, вижу, грустит и вторая пара.
          И как подтверждение, доносятся вроде бы ироничные, но и меланхоличные слова Терпсихоры:
          - Ах, как с ним было весело! Я бы всю жизнь танцевала только с ним!
          Я более внимательней смотрю на переставших пытаться танцевать сестёр-подружек и слушаю следующие слова Талии с усиливающимся интересом.
          Сквозь её вдруг ставшими грустными нотки пробивается смешинка:
          - Терпси, милая, только по секрету тебе и никому больше, особенно Мельпомене, - шепчет Талия, наклонившись к уху Терпсихоре. - Роман сказал, что его артист дед советовал брать уроки больше у меня. А дед для него огромный авторитет, хоть он его ни разу живым и не видел. Роман должен был быть моим.
          Терпсихора улыбается и говорит с неприкрытой иронией:
          - А почему же он тогда старшей сестре сердце открыл? Он хоть и весельчак, как ты, но с тобой не больше меня занимался!
          Вдруг муза танца осекается, увидев опустившиеся брови и надутые губки Талии, смотрит не-сколько мгновений на младшую сестру и примирительно продолжает, пытаясь вернуть музе комедии хорошее настроение.
          - Помнишь? Позавчера вы маску Мельпомены запускали, кто дальше? Пока ветер её на эвкалипт не забросил и ему пришлось карабкаться на него, как коала?
          Талия звонко хохочет. Терпсихора улыбается.
          У моего созерцательного образа шок - «Они же обо мне говорят. Вот это да!»
          Я смущен и обескуражен. Да что там говорить, я шокирован. Размышляю о череде меняющихся на лице эмоций и, как не пошедший по настоятельным советам бабушки в театральный институт и несостоявшийся артист рассуждаю: «Боже мой, как неудобно-то! Если не все пройденные четыре музы, то Таля и Терпси точно обо мне говорят. Как бы зеркало найти? Хотя, оно же там у входа в пещеру за Полигимнией. Мне туда сначала значит! Нужно учиться контролировать лицо и его эмоции»
         Я издалека вижу музу пантомимы и гимнов и слежу за стремительным увеличением фигуры прекрасной Полигимнии. Мой созерцательный образ стремится туда.
         Через мгновенье я оказываюсь в нужном в месте и вслушиваюсь в разговор сразу трёх муз, потому что за скальным выступом, который прикрывал обзор с моего предыдущего месторасположения, открывается не только пещера и зеркало у входа, не только Полигимния, но и сидящие рядом Эвтерпа и Эрато.
         - Какой хороший лирик нас вчера покинул и вернулся в свой мир! – шепчет Эрато (любовная поэзия) и окидывает грустным взглядом сестёр. – Так уморительно смотрел вверх, когда искал новый изысканный оборот или свою особенную рифму. Жалко, не закончил он наши мастер-классы. Я ещё много интересного хотела показать.
         - Красивые стихи первые его помните, ещё до начала занятий он читал нам? - говорит с улыбкой Эвтерпа (лирика). – Как жалко, что его две недели истекли и он здесь очень нескоро появится.
         - Ну и пусть, мелькали неточности и непривычно немножко! – продолжает тихо говорить Эвтерпа, повернув голову к Эрато. – Зато, как проникновенно и вдохновенно, патетично и недосказано. – говорит Эвтерпа, закрывая глаза и продолжая. – Мечтатель наш.
          Из-за выступа появляется лучезарный Аполлон, сияет аж слепит, я его сразу узнал. Он на картинах и текстах всегда рядом с музами. Руководитель их хора.
          Полигимния уступает проход к зеркалу. 
          Аполлон подходит к плато из слюды и поправляет лавровый венок. На плече чуточку вправо сдвигает дугу серебряного лука, касается оперения золотых стрел, гладит накидку из козьей шерсти, прозванную эгидой, и говорит:
          - О чём грустите девы? Снова об этом мальчишке? – Аполлон говорит, улыбается и продолжает с нотками ревности, как мне кажется. – Нашёлся мне тоже, весельчак! Только отвлекал вас играми. Собирайтесь. Пойдёмте петь.
          Я улыбаюсь. «Ух ты! Прикольно же! И он, как все, наверное, обо мне речь ведёт» и недоумеваю. «Кто же проболтался?»
          Даже забываю, что мог опередить дирижёра муз у зеркала, к которому сам стремился со своей целью посмотреть на свою эмоциональность на лице по поводу того, что слышу в разговорах муз.
          «Кто рассказал обо мне? Хотя, у них всё не как у людей, папаше Зевсу, итак, наверное, всё известно. Но ведь две недели не прерывали, значит можно было и старший брат Аполлон всегда рядом с музами. Хотя, нужно исключить последние 13 дней, не было его»
          - Почему играми, Роман учился у нас у всех? - говорит Полигимния (пантомима, гимны), смеётся и с лёгким возмущением добавляет. – Игры были в перерывах.
          - Жалко забудет в своём мире. – шепчет поэтесса любви Эрато и опускает глаза. - Снова всё будет изучать по книгам в своём мире.
          - Зато! Стихи сразу начнёт писать! – смеётся лиричная поэтесса Эвтерпа. – Он же с ними на первые занятия приходил. Лиричные, как у тебя, Эрато!
          - Пойдёмте, сестрёнки, пойдемте! – говорит Аполлон с лёгким недовольством. – Оставьте мысли о нём. – Там он, в своём мире уже. Приходит в себя, очухивается. – И показывает куда-то в сторону немножко вверх.
          «Там, наверное, восток - размышляю - и улыбаюсь своим мыслям. Ревнует, наверное, переживает. Будь спокоен, Аполлон. Отвергли меня»
          Три музы отправляются вслед за старшим братом, полностью открывая вход в пещеру, где стоит слюдяной постамент.
          Я устремляюсь туда и не вижу своего отражения. «Кто бы сомневался?» И лечу за ними.
          Подлетая к Аполлону со следующей за ним троицей, слышу обрывки фраз.
          - Да, репетировали, - шепчет Эрато и улыбается.
          - Да, помним всё, - говорит негромко Эвтерпа и смеётся.
          - Всё хорошо получится! – повышая голос говорит идущая последней Полигмния, жестикулирует пантомимей и хохочет.
          «Эх, думаю, недолго они расстраивались! Ветреные они какие-то уж эти сестрёнки! Но если размышлять логично, я-то сердце ни одной из пройденных семи муз не открывал. Старшенькая отвергла»
          Лечу к Мельпомене (театр, трагедия).
          Мельпомена, которую я мысленно окрестил Мельпой, а на следующий день вообще сократил до Мели, в этот момент опускает на траву вопрошающую маску (нашу с Эрато причину расхохотаться) и кладёт руку на плечо Каллиопы, взгляд которой устремлён вверх в ту сторону, которую до этого указывал Аполлон, и говорит.
          Слышу слова Каллиопы:
          - Да, Мельпомена. Он называл меня Каля! Хороший гостил у нас 13 дней ученик. А какой интересный собеседник! Но ему ещё учиться и учиться.
          - Но почему он выбрал меня, одному Амуру известно? – ещё говорит Каллиопа, так нежно-нежно при этом, и продолжает дальше. - Красноречие у него, итак, появится, да и всё, что в нас есть, если захочет. – шепчет Каля с зарождающейся улыбкой.
          Печальная Меля (театр, трагедия) вглядывается в грусть в глазах Каллиопы, видит только-только зарождающиеся нотки будущей улыбки и тоже включается в диалог.
          - Всё равно, в его душе театр занимает огромную часть. Когда-нибудь он захочет выйти на сцену, – шепчет Мельпомена, улыбается - «боже мой, - у меня мелькает мысль - я впервые увидел улыбку Мельпы!» - и продолжает. – Покорила ты его, и красотой, и обаянием, и красноречием. А это ой, как парням нужно.
          Я чувствую, как у моего созерцательного пусть и виртуального образа наворачиваются слёзы.    
          Смотрю, как приближаются Клионя и Ураня, с другой стороны идут Эри, Поля и Эви, за ними Терпси и Таля. Смотрю на в стороне стоящего Аполлона. «Ждёт, наверное, когда соберутся вместе и настроятся»
          Первой щебечет, грустно вздыхая, Эрато:
          - Всё печалишься, покорительница молодых сердец?
          Среди девчонок проносится лёгкий ропоток и причём он настолько мил, что у моего видения щемит в глазах, я чувствую тепло от накатывающих волн.
          - Почему всего две недели? Почему? – говорит и топчет ногой историчка Клио. – Мы не все уроки дали! Нам не хватило общения с ним! С ним было весело!
          - Могла же позже поговорить с Романом? Он нам всем нравился! – включается со вздохом заучка Урания и добавляет через мгновение. – У него что не было шансов задержаться здесь?
          Каллиопа (поэзия, красноречие) обводит взглядом сестёр, улыбается и говорит.
          - А что вы хотите? Чтобы я к нему переехала? Он же живёт почти через пять тысяч семьсот лет в будущем и не оставаться же ему здесь? Или вы хотели, чтобы он здесь жил?
          Ироничная ухмылка старшей музы озаряет округу.
          - Здесь ему никак нельзя, его мир там, пусть у себя живёт! – голос Каллиопы становится громче. - Сестрёнки, творческим потенциалом мы с ним поделились, а будет ли он его реализовывать, сам решит. Не пара он мне. 
          Я хлопаю ресницами или что у меня там и возвращаюсь в палату.

