Реквием

Прежде чем вы начнете читать, хочу предупредить, что статья писалась в 1991 году, поэтому первая ее часть уже не актуальна. Социализм в нашей стране давно канул в лету, поэтому указанную часть можете спокойно пропустить. Вторая и третья части, хотя и приводят примеры тех лет, до сих пор актуальны. В них рассматривается модель государства, решающая проблемы как социализма, так и капитализма. Эта модель построена на главном принципе диалектики – единства и борьбы противоположностей. В физике такие модели называются дуальными. Приятного чтения.

Часть первая. Реквием по социализму

Сегодня уже ни у кого не вызывает сомнение, что социализм проиграл исторический спор с капитализмом о том, какой общественный строй может лучше удовлетворить материальные и духовные потребности людей. Произошло это потому, что социализм не выдержал двойной экономической гонки – удержавшись наравне с капитализмом в гонке вооружений, он проиграл ему в росте благосостояния своего народа. И дело здесь не в том, что лидеры социализма заворовались и предали интересы пролетариата, а в том, что идеологическая доктрина социализма – марксизм-ленинизм – содержит в себе много ошибок, выливающихся в неверные политические выводы и, как следствие, в неэффективную экономическую политику.

Основой марксизма-ленинизма является учение о производительных силах и производственных отношениях как основных движущих силах общества, опирающихся на материальную деятельность людей, а также о базисе и надстройке как второстепенных движущих силах общества, опирающихся на духовную деятельность людей. Это вполне стройное учение страдает одним недостатком – описательным характером, проистекающим от непонимания глубинных причин социальных явлений. Так, например, в качестве исходной посылки марксизм-ленинизм принимает самостоятельность развития производительных сил общества, хотя на самом деле это развитие движется творческим трудом людей.

Но главная ошибка Маркса и Ленина заключалась в ставке на материалистическую философию, отвергающую идеализм как научный метод познания и отдающую предпочтение материальным явлениям перед духовными явлениями. При этом они утратили правильное понимание такой философской категории, как информация, которую только и можно соотносить с материей. Материалистическая философия отождествляет с материей сознание, что в корне неверно, поскольку данная категория лежит вне сферы влияния этой философии. В ней можно выделить только некий квазиматериальный эквивалент категории сознания, позволяющий оперировать с ним, не выходя за пределы сферы влияния этой философии. Именно таким эквивалентом является информация.

Информация – это и есть "материальный носитель" духовных явлений в обществе. Но сегодня под информацией понимается только та ее часть, которая может осознаваться человеком на современном уровне его развития, т.е. та информация, которая уже охвачена процессом познания в масштабах всего человечества. При этом упускается из виду та бездна информации, которая не осознается человеком на том или ином уровне его развития, причем не абстрактным человеком, знающим все, что известно всему человечеству, а конкретным, получившим конкретное социальное воспитание. Эта информация охватывает все виды неизвестной всему человечеству и каждому отдельному человеку информации и оказывает воздействие на поступки людей в виде непонятных или ускользающих от их внимания объектов и явлений реальной действительности. Именно эта информация уравновешивает преимущество материального над духовным в материалистической философии не менее объективным преимуществом духовного над материальным в идеалистической философии. Проигнорировав это последнее преимущество, социалистические идеологи автоматически утратили контроль за изменением социальных потребностей людей, а вместе с тем и контроль за развитием общества.

Существует два основных вида социальных потребностей людей – это потребность в творческом труде, или в творчестве, и потребность в развлечениях, или в праздности. Оба вида социальных потребностей взаимосвязаны и взаимозависимы, поскольку стимулом, движущей силой, целью любой творческой деятельности является праздность, а продуктом потребления праздности являются результаты творческого труда. Единство творческих и праздных потребностей человека – это закон его бытия, имеющий конкретную биологическую природу; изменить здесь что-либо в угоду только творчеству или только праздности невозможно в принципе, можно только привести творческие и праздные потребности человека в гармонию, что и составляет главный смысл социальной эволюции человеческого общества.

На заре человеческого общества, практически не знавшего потребности в творчестве, каждый человек вынужден был сам обеспечивать удовлетворение всех своих праздных потребностей. Для этого ему нужно было либо трудиться, создавая все необходимые материальные и духовные ценности, либо добывать эти ценности силой, отнимая их у природы или своих сородичей. С увеличением эффективности труда появилась возможность одному человеку обеспечивать материальными и духовными ценностями сразу множество людей. В результате возникла ключевая структура человеческого общества – соглашение между трудом и властью, когда труд кормил власть, а власть занималась организацией и охраной труда. При этом к системе труда отошла та часть человеческого общества, в которой преобладали созидательные наклонности, а к системе власти – с более развитой способностью к силовому захвату материальных и духовных ценностей.

Эта структура человеческого общества непосредственно примыкает к животным стаям, все члены которых занимаются отнятием материальных и духовных ценностей, только рядовые члены стай отнимают эти ценности у природы, а вожаки стай – у рядовых членов. Строгой границы между отнятием ценностей у природы и первыми примитивными формами труда не существует, поскольку любой нетворческий труд, даже современный, сводится в конечном счете к отнятию ценностей у природы. Но если животное собирательство может непрерывным образом переходить в человеческий труд, то животная власть во власть человеческую – не может. Для этого нужен качественный скачок в сознании животных, делающий их людьми в полном смысле этого слова. Таким скачком на заре человеческого общества, превратившим животные стаи в человеческие сообщества, стало соглашение между трудом и властью, вынудившее власть заниматься организацией труда. Очень подробно механизм этого скачка описал Энгельс, показавший, что решающую роль в заключении соглашения между трудом и властью сыграли семья и родственные связи, выступившие в качестве посредника.

Другим положительным результатом повышения эффективности труда явилось разделение его по профессиональному признаку. При этом появилась возможность организации труда по принципу творческой заинтересованности, когда все свои силы человек отдает любимому виду деятельности, а не обеспечению необходимых праздных потребностей. Творческий труд – это единственный предельно эффективный и, одновременно, благодарный труд, поскольку отдача его максимальна, а удовольствие в нем человек получает не столько от результатов труда, сколько от самого процесса труда. Нельзя заставить человека творить, если он не испытывает удовольствие от самого процесса труда, можно лишь сделать из него ремесленника, обладающего совершенными производственными навыками, но испытывающего удовольствие только от продажи результатов своего труда, а потому никогда не упускающего возможности увильнуть от работы.

С другой стороны, только человек, нашедший свое творческое призвание в жизни, не испытывает потребности в незаслуженном получении материальных и духовных ценностей. А все потому, что потребность в силовом захвате ценностей составляет альтернативу потребности человека в творческом труде; поэтому если он не реализует вовремя свои творческие потребности в творческие способности, то автоматически переходит к реализации своих захватнических потребностей, которые в нашем обществе принимают форму стремления к власти и богатству. При этом социальные корни стремления человека к власти уходят в животную власть, а социальные корни его стремления к богатству – в животное собирательство.

Потребностью во власти и богатстве обладает каждый человек, не реализовавший в полной мере свои творческие потребности, только у одних людей эта потребность реализуется в административные и предпринимательские способности, а у других – нет, что делает их социальный статус еще более неблагополучным. Главная причина сегодняшнего социального неблагополучия нашего общества – это массовый (!) характер творческой неудовлетворенности людей. При современной просто поразительной эффективности труда удовлетворение творческих потребностей людей продолжает оставаться на первобытном уровне, когда большую часть своего активного времени они вынуждены отдавать нелюбимой, но необходимой работе, результаты которой позволяют им удовлетворять необходимые праздные потребности. Свою потребность в творчестве эти люди вынуждены удовлетворять лишь урывками, в виде хобби, за счет тех же результатов своей основной нелюбимой работы. Современная структура человеческого общества, по сути дела, дискредитирует творческий труд, ставя его ниже потребности во власти и богатстве, хотя весь социальный прогресс человеческого общества движется именно творческим трудом, предлагающим ремесленному труду более совершенные технологии.

Создавая свое учение, Маркс и Ленин проигнорировали творческое неблагополучие капиталистического общества, подменив его несправедливой эксплуатацией наемного (а на самом деле нетворческого) труда, хотя до сих пор никто еще так толком и не определил меру эксплуатации и меру справедливого вознаграждения этого труда. И не определил именно потому, что удовлетворить человека, вынужденного заниматься этим трудом против своего желания, невозможно – сколько бы мы не повышали вознаграждение такого труда, ему все равно будет мало. Только творческий труд не подходит под это определение, даже если он несправедливо вознаграждается, поскольку оценка этого труда больше интересует его хозяев, чем самих трудящихся.

Именно при капитализме, когда профессиональная специализация труда достигает наивысшего предела, творческое неблагополучие общества становится максимальным. Во всех предшествующих общественно-экономических формациях творческое неблагополучие общества менее выражено, поскольку эксплуатируемый класс является собственником средств производства и сохраняет материальную заинтересованность в своем труде. При капитализме пролетариат полностью лишается средств производства и становится максимально неблагополучным в творческом отношении.

Пролетариат - это не наиболее сознательный, а наиболее обделенный в духовном отношении и, следовательно, наиболее агрессивный эксплуатируемый класс. Пролетариат легко подхватывает любые революционные идеи, отвечающие его разрушительному духу, но сам не способен создать никаких творческих ценностей, что наглядно продемонстрировала история советского строя, всеми своими достижениями, не считая ударных строек, обязанного творческой интеллигенции. Потому что творческая зрелость – это и есть истинный смысл интеллигентности, классовое происхождение в данном случае не при чем. Интеллигентом может быть даже неграмотный рабочий или крестьянин, если он является творцом и постоянно ищет что-то новое в любимой работе, а не в пьяном угаре после постылой работы.

Истинный смысл пролетарского сознания, заинтересованного в наемном труде только материально, заключается в его творческой ущербности! Трудовой фанатизм, превозносимый социалистической пропагандой, но так и не ставший "идеей миллионов" за все годы советской власти, только подтверждает эту духовную сущность пролетариата. Правда привычку к труду и удовольствие от любой хорошо выполненной работы можно рассматривать как зачатки творчества. Такая привычка не имеет строгой границы с трудовым фанатизмом, но если привычка к труду может быть массовым явлением в обществе (а фактически так оно и есть, поскольку любой человек, хоть в малой степени, но обладает трудовыми наклонностями), то трудовой фанатизм – не может. Трудовой фанатизм может становиться массовым явлением в обществе только на ограниченное время и только в особых социальных условиях, например, во время войны. Во всех остальных случаях трудовой фанатизм могут исповедовать только отдельные люди.

