Гл. 8. Ликбез

   – Что ж, Дима, дальше восстанавливаться будешь уже в санатории. Свежий морской воздух, прогулки.
       
     – Да не хочу я Андрюха никуда ехать, ведь в порядке уже! – раздраженно взглянул на друга Дмитрий.

     – Ага, в порядке, спасибо зарядке! Дима, не кобенься. Тебе отдохнуть и восстановиться нужно.

     – Отдохнул уже. Вокруг Центра снова заваруха намечается, а я на море прохлаждаться буду?

     – Будешь! Без тебя есть здесь кому воевать, если придется. Рысь* конечно зверь опасный, только сейчас от  твоих рысьих повадок пользы никакой, – развел руками Андрей, – сначала раны нужно как следует зализать.

     – Да зализал уже я раны, впервой что ли?
 
     – То-то и оно, что не впервой! Сейчас ты оклемался, но это в который раз? А? В четвертый? Я ничего не путаю? И это только здесь, в госпитале. А до того? А контузии две? Запомни, пятого раза не будет. Ресурс исчерпан. Всё. И не забывай, что тебе только что кардиостимулятор поставили. Только через месяц можно будет начинать заниматься спортом, а до этого  – никаких резких движений. Как вести себя я тебе уже подробно рассказал. Отнесись серьезно.

     – Да понял я, понял.   
 
То, что сейчас удалось тебя вытащить, считай, чудо – Григорий оказался рядом, да и мы с Борькой не успели уехать. И ещё то, что ты к Анне так прикипел...

     –  Ну да, прикипел...   – не дал договорить ему Дмитрий. – Лицо его помрачнело, он как-то неуверенно пожал плечами и отвел глаза.

    – Да знаю я, о чем думаешь. Ты конечно тогда погорячился. Все мы были после той рисковой операции** на взводе, а тут еще и день рождения Анны... И теперь, Дима, ты только сам можешь разрулить эту ситуацию.

     – Андрей, не рви мне душу. Ну как я об этом ей скажу? Как?! – обхватив голову руками, Дмитрий нервно зашагал по палате.

     – Тихо-тихо! Какой ты взрывной, однако! Ничего, это скоро пройдет. – Обняв друга за плечи, Андрей усадил его в кресло и накапал в стакан валерьянки. Выпей и успокойся. Справишься.

     – Андрюха, боец я сейчас никакой. Все, что меня на этом свете еще может удержать – так это Анна. Ну, еще музыка. Только без Анны не будет и музыки... Зачем? Я тогда практически предложение при всех ей сделал. А сам? Только на то и способен, что издали глядеть на неё и... всё. А она... Она ждет от меня большего, и когда  узнает... Ты же понимаешь. Она меня бросит.

     – Да такого двухметрового детину не то, что Анна, даже я не брошу  – тебя верзилу и от земли не оторвешь! Бросит она! Ну, ты и фрукт! – как смог постарался снизить градус эмоций Андрей. – Ты за кого ее принимаешь? Думаешь «это» для нее главное? А?

     – Она же теперь ждет от меня...

     – Чего она ждет? Пылких объятий что ли? Ей сколько лет, Дима? Слава богу, под полтинник, как и тебе. Духовная связь, она куда крепче и слаще плотских радостей. Другие уже приоритеты.

     – Какие там другие...  У всех они одинаковые. В любом возрасте. Сколько таких примеров... Ну, хотя бы вот про Блока наслышан? Известная история.    

     – Причём тут Блок вообще?

     – Да притом. Он застрелиться собирался, если его дама сердца ему откажет.

     – Дама сердца... Надеюсь, ты-то хоть стреляться не собираешься? А то сказал бы заранее, голову с тобой не морочили бы! – разозлился Андрей, но Дмитрий, будто его и не слыша, продолжил гнуть свою линию.      

     – Ты прикинь, он написал предсмертную записку и даже пистолет в карман положил, когда шел к ней просить руки!

     – Это к Менделеевой, что ли?

     – К ней. А она не отказала. Выжил! И что? В первую брачную ночь заявил  ей: «Я хочу не объятий: потому что объятия – вонючее чудище. Я хочу сверх слов и сверх объятий». При этом, называл её «Прекрасной Дамой», говорил, что в его жизни есть только две женщины  – она и все остальные. А сам в поисках этого самого «вонючего чудища» ходил к проституткам!

 И ты думаешь ей нужно было это его – «сверх объятий»? А ничего подобного! Можешь сам поинтересоваться, переписка их была опубликована. Так вот, она ему прямо писала, я даже дословно запомнил: «Милый мой, ненаглядный, голубчик, не надо в письмах целовать ноги и платье, целуй губы, как я хочу целовать долго, горячо».

Так что хотелось ей того же, чего хочется всем бабам  –  скривился Дмитрий, – семью, детей, и да  –  страстных объятий! Кто может за это бросить в нее камень? Ты? А вот он бросил! Потому что считал объятия чем-то «грязным и кратковременным». Дескать, они разрушают ту самую высокую духовную связь, о которой ты изволил только что столь высокопарно выразиться. И пока он, сам навещая публичный дом, разглагольствовал о высоких материях, его возлюбленная тоже шла за этим «грязным и кратковременным» налево!

