Мгла. Глава I Пелена

               
       Ветра не было уже целый месяц, и серая мутная пелена, с каким-то сизым оттенком, пахнущая угольной пылью, печным дымом, бензиновой гарью и чем-то еще, чему нельзя было подобрать названия, заполнила всю котловину, где располагался поселок, окруженный со всех сторон горными отвалами самого старого разреза области. Соответственно и отвалы здесь были самыми высокими, а поднимающаяся пелена, достигнув их верхушек, за которой их уже невозможно было рассмотреть, стекала по наружным склонам как остывающая вулканическая лава к подножиям и растеклась вокруг по фермерским полям и лесным околкам.

       Конечно, такое бывало и раньше. Спускаясь с соседних Красноармейских гор, куда население поселка устремлялось на машинах в выходные подышать чистым воздухом в березовой роще, покататься с детьми на аттракционах в  детском парке или на коньках в ледовом дворце на месте поселка можно было рассмотреть только мутное пятно, полностью скрывающее и дома, и улицы, и даже трубу котельной, самой высокой точки строений в поселке. Но проходило два – три дня и поднявшийся ветерок разгонял эту несуразную хмарь. В поселке снова светило солнце, по улицам спешили люди, на горках, сложенных еще до Нового года, катались дети, слышались веселые голоса, смех, сигналы машин. Снова ощущалась жизнь.

       И вот уже целый месяц абсолютно никакого движения воздуха. Да и пелена эта становилась все гуще и гуще. По утрам свет современных светодиодных фонарей, установленных перед «Днем шахтера» вдоль центральных улиц, с трудом освещал только кусочек пространства рядом с лампой. На землю свет падал серо – желтым пятном без четких границ, в котором нельзя было рассмотреть ни веток деревьев, ни края обочины, ни даже автомобильных знаков, установленных возле пешеходных переходов и перекрестков. Если раньше людей с фонариками на улице по утрам можно было увидеть только на окраине, на которую службе РЭС было совершенно наплевать и где фонари освещения никто не устанавливал, то сейчас человек, подсвечивающий себе путь на работу ранним утром легко мог встретиться и на центральной улице, где столбов с фонарями было в избытке. Да вот толку от них было немного.

       Самое интересное, что в стране с погодой творилось что-то невообразимое, о чем можно было судить из громких сводок синоптиков телевидения, которое к счастью работало без перебоев. Далекие Сахалин и Камчатка во власти циклона. Краснодарский край засыпает снегом. В благодатном Крыму затяжные дожди, в Москве ураганные ветры, вырывающие деревья и роняющие рекламные щиты как карточные домики, на Санкт-Петербург ветер гонит из Финского  залива водяные валы, создавая угрозу наводнения. И только здесь абсолютное, какое-то жуткое многодневное затишье, все жестче и жестче покрывающее поселок безнадежной мглой.

       В первые дни этой непонятной коллизии все обратили внимание на резкие, абсолютно не характерные для января скачки температуры. На протяжении дня температура воздуха на улице могла измениться от минус двадцати до плюс трех. Именно с этим гипертоники связывали свое неустойчивое давление, а астматики прогрессирующее удушье. Те же, кто не считали себя особо больными, тоже ворчали из-за появляющихся головных болей, головокружений, немотивированной слабости, носовых кровотечений и тому подобного. Скорая помощь работала на износ. Администрацией больницы было решено даже выпустить на линию третью резервную бригаду.

       В последние две недели температура неожиданно стала предсказуемой, даже очень предсказуемой. Ночью было по-прежнему минус двадцать, днем, в четыре часа – минус восемь, и так изо дня в день. Между крайними значениями она менялась плавно: в полдень – двенадцать, в восемь вечера тоже двенадцать мороза. По температуре даже можно было угадывать время – днем минус двенадцать – значит полдень, минус восемь – значит четыре часа пополудни.
       Кроме того совершенно не шел снег. Представьте, целый месяц, да какой – январь, абсолютно бесснежный. Ладно, не было ветра, но ведь снег может идти и без ветра, а его не было. Тот, что выпал раньше в начале месяца из-за перепадов температур подтаял, осел, покрылся угольной пылью, стал ноздреватым, грязно-серым и местами протаял разнокалиберными пятнами и полосами до самой земли. Особенно на склонах, обращенных на юг.

