Крестный ход

  Да в школе мы и не дружили. Виделись почти каждый день:  то у него  в «А» по физике  контрольная, а я, бросив  портфель на пол к стенке, уже за дверью в коридоре; то он к нам в  «Б», поторапливая с лабораторной по химии.
 
  У жён было что-то другое. Они не водились по  своим девичьим соображениям. Хотя, с трёх лет в одной группе детского сада и вместе устраивали  мальчишкам «огоньки» на 23 февраля и Новый год в старших классах…

  Мы встретились уже в Москве, спустя десять лет. Они нашли наш телефон через родителей, позвонили, что летят в отпуск из Петропавловска-Камчатского, а билеты в Самару  на следующий день.

Мы вспоминали на кухне всё  лучшее из юности и детства, и  набралось немало. А потом она сказала:

– Пойдемте в церковь.  Есть же у вас рядом, наверняка?
– Конечно! – сказал он. – Отличная идея. Давайте! Пасха - Крестный ход!

  Мы даже растерялись.

– Да, но Главному в кроватке – восемь месяцев, – сказала жена, – страшно  оставить.
– Идёмте за мной, –  позвала она с улыбкой и на цыпочках прошла в комнату,  ребёнок безмятежно на спине в тусклом свете от дверного проёма, – Видите, как лежит?  Мы вернёмся с Крестного хода, он даже не перевернётся – проверяли с подругами сто раз…

  Наверно это сблизило, больше всего…
  На Дальний Восток и в Самару с тех пор они летали только через нас, всегда  привозили сумасшедшую по запаху копчения рыбу и смеялись: "Глаза бы её не видели…"
  С разницей в пару лет у них родились мальчишки, мы искали для них какие-то лекарства… И с дюжену годов всё продолжалось в новом составе.
 
  Не помню точно, как они уехали в Хмельник. У него дядька нашёлся с землей… Или случай опасный был на сейнере, и они решили, что хватит рисковать.
  Мы их не видели два года.  И вот они проездом через Москву снова у нас. Стол ломится, мы взрослые хохочем… А их старший, пятнадцать, в тарелке ковыряет и нам, хозяевам, с претензией за голодомор, за вековую ненависть и геноцид…
  Младший впрягается тут же за всё лучшее, которое мы у них триста лет отбирали. Отец  смеётся (2009 год).

– Не обращайте внимания. Их сейчас так в школе учат.

 Я пацанов забрал в гостиную,  всегда был с ними в обнимку.  Доводы, и так и сяк, про Великую отечественную, про Афган, про нашу наполовину украинскую роту, про Тараса Бульбу, – не слышат, даже не хотят слышать в своей святой ненависти… Я к родителям.

– Понимаете, что будет? Возвращайтесь!
– Мы корни нашли польские, – она нам, –  паспорта уже заказали.
– Не хотите в Самару?  В Москве можно что-то поискать…
– Что ты можешь предложить? – он мне. – Быть  хорошим и работать?

  Больше они не приехали...
  Ненавижу с тех пор Сореса…
  Понимаю, что мстит за отца, который после Первой Мировой в русском плену четыре года провёл, и ненавижу – не знаю, как с ним бороться…
  Судить бы фашиста… Вот как его конфискат времён Второй Мировой всплыл…