Последний мирный день

Цена, которую Россия может заплатить за военную операцию на Украине, очевидно, не представляет интереса для Владимира Путина и сторонников войны. О прибылях и убытках рассуждают торговцы и крестьяне — воинам же полагается презирать материалистический подход. Кремль вспомнил, что есть еще один вид документа, в котором признают территориальные приобретения, — мирный договор, подписанный по итогам войны. Жаль, что без войны его заключить нельзя, но тем хуже для всех.

Автор: Михаил Шевчук

Читать текст на сайте "Сноба".

Cбывается кошмар пацифиста: дипотношения Украины с Россией разорваны, российские войска выходят к Херсону и на окраинах Харькова слышны взрывы. «Мы не ставим целью оккупировать Украину», — говорит Дмитрий Песков, но тут же добавляет, что есть цель «зачистить Украину от нацистов». И эти два высказывания совсем не коррелируют между собой: конечно, для «зачистки» понадобится захват страны и хотя бы временная оккупация.

Агрессивное решение вопроса стало для большинства неожиданностью. За последние восемь лет «донбасская» повестка, в общем, практически выпала из фокуса общественного внимания. Непризнанные республики существовали в нем где-то на фоне, превращаясь в легенду — о героическом сопротивлении фашистам для одних, о полубандитском-полуанархическом «диком поле» для других. Сторонники войны упрекают обывателя в безразличии к страданиям жителей Донбасса, но ведь нас долго учили этому на примере той же Чечни — проходить мимо чужих страданий и беззакония ради того, чтобы не было войны. Только ради этого всякий народ всегда и безмолвствует.

И, как всегда, оказалось, что этого было мало. Неожиданно выяснилось, что все эти восемь лет худого мира были лишь отсрочкой, которую Киеву давали на то, чтобы сдаться.

В фильмах о войне часто используется такой довольно банальный прием — в качестве пролога режиссер показывает последний день мирной жизни. Играют дети, подростки назначают на завтра свидания, семьи строят планы, еще не зная, что никакого завтра не будет, потому что ровно в четыре утра черные самолеты прилетят сбрасывать бомбы. То есть это герои ничего не знают, а зрители-то, конечно, знают и замирают в ужасе от того, что сейчас произойдет. В этом и суть приема — заставить зрителей почувствовать, что и их сегодняшний мир, в общем, очень хрупок и никто не может знать, что там, за горизонтом, возможно, самолеты уже заправляют баки.

Если допустить, что Владимир Путин в детстве — а может, и не в детстве — любил такие фильмы, то ему, как всякому нормальному мальчику с воображением, наверняка мечталось чудесным образом переместиться по ту сторону экрана, предупредить этих симпатичных и ничего не подозревающих людей об угрозе, а может быть, даже и помочь организовать оборону.

И вот, собственно, из множества мальчиков он оказался единственным, кто нашел способ это сделать. Для этого пришлось, конечно, потрудиться, но как, должно быть, прекрасен был миг в ощущении президента, когда он прокричал: «Граждане! Завтра война, но я знаю, что делать — мы нападем первыми!»

Именно так ведь Путин и сказал. «Советский Союз <...> не осуществлял или откладывал самые необходимые, очевидные действия для подготовки к отражению неизбежного нападения <...> В результате страна оказалась не готова к тому, чтобы в полную силу встретить нашествие нацистской Германии, которая без объявления войны напала на нашу Родину 22 июня 1941 года <...> Второй раз мы такой ошибки не допустим, не имеем права», — объяснил он, объявляя о «специальной военной операции» в Донбассе.

Путину не потребовался даже casus belli, и он не стал выдумывать никаких мифических разведданных — он начал военную операцию только потому, что был уверен: когда-нибудь на нас нападут. Трудно найти более обескураживающую  аргументацию — фактически президент говорит, что начал войну, потому что ему было откровение. Последнее значительное расширение НАТО на восток, на которое он беспрестанно ссылается, случилось в 2004 году, а с тех пор в Альянс принимали только страны масштаба Черногории или Северной Македонии, что вряд ли представляло угрозу. Тем более иллюзорным было гипотетическое вступление в НАТО Украины.

