Полковники справедливости

      По сложившейся традиции в парной  у Петровича, полковника юстиции в отставке, расслаблялись следователи, которые в прошлом служили под его началом: пили пиво, медовуху и делились  воспоминаниями о заковыристых расследованиях,  блестящем преодолении трудностей, о неожиданных удачах и счастливых финалах непрерывной битвы за верховенство закона. Как всегда Петрович воспользовался своим правом открыть «программу».
     - Самое незамысловатое следственное действие – это осмотр. Любой человек, даже не отягощенный юридическим образованием, может посмотреть вокруг, например, трупа, и записать все, что находится поблизости. В бесчисленных сериалах это показывается   так: на месте преступления появляется следователь, небрежно поднимает красную ленту, которая препятствует посторонним зевакам сгрудиться вокруг убиенного и затоптать следы преступника или даже незаметно унести какой-нибудь вещдок  (револьвер, склянку с ядом или окурок), бросает взгляд на жертву, перебрасывается парой слов с оперативниками и экспертом. А затем  убывает на черном авто на встречу с каким-нибудь вором в законе. В реальной жизни следователь  садится и составляет протокол осмотра места происшествия. А это требует не только скрупулезности, но и опыта, ума, наблюдательности, умения быстро анализировать и делать предварительные выводы, строить версии.
     От того, как составлен протокол, зависит многое. Именно в отношении протокола осмотра места происшествия абсолютно верна поговорка: «Хорошее начало полдела откачало!»
     - Уверен, что Петрович неспроста начал разговор с этой лекции для студентов первокурсников следственного факультета – подал голос один из приглашенных следователей. – Предлагаю перейти к докладу по существу. 
   - Ох, уж эта нетерпеливая молодежь (хотя самому младшему из присутствующих было уже под сорок), все вам хочется побыстрее, да покороче. А ведь главное достоинство настоящего следака  - никогда не горячиться, а сначала оценить все версии преступления, разобраться в мотивах, просто мысленно прокрутить всю цепь событий. Ну, да ладно, слушайте и не забывайте угощаться, энергичная работа челюстями и руками прогоняет дрему, которая непременно подкрадывается под воздействием медовухи.
     В Киргизии с восточной стороны озера Иссык-Куль  расположен город Каракол. Два раза его переименовывали в Пржевальск в честь знаменитого исследователя Центральной Азии  и два раза возвращали ему историческое наименование. В центре города на двадцати гектарах находится главная достопримечательность - замечательный парк. Основал его в 1895 году коллежский советник Николай Матвеевич Барсов, служивший в должности старшего врача лазарета, яркий представитель военной интеллигенции. Большинство военных интеллигентов, вспомним хотя бы Лермонтова, Толстого, Булгакова, Шолохова, Гумилева оставили потомкам литературные произведения, скульптуры  и картины, а Барсов – уникальный во многих отношениях парк.  Чтобы вы лучше оценили масштабы его наследия, скажу, что в Нью-Йорке, если пропорционально соотнести  количество жителей, знаменитый на весь мир Центральный парк имел бы в десять раз большую площадь и занял бы половину Манхэттена.
     Петрович увидел, что приведенный пример не произвел желаемого эффекта, и добавил:
     - Однако я вижу, что не все вы гуляли по Нью-Йорку и отдыхали в Центральном парке. Знаю, знаю, что зарплата следователей не предполагает отдыха за границей, да и запрет введен на выезд за рубеж. Приведу пример попроще: в Москве соотносимый по этому параметру парк имени Горького был бы в пятнадцать раз больше.
     Но не только размерами, а и  замечательной планировкой и великолепным разнообразием деревьев и кустарников знаменит парк в Караколе. Уверен, что коллежский советник был бы рад, что его рукотворный памятник до сих пор радует всех жителей и гостей города. В дневное время это райское место для отдыха взрослых и детей.
     Однако с наступлением ночи в парке, даже когда на аллеях и дорожках наладили электрическое освещение, не каждый рискнул бы задержаться, чтобы насладиться соловьиными трелями. Хозяевами парка становились бандиты, хулиганы и шпана всех возрастов.  На вооружении у них были ножи, свинчатки, кастеты, встречалась даже такая экзотика, как кистени, и, само собой, на каждом втором был солдатский ремень.
     В конце ноября 1990 года поздним вечером Бычков и Колобов, два старших лейтенанта УКГБ по Иссык-Кульской области,  возвращались в управление. Путь через парк был самым коротким. Разумеется, они знали о возможной опасности наткнуться на «хозяев» парка. Но оба были молоды, не из трусливого десятка, уверенности им придавало и табельное оружие.