Эффективный творческий труд – это и есть истинная причина развития производительных сил общества. Чем более эффективно в обществе реализуются творческие потребности людей, тем выше уровень развития его производительных сил. Отвергая идеалистическую философию, Маркс и Ленин проигнорировали эту сторону социальной действительности, приняв в качестве исходной посылки самостоятельность развития производительных сил. При этом они упустили из виду массовую реализацию у людей потребностей во власти и богатстве, которые не вмещаются в рамки обычной материальной заинтересованности, хотя бы потому, что ничем принципиально не отличаются от преступных потребностей. Способом такой реализации является борьба за объективную информацию, позволяющую правильно ориентироваться в окружающей действительности и, соответственно, эффективно удовлетворять свою потребность во власти и богатстве за счет манипулирования этой действительностью.

Существует два вида объективной информации – творческая и административная. Творческая информация – это различные политические, экономические, научные, культурные, религиозные и другие идеи, которые являются продуктом творческой деятельности людей и которые позволяют ориентироваться в окружающей действительности вообще, а не по поводу конкретных обстоятельств. Творческая информация позволяет удовлетворять только творческие потребности людей, но не их стремление к власти и богатству. В условиях непредсказуемой социальной действительности творческая информация не позволяет манипулировать конкретными жизненными обстоятельствами в личных целях, а значит и эффективно удовлетворять свою потребность во власти и богатстве.

Однако, в силу своей заинтересованности в стимулировании творческого труда, любая политическая партия, приходящая к власти в государстве, провозглашает руководящим принципом своей внутренней и внешней политики именно творческую информацию, т.е. ту или иную политическую доктрину, хотя это, как правило, является обманом. Говорить о том, что творческая информация является руководящей в осуществлении власти можно только в том случае, если эта власть стремится не к удовлетворению своих корыстных интересов, а к социальному благополучию общества, которое возможно только при массовой реализации творческих потребностей людей. Но массовая реализация творческих потребностей, в силу альтернативного характера творчества и власти, исключает любые современные институты власти, а потому любая власть, стремящаяся на деле, а не на словах, к социальному благополучию общества, изживает саму себя. В противном случае она обманывает свой народ, поскольку, сохраняя себя, она вместе с тем сохраняет и определенный уровень творческой ущербности общества.

Любая власть – это система, паразитирующая на труде людей, и в первую очередь, на творческом труде, движущем социальный прогресс общества. Поэтому любая власть допустима лишь в той мере, в какой она правильно организует этот труд, охраняет его от вандализма и поощряет духовно и материально. Чем эффективнее власть выполняет эту свою задачу, тем более она справедлива и тем благополучнее общество, которым она управляет. Вся предыдущая история человеческого общества представляла собой ни что иное, как различные соглашения между трудом и властью, когда власть, под давлением растущего творческого потенциала общества, последовательно сдавала свои позиции, делая демократические уступки трудовой части населения. Количество и характер этих уступок определялся предельно возможной в данных условиях реализацией потребности трудовой части населения в богатстве. Если трудовое население удовлетворялось этим пределом, принимая в расчет силу правящей власти, оно подписывало с ней соглашение.

В действительности руководящим принципом любой власти является обладание максимумом информации второго вида – административного, – т.е. информации о конкретных явлениях природы и общества, конкретных поступках конкретных людей и т.д. Оперативное владение этой информацией позволяет предельно адекватно ориентироваться в социальной действительности и, соответственно, предельно эффективно манипулировать этой действительностью в личных целях. Система государственной отчетности предприятий, учреждений и организаций, собирающая сведения о жизни и деятельности людей, – это и есть такая система сбора объективной административной информации, которая позволяет государственной власти ориентироваться в социальной динамике общества и за счет этого осуществлять свою власть.

По тому, как государственная власть использует этот вид информации – для изживания социального неблагополучия общества или для укрепления самой себя, – можно безошибочно определить – справедлива она или нет. Однако простым людям определить это довольно трудно, поскольку законом любой власти является засекречивание жизненно важной для нее информации. В противном случае манипулирование социальной действительностью становится для нее невозможным. Массовая доступность административной информации исключает проведение государственной властью политических, экономических и других мероприятий, противных интересам той или иной группы населения, а такое противостояние неизбежно в условиях массовой творческой неудовлетворенности людей и массовой потребности их во власти и богатстве.

В результате противостояния монополии государства на административную информацию и массовой потребности в ней людей, стремящихся к власти и богатству, в обществе возникают различные неофициальные группировки населения по родственным, дружеским, деловым, идейным, профессиональным и другим интересам, представляющие собой в социальном смысле систему сбора административной информации, альтернативную системе государственной отчетности. Именно конкуренция официальных и неофициальных каналов сбора административной информации является первопричиной социальной динамики общества, вводимое в данном случае Марксом понятие "конфликта между производительными силами и производственными отношениями" констатирует один лишь факт конфликта между творческим трудом и властью, не раскрывая его практического механизма – конкуренции официальных и неофициальных каналов сбора административной информации.

Разумеется, в своем управлении обществом государственная власть использует и творческую информацию, но лишь в той мере, в какой эта информация позволяет организовать официальные каналы сбора административной информации наиболее оптимальным образом и, в то же время, сохранить прежнюю структуру власти. Но в том-то и дело, что эти два требования принципиально несовместимы друг с другом, поскольку совершенствование официальных информационных каналов может происходить только до определенных пределов, после чего оно требует изменения старой структуры власти. И если государственная власть старается сохранить свою старую структуру, то она автоматически ограничивает циркулирование творческой информации в официальных каналах и заставляет ее циркулировать преимущественно в неофициальных каналах. Поэтому рано или поздно неофициальные каналы сбора административной информации обгоняют по своей эффективности официальные каналы сбора этой информации, что закономерно приводит к смене правящей власти.

Ведь потому социализм и проиграл историческое соревнование с капитализмом, что имел ювелирно отшлифованную структуру власти, стремящуюся подавить любое инакомыслие, любое непредсказуемое творчество людей. Социалистическая система могла выделять только отдельных творческих деятелей, ставя их у власти, и только отдельные направления творческой деятельности, давая им политическое и экономическое преимущество перед другими. При этом власть имущие, в силу своей естественной заинтересованности в тех преимуществах, которые им дает эта власть, подавляли любую творческую деятельность и любых творческих деятелей, предлагающих более эффективные, но иные формы труда. В результате социализм получил менее эффективную экономику, чем капитализм.

Поэтому какие бы благородные цели не провозглашали политические партии, это еще не говорит о том, что они делают революцию. Стремление этих партий прорваться к власти дает повод говорить только о государственном перевороте, но не о революции. Другое дело, если в обществе уже имеется определенный творческий потенциал, развившийся в условиях старой власти, но не получивший должной оценки и должной свободы развития. После государственного переворота этот потенциал получает должную свободу и, прежде всего, реформу педагогики, поскольку творческий потенциал общества развивается именно на педагогической основе. Но эта реформа не обязательно проводится новой государственной властью. Наглядным примером тому является социалистическая система. Единственная прогрессивная реформа, которую она провела в педагогике, – это введение массового бесплатного образования. Но повальная идеологизация этого образования автоматически перечеркнула его достоинства.

В данном случае Маркс и Ленин слишком сильно разграничили понятия социального прогресса и динамики власти. Смена государственной власти происходит тогда, когда неофициальные каналы сбора административной информации, подчиненные неофициальной власти, становятся более эффективными, чем официальные каналы сбора этой информации, подчиненные официальной власти. А такой перелом в информационной динамике общества возможен в результате как творческого прогресса, так и политических интриг, из-за простой силовой борьбы между официальной и неофициальной властью. При этом стирается всякая граница между революциями и государственными переворотами, поскольку все они возникают в результате конкуренции между официальными и неофициальными информационными каналами общества в условиях неравноправного распределения административной информации между людьми. Здесь можно говорить только о большем или меньшем участии народных масс в смене государственной власти и о более-менее прогрессивной реорганизации официальных информационных каналов после смены государственной власти. Понятие социального прогресса отражает именно последний момент. Но в истории достаточно примеров, когда прогрессивная реорганизация государственного механизма происходила после государственного переворота, осуществленного небольшой группой людей, и наоборот, самое широкое участие народных масс в смене государственной власти не сопровождалось радикальной перестройкой старого государственного механизма. А не заметили этого Маркс и Ленин потому, что прогрессивная реорганизация государственного механизма чаще всего осуществляется при участии народных масс, в силу их меньшей консервативности и большей заинтересованности в такой реорганизации. Приняв этот факт в качестве закона развития общества, все остальное Маркс и Ленин отнесли к исключению из него, а вот это как раз и неверно.

Все информационные каналы, как официальные, так и неофициальные, переплетаются в структуре общества в теснейший клубок, разбивающий это общество на классы по уровню и количеству доступной им административной информации. Чем важнее эта информация и чем ее больше, тем большей властью в обществе обладает данный человек и данная группа людей. В подобном неравноправном распределении административной информации между людьми и заключается истинный смысл классовой структуры общества, а не в провозглашенных Марксом отношениях собственности на средства производства, охватывающих только часть этой структуры.

Именно этот факт не учла социалистическая идеология, проигнорировавшей несправедливое распределение материальных и духовных ценностей при социализме. Законодательно установленное равноправие отношений собственности на средства производства еще не гарантирует социальную справедливость в обществе, поскольку эта справедливость в условиях массовой потребности людей во власти и богатстве возможна только при массовой доступности административной информации, что само собой исключает институт государственной власти. Сохранение государственной власти требует неравноправного распределения информации между людьми, а вместе с тем и других общественных ценностей. При этом власть, независимо от своего характера – капиталистического или социалистического, – автоматически становится частным собственником общественных ценностей. И чем больше ограничивается частная собственность простых людей на эти ценности, тем большим частным собственником оказывается государственная власть. А все потому, что приобретать общественные ценности в частное владение можно не только за счет непосредственной их купли-продажи, как предполагают отношения собственности на средства производства, но и за счет своего классового положения, за счет уровня и количества доступной административной информации.

Чтобы оправдать несправедливое распределение общественных ценностей при социализме, лидеры КПСС прикрылись идеей, что личная собственность людей не имеет ничего общего с частной собственностью на средства производства. На самом деле принципиальной разницы между той и другой собственностью нет, есть только б;льшая частная собственность и меньшая частная собственность. Именно поэтому личная собственность некоторых социалистических вождей и оказалась больше, чем у некоторых миллионеров на Западе частная собственность.

