Свет далекого детства

      Избушка,  в  которой  жила  наша  бабушка,  была  маленькой,  покосившийся,  вынь  кол  и  развалится.  Гораздо  позже  колхоз  отстроит  ей  дом  за  все  ее  заслуги.  А  заслуги  были  немалые.  В  Великую  Отечественную  Войну,  когда  в  колхозе  не  осталось  мужчин,  все  ушли  на  фронт,  она  взвалила  на  свои  плечи  колхоз  и  сохранила  его,  несмотря  на  тяжелое  военное  время.  После  войны,  до  последнего,  возглавляла  ревизионную  комиссию,  так  как  слыла  человеком  честным,  бескомпромиссным  и грамотным.  Ее  родители,  простые,  деревенские  люди,  души  не  чаяли  в  своей  единственной  дочери  Машеньке:  одевали  ее,  как  городскую  барышню  и  отдали  на  обучение  в  церковно-приходскую  школу,  которую  она  успешно  закончила.  Ко  всему,  была  она  невероятно  хороша  собой:  нежные  черты  лица,  большие  голубые  глаза  и  золотистые  волосы,  сохранившиеся  до  старости.  Человеком  она  была  удивительным:  умная,  с  невероятным  чувством  юмора,  мудрая  и  неунывающая.  Что  примечательно,  на  полке  у  нее стояли  труды  Ленина  и  Сталина,  а  в  углу  висела  потемневшая  от  времени  икона  Спасителя,  с которой  родители  выдали  ее  замуж.  Когда  двенадцатилетняя  внучка  Танюшка  спрашивала  ее о  вере  в  Бога,  ведь  она  партийная,  то  бабушка,  вздохнув,  отвечала:  "Да  кто  ж  его  знает,  а  может  он  и  есть." 
      Каждое  лето  к  ней  съезжались  мы,  ее  внуки.  Родители  отправляли  нас  на  все  лето  (на  отдых,  подальше  от  пыльного,  знойного  города,  как  говорили  они)   и  забирали  нас  лишь  к  школе:  лохматых,  с  ободранными   коленями  и  локтями,  с  облупленными  носами,  загорелых,  подросших  за  лето  и шумных.   Бабушка  всегда  встречала  нас  радушно  и  сердечно:   "Приехали  мои  помощники!"  -  радостно  восклицала  она.  При  всем  нашем  раздолье,  она  не  давала  нам  бездельничать:  мы  пололи  на  огороде  картошку,  из  колодца  носили  воду,  на  озеро  ходили  полоскать  белье  (заодно  купались  до посинения),  бегали  в  лес  за  грибами  и  ягодами,  за  полтора  километра  ходили  в  магазин  за  продуктами.   Вечером,  после  ужина,  угомонившись,  постелив  себе  на  полу,  как  галчата  усаживались  возле  бабушкиной  кровати  и  просили  ее  рассказать  что-нибудь  интересное  и  страшное.  Например,  про  колдунов.    Вот  тут-то  и  начиналось  самое  захватывающее  и  таинственное.  Уставшая  за  день,  бабушка  лежала  на  кровати  и  лукаво  поглядывая  на  нас,  спрашивала:   "Про  колдунов?  А  не  боязно  будет?"
       "Нет,  не  боязно!"  -  хором  отвечали  мы  и,  затаив  дыхание,  с  замиранием  сердца  готовы  были  слушать  бабушкины  рассказы.
      " Как-то,  -  начинала  она  свой  рассказ,  -   это  было  еще  до  войны...   Когда  наша  семья  работала  в  поле,  нас  обокрали.  Много  вынесли  нужного,  а  для  семьи  ценного.   А  что  такое  в  деревне,  если  тебя  обокрали?   Это  лишиться  с  трудом нажитого. Да  и  жили  мы  бедно.   Уж, мы  и  горевали,  и  плакали,  и  проклинали  воров  всеми  страшными  проклятьями,  но  этим  горю  не  поможешь  и  добро  не  вернешь.  Тогда  наша  соседка,   бабушка  Авдотья,  рассказала  нам  о  колдунье,   которая  живет  в  деревне  за  двадцать  с  лишним  верст  от  нас.   "Поезжайте  к  ней,  она  всем  помогает,"  -  заверила  она  нас.    Мы  не  мешкая  запрягли  лошадь,   набрали  гостинцев:   муку,  крупу,  яйца  и  вдвоем  с  двоюродной  сестрой   вашего  дедушки  Полиной,  спозаранку  отправились  к  колдунье.    Подъехали  к  ее  дому  около  полудня.  К  нам  вышла  ее  дочь  и  сказала,  что  ее  мать  давно  уже  никому  не  помогает,  она  старенькая  и  сейчас  приболела.  Мы  рассказали  ей  о  нашем  горе,  расплакались  и  стали слезно  просить  помочь  нашей  беде.  Она  нас  выслушала  и  сказав,  что  попросит  мать  принять  нас,  ушла  в  дом.  Через  какое-то  время  вышла  со  словами:   "Заходите,  она  вас  примет,  но  не  креститесь  и  не  поминайте Бога."    Мы  вошли  в избу  и  струхнули...  На  кровати  сидела  старуха,  настоящая  ведьма,  как  из  сказки:  спутанные  седые  волосы  торчат  во  все  стороны,  нос  крючком,  рот  проваленный,  острый   подбородок  наезжает  на  нос,  лицо  черное,  в  глубоких морщинах  и  в  упор  смотрит  на  нас,  как  ястреб,  отчего   мороз  по  коже  пробирает.    "Чего  пожаловали?"   -  сердито  спросила  она  хриплым  голосом.  Мы    рассказали  ей  о  нашей  беде.  Она  что-то  забормотала  и  пошамкала  беззубым  ртом.