     – Ну что за выражения, Дима! Бабы... Налево...

     – Нормальные выражения, – раздраженно махнул рукой Дмитрий, – по-твоему, Анна исключение? Она что, из другого теста? А ты ведь знаешь, что я ей этого «кратковременного» дать не смогу, сам меня оперировал, видел, в какой фарш меня превратило последнее ранение.

     – Ну, знаешь! Если для тебя Анна «баба», зачем тогда ты мозги ей пудрил, да еще и при всех? Спьяну? Не верю. Никогда не замечал за тобой порожней болтовни, – рассердился Андрей. – Ох, не делал бы ты таких обобщений, друг мой Дима! Все обобщения ложны, в том числе и это твое, про баб. Не пори горячку. Лучше поднапряги свои скромные извилины да подумай, как рассказать о своей проблеме. Зря ты так об  Анне думаешь. Зря. Не все способны на такие чувства, как ты, она же не слепая. Тебе Димка повезло, ты натура тонкая, на войне себя не растерял. Только чую, нуждаешься ты всё-таки в небольшом ликбезе.

     – Ишь ты! Ну, валяй, просветитель ты наш!

     – Для начала не мешало бы тебе вспомнить свои любовные похождения, братец!

     – Да иди ты, Андрюха!

     – Ты не «идикай», а слушай дядю доктора. Хочешь сказать, ты святой? – набирая в шприц лекарство, хмыкнул Андрей, – штаны спусти, страдалец.

     – Ой! Полегче можно?!

     – Что, попка бо-бо? Брось, ну не больнее же осколочного. Хотя да, исколота изрядно. А когда сестричка колола, небось, не ойкал! Так что не дави на жалость. Всё. Одевайся. Теперь руку давай. Поработай кулаком. Вот и ладушки. Ватку прижми. Куда ты? Полежи немного, – придержал он Дмитрия за плечо и сел рядом с ним на топчан.

     – Так вот, возвратимся к нашему ликбезу. Я по себе знаю, да и у тебя наверняка бывало – влюбился,  добился, переспал. А утром открыл глаза – мать честная! Лежит рядом какая-то, как ты изволил выразиться, баба. Лежит, посапывает. И такое равнодушие к ней вдруг чувствуешь, даже страшно становится – что это я делаю, зачем она здесь? Иногда чуть ли не до отвращения доходит. Потом попустит, конечно. А чего ещё ждать, если ничего кроме постели тебя с ней не связывает...   
               
     – Да уж... Опыта у меня, конечно, маловато, совсем не то, что у тебя, – не преминул подколоть друга Дмитрий, уж очень напрягала его эта тема.
   
     – А что, скажешь, не бывало с тобой такого? – пропустил Андрей его реплику мимо ушей.

     – Ну... Пару раз было что-то похожее. Да когда мне было разбираться в душевных тонкостях! Из одной горячей точки – в другую, а в перерыве... Ласки-то хочется.

     – Толку от такой «ласки»! Называется – «играй, мой гормон»! Природа щедро приправила это занятие любовным трепетом да чувством наслаждения, чтобы нам, человечкам, размножаться хотелось, – ухмыльнулся Андрей. – Вот и вся «любовь». По сути, тот же «стакан воды».*** Опустошил его и топай дальше, ищи следующую «Беатриче»**** 
В общем, всё как в той поговорке – быстро кошки влюбляются, да котята слепыми рождаются.

     – Ну и циник же ты, Андрюха!

     – Не без того, – горько усмехнулся Андрей. – Только это не совсем цинизм, Дима. Это опыт.


     – Ну да, у тебя этих «Беатриче» было...


     – Не путай божий дар с яичницей, – угрюмо перебил друга Андрей, – ты же знаешь...


     – Да знаю я.


     – У нас с Верой все начиналось с того же, с чего и у тебя с Анной – общие интересы, общие взгляды, профессия, мы понимали и чувствовали друг друга без слов. Это нас и связало по-настоящему.  Да только война все разрушила... Пожить вместе успели совсем мало. И когда оказывались в постели, поверь, это был не просто секс. Вот уж терпеть не могу словечко это паскудное! Отделили его от любви и тем самым превратили в чистое скотство. Дима, хватит тебе уже ватку держать, присохнет. Давай сюда. – Андрей выбросил ватный комок в кювету, встал, немного постоял в задумчивости у окна, и, не оборачиваясь, тихо сказал:


     – Эти слова принадлежат одному итальянскому врачу, жившему еще в позапрошлом веке***** – «Платоническая любовь не знает объятий, потому что бесконечность нельзя обнять». Вера и была для меня той самой бесконечностью, хотя и постель мы делили с нею...  Теперь, настоящей бесконечностью может стать для тебя Анна, – повернувшись к Дмитрию, он пристально взглянул ему в глаза, – именно в том смысле, который вложил в эти слова тот итальянский врач.