Личная собственность – это частная собственность на материальные и духовные ценности, приобретаемые человеком за счет своего труда или за счет результатов своего труда. При этом не важно, что он приобретает – средства производства или продукты потребления. Важно то, что любое из этих средств производства и любой из продуктов потребления может быть использован для накопления капитала, в том числе, для эксплуатации наемного труда. В Советском Союзе такая эксплуатация официально преследовалась, а неофициально процветала сплошь и рядом, в виде спекуляции, теневых промыслов и добровольно-принудительных услуг.

Личная собственность – это то, что сохранилось до нашего времени от частной феодальной собственности. Такая собственность предполагает не извлечение из нее прибавочной стоимости за счет эксплуатации наемного труда, а непосредственное использование ее тем человеком, который ею владеет. Иначе говоря, феодальная собственность предполагает натуральное ведение хозяйства, что является характерным признаком личной собственности. Именно в виде личной собственности феодальная собственность перешла сначала в капиталистическое общество, затем в социалистическое общество и, вне всякого сомнения, перейдет в коммунистическое общество. Поэтому утверждать, что она не имеет ничего общего с капиталистическими производственными отношениями, как минимум, некорректно.

Отношения собственности на средства производства характеризуют только статику капитала и упускают из виду динамику капитала, которая может создавать власть человеку даже в том случае, если формально он не является собственником этого капитала. Иначе говоря, законодательно установленные отношения собственности на средства производства упускают из виду многие неофициальные каналы движения официально зарегистрированного капитала, не говоря уже о неофициальном капитале, включающем в себя капитал любых неофициальных группировок населения, в том числе капитал нелегальных политических партий. Возможность воспользоваться административной информацией в своих интересах охватывает все формы движения капитала – как официального, так и неофициального, – а значит и правильно отображает классовую структуру общества.

С другой стороны, возможность воспользоваться административной информацией для приведения материального капитала в движение не охватывает все формы доступа людей к объективной информации, которую можно использовать в движении не только материального, но и духовного капитала – личного и общественного. Именно этого факта не учитывали социалистические идеологи, когда заявляли, что весь советский народ причастен к управлению своим государством через Советы и партийные Съезды. Власть на Советах и Съездах никогда не принадлежала народу, она принадлежала президиумам и центральным комитетам, состав которых тщательно подбирался верхушкой КПСС. Ведь для того, чтобы на Совете или Съезде вынести решение, расходящееся с мнением президиума или центрального комитета, необходима свободная фракционная борьба для привлечения на свою сторону большинства делегатов, а такой борьбы не допускалось в принципе, поскольку она угрожала главному интересу правящей власти – сохранению ее прежней структуры. Именно поэтому состав политбюро ЦК КПСС оставался практически неизменным от Съезда к Съезду и от Пленума к Пленуму, в отличие от низовой структуры КПСС.

Фракционная борьба – это одна из форм приведения духовного капитала в движение с помощью той или иной объективной информации, и в первую очередь, творческой информации, изменяющей мировоззрение людей. Законодательное признание такой борьбы равносильно признанию частной собственности на творческую информацию с целью стимулирования творчества людей. Точно также при капитализме государственная власть, признавая частную собственность на материальный капитал, добровольно ограничивает свою монополию на административную информацию с целью стимулирования частного бизнеса. Партийным вождям в Советском Союзе нужно было не монополизировать духовный капитал народа, а разрешить его свободную конкуренцию. Запретив такую конкуренцию, они вынудили духовный капитал народа циркулировать по неофициальным информационным каналам общества, что в конце концов привело социалистическую идею к банкротству.

В данном случае лидеры КПСС не учли того, что изживание творческого неблагополучия народа гораздо важнее его политического образования, которое ничего не дает официальным информационным каналам, по крайней мере, ничего прогрессивного. Уничтожив частную собственность на средства производства, социализм не уничтожил творческой ущербности общества и даже подчеркнул эту ущербность, запретив частное предпринимательство и морально осудив личное хозяйство. А запретив свободу творчества, социализм вообще подписал себе смертный приговор, отменить который не смогло даже всеобщее право на бесплатное образование.

Ведь если в официальной политике и экономике государства отсутствуют условия для свободного творчества масс, то оно начинает служить частнособственническим интересам отдельных граждан, а не интересам официальной политики и экономики государства. Люди без творчества жить не могут, но если государственные законы не позволяют им творить явно, то они начинают творить тайно, т.е. в рамках неофициальных информационных каналов общества. Для социалистической идеологии это равносильно самоубийству, поскольку стимулирует буржуазные настроения в обществе.

Необходимо отметить, что значение этого факта недостаточно понимают не только социалистические, но и буржуазные идеологи. В капиталистических странах совершенно правильно подходят к творчеству людей, поставляющему творческую информацию, с финансовой точки зрения, но в условиях рыночной экономики пользование этой информацией сдерживается законами материальной конкуренции, требующими засекречивания любых перспективных технологий. При этом возникает то же самое несправедливое распределение духовных ценностей между людьми и те же две конкурирующие системы сбора творческой информации – официальная и неофициальная. Примером официальной системы сбора творческой информации в рыночной экономике являются все легальные творческие исследования, примером неофициальной системы - научный и промышленный шпионаж. Наибольшую эффективность рыночная экономика обретает только при полной централизации распределения результатов творческих исследований.

В свою очередь, главная ошибка социалистических идеологов заключалась в попытке планировать творческую деятельность людей в условиях плановой экономики, уничтожившей единственное преимущество социализма перед капитализмом. Плановая социалистическая экономика способна к невиданному по масштабам творчеству масс, поскольку устраняет конкуренцию в сфере материального производства, но лишь в том случае, если этому творчеству предоставляется полная финансовая свобода развития, если в рамках плановой экономики развертывается полноценный рынок творческой информации со всеми его атрибутами. Социалистическим идеологам нужно было не отождествлять материальные и духовные потребности людей, а наоборот, разделять их как можно глубже, зацикливая частнособственнические интересы людей на духовный капитал общества, поскольку единственной ставкой социализма в экономическом соревновании с капитализмом может быть только массовая творческая активность населения.

(В оправдание социалистической и буржуазной идеологии можно сказать лишь то, что в условиях раздробленности человечества на государства с разным экономическим укладом развертывание полноценного рынка творческой информации в социалистических странах невозможно также, как и полная централизация распределения результатов творческих исследований в капиталистических странах. Поэтому переход от одного типа экономики к другому ее типу может осуществляться в масштабах только всего человечества, при полной интеграции всех государственных экономик.

В данном случае Ленин несколько поспешил с утверждением, что победа социализма возможна в одной отдельно взятой стране. Такая победа действительно возможна, но при соответствующем ограничении динамики творческой информации как в социалистических, так и в капиталистических странах. А поскольку капиталистическое частное предпринимательство допускает в этих условиях большую свободу творчества, то капиталистическая экономика в этом случае получает преимущество перед социалистической экономикой).

Ленин чувствовал эту духовную направленность социализма, но сформулировать правильно эту идею не смог, поскольку не хотел признавать равноправия социализма и капитализма. В данном случае он не учел, что ни одна социальная революция в обществе не уничтожает полностью старых общественных отношений; она уничтожает только отрицательную сторону этих отношений и сохраняет положительную их сторону. Задача социалистической революции заключается в уничтожении рыночных отношений в сфере материальной деятельности людей, но сохранении этих отношений в сфере духовной деятельности людей. Если же новая власть законодательно преследует все проявления старых общественных отношений, то положительная их сторона уходит в неофициальную структуру общества и разлагает его изнутри.

Принципиальная ошибка социалистической идеологии заключается в непримиримом отношении к частной собственности на средства производства. Полный отказ от этой собственности автоматически подразумевает необходимость системы ее экспроприации, т.е. системы ее силового подавления, которая со временем перерождается в систему номенклатурной эксплуатации рабочего класса. Сначала эта система подавляет сопротивление остатков буржуазии, затем она "охраняет" рабочий класс от того, чтобы в нем не зародились ростки новой буржуазии, а затем, по мере духовного вырождения вождей социализма, она сама превращается в эксплуататора рабочего класса, поскольку ни одна власть по доброй воле не откажется от своего паразитического характера. Идеологи же социализма решили, что номенклатурная структура социалистического общества может сама по себе перейти в структуру коммунистического общества.

Социалистическая идея сама по себе не плоха, но ее полноценное осуществление невозможно на основе старой доктрины социализма. Никакое законодательное установление равноправия между людьми не сделает их счастливыми, поскольку при разных способностях людей, разном их творческом вкладе в производство материальных и духовных ценностей, и самое главное, разном их доступе к объективной информации, такое равноправие является иллюзорным. Настоящее равноправие заключается не в материальной и духовной уравниловке, а в равноправном доступе к любой объективной информации. Только при таком условии возможно настоящее, а не фиктивное осуществление главного морального принципа социализма – "от каждого по способностям, каждому по труду". В свою очередь, без массовой реализации творческих способностей людей невозможно осуществление главного морального принципа коммунизма – "от каждого по способностям, каждому по потребностям". Но массовая реализация творческих способностей людей и массовый их доступ к объективной информации исключают любые современные институты власти, а этого идеологи социализма допустить не могли, поскольку не видели своей власти никакой альтернативы, как и любая другая власть.

Часть вторая. Реквием по капитализму

Важное место в работах Ленина занимает критика оппортунизма – направления в рабочем движении, отказавшегося от политической борьбы и ограничившегося только экономическими требованиями. Природу оппортунизма Ленин характеризует как предательство интересов рабочего класса лидерами рабочего движения, заключившими сделку с хозяевами предприятий. Такая сделка действительно совершалась чаще всего с помощью подкупа рабочих лидеров, но означает ли это, что примиренческий характер оппортунизма перекрывает перспективы рабочего движения? Ведь соглашение между оппортунизмом и буржуазией – это то же самое соглашение между трудом и властью, делающее общество более гармоничным, чем раньше, а целью рабочего движения, по утверждению Ленина, является именно социальная гармония общества.

Причиной отрицания Лениным оппортунизма является то, что он не видел мирного способа нейтрализации эксплуататорских наклонностей буржуазии, который раз и навсегда гарантировал бы рабочему классу справедливое вознаграждение его труда при любом политическом режиме. Поэтому отношение Ленина к оппортунизму было логичным и, с его точки зрения, правильным. Да, сделка оппортунизма с буржуазией не гарантирует справедливости в капиталистических производственных отношениях, но такую гарантию может дать законодательное разделение рынка товаров и рынка рабочей силы. Если законодательно обязать политические партии заниматься организацией занятости населения, т.е. отдать им под управление рынок рабочей силы, оставив рынок товаров хозяевам предприятий, то эти партии смогут обеспечить как справедливое вознаграждение наемного труда, так и мирный переход капиталистических производственных отношений в социалистические производственные отношения и наоборот.