Настоящее
Май, 1993
Владивосток, Реанимация больницы «На тысячу коек», 13:02

          Снова моргаю и вижу Сашку около мамы.
          Саша сдвигается на миллиметры вперёд, одёргивает халат, кхекает, трогает малозаметную щетину.
          - О, долго же ты моргаешь, по пять секунд почти! – говорит Саша, улыбается и добавляет. – Чего молчишь? Ну-ка, пошути, как ты можешь!
          «Нет, Саша, не отвергли, - продолжаю мысленный разговор с другом. – Не отвергли, какой-то уж очень ловкий логический ряд в своих словах Каллиопа выстроила!»
          «А ты пошутить значит предлагаешь?» Закрываю глаза и оказываюсь в другом времени почти два годами спустя:


Эпизод 2
Встречи с ведущими творцами

Будущее
Февраль, 1995. Среда.
Владивосток, Первая Речка – Центр, 18:15 - 12:00

          Стою на холме в предгорье сопки Орлиное гнездо, улыбаюсь мысли: «Хорошо день складывается, но с Саней ещё веселей может стать»
          Даже, боюсь подумать, что вдруг не сможет со мной пойти к ведущему поэту. Зато, если рассуждать, как шахматист, вариант увидеть растущую крохотную Танюшку скрасит любую невзгоду.
          Выходит, прямо противоположная ситуация.       
          Поднимаюсь я значит, не торопясь по лестнице самого верхнего общежития мединститута, или уже университета, забыл уточнить, на четвёртый этаж. На часах: 18:15 Мимо вверх-вниз пролетают будущие врачи, думаю:
          «Почему не стал будущим медсветилой, или журналистом, или артистом? Почему отец настоял на, по его мнению, самой мужской профессии инженер? Всё равно ведь я в душе гуманитарий! Или врач»
          Мимо кто-то пробегает со стопкой книг. Верхний учебник по психиатрии заставляет улыбнуться. 
          «Нужно было хорошо биологию в школе учить, вкупе с опытом больничным, точно бы сюда родители направили. А так и в комсомол не вступил, ну в этом постоянные турниры по шахматам виноваты, некогда было, на доп. занятия ходить, а Сашка говорил пошли, и дипломной проект в техуниверситете больше гуманитарный получился»
          Стучусь в комнату с искомым номером слева по коридору. Тихо-тихо стучусь. Знаю, Танюшка маленькая, два года только, спит может.
          Открывает Александр, сторонится, впуская. Говорит.
          - Здорово! Заходи, Рома. Ужинать, как раз собираюсь. Будешь?
          А у меня мозги перегружены курсовыми работами, проектами, дипломом, смотрю на него уставший, но взбудораженный предстоящим приключением, хлопаю себя по внутреннему карману.
          - Ага, говорю, у меня к ужину десерт! – говорю я и улыбаюсь. – Мозги кипят. Устал.
          Сашка улыбается, но в голосе лёгкое недоверчивое возмущение.
          - Среда, середина недели. Ты чего?
          - Саня, меня от военной кафедры, по средам которая была, ещё в девяносто третьем освободили. Первый дипломный проект защитил досрочно, а от второго высшего образования устал уж очень сильно. Скоро защита при том. Пытаюсь мозги прочистить.
          - А мне только предстоит! – вздыхает Сашка и снова углы губ расплываются.
          - Тише, - говорю я и склоняю голову. – Танюшка-то, наверное, отдыхает? Спит, растёт?
          - Кто из нас папаша, кого ты учишь? Таня у няни, Оля на работе. Фиг бы, мы поужинали с твоим десертом! - говорит Сашка. и смеется, бросая взгляд на оттопыренный карман.
          - А бабушка? – я говорю и цитирую чью-то шутку. – Дети цветы жизни. Нарвал букет, подари бабушке. 
          - Бабушка молодая, - смеётся Саня. – Юная бабушка на работе, а вторая молодая бабушка, очень далеко живёт отсюда.
          - Догадывался, - говорю я, смеясь. – Девять тысяч километров почти. Когда повезете в столицу показывать старшим родственникам? И как у Ларисы Ивановны дела?
          - Придёт время, свозим! У мамы нормально всё! Давай к делу! Повод-то какой? - вопрошает Александр.
          - Да вот! Поддержка твоя нужна, - отвечаю я, и читаю последнее февральское стихотворение.
          Смотрю на его лицо. Задумался друг-стихотворец, будущий врач с пока только мне известной специализацией.
          - Хочу стихи разместить на первой странице нашей главной газеты или хотя бы куда возьмут. В редакции сегодня был. К поэту Лапузину Борису Васильевичу направили. Ответственный он за поэзию в газете, - продолжаю говорить я и улыбаюсь. – Заходил, предложили после двадцати зайти. Вернётся откуда-то, дескать.
         - Конечно, пойдём, - говорит Саня и над нижней челюстью кожа приподнимается. – Это я завсегда за!
          Ужинаем.
          Параллельно перечитываю ему вслух второй раз.
          Выпиваем последние рюмки десерта под третью декламацию.               
          Через почти два часа стоим мы значит с Сашкой в подъезде в соседнем от его общежития доме, звоним в дверь квартиры.
          Стоим весёлые, ну почти совершенно трезвые, звоним. Открывается дверь. Поэт Борис Лапузин перед нами.
          - Здравствуйте, - говорит. – Ребята, что хотели?
          Здороваемся, и говорю я Борису Васильевичу, вот дескать к вам направили оценить, рассмотреть.         
          Вдумчиво пробегает он глазами по листку и возвращает со словами.
          - Хорошие, ребята, мысли и слова, но это хорошо зарифмованная проза.
          - А что, по-вашему, есть стихи? – взвивается Саша немножко измененным бальзамическими нотками голосом. 
          - На холмах Грузии лежит ночная мгла…, - цитирует классика литератор.
          - Саня, - говорю я негромко и улыбаюсь. - Хороший был десерт – панты на коньяке, - смеюсь я, негромким ударением выделяя первое слово панты. - Пошли.
          Беру Сашку за рукав и, склонив голову, другой рукой мягко нажимаю на ручку двери.
          - Нет, ты подожди, - негодует Сашка и отодвигает меня мягко. - Разве можно поэзию одним Пушкиным мерить, а мы же что? – говорит в глаза поэту и выжидающе смотрит.
          - Ребята, - мягко говорит Борис Васильевич Лапузин. – Если вы не согласны с моим мнением, идите в союз писателей к Князеву.
          Провожает нас Борис Васильевич до двери и добавляет.
          - Почистите ритморяд и добавьте образности.
          На улице нас разбирает смех. Отсмеявшись и условившись назавтра, мы, пожав руки, расстаёмся.
          Предварительно созвонившись с ведущим Приморским литератором, на следующий день мы отправляемся в Приморское отделение союза писателей РФ.
          Стою я в центре города чуть дальше ресторана «Арагви» в сторону жд вокзала. Жду Александра.
          Оглушительный гром в небесах означает, что наступил полдень – пушка выстрелила в форте на набережной.
          Поворачиваю голову.
          Среди группы ближайших пешеходов, идущих мимо меня, выделяется высокий молодой человек, большие шаги которого через мгновение резко сокращаются возле моей, ещё пока зимней обуви.
          - Здорово, Роман! – протягивает руку Александр. – Ну что? Пошли?
          - Привет, Шура! – я отвечаю негромко. – Пошли. Я заглядывал. Он там!
          - На пятнадцать минут раньше я отпросился и не больше, чем на пятнадцать минут планирую опоздать, - говорит со смехом Сашка. – Так что смотри мне! Ты сам почему не на парах?
          - У меня экономика и всё что к ней прилагается сегодня с четырнадцати часов. – отвечаю я и добавляю. – Не переживай сильно задерживать писателя не будем. Стихи, история, но главное, что он говорить будет, что расскажет.
          Лев Николаевич по-простому приглашает нас расположиться на белоснежном кожаном диване и предлагает чай, на что мы вежливо отказываемся.
          - Рассказывайте, парни, о каких стихах идёт речь?
          С трепетом я подаю мэтру листы, напечатанные на печатной машинке, и думаю: «Невероятное что-то. Я читал его повести и рассказы. Отец мне рассказывал об этом интересном писателе. У нас есть книги с его именем. И, я надеюсь, одну из них он мне подпишет, как жаль, что не сегодня, так как я, как всегда торопился и не взял его произведений в бумажном переплёте и творений художника слова, предполагаю, может не оказаться при нём»
          Саша тоже восхищенно наблюдает за писателем и особенно внимательно следит за тем, как ведущий прозаик перечитывает мои листы второй раз.       
          - Роман, - задумчиво смотрит Князев на верх первого листа, подаёт мне и говорит дальше с доброй улыбкой, - Очень хорошие ёмкие фразы, смысл, чувствуются боль, душевный надрыв, переживания за происходящее, художественно закрученный смысл. Напиши об этом и не только серию рассказов, повестей.
          Затем рассказывает Лев Николаевич несколько сюжетных линий, и звучат они так реалистично, как будто бы из его жизни. Сашка смеётся, поддерживая беседу. Я же думаю: «Вот это и доверие литератора нескольким стихотворениям, вот это и экзерсис прозаический, понимаете ли. Обалдеть! Спасибо вам, художник словом!»   
          А у самого параллельно другая улыбка просыпается. Тоже хочется рассказать ему мою весёлую историю с его Льва Николаевича участием, но я пока сдерживаю эмоциональный порыв.
          Сашка восхищенно смотрит на литератора, внимает, так сказать, а Князев снова опустил глаза на мои строки и улыбается, вчитываясь.
          Мой же свербящий зуд усиливается и я, оправдывая несдержанность улыбкой мэтра пера, пересказываю ему историю одного случая на дороге и на банкете лет двадцать назад с ним, его супругой и маминым участием. Я тогда совсем маленьким, за мной она к няне с работы ехала, торопилась очень.
          Участники разговора смеются, а писатель поднимает искрящиеся глаза и говорит:
          - Да, Роман, было такое, но как же ты при этом всё это красиво рассказываешь и об этом тоже напиши.
          На улице мой литературный адвокат Сашка, сдерживая смех, поправляет верхнюю одежду и вещает.
           - Я же говорил, в литературе всё что хочешь у тебя получится, только твори больше.
           - Саня, подожди, - отвечаю я негромко, задумываясь, и через мгновение продолжаю. – Всё равно, поэзия мне пока ближе, пусть и где-то разноритмовая, пусть и белый стих местами.
          Я моргаю – путешествую во времени значит.