    – И все же я надеялся, что ты Анне сам все объяснишь, взглянул на него Дмитрий, – объяснишь именно как врач. Ты же мой друг! А я... Я не знаю как...

     – Дима, поверь, всё само собой произойдет. Когда я сказал ей о том, что она ничего не знает о твоем последнем ранении, знаешь, что она ответила? «Что бы я ни узнала, это ничего не изменит», – вот что она мне сказала. И ещё – «я всегда буду рядом». Цени это,  охломон ты эдакий.

     – Сказала, потому что не знает. А потом...

     – Какой же ты нудный! Тебе знакомо такое словечко – сублимация?  – сердито перебил его Андрей. – Так вот...   

Реплику его неожиданно прервал протяжный визг растворившейся двери и в палату вошел Борис.   

    – Фу... – недовольно поморщился он, – скрипит как немазаная телега, – покачал он дверь туда-сюда, – неужели смазать некому!

     – Боря, Закрой, перестань на нервы действовать!

     – О, Андрюха, ты здесь? Я думал, в ординаторской дрыхнешь, до операции еще почти два часа.

     – Да вот, капризного пациента пытаюсь наставить на путь истинный, – хмыкнул Андрей.

     – А я как раз пришел ему телеса мять.

     – Ты можешь зайти минут через десять? Нам договорить нужно. Мы тут вопрос сублимации обсуждаем.

     – О... Суриознейшая тема! Ты, Дима, внимательно слушай дядю доктора. Он плохому не научит, – заржал Борис.

     – Это да! Так вот, Дима, продолжим наш ликбез. Сначала про дедушку Фрейда. Когда он прочел книгу Гейне «Путешествие по Гарцу»...

     – Не  читал.

     –А я в этом и не сомневался, Боря. Иди уже!

     – Так вот в книге этой рассказывалось про  мальчика, который очень любил отрезать хвосты собакам, а потом вырос и стал уважаемым хирургом.

      – Прямо про тебя, Андрюха, признайся, ты тоже...

      – Борька! – рассердился Андрей, – Ты еще здесь? Исчезни!

      – Слушаюсь, господин полковник! – с протяжным визгом дверь затворилась.

      – С ума сойти! Сегодня же петли нужно смазать, – скривился Андрей. – Так вот, возвратимся, как сказал Борька, к «суриознейшему» вопросу.
Фрейд понял – то, что заставляло маленького живодёра причинять боль несчастным псам, впоследствии перевоплотилось в полезное занятие – хирургию. Фрейд первым и ввёл в психологию этот термин – сублимация.
Из сего, Дима, вывод: когда поддаваться некоторым желаниям нельзя, или нет возможности, вот как в твоем случае, их нужно перенаправить в другое русло.


     – Может скажешь в какое?


     – Да в такое! Блок писал стихи о Прекрасной даме, Леонардо да Винчи был убежден, что наука, архитектура, искусство несравнимо важнее плотской любви. А у вас с Анной есть музыка! Подумай об этом. – Андрей взглянул на часы, – О... затянулся наш ликбез! Короче, давай так, Дима. Поедете вдвоем с Анной в очень хороший санаторий. Там тобой коллега мой займется. Я уже договорился, выезд через пару-тройку дней, как только он путевку перешлет сюда.


     Снова раздался надсадный звук отворяющейся двери и в палату, недовольно морщась, вошел Борис.

     – Андрюха, время, – постучал он пальцем по циферблату наручных часов, – нам обоим немного отдохнуть не повредит. Операция предстоит не из легких.

     – Да что ж ты нервный такой сегодня. Прорвемся, Боря! А ты, Дима, готовься. Морально. – Андрей похлопал Дмитрия по плечу и, постаравшись как можно тише отворить дверь, отчего та заскрипела еще громче, пожал плечами, виновато взглянул на Бориса и быстро исчез. 
___________________
Продолжение http://proza.ru/2022/02/26/1239

ЛИКБЕЗ (ликвидация безграмотности) — обучение неграмотных взрослых чтению и письму в Советской России и СССР. В переносном смысле — обучение неподготовленной аудитории базовым понятиям какой-либо науки, процесса или явления.

* Рысь - позывной Дмитрия. Цель позывного - скрыть персональную информацию, которая не должна попасть в руки противника путем радиоперехвата.

** http://proza.ru/2023/06/23/701  - "Смертельный риск".

*** Теория стакана воды – взгляд на любовь, брак и семью, который заключается в отрицании любви и сведении отношений между мужчиной и женщиной к инстинктивной сексуальной потребности, которая должна находить удовлетворение безо всяких «условностей», так же просто, как утоление жажды.

**** Беатриче – «муза» и тайная возлюбленная итальянского поэта Данте Алигьери. Была его первой и платонической любовью.

***** Паоло Мантегацца (Paolo Mantegazza, 31.10.1831 — 28.8.1910) — итальянский врач и гигиенист. Родился в 1831 году в городе Монца.