В современной идеологии эти два состояния общества принято противопоставлять друг другу, что совершенно верно, поскольку каждое из этих состояний исключает другое в одной и той же сфере общественной деятельности. Неверным в данном случае является отрицание приверженцами одной общественной формации права на существование другой общественной формации, даже если такое отрицание не выходит за рамки идеологической борьбы. Тенденция к такому отрицанию существует как в буржуазной, так и в социалистической идеологии. При этом обе стороны всячески подчеркивают недостатки противоположной стороны и скрывают свои собственные. Правильный подход к данной проблеме заключается в том, что принципиально неустранимые недостатки одного общественного строя устраняются в рамках другого общественного строя. Поэтому для решения назревших проблем одного общественного строя необходим законодательно регулируемый, но не хаотический революционный, переход к другому общественному строю... Ведь сохранение рабочих мест и сохранение занятости населения – это не одно и то же, а банкротство предприятий и увольнение наемных работников – это еще не безработица.

Сегодня в капиталистических странах профсоюзы борются с хозяевами предприятий за сохранение рабочих мест, только усугубляя кризисные явления в экономике, мешая быстрой перестройке производства и уменьшая его рентабельность. Подобная политика профсоюзов никоим образом не решает проблему безработицы, поскольку не учитывает интересы частного предпринимательства, т.е. саму основу рыночной экономики, а потому только способствует банкротству предприятий и безработице. Не решают эту проблему и государственные программы помощи безработным. При отрыве интересов бирж труда от интересов трудящихся подобные программы просто перекладывают проблему безработицы на плечи налогоплательщиков, не решая ее как таковую.

Для того, чтобы решить эту проблему, биржи труда должны быть сращены с профсоюзами, которые должны не конфликтовать с хозяевами предприятий по каждому случаю увольнения наемного работника, а заниматься перераспределением рабочих мест в экономике государства. Тогда каждый работник, платящий профсоюзные взносы, будет вправе требовать от бирж труда своей занятости или пособие по безработице, равносильное его обычной зарплате. При этом биржи труда будут заинтересованы в максимальной занятости членов профсоюзов, поскольку каждый безработный будет для них двойным ударом по карману – как неплательщик профсоюзных взносов и как претендент на пособие по безработице.

Иначе говоря, в рыночной экономике безработица должна быть переложена на плечи профсоюзов, чтобы именно они занимались проблемой трудовой занятости населения, поскольку именно они провозглашают своей целью защиту интересов трудящихся. А для более эффективного управления занятостью профсоюзные биржи труда должны контролировать рынок рабочей силы как в частном, так и в государственном секторах экономики. Собственно говоря, в большинстве капиталистических стран именно так сегодня и борются с безработицей, спешно развертывая в условиях экономических кризисов государственный сектор экономики. Нужно только законодательно закрепить эту тенденцию и передать руководство ею заинтересованной стороне, т.е. профсоюзам. Подобная организация деятельности профсоюзов устраняет проблему безработицы, но не ограничивает действия хозяев предприятий в отношении найма и увольнения работников, а потому не препятствует развитию производства.

Более того, если профсоюзы смогут гарантировать трудовую занятость населения, то можно будет отменить и другой тормоз развития производства в рыночной экономике - законодательные ограничения на регулирование заработной платы наемных работников хозяевами предприятий. Система законодательного регулирования заработной платы, к которой неизбежно приводит противостояние интересов профсоюзов и интересов хозяев предприятий, малоподвижна и плохо отражает тенденции в развитии производства. Данная система оправдывает себя в условиях только хаотического, неуправляемого обеспечения занятости населения. Профсоюзное управление занятостью позволяет отдать регулирование заработной платы на откуп хозяевам предприятий. При этом высокий уровень заработной платы в частном секторе экономики будет поддерживаться его конкуренцией за рабочую силу с государственным сектором экономики.

Профсоюзы – это посредники между наемными работниками и хозяевами предприятий в торговле рабочей силой. Профсоюзы кровно заинтересованы в высоком уровне заработной платы своих членов, но не каждого отдельного работника, а в целом по отрасли и государству, в частном и государственном секторах экономики. При законодательном регулировании заработной платы в условиях рыночной экономики невозможно обеспечить наиболее оптимальное соотношение роста заработной платы и роста производства. Возможным это становится только при профсоюзном регулировании заработной платы за счет увеличения или уменьшения предложения рабочей силы на рынке труда в той или иной отрасли производства.

Но деятельность профсоюзов в рыночной экономике не должна ограничиваться одним только обеспечением занятости населения, поскольку профсоюзы – это и есть те самые политические партии, которые на деле, а не на словах, являются партиями из народа и для народа, и которые занимаются не столько укреплением своей власти, сколько улучшением материального положения простых людей. Современные политические партии – это социальный анахронизм, паразитирующий на массовом заблуждении, что парламент государства, оторванный от непосредственной трудовой деятельности людей, способен эффективно решать их проблемы.

В данном случае идеологи социализма совершенно правы, что в капиталистических странах парламент представляет не столько интересы населения, сколько интересы крупных предпринимателей. Происходит это потому, что от действия или бездействия крупных предпринимателей существенно зависит их собственное благополучие, что заставляет их оказывать на парламент активное лоббистское давление. Но ни один наемный работник не может ожидать от парламента никакой конкретной выгоды, поэтому у него нет стимула давить на парламент кроме как во время избирательной компании. В условиях оторванности парламента от повседневной трудовой деятельности людей с этим ничего нельзя поделать, что собственно и заставляет людей вступать в различные политические партии в надежде, что они будут представлять их интересы в парламенте. Но в том-то и дело, что пока та или иная политическая партия находится не у власти, ей не по карману заниматься лоббированием, а значит и реально решать проблемы рядовых своих членов. Зато когда она приходит к власти, то сама попадает под пресс лоббирования и отрывается от интересов рядовых своих членов только потому, что объективно ничем не была с ними связана, кроме предвыборных обещаний.

Решить эту проблему коренным образом могут только профсоюзы, основные интересы которых лежат в области организации конкретного труда конкретных людей, но не современные политические партии, заинтересованные в такой организации только декларативно. Только тогда, когда борьбой за власть в государстве будут заниматься профсоюзы, только тогда у людей труда появится реальный защитник их интересов в парламенте. При этом замкнутость профсоюзов на конкретную, социально необходимую деятельность людей будет залогом их невраждебной конкуренции за политическую власть. Просто профсоюзы, находящиеся у власти, будут заниматься, помимо своей основной деятельности по обеспечению занятости населения, еще и парламентской деятельностью, а профсоюзы, находящиеся не у власти, будут добиваться ее повышением эффективности своей основной деятельности. При этом профсоюзное движение будет отличаться от оппортунизма только своей профессиональной спецификой.

Именно в родстве с профсоюзным движением заключается прогрессивное содержание оппортунизма, которое не заметил Ленин. Оппортунизм – это не предательство интересов рабочего класса. Он никогда не отказывался от политической борьбы, хотя бы потому, что продолжал участвовать в борьбе за парламентскую власть. Он отказался только от силовых методов этой борьбы, признав тем самым право на существование частной собственности, которая вовсе не исключает государственной собственности. Оппортунизм – это позитивная тенденция в рабочем движении, указывающая не необходимость передачи политической власти профсоюзам. Отвергая оппортунизм безоговорочно, Ленин совершил грубейшую ошибку, природу которой выявило экономическое соревнование социалистической и капиталистической систем. Не имея профессиональной специфики, а значит и политической перспективы, оппортунизм оказался более прогрессивным в экономическом отношении, чем коммунистическая партия, которая также не имеет этой специфики, поскольку не отвергал ни частной, ни государственной собственности на средства производства.

Историческая перспектива политических партий заключается в их профессиональной специализации! Именно в такой специализации заключается прогрессивный смысл многопартийной системы власти, но не в разнообразии предвыборных программ профессионально безликих партий. Ни одна политическая партия не может управлять одновременно всеми видами деятельности людей без потери профессионального интереса к самой этой деятельности. Для того, чтобы сохранять такой интерес, нужно самому быть профессионалом, причем не ремесленником, а творцом. Но профессионалом можно быть только в каком-то одном виде деятельности, поскольку такова уж природа профессионализма – она строго специфична. Разносторонний профессионализм встречается крайне редко, гораздо чаще встречается разностороннее дилетантство. Наглядным примером тому являются функционеры современных политических партий, равнодушные к профессиональной деятельности рядовых своих членов.

Настоящий интерес партийных функционеров – это политические интриги и борьба за власть. Доказательством тому служат партийные функционеры в бывшем Советском Союзе, вмешивавшиеся в деятельность промышленных и сельскохозяйственных предприятий с целью укрепления личной власти в партийном аппарате и не считавшиеся с профессиональными интересами этих предприятий. У творческих людей такое вмешательство вызывало негодование, а у основной массы населения – презрение и равнодушие к своей собственной производственной деятельности. Все это не могло не привести к падению престижа КПСС, не смотря на ее привилегированное положение в обществе.

Никогда человек труда не простит равнодушия к своему труду со стороны тех, кто претендует на долю продуктов с этого труда, не участвуя в нем непосредственно, и уж тем более не простит вредительства с ее стороны. А такое вредительство просто неизбежно, когда борьбой за власть, т.е. за право управлять трудовой деятельностью и распоряжаться ее результатами, занимаются люди, равнодушные к профессиональной стороне этой деятельности. И такое вредительство присуще не только социалистической, но и капиталистической экономике. Просто для последней это вредительство менее характерно, в силу большей независимости хозяев частных предприятий от государственной власти. Все это – грани того же противоречия между трудом и властью, разрешить которое можно только передачей политической власти профсоюзам. Современные же политические партии могут быть сведены к лоббистским группировкам, представляющим интересы частных предпринимателей и не участвующим в борьбе за политическую власть.

Слияние профсоюзов с государственной властью – это реальная защита интересов простого населения от лоббистской политики частных предпринимателей не в ущерб последней. Замкнутость профсоюзов на рынок рабочей силы автоматически согласует законотворческие интересы частных предпринимателей и законотворческие интересы населения за счет перераспределения рабочих мест между отраслями экономики. В условиях единства государственной власти и профсоюзов любое давление частных предпринимателей на парламент автоматически будет вызывать соответствующую перестройку профсоюзной политики занятости. В условиях оторванности парламента от рынка рабочей силы такое давление приводит к тому, что под прессом законотворчества оказывается простое население. Если же парламент пытается быть "справедливым" и сдерживает лоббирование, то тем самым он бьет по интересам частных предпринимателей и ограничивает рост производства.