Настоящее
Май, 1993
Владивосток, Реанимация больницы «На тысячу коек», 13:00

          Солнце. За окном весна. Деревья треплют юную зелень листьев. Щебечут птицы.
          Настроение непонятное.
          Двумя мгновеньями спустя та же палата, что и раньше, Сашка в белом халате, мама рядом сидит. Саня говорит что-то.
          Вернулся значит я своё время, вслушиваюсь.
          - И над чем ты там смеешься так многозначно? -  говорит Александр и улыбается.
          «Не могу, - думаю. - Саша, всё это рассказать, через два года события произойдут эти!»
          - Что же происходит у тебя в голове? Такая большая улыбка и плечи тряслись. Неужели вспомнил, как на моей свадьбе хохмы творил?
          «Нет, Саня, - отвечаю я ему мысленно. – То безудержное веселье два года назад было, а я сейчас на два года вперёд в будущем побывал, жалко не могу рассказать, предупредили меня, что через четверть века только прогулки во времени будут мне доступны и я вспомню полёты из комы во времени, а мой опыт позволит начать их живописать!»
          Я моргаю на этот раз очень быстро, секунды на две закрыв глаза, так Сашка потом скажет с уже новым каким-то уж пронзительным, как у Зигмунда Фрейда, взглядом, и попадаю ещё на восемь лет вперёд.


Эпизод 3
Литературный вечер в художественном кружке

Будущее
Февраль, 2001
Владивосток. Район проспекта Столетия, х/с «Чайка», 16:00

          Литературный вечер в художественном кружке «Чайка» на улице Волховская.
          Стою я в центре студии.
          Саня камеру настраивает с серьёзным видом, периодически улыбается ободряюще.
          Как уговорил меня, не имеющего ни публикаций, ни литературного багажа, ни опыта в подобного рода мероприятиях, другой одноклассник на проведение художественного вечера, не понимаю, но мне весело – художественный вечер, литературный опыт.
          Я, конечно, понимаю, одноклассник - ведущий вечера - готовится к защите курсового проекта или диплома по юриспруденции в заочном образовании филиала московского института. Но я-то, куда без литературного багажа? Есть полтора-два десятка пока непризнанных ещё крупных стихотворений, но этого разве достаточно?  Ладно, думаю, посмотрим потом на видео, что получилось. Мой литературный адвокат Саня заодно попрактикуется после работы в интернатуре в своей психиатрической больнице в роли оператора»
          Дети с родителями сидят, мама с подругой, наши друзья, некоторых из которых не знаю совсем. Девушка, сославшись на общее охлаждение и перерыв в отношениях, не пришла. Но всё равно, публики мне достаточно, даже много кажется.
          Одноклассник представительно план вечера держит, Сашка камеру.
          В общем получается, литературная вечеринка в художественной студии. 
          Около двух часов читаю что-то лучшее, на мой взгляд, из написанного за последние 13 лет.
          Хлопают слушатели. Улыбаются. Задумываются над некоторыми строками.
          Заканчивается поэтический вечер в художественном кружке. Саша выключает видеокамеру. Кладёт её на стул. Подходит ко мне, лавируя среди будущей молодёжи, и говорит негромко.
          - Рома, давай я тоже что-нибудь прочитаю из своих стихов.
          - Саня, ты что? – отвечаю я и вскидываю глаза. – Хочешь своими стихами мой вечер завершить? Почему ты раньше не предложил и перед началом не предупредил, вставил бы тебя в середину? А так уж извини!
          Сашка склоняет голову. Думает что-то, и вновь включаясь через двухсекундный интервал времени, иронично говорит:
          - Молодец, хороший вечер! Так, ты последовал советам Князева Льва Николаевича?  Прозу стал писать?
          - Спасибо, дорогой! - отвечаю я ему и добавляю. – Нет. Время не пришло.
          Смеюсь. 
          - Пошлите, чай пить, отметим событие, к твоей интернатуре приурочив.  –говорю двусмысленно, выделяя слово чай.
          В этот момент подходит ко мне одна из юных художниц с красивой куклой, наверное, автограф попросить. Вручает мне куклу и говорит:
          - Это! – девочка протягивает куклу. - Вам подарок, Роман, меня Лиза зовут!
         Очень мило улыбается и добавляет через пару мгновений:      
          - А можно я о Вас статью напишу по интервью, которое вы мне сейчас дадите? Я на курсы журналистики хожу в Дом Юного Творчества.
          Опускаю куклу в карман. «Приятно! – думаю. - Ещё веселей на душе»
          - Давайте, Лиза, напишу мой адрес в интернете, – говорю я с широкой улыбкой. - Пришлите вопросы, и я вам отвечу сразу.
          - Спасибо, - благодарит юная четырнадцатилетняя художница-журналистка и негромко шепчет ещё. – А если вопросов будет мало и там не будет того, о чем вы хотели бы дополнительно рассказать, то придумайте ещё вопросы сами.
          Я вместо автографа пишу адрес электронной почты и говорю с улыбкой:
          - Хорошо, отличное предложение. Возьмите, пожалуйста!
          Пожимаю руку юной красавице, машу рукой ведущему, подписывающему листки детям, который вёл вечер, готовясь тем самым к защите диплома по юриспруденции, и мы начинаем собираться.
          Моргаю и возвращаюсь обратно из 2001 в палату года в своё время.

Настоящее
Май, 1993
Владивосток, реанимация больницы «На тысячу коек», 13:01

          Обвожу взглядом палату. Снова я в моём настоящем. Время на Саниных часах почти не изменилось.
          В реанимационном блоке все на местах, мама также переводит взглядом с меня на Александра, и перебирая пальцами голубую салфетку, которая под вазой с Инниной розой лежала, глубоко вздыхает. А вот у Сашки взгляд ещё пронзительней стал, как будто в мозги проникнуть пытается.
          Настораживает меня это.
          Думаю: «Я только увидел, как ты в ординатуру пошёл, а уже взгляд Зигмунда Фрейда включаешь. Нетушки, обойдёшься. Вдруг прорвёшься? Хотя невозможно, понимаю отчетливо, что без особенного измененного состояния сознания человеку путешествовать во времени.
          Лучше я дальше пока слетаю, попутешествую во временном портале. Дальше ещё, наверное, интереснее ситуации увижу»
          Я сдвигаю веки, сбегаю в общем, прыгаю дальше значит во времени по творческим встречам с другом.


Эпизод 4
Покормите небесных странниц

Будущее
Февраль, 2009. Время 17:00
Владивосток. Набережная у стадиона.


