Карамзин Ключевский лгали или заблуждались?

Карамзин, Ключевский и другие: их коллективная ошибка, которая аукается до сих пор.  Никто в здравом уме (историки-альтернативщики не в счет, им с порога в здравомыслии откажем) не возьмется писать о, допустим, эпохе Александра Первого, опираясь не на документы, а на некие устные предания и воспоминания очевидцев.
Потому что давно нет уже никаких очевидцев. Даже если кто и напишет томик подобных воспоминаний, то будет признан не историком, а кандидатом на проживание в скорбном доме. Ну или там ведущим на "РЕН ТВ", в зависимости от способностей и харизмы.
Это очевидный факт. Поэтому никто так и не делает.
А вот когда речь заходит о более отдаленной эпохе, рубильник здравого смысла по совершенно неведомым причинам выключается. С громким таким щелчком. Это феномен, достойный диссертации по психологии: крупнейшие историки девятнадцатого и частичного двадцатого века воспринимали «Повесть временных лет» как серьезный исторический источник.
Но, простите, «Повесть» описывает события, которые отстоят от нее на двести и более лет... Красочно так описывает, с яркими деталями, с прямой речью героев. Это при том, что временная дистанция между автором и первыми русскими князьями такая же, как между Александром Первым и нами.
Летописца, впрочем, трогать не будем. У него свои резоны, о которых можно почитать здесь. Речь не о нем, а о маститых историках, которые без тени сомнения принимали за чистую монету информацию из «ПВЛ».
При этом их нисколько не смущало то, что летопись начинается с информации о потопе и Ное. По-моему, это не то что звоночек, а просто завывание сирены, призывающей настроиться на то, что при подобном соседстве вряд ли урожай достоверных фактов будет обильным.
Карамзин, в предисловии к «Истории государства Российского», сообщает нам, что историку придумывать диалоги нельзя. (Точнее, у него написано не льзя.) В античности так делали, чтобы чуть расцветить красками живой человеческой речи суровое полотно исторических фактов, но это неправильно. Не имеет права историк дорисовывать персонажа и прописывать ему слова.
И вот после такого обнадеживающего вступления ученый изумляет списком источников, откуда автор «Повести» черпал информацию о начальном периоде истории. Он, оказывается,

слушал со вниманием изустные предания древности, народные исторические сказки; видел памятники, могилы Князей; беседовал с Вельможами,старцами Киевскими,путе­шественниками,жителями иных областей Российских; читал Византийские Хроники,записки церковные

Вот так. Придумывать диалоги — нельзя. А опираться на «народные исторические сказки», то бишь фольклор — льзя.
И Карамзин никакого в этом не видит противоречия...
Из этого списка собственно источниками являются византийские хроники, да и то с оговорками.
Может, Карамзин не показатель, ведь в его время гуманитарная наука едва-едва начала проклевываться?
Хорошо, возьмем тогда Ключевского. Это уж точно — зенит исторической мысли позапрошлого века. Ищем ответ на вопрос, кто были эти загадочные осведомители летописца, и находим:

Как мог летописец вести свою летопись? Так же, как он писал житие преподобного Феодосия, которого не знал при его жизни, – по рассказам знающих людей, очевидцев и участников событий.

Те же и Чацкий.
Так и вижу, как автор "Повести" беседует с участниками крещения Руси, которые разменяли вторую сотню лет, а затем идет на встречу с еще более возрастными фрейлинами княгини Ольги, которые в кружке исторической реконструкции проводят мастер-класс по зловещему рукоделью: привязывают тлеющий трут к бедным воробьишкам. Все это наш летописец фиксирует старательно в блокнотик, чтобы потом увековечить на пергаменте.
А горькая истина в том, что первые славянские племена, месть княгини Ольги древлянам, крещение Руси и десятки других сюжетов, перед чьим гипнотическим обаянием устояли не многие, имеют такое же отношение к реальности, как ильфо-петровская слушательница хореографических курсов имени Леонардо да Винчи — к сельскому хозяйству.
Даже самые крупные светила науки, увы, были заняты добычей творога из вареников.
Однако был в первой половине 19 в. один молодой человек, предложивший отделить реальную историю от легенд ПВЛ. Ну то есть в принципе перестать опираться на летопись, поскольку большая часть всех ее сюжетов имеет фантазийную природу.
Звали проницательного юношу Сергей Строев. Псевдоним просто убийственный — Скромненко. Даже дзен-редактор ошалело подчеркнул мне его красным.
Истина и здравый смысл занимают подчас очень скромное положение в этом мире. Одиночный пикет здравомыслия среди забронзовевших авторитетов прошел бесследно: его никто почти не услышал. Скромненко умер в 26 лет от чахотки.
Зато теперь историки вспомнили этого молодого человека. Он был прав. Многие летописные люди и события могут быть не более чем фантомами. В существовании Рюрика теперь вот сомневаются, рассказ о племенах вызывает много вопросов. И прочая, и прочая.
Беда в том, что фантомы эти за минувшие две сотни лет изрядно уплотнились и пустили прочные корни в школьных учебниках.
Сами понимаете, без всех этих погремушек про призвание варягов и многоступенчатую месть древлянам опустеет наша избушка. А афоризмы, крылатые слова! "На Руси есть веселие пити" — попробуй кому теперь доказать, что не князь Владимир это сказал...
Ежели прополоть от сомнительных фактов учебники, то что останется? Что писать-то? «Бысть тишина»? Такого, сами понимаете, быть не может. Одна шестая Ойкумены нуждается в начальной истории.
Так и живем...
P. S. Есть и хорошие новости: древлянские птички не пострадали, это не более чем красочная выдумка. Подтверждено орнитологами.