     В соответствии с законами жанра на одной из аллей навстречу им вышли четверо молодых парней. Наши опера продолжили движение,  не сбавляя темпа. Обычно при таких столкновениях сначала идут разговоры: кто ты такой, что делаешь на нашей территории и т.д. Бычков и Колобов рассчитывали, что предъявят удостоверения и на этом инцидент будет исчерпан.
     В этот раз случилось по-другому. Один из четверки без замаха, по- боксерски, ударил Бычкова. Попал точно в подбородок. Это был нокаут. Бычков упал в арык и не шевелился. Колобов, оставшись один против четверых, достал уже не удостоверение, а выхватил табельный ПМ. Сделал предупредительный выстрел в воздух. Однако это не остановило нападавших. Один стал пинать неподвижного Бычкова, причем бил по голове, а обут он был в тяжелые зимние сапоги. Трое обступили Колобова. Стали кричать, что у него духу не хватит выстрелить, наносили ему удары и пытались отнять пистолет.
     Колобов выстрелил в упор в одного из нападавших и сразу же в того, что свалил Бычкова и теперь пытался развернуть его голову, чтобы тот захлебнулся в воде.
     Каракол город небольшой. О происшествии сразу же поползли самые невероятные слухи. Хочу подчеркнуть, что шел 90-й год. В республике было неспокойно, подняла голову нечисть всех мастей, в первую очередь националисты. Четверо нападавших были киргизами, защищавшиеся – русскими. И хотя само столкновение никакого межнационального характера не носило, нашлись люди, стремившиеся использовать его в своих интересах.
     Особого беспокойства расследование этого чрезвычайного происшествия в другой обстановке не вызвало бы. Показания двух не пострадавших в схватке бандитов не противоречили показаниям Колобова. Но почти сразу же произошла утечка материалов следствия. И уже на следующий день один из адвокатов, нанятый родственниками преступников, стал распространять слух, что на самом деле это было нападение двух прошедших спецподготовку вооруженных «комитетчиков», а не самооборона. В качестве доказательства он указал на то,  что при осмотре места происшествия были обнаружены только две гильзы. Значит, никакого  предупредительного выстрела не было, а произошло умышленное убийство и нанесение тяжких телесных повреждений обычным молодым людям, культурно отдыхавшим в парке.
     Не буду пересказывать содержание беседы, которую со мной провело мое руководство. Выделю главную задачу – во что бы то ни стало в кратчайшие сроки отыскать эту чертову гильзу.
     Петрович почувствовал, что почти потерял внимание аудитории. Его рассказ действительно напоминал лекцию на юрфаке. Просто память назойливо подсовывала все новые и новые нюансы и детали, которые сыграли важную роль. Но, если по-честному, желание передать опыт было не единственным стимулом. Каким бы суровым, а порой и жестким, он не был, в глубине души ему хотелось услышать доброе слово. Следователям не аплодируют, в лучшем случае похлопают по плечу, пожелают удачи.  А они тоже люди. И сделаны из того же материала, что и художники, врачи, учителя.
     Но по большому счету следователи все-таки кардинально отличаются от людей других профессий. Душа у них устроена по-особому: душа следователя – душа Закона. Поэтому часто приходится слышать, что у следователей этой самой души и нет. Не может Закон с душой относится к каждому, ведь кого-то приходится наказывать, сдерживать, ограничивать. А если поддаться эмоциям, прикрыть «один глаз», а то и оба, Закон исчезнет и появится беспредел. И всегда, в конечном итоге, осужденные остаются недовольными. За десятки лет службы таких недовольных накапливается много. Даже, когда они покидают этот мир, их дети, родственники, друзья хранят и приумножают «обиды». Редко, крайне редко, встречаются не изображающие раскаяние  в суде в надежде на смягчение наказания, а настоящие «раскаявшиеся души».  И остаются следователи в памяти многих людей злыднями, про которых можно рассказывать что угодно и сколько угодно плохого, негативного. В том числе и обвинять в применении недозволенных методов, вплоть до пыток. И им верят.  Превозмочь эту клевету помогает осознание, что ты всегда действовал  и в рамках Закона,  и по совести, и по справедливости.
     - Да, утром первым рейсом прилетел я в Каракол, заехал к военному прокурору, оформил документы для  повторного  осмотра  места происшествия. От управления выделили пять молодых оперов с хорошим зрением, а также пять студентов института. Еще находясь во  Фрунзе, я позвонил, чтобы припасли десять больших вилок из нержавейки. Не удивляйтесь этой маленькой хитрости. Человек ленится наклоняться и переворачивать листочки и веточки, расчищать кучки мусора. В лучшем случае поворошит носком ботинка и движется дальше. А с вилкой в руке приходится наклоняться, а наклонившись,  что-нибудь  заметишь и расковыряешь кучку желудей,  а вдруг гильза спряталась под ними. Вилкой сподручнее  расчищать  землю под  кустами.