      "Садитесь  на  скамью  и  чтобы  молчали,  не  разговаривайте,"  -  грозно  сказала  она  и  подошла  к  печи.  Открыла  вьюшку  и  что-то  спросила.  И  вдруг...  из  трубы  раздался  гулкий  мужской  голос:   "Они  на работе."   
      "Свят, свят,  свят!"  -  запричитала  испуганная  Полина  и  стала  исступленно  шептать  молитвы.
      Старуха  так  рассвирепела,  что  я  думала она  ее  разорвет,   схватила  метлу   и  выгнала  Полину  из  дома.  А  мне  говорит:  "Не  бойся  и  не  вздумай  читать  молитвы,  воры  еще  на  работе,  посидим  подождем,  когда  они  придут."  Обмирая  от  страха,  я  молча  сидела  ни  жива  ни  мертва,  боясь  поднять  глаза  на  ведьму.  Так  мы  просидели   не  знаю  сколько  времени.  Она  опять  подошла  к  печи  и  что-то  сказала  в  трубу.   И  тот  же  голос  прогремел:  "Идут."   Колдунья  закрыла  трубу  и  сказала  мне,  чтобы  я  садилась  к  столу  и  когда  я  села,  достала  зеркало,  поставила  передо  мной  и  говорит:  "Смотри  в  зеркало,  но  недолго,  как  только  разглядишь,  его  нужно  перевернуть."    Я  посмотрела  в  зеркало  и  ахнула.  Оно  вдруг  засветилось,  и  я  ясно  увидела  нашу  улицу,  а  по  ней идут  двое  мужчин и  женщина.  В  них  я  узнала  соседей,  живущих  от  нас  через  три  дома.
      "Разглядела?"  -  спросила  колдунья.
      "Да"  -  ответила  я. 
Она  перевернула  зеркало  обратной  стороной  и  рассказала  мне,   что  нужно  делать,  чтобы  воры  вернули  украденное:  "Поймайте  мышь,  положите  ее  в  кувшин  и  поставьте  его  в  печь.  Вскоре  воры  явятся  и  начнут  просить  прощение,  а  вы  не  прощайте,   молчите.  Не  простите,  вам  вернут  ваше  добро,  а  простите,  то  ничего  не  вернут."
     Гостинцы  мы  отдали  ее  дочери  и  уехали.   Дома,  сделали  так,  как  она  наказала.  В  мышеловку  попала  мышь,   мы  положили  ее  в  кувшин,  который  поставили  в  печь.  Спустя  какое-то  время,   вдруг  раздался  стук  в  дверь  и  на  пороге  появилась  соседка,  которую  я  видела  в  зеркале.   Едва  переступила  порог,  как  запричитала  во  весь  голос:   "Простите  нас  ради  Бога,  простите  нас,  простите!"   Мы  молчим.   Она  еще  два  раза  попросила  прощение  и  ушла,   поняв,   что  мы  не  собираемся  их  прощать.    На  следующей  день,   Полина  пошла  на  озеро  полоскать  белье  более  короткой  дорогой,  через  кладбище.   Видит,  как  через  все  кладбище  к  ней  несется  та  соседка,  что  приходила  вчера  просить  прощение.   Подбежала  к  Полине  и  заплакала:   "Да,  простите  вы  нас,  Христа  ради,  простите,  умоляю,  простите!"   Полина   не  выдержала, махнула  на  нее  рукой  и  говорит:   "Бог  простит."   Женщина  засмеялась  и  сказав:  "Спасибо",   -  радостно  побежала  с  кладбища.   Так  они  нам  и  не  вернули  украденное  добро.   Бог  их  простил." 
       "Жаль,  -  вздохнула  Танюшка,  -  бабушка,  на  кладбище  дом  стоит,  кто  в  нем  живет,  сторожа?"