          Выхожу из автомобиля. Иду к морю.
          Наблюдаю за игрой чаек в небе над синью моря с редкими островками шуги льда. «Рано потеплело в этом году, хотя чайки, – думаю - наверное, давно почувствовали раннее наступление тёплой смены сезонов»
          Штиль. Не по-зимнему греет солнце. Весна наступает.
          Лёгкий бриз солоноватыми дуновеньями наполняет ароматами моря, обволакивает лицо невесомой солнечной вуалью.
          Перекличка чаек в небе становится громче.
          Достаю телефон. Выбираю в контактах нужный номер телефона.
          - Приветствую, Саня! – говорю и улыбаюсь, импонирует мне предстоящая объективная критика. – Весна идёт, идёт весне дорогу – цитирую строку Лебедев-Кумача
          - Здорово, Рома! Это же не твои строки! Где твой творческий порыв?
          - По этому поводу и звоню, но ты сам вызвался. Слушай – говорю я и читаю стихотворение из нового цикла стихов, который только пишется. 
          - Кхех! – слышу в трубке телефона. - Опять ты не чистишь строки, не выглаживаешь ритм на один стихотворный размер? – отчетливый голос звучит из динамика, чувствую Сашка смеётся при этом.
          - Мысли-то красивые. Хорошие строки, но разные. – говорит врач-мозгоправ и немного позже добавляет. - Что из прозы написал? Ты когда прислушаешься к профессионалам?
          - Пытаюсь, - говорю я. - Но всё равно стихами красивей получается, для декламации конечно же. Есть у меня несколько личных документальных историй с конфликтными противоречиями внутри, но они все ещё ждут своего часа.
          Совсем рядом слышу крик пролетающей чайки. Оборачиваюсь.
          Над пирсом, выходящим в Амурский залив, хаотично взлетает полтора десятка бамбуковых удилищ с серебряными нитями, опускающимися и вылетающими из моря. Некоторые из них усыпаны блестящим трепетом корюшек.
          - Покормите поднебесных странниц! С вас не убудет, – я кричу в направлении рыбаков.
          - Ты это о чём?
          Слышу в трубке голос Сани и улыбаюсь.
          - Припарковался на набережной, на море смотрю, рыбалка вовсю, чайки голодные страдают.
          - Добытчица! Если не себе, то детям, - говорит Саша и добавляет со смехом. – Дай рыбакам трубку, я от своего имени тоже попрошу дать рыбки птичкам.
          Меня разбирает смех. Отсмеявшись, говорю:
          - Так вот, Сань, продолжая отвечать на твой последний вопрос о профессионалах, добавлю, что написал рассказ, но мне чего-то не хватает.
          - Около пятнадцати лет с момента похода к ведущим нашим литераторам ты планируешь прозу писать, а сам стихи творишь! Хорошие, но не чистишь. Почему?
          Думаю: «Не могу, Саша, ну не могу рассказывать! Как тебе объяснить, что время, указанное свыше, не прошло? Не поверишь же! Нет, как особенный врач ты поверишь, но про себя странно ухмыльнёшься»
          Я быстро опускаю веки и возвращаю обратно.

Настоящее
Май, 1993
Владивосток, Реанимация больницы «На тысячу коек», 13:01

          В моём времени ничего не поменялось, только Сашка молчит, внимательно смотрит. Мама вздыхает.
          «Подолгу моргает, - говорит Саня маме с задумчивым взглядом и продолжает шептать. -  Но это нормально, приходит в себя!»
          Быстро закрываю глаза, ещё дальше планируя попасть.
      
 
Эпизод 5
Встреча по радио

Будущее
Февраль, 2013 год
Трасса М-60 в районе выезда из города, 8:15

          Еду утром на работу в другой город, соседний причём. Начинаю работу попозже, заканчиваю пораньше – время на дорогу учло руководство организации.
          Проезжаю лесную заимку на выезде из города, чувствую чего-то не хватает. Включаю радио, как раз заканчивает звучать музыка, это к тому, что люблю я, когда говорят больше, и начинает говорить радиоведущий.
          - Сегодня у нас в гостях заведующий третьего мужского отделения Владивостокской психиатрической больницы Александр Игоревич Матузенко.
          Я улыбаюсь потрясающему попаданию в нужное место и время, и начинаю искать в контактах телефона, висящего на лобовом стекле телефона, номер вызова любимого радио, в конкурсах которого я выигрываю постоянно призы.
          Вспоминаю, как последний приз – книга с фото вечернего Владивостока – продолжает наполнять вкусом удовольствия от встречи с эфиром радио «Лемма».
          Я, конечно, знаю наизусть номер, но мне же нужно успеть подготовить завуалированную хохму в серьёзных вопросах.
          Не тороплюсь. Понимаю, звонят чаще на конкурсы, смогу дозвониться. Готовлюсь.
          Выждав положенную минуту от начала серьёзного общения в эфире, и нажимаю на клавишу вызова радио.
          - Здравствуйте, радио «Лемма». Мы вас слушаем.
          Я понимаю, что мы пока вне эфира, и рассказываю ведущему суть серьёзного вопроса, который мне пока неизвестно, как будет построен. Представляю, как на другом конце провода ведущий кивает у себя в студии, узнаёт меня (необычную речь в первую очередь), и оперативно приглашает присоединиться к беседе с серьёзным медработником.
          За несколько мгновений я конструирую из темы полусерьёзный вопрос, озвученного ему обращения гостю в студию, улыбаюсь мыслям, готовясь к встрече с другом Сашей в эфире, и даже секунду успеваю подождать.
          Спустя, озвученный выше интервал времени, попадаю в эфир на радио и говорю:
          - Здравствуйте, ведущий, здравствуйте, Александр Игоревич, расскажите о поэтах в больнице. Пишут? Появляются в больнице уникумы этого прекрасного способа организации речи?  И вообще, если к вам попадают люди искусства, как они меняются в больнице?
          Улыбаюсь. Внимаю.
           Саша начинает глаголить что-то умное, научное, даже скучно становится, но мне весело, чувствую, что узнал, хоть и не реагирует на слегка ироничный вопрос.
          Да и как тут среагируешь, ответственное мероприятие на очень серьёзном уровне – встреча врача-заведующего одного из отделений Владивостокской больницы с радиослушателями.
          Улыбаюсь, чувствует же, что я тоже хоть и иронизирую, но при этом максимально серьёзен, понимает надеюсь, что не допущу вольностей в вопросах и комментариях.
          Смеюсь, потому что к этой теме ещё предстоит вернуться попозже в разговоре по телефону, может и в дальнейших странствиях, не знаю ещё, как далеко меня забросит.
          Моргаю, возвращаюсь значит.

Настоящее
Май, 1993
Владивосток, реанимация больницы «На тысячу коек», 13:01

          В реанимационной палате без изменений, вижу маму, снова улыбку и взгляд Фрейда на Сашкином лице и продолжаю хохотать.
          - Что с тобой происходит? Чему ты так радуешься? Как проникнуть в эту весёлуху?
          «Ну, уж нет, - думаю. – Александр Игоревич в мозгах у многих других тебе ещё предстоит какое-то время покопаться, а тут, уж уволь, тема будущего для тебя закрыта, ну и в принципе, как и всем остальным. Сам дойдёшь твёрдым шагом»
          Закрываю глаза, и бросает меня ещё дальше в будущее, такая вот прогулка по февралям временного портала из реанимационной палаты.
      

Эпизод 6
«Звёзды сошлись»

Будущее
Февраль, 2019
Владивосток, Голубиная падь, у ПНД, 11:30

          Обязаловка иметь справку из психоневрологического диспансера для трудоустройства или медкомиссии на все случаи жизни, давно уже стала нормой и этот эпизод не должен был задержать меня надолго, но...
          В пятнадцати шагах от дверей медучреждения передо мной вырастает шлагбаум в виде руки высокого молодого мужчины, над головой которого взлетает очередное облако.
          Я перехватываю его взгляд, хватая руку и смеюсь.
          - Здорово, Саня. С работы на работу?
          - Здорово, Роман. Любимую жду.
          Мы обмениваемся ещё принятыми при приветствии словами и я, подловив нужный момент, переключаю Александра на литературу, осознавая, что Мнемозина, не просто же так подарила возможность попутешествовать во времени по встречам с другом-литератором, врачом в первую очередь.
          - Прозу мою читал? – спрашиваю негромко, улыбаясь. – Есть интерес?
          - Да, сбрасывал ты. – говорит Александр с ироничным кхеканием. – Неплохо. Почему раньше не стал писать?
          «От дыма - думаю - наверное, прокашливается, а про прозаические экзерсисы, ну не могу же сказать, что время пришло и «сверху» разрешение поступило вот только, как два года»
          - Ну, звёзды сошлись, - говорю я.- в указанное время, в указанном месте.
          Саша вскидывает глаза удивленно и говорит:
          - Это как? Поясни!
          Я смеюсь и отвечаю:
          - Итак, дорогой, много сказал! Давай лучше поэтическое соавторство положим на бумагу или поэму в электронном варианте напишем.
          - Набрасывай идеи, рассмотрим под лупой, - иронизирует Александр, отправляя точным броском в урну сжатый белый шарик с тёмным пятнышком на боку, и добавляет – Хорошую идею всегда можно рассмотреть.
          Затем несколько мгновений смотрит на место дислокации расположившегося в центре урны окурка, откашливается и говорит:
          - Так почему ты говоришь звёзды аж через столько лет сошлись? Тебе советовали именитые литераторы повести, рассказы очень давно писать.
          - Ну как тебе сказать? – фантазирую я на ходу – в центре ковша белой медведицы на небе вижу красную мерцающую звёздочку, движущуюся к внешнему бортику, и мысль мгновенно появляется: «Звёзды сошлись. Пора писать прозу!»
          - Так-то ж самолёт был! – говорит со смехом Сашка и продолжает. – Что ж ты раньше не смотрел? У авиарейсов графики имеются!
          - Раньше, они в ковш не залетали! – шепчу выдумку уже уверенно, оправдывая себя тем, что всё равно слова Каллиопы в любом случае другу больше покажутся сказкой. – Сань, побежал я. Не успею, на дай бог! – добавляю на ходу.
          - О прозе не забывай! – кричит вдогонку Сашка.
          Я поворачиваюсь, улыбаюсь, машу рукой и берусь за ручку входной двери организации, ответственной за выдачу нужной справки.
          Открывая дверь, я закрываю глаза и оказываюсь обратно в своём теле.
Настоящее
Май, 1993
Владивосток, реанимация больницы «На тысячу коек», 13:01
          В этот раз открыв глаза, в глазах Сашки я вижу уже не выдающиеся над глазницами брови великого психотеапевта Зигмунда Шломо Фрейда, которого я много раз видел в словарях-биографиях, а глаза другого хорошего врача самого Антона Павловича Чехова, известного больше своей литературной деятельностью.
          Мама поправляет белоснежную простынь.
          Саня держит руки, скрестив на груди, цитирует что-то, улыбаясь.
          Бесшумно открывается дверь и в реанимационную палату проскальзывает медсестричка.
          Переставляет шприц капельницы из одной стеклянной емкости в другую, замирает ещё несколько мгновений около одного из моих безмолвных, как и я, соседей. Бросает взгляд в мою сторону, на меня, маму, Александра. Саша кивает ей. Медсестра ему улыбается и также бесшумно исчезает.
          Я смыкаю глаза, отправляясь дальше.