     Погода была мерзкая, по ночам подмораживало, а днем все таяло, солнце часто пряталось в тучах, постоянно дул влажный ветер. Зону осмотра пришлось значительно расширить: в длину до 60 метров, по бокам аллеи до (включительно) кустов барбариса и колючей облепихи. Именно в кустах я надеялся отыскать гильзу, которую не обнаружили при первичном осмотре. Тяжелее всего пришлось операм, которые должны были тщательно обыскать арыки, в которых поверх мусора кое- где была вода.
   Показал студентам принесенную с собой гильзу от ПМ, дал подержать в руках, бросил ее в траву, затем в воду, чтобы глаза  «пристрелять».  Обрисовал чрезвычайную важность поставленной задачи.
     Каково же было мое удивление, когда уже через двадцать минут кто-то из оперов закричал: «Нашел!»
     В этот момент один из следователей прервал выступление Петровича: «Вот и повод  поднять бокал  за следовательскую удачу!» Присутствующие, в том числе и сам Петрович,  бодро поддержали  это предложение.
     Дав возможность  закусить, Петрович продолжил:
     - Мы выпили за удачу, но не за гильзу.  Потому  что, как я уже говорил, следователь не должен горячиться. Когда в присутствии понятых гильза была осмотрена,  пришлось признать, что радоваться рано. Дело в том, что боек пистолета Колобова бил по капсюлю точно в центр, а у найденной гильзы насечка была ближе к краю.  Экспертиза легко предоставила бы отрицательное заключение. Пришлось всем вернуться на свои участки и продолжить ковырять вилками листья, пожухлую траву, остатки начинавшего таять льда и обрывки газет.
     Воцарившееся  уныние стало одолевать и меня. Но через минут пятьдесят знаменитая поговорка «терпение и труд все перетрут» оправдалась. Гильза все-таки была найдена.
   Дальше все произошло так, как и должно было произойти. И по закону и по справедливости.
     - Ну, а что стало с операми?
     - Бычков, получивший перелом основания черепа, был комиссован и вышел на пенсию. Колобов был переведен в другой орган и благополучно прослужил три десятка лет, Дорос до полковника. В Караколе никакого напряжения среди народа не возникло, замыслы националистов провалились. В парке после этого происшествия жители еще несколько лет спокойно прогуливались по вечерам.
     Петрович замолчал. Он осознал, что, акцентируя внимание на трудностях, подчеркивая значительность достигнутого результата, втайне надеется на «аплодисменты», бурное одобрение. И ему стало неловко и неуютно. Следователи не та аудитория, чтобы выражать эмоции вообще, а восторг  тем более.  Петрович, как и тридцать лет назад, рассказывая об этом случае, испытал ту же злость, когда  из-за небольшой оплошности, в зону могли пойти офицеры, а бандиты остались бы на свободе. И так же, как тридцать лет назад, он, добившись справедливости, ощутил усталость.
     В этот момент неожиданно инициативу перехватил Александрыч.
     - Во-первых, обязан доложить, что пришел и мой черед уходить на вольные хлеба. Подал я рапорт на увольнение. Так что пора приноравливаться вспоминать про славные дела и интересные эпизоды, которых накопилось за треть века службы немало. Во-вторых,  буду тренироваться на «поле» Петровича. С его позволения, конечно. Пока не построю свой «стадион». В-третьих, надеюсь,  ведь учиться никогда не поздно, Петрович поможет овладеть новоиспеченному пенсионеру навыками сказителя удивительных сражений за Закон, за справедливость.
     Вы все знаете, что Петрович, когда к нему обращались: «Товарищ полковник», всегда поправлял: «Полковник юстиции». И так же обращался к следователям: «Капитан юстиции, старший лейтенант юстиции». Это не буквоедство. Он всегда помнил, что юстиция в переводе с латыни означает СПРАВЕДЛИВОСТЬ! И добавляя это слово, мысленно проговаривал его по-русски: «Полковник справедливости».
     Я долго не мог представить, чтобы во время допроса подследственный обратился  ко мне: «Гражданин полковник справедливости!». Скажете пафосно? Может быть.  Но пробирает и заставляет не только думать, но и чувствовать. Совсем по- иному смотришь на свою работу. Преступник, каким бы матерым не был, тоже в глубине души надеется на справедливость. Хотя она у каждого своя, оттенков и нюансов у нее столько, что ни один живописец передать не сумеет.
     Служил я во Владимирской области. 20 декабря сотрудники пришли на службу в парадных мундирах, вечером в ресторане должен был состояться офицерский бал с женами. Все с нетерпением ждали окончания рабочего времени.