Другим положительным результатом слияния профсоюзов с государственной властью является возможность ненасильственного, законодательно регулируемого перехода рыночной экономики в плановую и наоборот. Ведь именно контроль частных предпринимателей над рынком рабочей силы делает невозможным законодательную передачу частной собственности на средства производства в руки государства, что в особо тяжелых кризисных ситуациях закономерно приводит к революциям. Ни один частный предприниматель по доброй воле не откажется от такого контроля, поскольку наличие его позволяет хозяину частного предприятия получать максимальную выгоду от своего производства. Но при этом, как совершенно справедливо отметил Маркс, становится невозможным защитить пролетариат от эксплуататорских наклонностей буржуазии. Отсюда Маркс сделал вывод, что нейтрализовать эти наклонности можно только путем революции, т.е. полным уничтожением частной собственности на средства производства, не заметив, что законодательное разграничение рынка товаров и рынка рабочей силы позволяет нейтрализовать эти наклонности, не отнимая у буржуазии ее средств производства. Более того, такое разграничение позволяет мирным способом переходить от капитализма к социализму за счет той самой конкуренции частных предпринимателей, которая составляет основу рыночной экономики.

Как уже говорилось, в классической рыночной экономике, в условиях свободной конкуренции частных предпринимателей, цены на товары определяются соотношением их спроса и предложения. Но такое положение сохраняется только до тех пор, пока частным предпринимателям не становится тесно на рынке товаров и они не начинают – вынуждено или намеренно – объединяться в монополии. Возникновение монополий устраняет классический рыночный механизм формирования цен и создает другой, в котором можно навязывать свою волю рынку, диктовать ему свои цены для вытеснения конкурентов из отрасли. В конечном счете эта тенденция приводит к тому, что в экономике государства властвуют лишь несколько огромных корпораций.

Эту тенденцию в рыночной экономике особо подчеркивал Ленин, но он не смог определить ее истинный смысл. Монополизация рыночной экономики – это тенденция мирного перехода ее в плановую экономику, поскольку концентрация средств производства в руках небольшого количества частных предпринимателей ничем принципиально не отличается от концентрации этих средств в руках государства. Нужно только поставить эту тенденцию под контроль профсоюзной политики занятости, чтобы устранить ее сегодняшние издержки, связанные с массовыми разорениями мелких фирм и массовыми увольнениями их наемных работников.

Сегодня мелкие фирмы обращаются к государству с просьбой защитить их от хищнической политики монополий, когда те позволяют себе продавать продукцию по ценам ниже издержек на ее производство. Эту антимонопольную политику мелких фирм активно поддерживают профсоюзы с целью сохранения рабочих мест. Между тем, профсоюзы должны бороться с монополиями не напрямую, а через свою политику занятости. Если профсоюзы заинтересованы в сохранении мелких фирм, они могут выплачивать их хозяевам дотации, компенсирующие убытки от хищнической политики монополий. При этом свое давление на мелкие фирмы монополии будут оплачивать фактически из своего кармана, т.е. из профсоюзных взносов своих работников и собственных лоббистских взносов. Если же профсоюзы окажутся незаинтересованными в сохранении терпящих убытки мелких фирм, то любые социальные конфликты они смогут предотвратить через свою политику занятости. В пределе такая политика профсоюзов приведет к мирному переходу капитализма в социализм. А сохранение профсоюзами контроля над рынком рабочей силы не позволит в этом случае хозяевам монополий диктовать свою волю парламенту.

Практически то же самое можно сказать и о плановой экономике, которая также подвержена кризисам, как и рыночная экономика. Отличительным признаком любой плановой экономики является экстенсивное развитие, поскольку такое развитие лучше поддается централизованному планированию. В Советском Союзе партия нацеливала экономику на интенсивный путь развития, не понимая, что такое развитие по самой своей природе противоречит плановой организации производства. Интенсивное развитие подразумевает непрерывную творческую работу по изменению свойств товаров и форм труда, которую невозможно планировать, а можно только создавать максимально благоприятные условия для ее свободного развития, т.е. перевести ее на рыночные отношения.

Поэтому плановая экономика может только с "большим скрипом" перестраиваться с одного ассортимента товаров на другой и с одной технологии производства на другую. Другое дело строительство новых, более совершенных производств, т.е. экстенсивный путь развития. Здесь плановая экономика имеет неоспоримое преимущество перед рыночной экономикой, поскольку позволяет быстро концентрировать денежные и материальные средства на нужных направлениях развития. Но такой путь оправдывает себя только при медленном развитии науки и техники, как оправдал он себя в Советском Союзе в первой половине прошлого века. В условиях НТР любые вводимые в строй крупные предприятия устаревают еще до того, как начинают выпускать продукцию.

Другой причиной кризисов плановой экономики является то, что в условиях планового регулирования цен потребительская стоимость товаров не может адекватно отображать затраты на их производство, а значит и стимулировать производство наиболее выгодных товаров. Поэтому администрация предприятий регулирует социалистический рынок товаров не повышением производительности труда или качества товаров, а увеличением фондов заработной платы, утаиванием оборотных фондов, приписками к отчетности, занижением плановых показателей и т.д., т.е. номенклатурным регулированием стоимости своего производства. При этом экономика государства в целом приобретает устойчивую тенденцию к спаду производства, к непрерывному удорожанию его при снижении производительности. Такое состояние плановой экономики равносильно инфляции в рыночной экономике.

Поэтому не случайно в последние годы советской власти КПСС усиленно "изобретала" различные хозрасчетные рычаги управления экономикой. Ориентация на хозрасчет – это не что иное, как вынужденное движение социализма к рыночной экономике под давлением нарастающего кризиса производства. Что бы не говорили лидеры КПСС о том, что хозрасчет не имеет ничего общего с капиталистическими производственными отношениями, а последовательное проведение политики хозрасчета при любых идеологических метаниях, демагогических заявлениях и номенклатурном саботаже неизбежно привело бы нашу экономику к узакониванию частной собственности на средства производства.

Введение в плановую экономику хозрасчета неизбежно приводит к различным рыночным ситуациям, противоречащим социалистической конституции. Стремление лидеров КПСС любой ценой сохранить эту конституцию, а фактически – свои чиновничьи привилегии, привело к лавине всевозможных инструкций, разъясняющих руководителям предприятий как нужно применять хозрасчет в той или иной ситуации, чтобы он не противоречил социалистической конституции. При этом в масштабах государства хозрасчет тормозился этими же самыми инструкциями, поскольку централизованное регулирование хозрасчета – это попытка объять необъятное, т.е. свободный рынок.

Основная причина краха советской политики хозрасчета заключается в том, что рыночная экономика не терпит централизованного регулирования. Приняв решение перевести экономику на хозрасчет, КПСС фактически не допустила этого, не желая признавать, что хозрасчет – это ни что иное, как движение к капитализму, и развернула бюрократическую борьбу с ним. В данном случае чиновничьи амбиции для лидеров КПСС оказались выше здравого смысла. Ведь если бы Горбачев в свое время допустил свободную конкуренцию государственного и нарождающегося частного секторов экономики, то мы бы еще и сегодня жили при коммунистах, а главное, были бы всей душой за них и за их "новое мышление".

В свою очередь, основная ошибка демократов заключается в том, что они сразу же развалили все старые производственные связи в экономике, хотя захват власти демократами прошел безболезненно для экономики государства, в отличие от захвата власти большевиками в Октябре семнадцатого года. Ведь если демократы, как они утверждают, хотели блага народу, а не себе лично, то ни в коем случае не должны были переделывать экономику государства шоковыми методами. Им нужно было всеми мерами сохранять оставшийся после коммунистов государственный сектор экономики и лишь постепенно расширять свободу экономической политики предприятий, вводя конкуренцию государственного и частного секторов экономики. Иначе говоря, демократам нужно было продолжать горбачевскую политику хозрасчета, переделав только конституцию СССР для узаконивания частной собственности на средства производства.

Между тем, демократы пошли по тому же пути, что и большевики в Октябре: "Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем, мы наш, мы новый мир построим...", хотя большевики тогда не по своей прихоти разрушали российскую экономику. Более того, в свое время большевики дали демократам недвусмысленную подсказку – НЭП, – наглядно демонстрирующую несостоятельность шоковых методов переделки экономики. Ведь именно НЭП тогда вытянул Россию из развалин ее экономики, оставшихся после гражданской войны, и вытянул именно потому, что опирался на остатки дореволюционной капиталистической экономики. Если бы Ленин тогда не разрешил НЭП, то военный коммунизм большевиков, устоявший в гражданской войне, сам собой развалился бы. Люди бы просто устали от пустых обещаний светлого будущего и стали бы искать выход из положения в обход официальной структуры общества. Точно также наши демократы обанкротились политически из-за пустых обещаний "прелестей" свободного рынка и отказа от конкретных возможностей, которые давала им оставшаяся после коммунистов отлаженная плановая экономика...

Сегодня демократы делают вид, что управляли тогда экономикой государства, хотя на самом деле шоковой экономикой управлять невозможно. Можно только латать в ней наиболее крупные дыры в надежде, что "кривая сама вывезет". И ведь действительно вывезла. Вот только заслуга эта не демократов, а простого народа, его терпения и трудолюбия. Но демократы приписывают эту заслугу себе, своей "мудрой" политике и "чудотворной силе" демократической идеи. Самое подлое, что формально они правы, поскольку выезжание из кризисов с помощью "поджаривания пяток" простому народу – это главный принцип рыночной экономики...

Плановая и рыночная экономики – это две равноправные экономические системы, которые в кризисных ситуациях должны переходить друг в друга непрерывным образом, без всяких революций и бряцания оружием, за счет узаконенной конкуренции между государственным и частным секторами экономики. Такое решение представляется вполне естественным, учитывая, что в кризисных ситуациях в рыночной экономике наблюдается тенденция к монополизации производства и слиянию монополий с государством, а в плановой экономике – тенденция к введению хозрасчета и других рыночных механизмов повышения производительности труда.

Плановая экономика – это ни что иное, как доведенная до предела система ограничения конкуренции в государственно-монополистическом капитализме. При этом основное противоречие капитализма переходит в форму противоречия между общественным характером труда и государственной формой присвоения его результатов, которое перестает быть противоречием в том смысле, что теряет конкретных виновников за несправедливое распределение результатов труда. При социализме труд не перестает быть товаром, а создаваемая в нем прибавочная стоимость не перестает присваиваться конкретными людьми, но информация о таком присвоении засекречивается государственной властью, "размазывается" по всей номенклатурной структуре социалистического общества.