Эпизод 7
«Думай об этом, и оно случится»

Будущее
Февраль, 2021
Владивосток. На балконе пятиэтажки в районе остановки «Баляева»

          Стоим с Сашей на балконе четвёртого этажа у него дома, хорошо выпившие значит. Он сигаретой, у меня в руках электронный парогенератор, ну такой вот в современном мире появился тренд среди дымящих.
          Краем глаза вижу сквозь окна, выходящие на балкон, Сашина супруга Галинка порхает между кухней и столом, обновляет тарелки, добавляет закуски, подкладывает вкусности.
          Коты дефилируют мимо собачьего хвоста из кухни в комнату, не обращая на бежевую вихляющую «шётку» внимания.
          Обаятельный ретривер Миля, касаясь белоснежно-кремовым боком чехла Сашкиной гитары, лежит на полу и переводит взгляд с хозяйки на балконную дверь, потом вновь возвращает на Галю и снова на дверь. «Развлечение, - думаю. - У неё такое, что ли? Миля -Меля» 
          Озарение: «Глаза самой воспитанной, самой игривой, самой красивой собаки!»
          Нет, мой Чап не менее воспитанный, игривый и красивый. С полугода до трёх всё связанное с ним, как сейчас, помню.
          Но в глазах Мили я вижу глаза всех девчонок-муз, не только Мели - Мельпомены. Я вижу ту же картинку, что и в начале странствий во времени. Оливковые сады в предгорье Олимпа. Солнце, Музы, Аполлон в отдалении, обхваченные плечи старшей музы Каллиопы.
          Перевожу взгляд на Сашу.
          Александр у балконного окна на улицу, покачиваясь, но на ногах хорошо держится, говорит:
          - Ну если ты об этом думал, значит оно и должно будет, когда-нибудь произойти и обязательно случиться. Всему своё время и место.
          Я улыбаюсь хмельной улыбкой полученному ответу, думаю: «Саша, я это уже видел. Соавторская пьеса-бурлеск в стихах к лету этого года в сети будет опубликована, хоть различные темы пьес в тот момент только рассматриваются - перебираются в уме судьбы тех, кого мы в ближайшие месяцы соединим в одном герое, чьи истории я хочу озвучить, пропустив через Сашкину больничку, где он заведующим одного из отделений работал ещё четыре или пять лет назад»
          Я возвращаю веки в то место, где обычно они находятся по ночам и проваливаюсь обратно в своё время.

Настоящее
Май, 1993
Владивосток, реанимация больницы «На тысячу коек», 13:01

          Снова палата, время почти тоже, что и было. Смотрю на Сашкины часы, крайние цифры электронного табло изменились - немножко больше стали. «Считаю. Странно. – Около двух минут прошло с момента его прихода, а я уже столько мест посетил»
          Александр сверлит улыбающимся Чеховским взглядом и спрашивает, недоумевая.   
          - Рома, ты куда постоянно исчезаешь? Что за яркая мимика? Ты где?
          «Шутим дальше? - моя мысль крепко держит одни из его первых слов «Ну-ка, пошути, как ты можешь!» смеётся и не отпускает, хотя мне становится грустно, потому что помню слова мамы муз Мнемозины о том, что на четверть века ты нас забудешь, но при этом одновременно и радостно, потому что родительница Каллиопы и других муз творчества  добавила при этом, что через этот отрезок времени я смогу об этом написать»
          Не дав Сашке опомниться и ещё что-нибудь сказать, я закрываю глаза.
    

Эпизод 8
Кёрлинг для Александра

Будущее
Февраль, 2022
Владивосток., Вторая речка-район площади Баляева

          Держу телефон в руке. Голос Сани в трубке отвечает мне:
          - Привет! Кёрлинг с Галей смотрим. Реклама идёт.
          - Саня, - говорю я. – Помнишь мой вопрос по радио девять лет назад?
          - Ещё бы! Забавно и удивительно, что ты на тот эфир попал! – отвечает и смеётся при этом.
          Потом серьёзно добавляет.
          - А как ты хочешь, чтобы я сказал в эфире, что мы не проводим мы в больнице литературных конкурсов и то, что мы там пациентов лечим, должен же понимать, надеюсь, или желаешь, чтобы я рассказал по радио о чём там пишут в рифму и не только. Да, встречаются хорошие строки, но это большая редкость, и не всегда я поощрял эти не всегда литературные начинания, лечатся люди у нас»
          Мне интересно, я вслушиваюсь, но и не желая отвлекать от спорта и выискивать в ответе слова, которые продолжат диалог во время рекламной паузы, говорю Александру что-то типа, кёрлинг это да, красиво, почти, как городки только на льду, не отвлекаю более. Кладу трубку.
          Возвращаюсь во вчера состоявшийся памятный телефонный разговор с Сашиной коллегой, ставшей работать в больнице на два года раньше моего друга, и продолжающую работать в больнице по сей день.
          - Екатерина Андреевна, у меня к Вам ещё один вопрос, - говорю и улыбаюсь аудиособеседнику. – Сашу я знаю всю сознательную жизнь, хорошо знаю, но вот если бы услышать отзыв от коллеги, проработавшей с ним бок о бок семнадцать лет в одной больнице
          - Да, Роман. Мы с Александром Игоревичем проработали около семнадцати лет вместе. Я пришла в больницу ещё учась на четвертом курсе, а он уже с пятилетним опытом работы в смежной специализации. Я точно не помню, где он до больницы работал.
          Я проматываю в уме вчерашний диалог по телефону, и вспоминаю как в тот момент подумал, что мгновенно отвечать никогда нельзя, нужно обдумывать перед тем, как что-то говорить, для этого и нужны повторы и отступления. Вроде бы не обязательные, но необходимые собственным мыслям, чтобы говорить только по делу, и только то, что имеет непосредственное отношение к беседе. Екатерина это очень хорошо преподала, специально не показывая.
          - У Александра Игоревича свой особый, не патерналистский подход к лечению. Он не ведёт себя с назначенными ему на лечение пациентами, как отец с ребёнком. Он общается со всеми, как друг, с которым каждый чувствует себя здоровым, - говорит Екатерина Андреевна с лёгким покашливанием. Потом две секунды молчит и снова продолжает рассказывать. – Я даже ещё раз мысленно аплодирую вашему рассказу, Роман, «В очереди с бесноватым» и ещё вот такой фрагмент отлично держится в памяти. Однажды за полтора-два года до его смены места работы и ухода от нас в другое мед.учреждение мы проводили закрытый кинопоказ в клубе Ориент на Пушкинской для пациентов нашей больницы.
          Я снова слышу бухиканье, снова возникает желание скорее свернуть диалог-интервью, чувствую себя неудобно из-за того, что разговариваю с Екатериной в момент ещё не ушедшей полностью болезни. Но в этот момент, опередив мои мысли Екатерина говорит в трубку:       
          - Извините, Роман. Всё нормально, я уже иду на поправку. Так вот о кинопоказе. Столько радости на лицах наших кинозрителей, столько горящих блестящих смеющихся глаз, столько позитивных эмоций я не видела очень давно. И это всё благодаря хорошему, ёмкому, конкретному, лаконичному, доброму юмору Александру Игоревича. Он настолько красиво подытоживал каждый фрагмент, каждый эпизод фильма, делал замечательные ёмкие логичные профессиональные выводы, что мы сожалели, что такие киносеансы не так часты.
          Проанализировав самые яркие эпизоды из разговора, я закрываю глаза и открываю уже в…