Убедившись за несколько лет в том, что Запад не намерен признавать присоединение Крыма, Кремль вспомнил, что есть еще один вид документа, в котором признают территориальные приобретения, — мирный договор, подписанный по итогам войны. Жаль, без войны его заключить нельзя, но что поделать.

Проблема в том, что массовка оказалась в этом фильме не по своей воле. А еще в том, что с другой стороны сцены, как выяснилось, установлен другой экран, а за ним тоже сидят зрители, и, с их точки зрения, это мы выползаем из-за горизонта зловещей тучей. Как быть в такой ситуации, нас не учили — в старых учебниках истории, которые теперь, наверное, перепишут, вот так, без объявления войны, нападали только очень плохие парни.

Это казалось невероятным. Получилось не совсем, как в кино, еще и потому, что эффекта неожиданности не вышло. Все персонажи — и главные, и второстепенные, и массовка — знали о начале войны и обсуждали ее на протяжении нескольких месяцев. В последние дни прогнозы были и вовсе предельно конкретными: о том, что Россия начнет вторжение в течение 48 часов, сообщили сразу после признания Москвой республик Донбасса. На глазах у всех Россия эвакуировала своих дипломатов, демонстративно спустила флаг с посольства в Киеве — и даже тогда не верилось в серьезность происходящего. Ведь война не начинается по расписанию, разве не так?

Паникеры, к сожалению, оказались правы.

Пожар рискует разгореться знатный. Одновременно с вторжением на Украину власти Тайваня обнаружили в своем воздушном пространстве китайские истребители. И хотя Китай довольно регулярно устраивает подобные акции устрашения, сейчас они воспринимаются в совсем новом свете — как знать, может быть, когда вы это читаете, в войне уже открылся Тихоокеанский фронт.

Третья мировая все еще остается предметом маловероятных допущений — ведь Вашингтон уже заявил, что США не станут воевать на Украине, а перейдут к военным действиям только в том случае, если российские войска пересекут границу какой-либо страны НАТО. Логично — Украина не страна НАТО, что подчеркивалось и раньше, и не может претендовать на прямую защиту.

Однако реакция Запада, даже если он соглашается на поглощение Россией Украины, оказалась резкой. Немедленно были введены санкции против главных банков страны — Сбербанка и ВТБ, а также ряда других. Лондон добавил в санкционный список «Ростех», «Аэрофлот», Объединенные авиа- и судостроительные корпорации. Вашингтон объявил об отказе поставлять в Россию продукцию для высокотехнологичных отраслей — полупроводники, лазеры, сенсоры и так далее. Тут же взлетели ракетой цены на технику в магазинах, а фондовый рынок, напротив, устремился ко дну.

Правда, перечню ограничений еще есть куда расти. Пока не принято решение об отключении России от финансовой системы SWIFT, а США решили вывести из-под санкций поставки алюминия. Но ЕС уже анонсировал следующие шаги: санкции  коснутся финансового сектора, энергетики, сферы транспорта, товаров двойного назначения, экспорта, визовой политики. В частности, речь идет о прекращении поставок запчастей для пассажирских самолетов.

Страна может лишиться большого спорта: финал Лиги чемпионов перенесли из Петербурга в Париж, футбольные союзы Польши, Швеции и Чехии заявили о нежелании играть в России, а все они — наши соперники в борьбе за путевку на чемпионат мира. Главное — на долгие годы Россия в глазах половины мира останется страной, опасной в буквальном смысле, от которой надо держаться подальше.

Все это, конечно, не представляет интереса для Владимира Путина и сторонников войны. Он именно к этому и стремится — чтобы от России держались подальше. О прибылях и убытках рассуждают торговцы и крестьяне — воинам же полагается презирать материалистический подход, их мировоззрение определяет дистиллированный идеализм. Неважно, что будет дальше — потенциальное приобретение Украины перевешивает в глазах Кремля потери от разрыва экономических связей с Западом, поскольку для консерваторов земля ценнее финансов. Торговля, надеются они, худо-бедно потом восстановится, а вот землю уже не отберут.

Хотя в конечном итоге отношение к войне все равно будет определять настроение обывателей, чей уровень морали больше зависит от личного благосостояния, нежели от абстрактных нравственных побед.