Отсюда следует, что труд при социализме перестает быть регулируемым источником прибыли. Когда прибавочная стоимость теряет конкретных адресатов, исчезает возможность управлять трудом людей, создающих данную конкретную прибавочную стоимость. Управлять таким трудом можно только косвенным образом, т.е. стимулированием творческой активности людей, повышающей их ответственность за результаты труда. Если же социалистические законы подавляют эту активность, неизбежно падение производительности труда и производственной дисциплины...

Стремясь показать принципиальное отличие социализма от капитализма, Маркс и Ленин поспешили объявить социализм непротиворечивым строем, забыв, что наличие противоречий является залогом любого развития. При капитализме противоречие между общественным характером труда и частнособственнической формой присвоения его результатов является залогом материального развития общества. Однако наличие этого противоречия тормозит духовное развитие капиталистического общества, поскольку зацикливает творческие интересы людей на сферу материального производства.

Залогом духовного развития общества является наличие противоречий в сфере духовной деятельности людей, оперирующей духовным капиталом общества, т.е. различными политическими, экономическими, научными, культурными, религиозными и другими творческими идеями. Преимущества в пользовании таким капиталом составляют смысл классовых отношений и классовых противоречий в сфере духовной деятельности. Но работать эти противоречия начинают только тогда, когда в сфере духовной деятельности устанавливаются рыночные отношения, ограничивающие пользование духовным капиталом общества только финансовыми отношениями и никакими более. Только при таком условии творческая активность людей становится массовым явлением в обществе. Всякие призывы к творчеству в условиях ограничения его свободы и финансовой необеспеченности останутся пустыми словами.

Другим препятствием на пути к реализации рынка идей является то, что сегодня под творчеством ошибочно понимают ремесло образованности, т.е. одну только осведомленность о передовых тенденциях в сфере материального производства и стремление реализовать их практически на своем предприятии. Но творчество – это всегда нестандартность мышления, а большая образованность – это, как правило, большая стандартность мышления. Поэтому излишняя специализация знаний является тормозом для творческой деятельности. Не случайно ведь все великие открытия делались их авторами в основном в молодом возрасте. Точно также не случайно самые невероятные фантазии возникают у людей именно в детском возрасте.

Сегодняшнее привилегированное положение образованности по отношению к простому фантазированию проистекает из нашей материалистичности. Сегодня мы слишком строго отделяем стремление представить что-то иначе, т.е. воплотить это в идее, от стремления воплотить это на практике и стимулируем материально только последнее. Поэтому жить за счет творчества сегодня могут только те люди, которые имеют высшее образование и способны самостоятельно довести разработку своей идеи до практического воплощения. В данном случае нам просто нужно понять, что грамотное оформление, функциональность, готовность к практическому воплощению – это одно состояние творческой идеи, а первичный образ, фантазия, озарение – это другое состояние той же самой идеи, которая от этого не становится менее ценной. И совсем не обязательно, чтобы эту идею доводил до функционального состояния ее же автор, нужно только правильно оценить степень интересности его идеи и затраченные на ее генерацию усилия.

Ведь генерация творческих идей – это то же самое, что и добыча полезных ископаемых в сфере материального производства. Но практически нигде в этой сфере, за исключением кустарных производств, добыча сырья и обработка его до стадии готового продукта не сосредотачивается на одном и том же предприятии, что, собственно, и является залогом конкуренции на рынке материальных товаров, поскольку творческий подход к делу позволяет из одного и того же сырья получать самые разнообразные товары. Между тем, сегодня в сфере духовной деятельности все обстоит наоборот – простое фантазирование в ней незаслуженно дискриминируется, а образованность преступно непродуктивно используется. Да, функциональная идея способна стать основой конкуренции на рынке материальных товаров, а нефункциональная – не способна, но она способна стать основой конкуренции на рынке идей, тогда как никакое образование не способно возместить отсутствие идей ни на рынке товаров, ни на рынке идей.

Решить эту проблему можно только в том случае, если рынок идей перейдет на систему прямых сделок между авторами идей и заинтересованными в них лицами. Тогда размер сделки и цена идеи будут устанавливаться и регулироваться не случайными людьми, а условиями рынка, т.е. самими производителями и потребителями идей. При этом нефункциональные идеи будут выступать качестве "природного сырья", из которого профессионалы смогут получать функциональные идеи. Только в таком случае непрофессиональное творчество не будет ущемляться по сравнению с профессиональным, как сегодня добывающие отрасли материального производства не ущемляются по сравнению с обрабатывающими отраслями.

И, наконец, только тогда, когда за пользование идеями нужно будет платить также, как и за пользование товарами, исчезнет беспорядочное их употребление, сводящее насмарку все усилия нынешней педагогики, не позволяющее людям найти свое творческое призвание в жизни, дезориентирующее их духовно. Это означает, что на рынке идей должна существовать система управления творческой занятостью, аналогичная системе управления занятостью людей в сфере материального производства. Главной задачей подобных "духовных профсоюзов" должна быть максимальная реализация у людей их личных творческих способностей, поскольку любой человек, не интересующийся творчеством и занимающийся только потреблением духовных ценностей, является с моральной точки зрения безработным, причем безработным, получающим от общества пожизненное пособие по безработице. А поскольку творческое развитие личности является целью всей системы социального воспитания человека, то в духовные профсоюзы должны входить все системы дошкольного, школьного и вузовского образования, все научные, культурные и религиозные организации, включая обычные профсоюзы этих отраслей общественной деятельности.

Духовные профсоюзы – это и есть те самые политические партии, которые должны находиться у власти в плановой экономике, когда возникает острая необходимость в массовом творчестве и перенесении рыночных отношений в сферу духовной деятельности людей. Материальные профсоюзы должны находиться у власти только в рыночной экономике, когда требуется стимулировать материальное производство, у которого уже имеется достаточно богатый творческий потенциал. В этом случае рыночные отношения могут переноситься в сферу материальной деятельности людей.

Именно духовные профсоюзы должны бороться за власть в государстве наравне с материальными профсоюзами, поскольку именно они являются теми политическими партиями, которые на деле, а не на словах, занимаются духовным развитием людей. Современные политические партии только провозглашают свои духовные цели, занимаясь одной лишь борьбой за власть, поскольку ничего не способны дать людям в духовном отношении, кроме как насаждать им ту или иную идеологию, а фактически – "любовь" к чиновникам этих партий. Поэтому если люди труда стремятся к гармонии и прогрессу общества, если они хотят найти свое творческое счастье в жизни, то с нынешними политическими партиями, занимающимися не педагогической деятельностью, а пропагандой, и воспитывающими не творцов, а функционеров, им не по пути.

Современные политические партии, тяготеющие к интересам частного капитала, должны бороться не за политическую, а за экономическую власть, за которую не должны бороться уже профсоюзы. В противном случае профсоюзы окажутся в том же положении, что и хозяева предприятий, осуществляющие контроль как над рынком товаров, так и над рынком рабочей силы. Рано или поздно такой контроль приведет верхушку профсоюзов к предательству интересов народа, даже если они будут заниматься организацией его трудовой занятости. А все потому, что одновременный контроль над рынком товаров и рынком рабочей силы – это и есть тот самый тормоз, который ограничивает эффективность информационных каналов общества. Более всего такой тормоз характерен для официальных информационных каналов. В неофициальных информационных каналах, в силу самого их неофициального характера, затруднен контроль либо над рынком товаров, либо над рынком рабочей силы. Именно поэтому неофициальные информационные каналы могут развиваться непрерывным образом, без революций и других социальных потрясений. Аналогичное непрерывное развитие официальных информационных каналов может обеспечить законодательный раздел сфер влияния между правительством и парламентом. При этом профсоюзы должны бороться только за парламентскую власть в государстве, а обычные политические партии – только за правительственную власть.

Правительство государства – это высший управляющий центр рынка товаров, а парламент государства – это высший управляющий центр рынка рабочей силы. Сегодня правительство всех государств формируется из членов парламента, что автоматически перемешивает рынок товаров и рынок рабочей силы, причем не в интересах наемных работников, а в интересах работодателей, в интересах частного капитала, в силу большего тяготения к нему обычных политических партий. Закономерным следствием такого перемешивания является невозможность социального прогресса общества без революций, а точнее, без силового захвата государственной власти. Только раздел сфер влияния между правительством и парламентом, между обычными политическими партиями и профсоюзами, может избавить общество от необходимости силового свержения власти.

Часть третья. Реквием по космополитизму

Другой ошибкой Ленина является отрицание национального характера борьбы пролетариата. Так, например, в своей работе "Национальный вопрос в нашей программе" он ополчился против польских коммунистов, не желавших участвовать в борьбе русского пролетариата с царизмом. Не отвергая принципиально национальную специфику рабочего движения, Ленин требовал подчинения национальных интересов рабочего класса интересам его борьбы с мировой буржуазией. В качестве аргумента Ленин приводил тот факт, что буржуазия много раз предавала свои национальные интересы в политических или экономических целях, взывая в то же время к национальному сознанию рабочего класса, для того, чтобы привлечь его на свою сторону для осуществления часто тех же самых целей. Отсюда Ленин сделал вывод, что и рабочий класс, дабы не выглядеть "простофилей", должен отказаться от своих национальных интересов ради интересов политической борьбы.

Не пошли дальше Ленина и другие социалистические идеологи, пропагандировавшие идею пролетарского единства братских коммунистических партий в борьбе с национальной буржуазией, транснациональными корпорациями и колониальным гнетом, но так и не создавшие Третьего Интернационала, поскольку не смогли избавиться от национальных разногласий между этими партиями. Поэтому "братская" помощь КПСС этим партиям была направлена не на расширение социалистического лагеря, как это преподносилось советскому народу, а на ослабление лагеря капитализма, т.е. на идеологические диверсии и саботаж, которыми в капиталистических странах, не мудрствуя лукаво, занимаются разведывательные службы. Помогая этим партиям, КПСС обманывала и обкрадывала свой народ, поскольку цель данной политики – мировая социалистическая революция – принципиально не могла быть достигнута. Ведь откуда возникло понятие о развивающихся странах, противостоящих сильным капиталистическим державам, но идущих, фактически, по капиталистическому пути развития? Именно из социалистической пропаганды, стремящейся использовать любой способ ослабления капиталистического лагеря.