Настоящее
Май, 1993
Владивосток, Реанимация больницы «На тысячу коек», 13:05

          За окном солнце в том же месте стоит. Тот же вид из окна. Те же кровати, соседи по палате реанимационного блока лежат, не шевелясь. Те же лица, что и пол минуты назад.
          Мама и Сашка смотрят на меня, что-то говорят, но я не слушаю, не то, чтобы это невежливо могло показаться, устал просто. Невероятная прогулка по февралям разных лет, причём прошлого почти на пять с половиной тысяч лет назад и будущего почти на тридцать вперёд.
          Столько новой информации, причём не все понятно: «Музы, поэты, писатели, литературная вечеринка, чайка с корюшкой в клюве, разговор на радио, Сашкина рука, как шлагбаум, взгляд белоснежно-кремового ретривера Мили, кёрлинг и кинопоказ с комментариями»
          «Продолжатся? Продолжатся же прогулки во времени? – думаю уже с большой настороженностью, потому что в последних прогулках, появились, и телефонные разговоры, и какие-то очень уж пространные мысленные рассуждения. Как бы всё не прекратилось!»
          «Пожалуйста, Мнемозина! Ещё! – с опаской, что всё может закончиться мыслю я. – Подальше, пожалуйста, и во времени и пространстве»
          Я опускаю веки и открываю уже удивительно двухсот двадцатью восемью годами спустя в Барселоне у базилики зодчего Антонио Гауди.