     Но! «Враг хитер и коварен!» Именно в это время наш отдел экономической контрразведки успешно реализовал материалы на группу матерых мошенников, которые украли 37 крупнокалиберных пулеметов и 2 миллиона единиц боеприпасов.  Тогда много оружия, боеприпасов, снаряжения, в спешке вывезенных из ГДР, хранилось в самых разных местах без должного учета и охраны. Вот в этих-то «закромах» и кормились  пронырливые «новые русские», желавшие обогатиться за просто так. Первичный осмотр (уникальный случай!) офицеры и проводили в парадных мундирах.
     Вы все знаете, что по таким случаям опера сразу достают шило, начинают колоть дырки в мундирах  и подстегивать следователя, мол, давай раскочегаривай свою канцелярщину и по-быстрому оформляй наш подвиг. По правде говоря, результат действительно далеко не рядовой. Никто не слышал, чтобы не на театре военных действий в рамках одного уголовного дела кто-либо изымал такое количество пулеметов и боеприпасов. Опера ходят, щеки надувают. Самые отчаянные заявляют, что это если не мировой, то российский рекорд. Мы отбиваемся, напоминаем, что в нашей конторе  такие соревнования не проводятся, и чемпионские ленты с мундиром не носят.
   По первому впечатлению у следствия проблем не было: подозреваемые показания дают, документы изъяты, вещдоков три вагона.  Но по опыту уже знаю, что когда все идет, как по маслу, на этом самом масле поскользнешься.   И как в воду глядел.
     Еще со школьных лет знал из замечательной книги Перельмана «Занимательная математика», что если круглосуточно считать до миллиона по цифре в секунду, то потребуется месяц. А тут два миллиона!
     Проводить это самое незамысловатое следственное мероприятие надо, никуда не денешься. А патроны находятся и в ящиках, и россыпью, и для наганов-револьверов, и для пистолетов-автоматов, и для пулеметов, в том числе крупнокалиберных. Один шутник из молодых оперов предложил патроны грабаркой ссыпать в десятилитровое ведро. В нем помещается примерно тысяча единиц боеприпасов. Всего-то надо насыпать две тысячи ведер!
     Задействовал я десяток оперов и составил за неделю протокол осмотра, без малого почти двести страниц. В обвинительном заключении указали итоговую сумму: 2073418 единиц боеприпасов.
     Стал и я себя чемпионом чувствовать. Пока адвокаты протест не подали. Посчитали они все цифры по отдельным категориям патронов и сложили вместе. Получилось 2073411 единиц боеприпасов, разница на семь патронов. Потребовали не признавать в качестве вещественного доказательства все изъятое в связи с недостоверностью протокола.
     Дело в том, что боеприпасы в штатной упаковке сосчитать было легко. Но в разных вагонах в самой разнообразной таре (в коробках, ящиках, бумажных и холщовых мешках) патроны были россыпью. Мы и записывали, что в мешке таком-то такого-то цвета обнаружены патроны калибра 9 мм в количестве 372 шт., патроны калибра 5,6 – 1024, патроны калибра 7,62 – 243 шт., а еще винтовочные, для пулеметов КПВТ, ПКТ, ДШК, авиационных и пр. Потом свели патроны, например калибра 7,62 из всех мешков, ящиков, коробок из разных вагонов в одну колонку. И так по всем боеприпасам. И сложили одним итогом. Ошибиться было немудрено.
     Вот вам бабушка и Юрьев день! Дырки в мундире, заранее заготовленные, теперь штопать надо. По здравому рассуждению никакого значения эти 7 патронов не имели. Но поразмышляли, прикинули, что будет эта заноза и в кассациях и в апелляциях на первом месте торчать. Время пройдет, милосердие нашего судопроизводства свою роль сыграет, и выйдут преступники на свободу. Да еще моральную компенсацию требовать станут.
     Пришлось нам, как бухгалтерам во времена деревянных счетов, сводить «годовой баланс», чтобы он получился копеечка в копеечку. Короче, провели повторный осмотр. Перед подписанием протокола  все цифры трижды проверили. Удовлетворили  юстицию.
     Потрудились на славу. И дырки в мундирах были использованы по назначению. Конечно, не за «доблестный» труд по пересчету боеприпасов. Мы пресекли замыслы преступников совершить контрабанду оружия и боеприпасов, и, главное, - продажу его террористам, действовавшим в  Чеченской республике.
     Петрович поздравил с дебютом новоиспеченного ветерана-сказителя и предложил тост за здравие всех следователей – рыцарей справедливости. Возражений не последовало, хотя все были ошеломлены таким сравнением. Вот критика была привычна, считалась нормой их повседневной жизни. Но все хорошее тоже когда-нибудь случается.