Свое начало национальная политика КПСС ведет с силового насаждения социалистической революции в республиках Кавказа и Средней Азии. Что бы ни утверждали социалистические идеологи, а простые люди этих наций всего лишь мечтали поменяться местами со своими феодалами и вовсе не собирались в светлое социалистическое будущее, куда их силой тащили русские. Зато культурная интеллигенция этих наций, по крайней мере, большая ее часть, поддерживала феодалов, поскольку культура во все века держалась на богатых. Поэтому экспансия русской социалистической революции просто не могла не ударить по национальной культуре и национальному достоинству этих народов. С точки зрения этих народов, русская экспансия опиралась на отщепенцев, т.е. на культурно отсталую часть населения, играя на нелучших чувствах людей.

Никакое приобщение к общечеловеческим культурным ценностям не может служить оправданием никакой революционной экспансии, если при этом подавляется собственная национальная культура народа. Собственно говоря, не существует никакого приобщения к ценностям мировой культуры, существует только насильственное или ненасильственное приобщение к ценностям чужой национальной культуры. Ненасильственное приобщение – это пропаганда своей национальной культуры на территории чужого национального государства, осуществляемая на правах гостя. Ненасильственное приобщение предполагает просветительскую (миссионерскую) деятельность и приглашение представителей чужой нации в свою страну на учебу. Только таким способом русская нация могла пропагандировать идею социалистической революции в республиках Кавказа и Средней Азии, не ущемляя национального достоинства этих народов. Другое дело, что в то время была реальной угроза силового вторжения капиталистических стран в эти республики. Но это только лишний раз доказывает невозможность полноценной победы социализма в одной отдельно взятой стране. А вот если приобщение к чужой национальной культуре осуществляется насильственно, т.е. на правах хозяев, то вместо благодарности за освобождение от феодального гнета коренные народы начинают испытывать ненависть к своим "благодетелям" за ломку старого национального уклада.

Основные политические интересы пролетариата определяются улучшением его материального положения, но национальные интересы пролетариата тесно связаны с культурными и религиозными традициями его народа, т.е. с духовной деятельностью людей. Оба вида интересов – политические и национальные, материальные и духовные – имеют равное право на свободу развития, поэтому подчиняя национальные интересы политическим интересам, большевики просто не могли не ущемить национальных интересов рабочего класса. В международной политике такое ущемление привело к разногласиям между коммунистическими партиями разных стран, во внутренней политике социалистических государств – к угнетению национальной культуры, последствия которого мы расхлебываем в наши дни.

Положительным моментом ленинской национальной политики было только одно – признание равноправия наций. Но провозглашая пролетарское единство наций, Ленин вместе с тем отбросил и национальное достоинство народа, сведя его к культурной самодеятельности. КПСС, развивая эту ленинскую идею, взяла курс на территориальное перемешивание наций, отменив статус республиканского гражданства, приветствуя всесоюзные ударные стройки, выдворяя недовольных социалистическим строем с родных мест в глухие уголки России и т.д. и т.п. Такая политика просто не могла не привести к национальному недовольству, но при социализме его подавляли силой, создавая видимость благополучия. Прорвалось это недовольство только после падения коммунистического режима, вылившись в межнациональные конфликты и межнациональную вражду. Но винить в данном случае нужно не другие нации, а национальную политику КПСС и устранять последствия этой политики восстановлением территориальной целостности наций. В противном случае национальная политика государства оборачивается войной с естественной биологией человека.

Понятие нации – это социальный эквивалент понятия расы. Первая характеризует границы изменчивости поведения людей, вторая – границы изменчивости его внешности, но та и другая закладываются в человека генетически. По этой причине никакие призывы к пролетарской солидарности не устранят все национальные разногласия между рабочими разных стран. Конечно, социальное воспитание может изменить национальное сознание человека, но никогда не сможет нейтрализовать его полностью. Хотя бы потому, что рано или поздно посторонние люди напомнят этому человеку о его национальной и расовой принадлежности и толкнут к родной национальной культуре. И более вероятно, что тяга к родной нации окажется сильнее чужого национального воспитания, поскольку данная тяга закладывается в человека самой природой. Наглядным подтверждением тому является американская культура, в которой, несмотря на ее хваленый демократизм, до сих пор сохраняется расизм, а разные нации стараются жить обособленно и контактировать только профессионально.

В данном случае Маркс и Ленин просто не учли, что учение Дарвина о происхождении видов, послужившее в свое время одним из основных доводов в пользу материалистической философии, применимо не только к животному и растительному миру, но и к человеческому обществу, в котором действуют те же самые эволюционные факторы, только не биологические, а социальные. Изменчивость, наследственность и отбор в человеческом обществе действуют на уровне именно рас и наций! При этом понятие нации соотносится с фактором наследственности в учении Дарвина и характеризует пределы стабильности данной человеческой группы. С фактором изменчивости в учении Дарвина соотносятся все новые веяния в национальной культуре народа, неразрывно связанные со спонтанной вариабельностью внешнего облика представителей данной нации. И, наконец, с фактором отбора в учении Дарвина соотносятся те самые политические, экономические, культурные и т.д. условия, которые определяют внутреннюю жизнь данной нации и ее взаимодействие с другими нациями. Примером таких условий является та же американская культура.

Понятие нации равносильно понятию породы животных или растений, поскольку разные породы животных и растений выделяются в рамках одного и того же биологического вида и допускают скрещивание между разными породами в пределах этого вида. Точно также разные нации относятся к одному и тому же биологическому виду – человеку – и допускают браки между представителями разных наций. И как разные породы животных и растений отличаются своими неповторимыми продуктивными, пищевыми, служебными, декоративными и т.д. свойствами, так и разные нации отличаются своей неповторимой национальной культурой. Специфика породы и специфика нации – это и есть наследственный фактор социальной эволюции. При этом прогрессивный фактор отбора в социальной эволюции человечества действует в направлении улучшения пород и наций, наиболее яркого выражения их ценных неповторимых свойств, а регрессивный фактор – в направлении перемешивания пород и наций, нивелирования их ценных социальных свойств и обеспечения только биологической жизнеспособности. Фактически регрессивный социальный отбор отбрасывает человека, домашних животных и домашние растения обратно в дикое природное состояние.

Культурная специфика нации неразрывно связана с климатической, животной, растительной, рельефной и т.д. спецификой региона, на территории которого она формировалась, поскольку уходит своими корнями в первые примитивные формы животной праздности, абсолютно зависимые от природных условий. С возникновением и совершенствованием труда совершенствовались и связанные с ним через продукты труда формы праздности. И как животное собирательство постепенно переходило в человеческий труд, так и животная праздность постепенно превращалась в человеческую культуру. При этом эволюция национальной культуры оказалась тесно связанной со скачкообразной эволюцией человеческой власти, устанавливающей барьеры между разными человеческими группами. А поскольку эволюция власти неотделима от эволюции кровных связей между людьми, то возникновение национальной культуры явилось более высоким уровнем таких связей, нежели семейные и родственные связи. Следующим уровнем таких связей стали мировые религии.

Религиозная культура человечества имеет ту же природу, что и его национальная культура, о чем недвусмысленно говорит неотделимость межнациональных конфликтов и от конфликтов на религиозной почве. Национальная культура является продуктом эволюции государственной власти, претендующей на управление только материальной деятельностью людей. Религиозная культура – это продукт эволюции власти супердержав, власти империй и наместников Бога на Земле, претендующей на управление не только материальной, но и духовной деятельностью людей. То, что эта власть претендовала на оба вида деятельности, было ее ошибкой, закономерным результатом которой стал развал великих империй и отказ религии от посягательства на светскую власть. Положительным результатом этой ошибки явилось то, что территориальный уровень религиозной культуры оказался выше территориального уровня национальной культуры.

Современные политические партии, по сути дела, являются приемниками религиозной культуры прошлого, поскольку претендуют на управление как материальной, так и духовной деятельностью людей. Единственным отличием партийного движения от религиозного является то, что первое опирается на науку, а второе – на религию. Но это отличие является непринципиальным, поскольку и наука, и религия относятся к одной и той же человеческой культуре. То, что сегодня науку противопоставляют культуре, является ошибкой. Наука – это один из наиболее глобальных факторов социальной изменчивости в эволюции человеческой культуры, а религия – это один из наиболее глобальных факторов социальной наследственности в эволюции человеческой культуры. Социальный отбор в эволюции человеческой культуры определяют взаимоотношения научно-технического прогресса с религиозными и экологическими движениями.

Наука – это выразитель вечного поиска нового в человеческой культуре, религия – это выразитель вечно ценных традиций в той же самой культуре. Без науки или без религии культура не может существовать и либо деградирует к животному состоянию, либо разрушает саму себя. Хорошим примером снижения роли науки и чрезмерного усиления религии является средневековая инквизиция, выжигавшая огнем всякие еретические мысли в умах людей. Таким же хорошим примером снижения роли религии и чрезмерного усиления науки является нынешний экологический кризис и моральной разложение нашего общества...

Наука и религия представляют поиск нового и традиции на уровне всего человечества. На уровне государств поиск нового и традиции представляют мода и национальная культура. Именно мода противостоит национальной культуре в нашей обычной повседневной деятельности, именно мода управляет личными творческими интересами людей и представляет первенство духовного над материальным в сфере культуры. При этом модные творческие интересы также относятся к немодным интересам, как технологичные научные идеи к нетехнологичным идеям. Те и другие имеют равное право на существование, но модные творческие интересы и технологичные научные идеи пригодны для массового внедрения, а немодные интересы и нетехнологичные идеи – не пригодны, что отнюдь не делает их менее ценными. Так, создание модных стилей одежды является модным творчеством, в продуктах которого заинтересованы миллионы людей, но создание красивых букетов цветов вряд ли можно назвать модным творчеством, хотя творчеством оно, несомненно, является.

Любое творчество – это не что иное, как стремление к красоте, поиск красоты и создание красоты. Все живое в природе стремится к красоте, в этом смысле творческие потребности человека имеют биологическую природу. Поэтому даже если они не развиваются вовремя у человека, то он все равно не перестает стремиться к красоте, просто это стремление приобретает у него потребительский оттенок, что опять же не означает какой-то ущербности этих его потребностей. Те же профессионалы творчества, например, являются простыми потребителями в других областях творческой деятельности. Отсюда возникает проблема правильного потребления продуктов творческой деятельности, которой в нашем обществе занимается эстетика.