Эпизод 9
Глория и Антонио Гауди

Будущее
Февраль, 2222
Барселона, площадь перед базиликой Саграда Фамилия

          «Опля, всё другое! Однако странно!» - мысль овевает холодом, так бы я сказал будь человеком, сейчас же мне просто не по себе
          Не то, что я при этом я чувствую всё какое-то неправильное, совсем не то, что привык видеть раньше в путешествиях во времени до тридцати лет вперёд даже со значительными изменениями или всё знакомое пять тысяч семьсот лет назад. Но в данный момент, совсем всё другое появилось на планете.
          Нет, не то, чтобы я не узнал Испанскую Барселону, нет, не то, чтобы население планеты изменилось и появились летающий транспорт всех видов или город стал другим. Не то,  чтобы люди стали совершенно другими, или растительность стала слишком зеленого цвета. Нет.
          Вижу совсем необычное: каждый человек ходит в фантомном коконе и его окружают девять фантомных двойников и при этом самих людей меньше, чем обычно.
          В принципе, можно оправдать ситуацию днём среди недели, среда сегодня. Но всё же это базилика Антонио Гауди, с ударением на последний слог фамилии великого зодчего, «Саграда Фамилия», здесь же всегда много людей. 
          Картинка не оправдывает даже самые смелые ожидания.
          Сегодня людей немного вокруг, что выпадает за грань воображения, и туристы, и жители в фантомных сферах, а вокруг каждого, и пешехода, и созерцателя, двойники-фантомы.
          Мой созерцательный образ приближается к девушке. Я чувствую, что не стремлюсь именно к этой юной красавице. Меня что-то подводит к ней само, и я этому не смею сопротивляться.
          Становится интересно. «Зачем? Почему ведёт именно к ней?»
          Я мыслю ироничными категориями Эрато и замираю за спиной юной красавицы на расстоянии в пол-кентавра.
          Юную женщину кардинально не отличает туристов-созерцателей от жителей-пешеходов, видно, что она местная, испанские газеты, тубус студентки, фантомный скутер рядом с адресом и её фото с именем, как и у большинства мимо пролетающих и не оборачивающихся на великое творение зодчего прошлых веков, но при этом ее восхищенный взгляд прикован к одной из башен базилики.
          Наблюдаю, вникаю, любуюсь.
          Глория, как я понимаю, делает еле заметные движения пальцами около каждого из своих девяти двойников, отдавая тем самым распоряжения.
          Я смотрю на ее фантомный образ, который стоит прямо перед ней, и вижу проявление перед ним образа 3D-проекции собора, величиной в два её роста.
          Перевожу взгляд с фантомной копии на настоящую базилику, которая строилась с предпоследнего десятилетия девятнадцатого века до начала второй четверти двадцать первого века (почти 150 лет) и вижу разницу.
          На фантомной 3D-проекции, каждая башня неоготического произведения искусства подписана, причем название одного из пиков выведено вправо вверх.
          Глория всматривается в ниспадающий текст под именем башни и увеличивает её барельеф.
          Стоит минуту в задумчивости.
          Затем испанская аборигенка встряхивает головой и нажимает на весёлый смайл в ряду символов под виртуальным 3D изображением.
          Поворачивается ко второму своему фантому, протягивает руку и в воздухе материализуется чашка с кремовым напитком.
          Я столбенею, потому что чувствую запах. «А может мне кажутся нотки шафрана, корицы и миндаля?» Нет я их реально представляю. Мне всё больше нравится полученная новая возможность. Да, и паров нет, наверное, температура максимально удобна для употребления тёплого напитка. «Эх, тоже захотелось!»
          Глория делает два аккуратных глотка и возвращает чашку. Кофейный бокал растворяется в воздухе. Девушка касается платком губ.
          В этот момент череда меняющихся изображений прекращает стремительную смены картинок, и мы с Глорией видим фото группы туристов у базилики с выделяющимся в центре высоким парнем в красной футболке с эмблемой на всю грудь «Серп и молот».
          Перед моим созерцательным образом вспыхивают слова: «Барселона, 2012, Саграда Фамилия, Антонио Гауди’»
          Глория приближает картинку. «Сашка!» Я столбенею повторно. «Вот так встреча! Годы тебя не берут совсем!» Улыбаюсь.
          Красавица нажимает в центр фотографии и картинка оживает в фантомной проекции.
          Слышу его голос:
          - Какие 150 лет? Сюда бы, наших среднеазиатских евроремонтников! За год всё сделают!!!   
          Оглушительный хохот нескольких человек группы заставляет взлететь стайку птиц мира. Остальные туристы с укоризненными улыбками сначала оглядываются, но за тем тоже присоединятся к заражающему русскому веселью.
         Слышу ещё чей-то женский незнакомый голос:
         - Саша, в точку, как всегда!
          Глория трогает образ весельчака, восхитившего компанию, и около Александра вспыхивает его досье. Глория нажимает ссылку творчество и нажимает слово «пьеса в стихах».
          Её взгляд летит по четверостишиям. Она улыбается, смеётся, чуточку грустит. Затем возвращается к началу длинного поэтического текста.
          Я отвлекаюсь на базилику, но при этом вижу вспыхивающую третью её фантомную проекцию, перед которой чёрное звездное небо.
          Из Сашки и Глории вылетают две звёздочки, оказываются на огромном расстоянии друг от друга на звёздном небе. Между ними выстраивается вспыхивающий ряд звёздочек.
          «Генеалогическое древо, что ли? – думаю я с новым интересом – До чего же прогресс дошёл!»
          Девушка смотрит на начало длинного текста и видит ещё одну фамилию над длинным текстом. Мой созерцательный образ не успевает прочитать имя и фамилию второго автора, действия Глории стремительны.
          Вдруг красавица резко оборачивается, поёживается, смотрит, казалось бы, сквозь меня, никого не видит за спиной и возвращается к фантомам.
          Перед ней открывается досье второго автора. Я не вижу текст, он размыт, но Глория читает информацию перед фантомом.
          Из размытого образа соавтора вылетает такая же звезда и устраивается на небе на таком же расстоянии. Но в этом случае звёзды выстраиваются не прямой линией, а ряд выпадает из вспыхнувшего круга вокруг.
          «Глория, все люди на земле родственники! - говорю я, рассуждая в уме –ты разве сомневалась? Покажи соавтора!»
          Юная девушка снова берёт возникший кремовый напиток, делает глоток, отставляет руку и напиток растворяется в воздухе.
          Девушка оборачивается и начинает у фантома, стоящего за её спиной пальцами выстукивать комбинацию. «На фортепьяно играет, что ли?» – думаю я, но при этом происходит что-то невероятное; я чувствую нарушение личного пространства моего созерцательного образа.
          Не успевая понять, что происходит, потому что моё созерцание рассыпается мириадом чисел и я обретаю человеческое тело в свои неполные 20 лет. Глория берет меня и выводит меня из виртуального небытия. Через мгновение я стою с девушкой рядом. «Рядом. Как так-то?» Я трогаю её руку. Глория смеётся.
          По-русски, без единого намека на акцент, Глория говорит:
          - Здравствуй, мой далёкий пращур!
          Подаёт мне новую чашку кремового напитка и продолжает:
          - Проголодались?
          Девушка протягивает руку к левому фантому и в руках возникает стаканчик с фигурной шапкой белка сверху.
          Шок! - я молчу. «Хотя, почему шок? Я же играл в волейбол с музами, запускал и лазил на эвкалипт за маской Мельпомены, присутствовал и ощущал себя в будущем Владивостока, мысленно говорил с Аполлоном, открывал сердце Каллиопе! Почему шок?»
          - Глория, но я же здесь был просто созерцателем пространственно-временного континуума, как тебе удалось меня перетащить в реальный мир Барселоны через двести двадцать восемь лет в настоящее будущее?
          - Да, мой далекий пращур, всё так, - говорит красавица, улыбаясь. – Но и там в путешествиях будущего ты мог влиять на происходящее, а в прошлом ты бы ничего не изменил, оно уже произошло с твоим присутствием до твоего полёта к музам. А захотел, мог бы и будущее изменить, такая возможность даже с открытым состоянием сознания даётся далеко не всем. Но у вас, Роман, она была.
          - Скажи, мой маленький далёкий потомок! – обращаюсь я подобным же образом к своей дальней родственнице из будущего, мгновенно сообразив, что соавтор я. – А если бы ты сегодня в фантомном поиске не наткнулась на Сашкину шутку, рассмешившую туристов, мы бы с тобой встретились сегодня?
          - Встретились! – смеётся юная леди. – Вы уже оба были у меня в гостях. Это мой повтор той встречи.
          Девушка проводит манипуляции у шестого фантома, и картинка вокруг преобразуется в огромный лофт, который разделен полупрозрачными невидимыми перегородками в виде волнующейся белесой дымки.
          - Это наша вторая встреча с моими очень далекими пращурами-родственниками, которые выступают консультантами моего дипломного проекта.
          - Ты сказала родственниками? – говорю я, нажимая на множественное окончание.
          Глория набирает пальцами слева от себя и через мгновение в белоснежном пуфе справа от меня оказывается Сашка.    
          Летят мгновения. Сашка ошарашенно оглядывается. Видит меня и говорит, улыбаясь:
          - О, привет! И ты здесь! Я чувствую, я всегда чувствую! – говорит Сашка фразой из эпохальной киноленты «Джентльмены удачи» и кхекает, такой у него одобрительный смех.
          - Привет, Саня! Сам не до конца разобрался, как это получилось? – говорю я и продолжаю смеяться над шуткой, отпущенной Александром в совсем непривычной ему ситуации.
          - Деды с кучей приставок пра! – говорит Глория и заливается звонким смехом. – Сейчас всё объясню!
          Подаёт нам чашки с кремовым тёплым напитком. На пышной шапке Сашкиного напитка красивая преобразованная репродукция портрета Зигмунда Фрейда с сигарой во рту, которую он нарисовал в далёком 2021 году, на пене моего бокала огромная белоснежная распускающаяся роза, с которой я путешествовал по Древней Греции.
          Я делаю глоток, Саша смотрит на мой глоток и продолжает хмуриться, сомневаясь, наверное, в происходящем.
          Благодаря еле уловимым действиям нашей юной похитительницы, перед нами возникает чёрное небо, наши досье, вспыхивающие звёзды, неровные ряды от верхних из которых сходятся в одной точке-звезде с досье красавицы.
          - Вы прекрасно понимаете. Все люди родственники! Но я первая из в своей группы обратила внимание на Вашу пьесу, поставленную в театрах, и выстроила взаимосвязь со мной. – Глория говорит очень быстро и доходчиво. - Я хочу поставить пьесу в стихах, как дипломную работу по психиатрии, архитектуре, литературе и актёрскому мастерству. Я вызвала вас второй раз, как консультантов.
          Первым включается Саша:
          - Откуда вызвала? Какая пьеса в стихах? Когда был первая встреча?
          Я улыбаюсь, пока не понимая.
          Перед нами в воздухе появляется текст.
          Сашка вчитывается, через какое-то время улыбается. Я перевожу глаза и смотрю передо мной.
          Через секунду начинаю улыбаться тоже.
          - Что это? – говорю я и моё возбуждение, возникшее в результате, казалось бы, невероятной встречи, переходит на новый уровень. Я хохочу.
          Потом вспоминаю будущие путешествия встречи , тысяча девятьсот девяносто пятого, две тысячи первого, девятого, тринадцатого и девятнадцатого, две тысячи двадцать первого и двадцать второго годов, и смолкаю.
          Саша повторяет мой вопрос:
          - Что это?
          Глория смотрит на нас и тихо повторяет:
          - Это ваша пьеса в стихах «Всем по справедливости». Я пишу по ней дипломную работу и планирую постановку. Мой руководитель одобрил. Вы – очень далёкие родственники-консультанты, если не откажетесь!
          - Когда была первая встреча? Откуда вызвала? – повторяет Александр свои вопросы. – Что за пьеса? Где мы находимся?
          Потом Саша поворачивается и говорит:
          - Мне кажется, что ты больше осведомлен! Рассказывай!
          Я улыбаюсь недоумевающему Александру и поворачиваюсь к Глории.             
          - Милый дальний потомок, ты разобрала мой созерцательный образ в 2222 году, я чувствую, что это одно из последних пространственно-временных странствий, ты вытащила Александра из 2012, а он до этого не путешествовал во времени несмотря на то, что и присутствовал во всех моих февральских путешествиях во времени, лишь как фактический их участник, -  Я говорю, наблюдая за тем, как Саша внемлет.
          В какой-то момент меня прерывает возмущенный вопрос Сани:
          - Какого? Повтори, какого-какого года? Я фантастику читал, но это что, всё значит на самом деле?
          - Да, Саша, двадцать минут назад я наблюдал за тобой из-за спины Глории, следил за твоим нахождением у Барселонской базилики «Саграда фамилия», слышал твою шутку о самом великом долгострое и веселом плане, как можно быстро его достроить в 2012, но в данный момент говорю тебе точно - мы оба с тобой из 1993 года.
          - Да, правильно! Я на третьем курсе медицинского, ты кораблестроительного. Сейчас ты в реанимации, первый день, как пришёл в себя. Вы меня не путайте оба. Что происходит?
          - Милые пращуры, вы оба точно забудете в своём 1993 году нашу вторую встречу, как и забыли первую – говорит Глория, нажимая на слово «точно». – В 2021 году Вы напишите соавторскую пьесу в стихах. Сейчас в 2222 году, я надеюсь, Вы окажете помощь и проконсультируете очень далекого своего потомка в том, какие скрытые смыслы заложены в некоторых оборотах, чтобы я смогла достойна защитить литературную и психиатрическую части своей дипломной работы, а также дадите уроки актёрского мастерства двадцатого и двадцать первого веков в вашем видении театра.   
          Мы смотрим с Александром друг другу в глаза. В какой-то момент я резко сжимаю и отпускаю правое веко. и подношу ко рту бокал с напитком. Делаю глоток. Меня вновь наполняют ароматы корицы, шафрана и миндаля. Я улыбаюсь.
          В памяти вновь проносятся февральские творческие встречи и меняющийся на выходах, то Фрейдовский, то Чеховский, взгляд друга, открывшегося в новой ипостаси.
          Я молчу. Смотрю, как Александр тоже присоединяется к питию чарующего напитка.
          Кхекает, поглаживает подбородок и вновь устремляет глаза на Глорию. Я тоже смотрю на юного очень далекого общего потомка.
        Глория, как будто считывая мою последнюю мысль, продолжает говорить с появившимися с хрустальными каплями у ресниц:
         - Я Вам не буду снова показывать среди звёзд какая линия ко мне выстроилась от вашего деда по материнской линии, Роман, и какая напрямую от Вас, Александр, но я Вам подскажу, Роман, что Вы ещё пока не включили в февральскую повесть 2022 года «Сашка в хронике путешествий во времени по февралям» - говорит будущий разносторонний дипломант и материализует свою чашку с кремовой ароматной жидкостью.   
        Красавица подносит бокал с напитком ко рту, наклоняет, и мы видим, как по её на мгновение сократившемуся горлу скатывается порция кофе. Глория отставляет руку, чашка исчезает.
        Сашка хлопает ресницами.
        Я смеюсь.
        Девушка продолжает свой монолог:
        - Семь человек их группы вызвались писать дипломы по спектаклю, поставленному по Вашей пьесе. Семь человек выстроили в звёздах объёмные родственные ряды к авторам.  Семь человек претендовали на Вас в качестве консультантов. Но… - Глория говорит с нарастающим нажимом на каждое следующее предложение и после сочинительного противительного союза замирает.
        Я улыбаюсь. «Хорошо держит театральную паузу!»
        Саша поворачивается ко мне.
        - Это наша пьеса? Через 28 лет? – говорит при этом тихо, но как-то уж очень всполошённо.
        Я киваю, глотая кофе-крем.
        У Глории исчезает бокал, несколько секунд назад возникший в руке, и она говорит:
        - Но выбрали меня – улыбается – выбрали не потому, что я вызвалась первой, не потому, что у меня лучшие оценки в группе, не потому, что комиссию убедила интрига в не до конца раскрытом сюжете дипломного плана моей предстоящей работы, а потому…
        Появившиеся слезинки скатываются по щекам юной красавицы.
        Замерший Сашка внимает, приковав взгляд к девчонке. На его лице не двигается ни один мускул. Мне даже начинает казаться, что он смотрит сквозь неё, хотя я понимаю, что он следит за её губами, которые, то шелестят, то гремят в пиковых моментах монолога.
         - Потому, что у меня среди претендентов самая короткая родственная связь с Вами! Пусть и почти через триста лет вместо двухсот двадцати восьми между нашими временами! – заканчивает говорить Глория.
        Я, привыкший к путешествиям во времени из реанимационной палате, не удивляюсь ничему.
        Александр оглядывается по сторонам, смотрит на мой наклоненный бокал – я вдыхаю ароматы кофе, ещё раз припечатывает взгляд к девушке и лаконично вещает:
        -  Я готов!
        Потом задумывается и добавляет.
         - Но Вы же, Глория, говорили о том, что пьеса будет написана через 28 лет от нашего настоящего и ещё почти через 201 год мы оказались здесь, и вообще, не знаю, как Романа, а меня вы вообще-то вытащили из 2012 года. Я так пошутил всего несколько минут назад. - Саша говорит и показывает на серп и молот на груди своей красной футболки в застывшем видеоряду на левом экране перед ним.
        - Леди! - продолжает мой февральский путешественник из хроники времен - этот текст я вижу впервые, и он будет написан с Ваших слов ещё через девять лет. Ничего об этом поэтическом повествовании не знаю. О литературе Романа, кроме стихов я тоже не знаю, что говорить. Чем я смогу помочь? Может Вы меня просто вернёте на место?
        - Саша, подождите, пожалуйста! Я всё объясню! – говорит Глория, улыбаясь. – Не переживайте! Вы всё забудете, что здесь происходило, вернувшись в тоже мгновение у базилики Антонио Гауди, но и её Вы позже забудете, вернувшись в больницу «На тысячу коек» в тысяча девятьсот девяносто третий год. Базилика это Ваше будущее приключение, Вы около неё окажетесь много позже.
          - Мой план таков! – продолжает говорить юная будущая дипломантка. – Сейчас я наполню Вашу память реалиями, которые произойдут с Вами и Вашими знакомыми, образы которых заключены в множественном разделении личности, к моменту создания пьесы, Вы меня проконсультируете, я Вас отблагодарю, увеличив объём рабочей оперативной памяти мозга и Вы вернётесь в своё время!
          Я хохочу, готовый к любому приключению после того, как открыл глаза после комы и так много пропутешествующий по пространственно-временному континууму, поворачиваюсь к Александру, снова подмигиваю, сжимая правое веко, и говорю:
          - А что? Я готов!
          - Стоп! Стоп! Стоп! – говорит Саша Глории, поднимая правую ладонь, не поворачиваясь ко мне. – Это мозг, его очень нескоро изучат. Нельзя в него вмешиваться, если ты не многоопытный врач.
          - Саша, почти двести тридцать лет прошло от нашего девяносто третьего! Изучили уже. - говорю я, снова обращаясь к другу.
          - Ты уверен? – Александр продолжает негодовать, поворачиваясь ко мне. – Это же мозг!            
          - Нет. – говорю я. – Саша, не уверен. Глория сказала. А ты вообще видишь нереальность происходящего? Во что ты сейчас веришь? Ты видишь фантомы-двойники, текст, который будет написан через двадцать восемь лет, мириады звёзд и вспыхнувшие связи между ними, появляющийся и исчезающий напиток? Ты слышишь, что говорит твой потомок с такой же родинкой, как у тебя на ключице? Ты понимаешь, почему ты здесь оказался?
          - Нужно думать! – говорит Саша уже мягче.
          В этот момент я резко сжимаю и отпускаю левое веко, обращенное к Глории, и проваливаюсь в свой созерцательный образ в Древней Греции.