       "Сторожа,"  -  ответила  бабушка.
       "И  не  страшно  им  на  кладбище  жить?"  -  снова  спросила  внучка.
       "Я  спрашивала  об  этом  сторожиху,   она  говорит,  что  сначала  было  страшно,  а  потом  привыкли.   Каждую  ночь,  после  двенадцати,  гремит  щеколда,  дверь  отворяется  и  кто-то  входит...  (Господи!  -  перекрестилась  она,  -   не  к  ночи  будет  сказано!)  Шаги  тяжелые.  Топ,  топ, топ...    Подойдет  к  кровати,  потрясет  хозяина  за  ногу  и  три  раза  спросит,  -  "Эй,  спишь?   Эй,  спишь?   Эй,  спишь?"   Они  молчат,  притворяются  спящими.  Тогда  тот  постоит,  развернется  и  уйдет.  Утром  они  проверяли  щеколду,  она  была закрыта,  дверь  никто  не  отворял...   -  Бабушка  устало  зевала,   -   ну  все,  полуночники,  хватит  разговоров,  спать  пора."
      Мы  укладывались  спать,  долго  возились,  смеялись,   затем  угомонившись,  затихали.
       "Лешка,  ты  не  спишь?"  -  раздавался  в  темноте  Витькин  шепот.
       "Сплю!  Чего  тебе?"  -  недовольно  отвечал  Лешка.
       "Я  на  двор  хочу,  пойдем  со  мной."
       "Я  уже  сплю,  иди  один."
       "Боязно!  -  шепчет  Витька,  -  вдруг  в  огурцах  мертвец  сидит,  утащит  ведь!"
       "Иди,  не  бойся,  -  ворчит  Лешка,  -  не  утащит,  мертвяки  на  кладбище  живут."
       "Витька,  давай  я  с  тобой  пойду,"  -  предлагаю  я.
       "Нет,  с  тобой  не  пойду,  -  плаксиво  захлюпал  носом  Витька,  -  Ты  девчонка!"
       "Ладно,  -  смилостивился  Лешка,  -  пойдем,  трус."
       Вернувшись,  мальчишки  долго  толкались,   шептались  и  хихикали,   пока бабушка  рассердившись,  не  пригрозила  отправить  их  спать  на  огород,  в  крапиву.  Они  затихали  и  вскоре  ночную  тишину  нарушало  лишь  сонное  сопенье  облупленных  носов. 
      Будили  нас  лучи  утреннего  солнца  и  незабываемый  запах  сдобных  лепешек,   который  я  помню  всю  мою  жизнь.   Мы  наперегонки  неслись  во  двор к  умывальнику,  визжали,  весело  из  ведра  поливая  друг  друга  холодной  водой,   затем  чинно  садились  за  стол,  на  котором  уже  стояли  крынка  молока,  горшок  с  пшенной  кашей  и  только  что  вынутые  из  печи    ароматные  лепешки.  Молча  принимались  за  еду  (бабушка  не  любила,  когда  во  время  еды  болтали  и  баловались).  Не  выдержав  долгого  молчания,  Танюшка  осторожно  спрашивала:  "Бабушка,  а  дедушка  тебя  любил?" 
      Бабушка,  улыбнувшись,  отвечала:   "Любил."
      "И  не  дрался?"  -  деловито  спрашивал  Витька.
      "Нет,  не  дрался.  Зачем  же  ему  драться,  если  любил?  -  улыбалась  бабушка,  -  Алексей,  -  обращалась  она  к  Лешке,  -  завтра  за  тобой  мама  приезжает,   ты  написал  сочинение?"
      "Не  успел,"  -  мрачно  заявлял  Лешка.
      "Ох,  и  достанется  же  нам  с  тобой!  После  завтрака  садись  и  пиши.  Ну  все,  не  разговаривайте,  ешьте,"  -  строго  смотрела  на  нас  бабушка.
      После  завтрака  Лешка  с  недовольным  видом  садился  за  стол  и  в  тетради  выводил.   
                "Как  я  провел  лето.
Летом  я  отдыхал  у  бабушки  в  деревне.   Мы  с  моим  другом  Плюней  ходили  на  речку,   на  рыбалку.   Но  там  было  много  стрижей  и  они  не  давали  нам  удить.  Они  летали  над  нами,  кричали  и  их  шлепки   летели  нам  на  голову.  Мы  с  Плюней  гоняли  их  удочками,  но  они  не  улетали.  Нам  было  весело." 
      Вот  и  закончилось  то  далекое  лето,  перевернув  страницу  нашего  детства,  сотканную  из  слияния  образов  и  чувств.  Каким  бы  сюжетом  не  была  наполнена  наша  книга  жизни,  одно  остается  неизменным  -  это  полет  на  крыльях  восприятия  детства.