Эстетика – это наука о красивом образе жизни и ритуалах поведения. Соблюдая определенные правила, мы делаем из своего поведения ритуал, особый процесс, основной смысл которого заключается в удовлетворении не только непосредственных, но и многих других наших потребностей. Объединение этих потребностей на основе одной доминирующей осуществляется именно за счет ритуала, но чтобы понять смысл данного ритуала, необходимо эстетическое воспитание человека. Ведь смысл ритуалов заключается не столько в их целесообразности, которая со временем может изменяться, а в их эмоциональной многогранности. Именно такое многогранное поведение и отличает человека от животных, именно такое потребление продуктов творческой деятельности считается эстетичным и полностью отвечает требованиям творчества.

Творчество – это поиск новых граней в профессиональной деятельности. Творчество всегда лежит на стыке нескольких видов профессиональной деятельности, поэтому если какой-то профессионал проявляет интерес к другим видам деятельности, используя их профессиональные приемы в своей деятельности, то его деятельность приобретает эмоциональную многогранность и превращается в творчество. Нестандартный профессиональный интерес – это и есть творческая эмоциональная многогранность.

Однако не всякое пересечение профессиональных интересов допустимо с социальной точки зрения, хотя всякое подобное пересечение является творчеством, причем негативные социальные последствия может иметь даже модное творчество, потребление продуктов которого носит массовый характер. Примером подобного модного творчества является культура хиппи. Совсем запретить такое творчество нельзя, поскольку при этом пришлось бы запретить и другие виды творческой деятельности, иначе это творчество будет развиваться по нелегальным каналам. Но нельзя отпускать это творчество и на самотек, воизбежание его разрушительного влияния на человеческую культуру. В связи с этим возникает вопрос о разумных пределах данного творчества.

Такие пределы может установить национальная культура, способная испытывать модные веяния, но сохраняющая неприкосновенными некоторые духовные принципы, надежность которых проверена веками. Национальная культура – это те же самые ритуалы поведения, только некоторые из них настолько глубоко заложены в нашу психику, что порой совсем не замечаются нами, поскольку ведут свои корни от кровных связей между людьми. Именно такие ритуалы создают легенды о загадочной русской душе, горячем кавказском сердце, английской педантичности, японской вежливости и т.п., именно такие ритуалы сохраняются неизменными из века в век и служат основой для более специальных ритуалов поведения, которые мы, собственно, и воспринимаем как самобытные национальные традиции. Характерно, что ни один из этих ритуалов не имеет негативной разрушительной направленности, поскольку сохраняться в веках могут только созидательные тенденции. Именно эти ритуалы и должны служить опорой и путеводной нитью для любой творческой деятельности.

Творчество, опирающееся на национальную культуру – это все равно, что породистость растений и животных, имеющая безусловную социальную ценность. Сама социальная ценность со временем может изменяться, но в силу того, что изменять породу растений и животных можно не произвольным, а только одним или несколькими строго определенными способами, творческая деятельность людей по изменению этой породы автоматически принимает правильное направление. Точно также и в человеческой культуре творчество только тогда принимает правильное направление, когда опирается на национальную культуру. При этом национальная культура не запрещает ни одного из направлений творчества и ни одного из направлений моды. Она лишь указывает путь правильного приложения профессиональных интересов, последовательно выводящий на эти направления творчества и эти направления моды.

Именно национальная культура способна поддерживать творческие интересы людей на максимально высоком уровне, поскольку не позволяет им перемешиваться хаотически, вырождаться в безвкусицу, шаблон, что равносильно беспородному скрещиванию растений и животных, увеличивающему только биологическую их жизнеспособность и уменьшающему их социальную ценность. Не случайно ведь сегодня культурная интеллигенция в странах с развитой национальной культурой протестует против экспансии американской культуры, суть которой заключается в предельно свободной, ничем не ограниченной моде. Точно также не случайно американская культура все равно завоевывает эти страны, поскольку их национальная культура очень мало значит для их молодежи, а из всех возрастных групп именно молодежь наиболее сильно подвержена новым красивым модным веяниям.

Причина этого невнимательного отношения молодежи к своей национальной культуре заключается в самой ее молодости, т.е. в том, что национальные традиции ее страны еще не успели достаточно укорениться в ее душе. Но даже в этом случае можно было бы избежать равнодушия молодежи к своей национальной культуре, если бы педагогические структуры этих стран были бы тесно связаны с национальной религией и национальной культурной интеллигенцией. Ведь атеизм и эстетически упрощенные, так называемые "раскрепощенные" манеры поведения насаждаются сегодня государственной властью буквально во всех странах мира, и насаждаются именно через педагогические структуры общества. В итоге же получается, что только горстка людей, составляющая культурную интеллигенцию этих стран, понимает пагубность массовой пропаганды американской культуры, а молодежь наоборот, радостно приветствует эту культуру, считает ее новой, передовой, в отличие от своей примитивной национальной культуры. Самое печальное, что в этом ее поддерживают и те государственные деятели, которые считают себя прогрессивными, но фактически ничего не смыслят в своей родной культуре.

Американская культура – это продукт "вавилонского столпотворения" наций в Соединенных Штатах Америки, продукт предельного демократизма в межнациональных отношениях, но демократизма не подчеркивающего, а подавляющего национальное сознание человека. Чем завершится подобный этнический эксперимент, пока сказать трудно, тем более, что самих американцев удовлетворяет своя культура, а коренное индейское население сравнялось по численности с другими нациями и не может больше претендовать на территорию всей Америки. В Советском Союзе аналогичный эксперимент привел к взрыву межнациональной вражды, но здесь немалую роль сыграли издержки социалистической экономики и шоковые методы переориентации ее на рыночную экономику. Сегодня можно сказать лишь одно: "Нельзя американскую культуру бесконтрольно распространять по всему свету!" Но бороться с американской культурой нужно не запретом на ее импорт, а развитием собственной национальной культуры, законодательным увеличением ее социального веса и глубоким внедрением в педагогические структуры общества. В противном случае молодежь будет приобщаться к американской культуре через неофициальные информационные каналы...

Культурная специфика нации – это ее абсолютная ценность, которая должна сохраняться и оберегаться не только самой нацией, но и всем человечеством. А поскольку культурная специфика нации имеет, несомненно, территориальный признак, то каждое государство должно препятствовать смешению национальных культур. Любой человек, приезжающий в чужую страну на постоянное жительство, должен принимать ее национальную культуру душой, а не организовывать в рамках этой культуры отдельную национальную ячейку. Ведь потому и возникают подобные ячейки, что тяга к родной национальной культуре закладывается в человека самой природой, поэтому как бы плохо не ему жилось в родной стране, убегая из нее, он уносит в своей душу частицу ее национальной культуры, вытравить которую могут только долгие годы личных духовных усилий. Если же законы новой страны не предусматривают таких усилий с его стороны, например, овладение языком этой страны, то на ее территории автоматически возникает новая национальная ячейка со всеми вытекающими отсюда последствиями. Наглядным примером тому является институт землячества в бывшем Советском Союзе и нынешней России.

Ведь в чем заключается основная проблема современных межгосударственных отношений? В том, что национальные отношения между этими государствами перемешиваются с экономическими отношениями, а также в противоречивости внутренней национальной политики самих государств. Именно такая перемешанность и противоречивость и составляют основное содержание современной дипломатии. Все эти помпезные репортажи о героических усилиях дипломатов по отстаиванию интересов своих народов во встречах на "высшем уровне" имеют самую прозаическую подоплеку - непонимание смысла и значения национальной культуры народов в межгосударственных отношениях. Сегодня дипломаты не решают межгосударственные проблемы, а устраняют наиболее опасные их следствия, оттягивают момент, когда сама история заставит их решать эти проблемы.

Прогрессивное содержание государственного суверенитета заключается в суверенитете именно национальной культуры, а не экономических и политических интересов. Именно этот суверенитет может и должен оберегаться разными государствами и всем человечеством в целом. Но оберегаться он должен не дипломатическими играми, не бряцанием оружием и не экономической конкуренцией, зачастую мало чем отличающейся от военных конфликтов, а специальными законодательными мерами, принятыми к руководству всеми государствами мира. Эти меры сами по себе удовлетворят все государства, стоит им только осознать эволюционное значение своей национальной культуры и отказаться от своей сегодняшней экспансионистской политики, ведущей, в конечном счете, к тому же территориальному перемешиванию наций и уничтожению их национальной культуры.

Самое парадоксальное заключается в том, что государство давно уже нашло решение этой проблемы. Вот только использует оно это решение не для улучшения взаимоотношений между разными нациями, а для разжигания между ними межнациональной вражды. Это решение заключается в засылке шпионов на территорию чужого национального государства в корыстных политических или экономических целях данного государства. Именно они, наши доблестные "рыцари плаща и кинжала", лучше всех своих земляков знают, чувствуют и принимают национальную культуру чужой страны, неповторимые национальные стереотипы бытового и производственного поведения ее граждан, национальные особенности их мышления и т.д. и т.п. Но используют они эти свои способности в интересах не той нации, на территории которой они "проживают", и даже не в интересах своей собственной нации, как их уверяют государственные чиновники, а в интересах самих этих чиновников, в интересах корыстной экспансионистской политики своего государства, не имеющих ничего общего с интересами национальной культуры этого государства.

Поэтому всякая чужая национальная культура не территории данного национального региона может быть допущена только в качестве гостя. Учитывая, что к гостям, как правило, относятся даже лучше, чем к соседям, такое решение национального вопроса не будет способствовать межнациональной розни. Более того, оно радикально устраняет основную причину такой розни – когда гости ведут себя в чужом доме как хозяева. Не будет вызывать этой розни и пропаганда чужой национальной культуры на территории данного национального региона, если родная национальная культура будет иметь законодательные преимущества в такой пропаганде, и, прежде всего, в педагогических структурах общества. В таком случае чужая национальная культура будет играть роль всего лишь внешнего модного веяния, стимулирующего творческую активность людей в родной национальной культуре.

Существует, правда, опасность чрезмерного консерватизма национальной культуры, вообще не допускающего на своей территории никакой чужой национальной культуры, по крайней мере, ее пропаганды. Национальный консерватизм лежал в основе государственной изоляции средневековой Японии. Аналогичную природу имеет извечный конфликт отцов и детей. Подобный консерватизм ведет к снижению темпов развития и, как следствие, к снижению жизнеспособности родной национальной культуры, поскольку все новое всегда интернационально. Природа этого конфликта заключается в том же противоречии между творчеством и властью, а решение его – в том или ином уровне гармонии между творчеством и властью. Поэтому если молодежь данной нации будет иметь легальный доступ к чужой национальной культуре и будет проявлять к ней интерес, это заставит ярых поклонников родной национальной культуры усиливать ее пропаганду, но не преследовать чужую национальную культуру, в противном случае они потеряют свою молодежь. В целом такая национальная политика будет способствовать активному развитию родной национальной культуры".