Эпизод 10
Возвращение на Олимп

Прошлое
Февраль, 3651 год до н.э.
Древняя Греция. Сады Олимпа

        Первая моя мысль «Это не Владивосток!» сильно пугает. Чувствую нарушение в структуре путешествий во времени. До этого я всегда возвращался сначала в своё тело в май 1993-его в реанимационную палату больницы «На тысячу коек».
        «Однако? – думаю – из Барселоны в Древнею Грецию без залёта домой во Владивосток. Что-то случилось с временным порталом?»
        Созерцаю. И вдруг понимаю, что происходит что-то невероятное – я вижу самого себя, стоящего около прекрасной музы Каллиопы. «Технический сбой на ментальном уровне что ли?»
        Каллиопа смотрит мне в глаза, (правильней, наверное, «Ему Мне» в глаза), и вздыхает:
        - Ромочка, в своём времени ты должен жить. Учись, читай, общайся с людьми, пиши, спорь и соглашайся с корректорами, люби искусство и Надюшку, а закончится отпущенный тебе век, мы снова встретимся.         
        Печально смотрит Каллиопа, поправляя называющую её старшей музой диадему, и говорит с придыханием:
        - Возвращайся, Роман! Не отвергаю я тебя, просто каждый в своём времени жить должен.
        Я смотрю на поникшего самого себя и мой созерцательный образ стремится к моему уху. Я шепчу самому себе:
        - Спроси об искусстве! Что лучше может получиться у меня; о театре и сцене, поэзии и прозе, музыке и танцах, науке и истории!
        Я не понимаю зачем я это делаю, ведь понимаю, что могу только слышать и созерцать, ни говорить, ни читать мысли я не могу, исключая только моей возможности читать невербальные знаки, но мой образ продолжает биться до конца с моим непосредственным присутствием в 3651 до н.э. рядом с красавицей Каллиопой, точнее, бьётся с желанием вложить в мозги ещё вопрос.
         Мой созерцательный образ летит сквозь мою же голову и там пытается остановиться с вопросом, мчится к кончику языка, беснуется на нём, но Роман говорит совершенно другое:
        Я слушаю самого себя, непонимающе наблюдая, как я находящийся там не спрашивает прекрасную музу каким искусством мне лучше заняться, какому творчеству себя посвятить, а задаёт совершенно другой вопрос:
        - Каллиопа, а почему наши с Александром встречи были по только февралям в моих путешествиях во времени?
        Муза красноречия, поэзии и ораторского искусства многозначительно улыбается и говорит:
        - Сегодня февраль же по календарю, а он предвестник весны, да и у всех творцов в искусстве особенное отношение к последнему зимнему месяцу.
        Каллиопа подходит ещё, нежно обнимает меня и шепчет, щекоча нежными губами:
        - Ещё много февралей, Ромочка, посетишь. Люби искусство в себе, а не себя в искусстве. Через 25 лет снова откроются тебе прогулки во времени, и ты, и сможешь их записывать, и живописать. Бывай, наш милый гость, твори! Лети домой и живи в гармонии со словом!


Эпилог
Выход из временного портала

Настоящее настоящее
Май,1993
Владивосток, палата (не реанимационного отделения) больницы «На тысячу коек»
   
        Палата на одну кровать. Сашка рассказывает что-то. Я больше молчу, угукая иногда.
        Грустно, ничего не помню, ничего не понимаю, где я, кто я, только Саню, сидящего рядом на стуле, хорошо знаю.
        Белоснежная простынь пытается что-то напомнить, но у неё ничего не получается.
        Солнце поднялось ещё выше над колыхающейся молодой зеленью деревьев.
         В голове пустота, как во время медитации.
         Заходят мама с Надюшкой. Я улыбаюсь и перевожу взгляд на окно. Мгновенно возникают мысли:
         «А что происходит? Что я здесь делаю? Почему я здесь? Нет, место это я знаю, я здесь работал санитаром, когда мне было пятнадцать лет в течение одного месяца, да, и то неполного, потому что на соревнования в Айзербайджан нужно было резко собраться. Но что я сейчас здесь делаю?»
        Мысли медленно отступают.
        Смотрю на уходящего друга, который встал и, продолжая что-то говорить, идёт к двери на выход. В дверях разворачивается на каблуках в тряпочных бахилах, делает несколько покачиваний ладонью над головой, стаскивает многоразовую тканевую временную обувку и тихо закрывает дверь.
        Я слышу перестук туфлей на лестнице в коридоре, а у самого в голове крутится лишь одна Сашкина фраза издалека, такое ощущение создаётся, как будто бы из забытого неизвестного будущего: «Пиши, твори, всё вспомнишь, вместе всё получится!» и добавляется ещё одна очень интересная мысль: «Мнемотехника Мнемозины!»
        «Соавторский первый рассказ с Сашей я помню, мнемотехникой для шахмат, языков и учёбы я занимался, но эта мысль откуда взялась?»
        Впечатываю взгляд в один из литературных сборников, который мне читали, когда я был в коме, вспыхивает мысль: «Понравилось в будущем? Строй настоящее!»

                Февраль, 2022