Скрипка

«Шерлок Холмс ненавидел такие дни. Пытаясь убить скуку, он либо насиловал скрипку, либо палил в стену из револьвера, выбивая монограмму королевы».
Ян Егорович отложил газету:
— Рисовать на стене дырами от пуль — это я ещё могу понять. Пушкин развлекался этим регулярно, стреляя по мухам в унынии творческого запора. Да что там Пушкин. Наш Карл Иваныч, поставит бывалоче денщику на голову пешку или там ладью, «спляши-ка, братец Степан, комаренского!», тот пляшет, а Карл Иваныч стопочку жахнет промеж бакенбардов и из пистолета выцеливает, и попробуй Степан уронить! Всё по новой. Давно что-то не слыхать про него. Тут одно из двух: или фигурки закончились, или денщик захворал.
— Скажите пожалуйста!
— Да-с. Я и говорю, дело ясное и вполне себе даже закономерное. Но помилосердствуйте: насиловать скрипку? Это уж, простите великодушно, не понимаю. Решительно не понимаю.
— Англичане, — скептически ответил собеседник Яна Егоровича: — Народ чудной и, я бы заметил, не всегда сообразен. Они от природы склонны к неистовству. Абсолютно убеждены, что произошли от обезьяны и при этом считают себя лучшими представителями человечества.
— Бог с ними, с обезьянами. Но скрипка! Друг мой. Скрипка! Причём, смеют заявлять об этом публично, значит смеют предполагать, что это нормально, даже естественно для мыслящего человека – скрашивать досуг, предаваясь подобному времяпрепровождению. А что же будет далее? Контрабас? Виолончель? Всему есть предел, в конце-то концов!
— Ян Егорыч,  не берите так близко к сердцу. Тут, видимо, опечатка или ошибка переводчика. Позвольте газету. Ну, вот же, перевод Рунича под редакцией Привалова.
— Кто это?
— Понятия не имею. Но я обещаю Вам, что достану оригинальный текст и мы подробно разберём в чём тут дело.
Ян Егорович порозовел, как курсистка, вздохнул, достал из-за кресла коричневую гитару с алым бантом на верхнем ладу, трепетно обнял инструмент:
— Вот. Вещь. Сыграю-ка я для души…
— Ого! Сделайте одолжение, Ян Егорыч…
Толстые пальцы с дрожью прошлись по лаковым полированным изгибам, коснулись струн у деки. Рот жадно впился в бант, язык облизывал колки и гриф. Не выпуская гитару из объятий, Ян Егорович с урчанием повалился на ковёр и вот семиструнная начала издавать под ним желанные звуки. Когда последняя нота завершила «Полёт шмеля» жалобным писком раздавленного насекомого, маэстро, тяжело дыша, в изнеможении опрокинулся на спину. Его мутный взгляд уловил согнувшуюся фигуру человека в сюртуке, на цыпочках крадущегося к выходу. Фигура замерла. Ян Егорович быстро посмотрел на висевшее над диваном ружьё, но, воскликнув «Браво!», сюртук уже выскочил за дверь.
— Решительно не понимаю. Скрипка…, — недовольно пробурчал Ян Егорович, утирая губы.

25 декабрь 2021