       Люди начали болеть и количество заболевших увеличивалось чуть ли не в геометрической прогрессии. Вся поликлиника  к открытию и началу приема уже была забита кашляющими, чихающими, жалующимися на озноб, боли в горле и других самых разных местах. По коридору между расположившимися с обеих сторон тесно сидящими и стоящими больными было трудно и страшно пройти. Терапевтам, которых и без того вместо пяти осталось только трое, один из которых приезжал из соседнего города всего два раза в неделю, приходилось принимать по пятьдесят – шестьдесят человек. Количество болеющих у узких специалистов наоборот резко сократилось. Гинеколог принимал три – пять человек за смену, окулист до десяти, да и хирург, у которого посетителей зачастую в обычные дни бывало ничуть не меньше чем у терапевта, вдруг вздохнул свободно – пятнадцать – двадцать посетителей за день, и все. Причем все больше экстренных, да нуждающихся в продлении больничного листа. Плановых больных практически не было. Люди боялись приходить в больницу, которую стали считать источником всех бед.

       Главный врач, начмед и зав поликлиникой, пытаясь побороть ситуацию, сажали на терапевтический прием фельдшеров со скорой помощи, чередуя их, но это практически не помогало. Двое фельдшеров, заразившись на приеме, выбыли из строя, и работа скорой оголилась, что никак не могло устроить ее заведующего. Он категорически воспротивился решению руководства закрывать проблемы поликлиники сотрудниками скорой помощи, и пришлось часть вызовов из поликлиники просто перебросить на скорую.
       Ситуация была близка к критической  и главный врач, наконец-то, вышел на Администрацию поселка с просьбой о помощи машинами и  бензином, что получил совершенно безотлагательно.

       Глава поселковой Администрации, недавно пришедший на смену своему утратившему доверие предшественнику, жил в соседнем городе и на работу добирался на служебном автомобиле. Приезжал он, когда было еще темно и рассмотреть, спускаясь с Красноармейских гор, мрачное сизое пятно, скрывающее поселок было невозможно, а уезжал тоже в потемках. Так что все его общение с поселком в эти дни сводилось к тем самым нескольким метрам пути, что он шел от автомобиля до входа в здание Администрации да свой кабинет. Нет, в самом начале своей работы он действительно много ездил по улицам, даже еженедельно посылал мобильные бригады с телеоператором на встречу с жителями, что потом транслировалось по местному телевидению, и какие-то проблемы действительно решались. Тут к нему вопросов не было. Но тогда было лето, периодически дул ветерок и этого огромного всепоглощающего мрачного пятна не было.

       Сначала все эти тяготы со здоровьем жителей отнесли к появившемуся новому штамму коронавирусной инфекции «Омикрон», который поражал всех и каждого и число заразившихся по всей стране, да и по всему миру, росло семимильными скачками. Но, если в мире «Омикрон» протекал относительно легко, и количество умирающих не превышало стандартной статистической погрешности, то здесь, в поселке, люди стали умирать гораздо чаще. Не сказать, что «пачками», но для поселка с числом жителей всего четырнадцать тысяч, где раньше в год умирало около двухсот человек, три смерти в день уже казались чем-то неестественным. Три – в день, за десять дней – тридцать, за сто дней… А за год тогда сколько?

       Кто чувствовал себя вполне комфортно на фоне этой катастрофы, так только директор похоронной службы, прибравший в свое время к рукам и поселковое кладбище, и магазины похоронных принадлежностей. Еще бы, каждые похороны давали ему несколько тысяч рублей чистой прибыли, да еще в первые дни, когда похороны проходили в поселке чуть ли не ежедневно, он с абсолютно честными глазами уверял всех потерявших близких: «Да что вы… Никакого роста нет. Все в рамках прошлого года… Нисколько не больше… Мне ли не знать….». Но постепенно и он замолчал, потому что скрывать это было уже невозможно.

       А потом люди стали уезжать из поселка.
       Сначала молодые мамаши, находящиеся в декретном отпуске, похватав своих крошек, подались куда подальше от этой газовой камеры. Потом и люди постарше – и мамы, и бабушки, стараясь любыми путями защитить своих детей и внуков, уезжали к родственникам, друзьям, в отдаленные санатории и даже за границу, у кого был прививочный сертификат, в надежде вернуться, когда эта страшная серая пелена развеется. Когда то это же произойдет! Ну не может же это быть вечно!?


               Продолжение следует.