Нодира 3 глава

     Перед тем, как посадить меня в поезд, Бахром бобо поехал на кладбище и показал мне могилы моих родителей, два невзрачных холмика. Мы почитали поминальные молитвы и он сказал мне:
     - Запомни эти холмики, когда-нибудь ты сюда вернёшься и увековечишь их, написав их имена на памятных мраморных плитах. Гордись своим отцом, дочка и не верь тому, что о нём говорят и будут говорить. Он славный сын своего народа и никакой не враг его, как объявили советы. Мы с моим сыном ночью забрали его тело оттуда, где его и его людей расстреляли и принесли на кладбище, чтобы похоронить по-человечески.
     - Спасибо Вам за всё, Бахром бобо, - со слезами на глазах, с благодарностью ответила ему я.
     Но я не сказала ему, что я комсомолка, была принята ещё в детском доме. Уверена, знали бы, что я дочь Нурали Курбаши, никогда не стать мне комсомолкой. Мои чувства раздваивались, кто я? Дочь врага народа или комсомолка, которая должна быть верна заветам Ленина? Эти вопросы не давали мне покоя. Если второе, как я могла взять золотые монеты из рук старика? Если первое, почему я комсомолка? Но старику я ничего не сказала, просто помнила и отца и мать, как добрых и честных людей. В поезде было душно, спать не хотелось, дорога казалась нескончаемой.
     Ташкент показался мне очень большим и красивым городом. Расспросив людей, я нашла комитет комсомола и зашла к председателю. Молодой парень сидел за столом и что-то усердно писал, склонившись над столом.
     - Здравствуйте, меня направили из детского дома города Гулистана, вот мои документы, - протягивая ему паспорт и комсомольский билет, сказала я.
     Подняв голову, он внимательно посмотрел на меня, затем изучил мой паспорт  и красную книжечку комсомольского билета.
     - Ахрарова Нодира Нуралиевна... так... и чем ты хочешь заняться здесь, в Ташкенте? - спросил он.
     - Я приехала, чтобы взять направление в лётную школу и поехать учиться в Петроград, хочу стать лётчиком, - глядя ему прямо в глаза, ответила я.
     - Что ж, это хорошо, только мне надо согласовать с горисполкомом, я утром как раз иду туда. Кстати, город Петроград переименован в город Ленинград, в честь вождя революции, товарища Ленина. Ты оставь мне заявление и документы, а завтра после обеда приедешь за ответом. Меня зовут Рустам, фамилия Азимов, это мой кабинет. А тебе есть, где остановиться? - спросил он.
     - Нет, я ведь только что приехала и с вокзала сразу к Вам и спасибо, что сказали... не знала, что город переименован, - ответила я.
     - Ладно, я напишу тебе бумагу, на проживание в общежитии студентов, поживёшь там пару дней. Коменданту скажешь, что от меня. Если из горисполкома придёт разрешение на твой отъезд в Ленинград, выдам тебе соответствующие бумаги, билет и деньги на первое время. А сейчас, напиши заявление и поезжай вот по этому адресу, там общежитие, отдохнёшь до завтра, - сказал Рустам.
     Но когда я, написав заявление, направилась к двери, он окликнул меня.
     - Ты наверное не ела, а деньги у тебя есть? Ведь до завтра надо чем-то питаться? - спросил Рустам.
     - Деньги мне дали в детском доме, правда я уже часть потратила на билет и еду и сегодня ещё не ела. Может здесь можно где-то поесть? - спросила я в ответ.
     Рустам убрал в ящик стола бумаги и встал.
     - Пойдём, я тоже ещё ничего не ел, вместе пообедаем, - предложил он.
     Отказываться я не стала, за эти четыре года я научилась переносить голод, но если была возможность поесть, я не отказывалась. Мы вышли с ним на улицу и перешли через дорогу. Там, между двухэтажными домами, была маленькая общественная столовая, туда мы и вошли. Рустам подошёл к стойке и взял поднос, куда поставил две тарелки супа и макароны, два стакана кислого молока и два кусочка хлеба. Затем расплатился за обед и принёс поднос к столу, где я сидела. Освободив поднос, Рустам поставил его на соседний стол и сел сам. Так сытно, я давно не ела, еда мне показалась очень вкусной. После обеда мы вышли на улицу и Рустам вернулся на работу, а я пошла по указанному на бумажке адресу.
     Комендантом оказалась приветливая женщина, посмотрев бумагу, написанную Рустамом, она дала мне ключ от комнаты.
     - Это по коридору налево, предпоследняя дверь, одна кровать свободна и застелена, можешь проходить, - сказала она.
     Поблагодарив её, я пошла отдыхать. Комната была небольшой, на три койки, но светлой и чисто убранной. Положив сумку возле кровати, я легла и тут же уснула, видимо сказались усталость и сытный обед.
     Вечером меня разбудил скрип открываемой двери, пришли с работы две девушки, я поднялась с кровати и села.
     - Здравствуйте, - сказала я.
     - Здравствуй! - ответили они.
     Одна из них, русская девушка с красивым лицом и светлыми волосами, чуть полноватая, но полнота была скорее ей к лицу. Вторая узбечка, с длинной чёрной косой и в красочно вышитой тюбетейке, с очаровательной улыбкой и очень красивыми, миндалевидными, карими глазами и восточным лицом, цвета пшеницы.
     - Я Наташа, - протягивая мне руку, сказала русская девушка.
     - А меня зовут Манзура, - улыбаясь, сказала вторая девушка.
     Я поднялась с места и пожала протянутую руку Наташи, затем и Манзуры.
     - Меня зовут Нодира, приехала из детского дома, из Гулистана, учиться, - ответила я.
     Так я познакомились с двумя девушками, которые принесли с собой немного хлеба и тушёнку.
     - Будем ужинать, - сказала Наташа.
     - А я на кухню, чай поставлю, - выходя из комнаты, сказала Манзура.
     Нарезав три кусочка хлеба, Наташа выложила тушёнку на тарелку.
     - Ну что встала, садись давай, - сказала она.
     - Но мне как-то неудобно, я... - Наташа не дала мне договорить и усадила за стол.
     Девушки пришли с работы, очень устали, поэтому мы легли пораньше.
     Утром, когда я проснулась, Наташи и Манзуры уже не было, они ушли на занятия. Я попила чай, девушки оставили мне кусочек хлеба и два печенья, которые я с удовольствием поела. Но чувство голода не покидало меня, только что делать, терпеть, как всегда, и я терпела. Немного прибравшись и так в чистой комнате, я вышла на улицу. Мне надо было идти в комитет комсомола, где меня ждал Рустам Азимов. Наверное, уже пришёл ответ из горисполкома.
     Время ещё было и я пошла пешком. Старый Ташкент, я шла по улице и всё время оглядывалась на красивые здания, которых конечно же, не было в Гулистане и в Фергане. Протекала речка, с наклонившимися над ней ивами, а вдоль речки шла тропинка со скамейками, где вечерами отдыхали жители близлежащих улиц. Наконец, спрашивая у прохожих, я нашла комитет комсомола. Постучавшись в нужную дверь, я открыла её.
     - Можно? Здравствуйте, - входя в кабинет, сказала я.
      За столом, с кипой бумаг, сидел Рустам.
     - А, Нодира? Пришла? Проходи, садись, - предложил он.
     - Ну что, пришёл ответ из горисполкома? - спросила я, присев на стул.
     Немного помолчав, Рустам посмотрел на меня.
     - Прийти-то пришёл, только не в лётную школу, как ты хотела, а рабочую школу в Ленинграде, там набирают молодых ребят на рабфак. Поедешь? - спросил он.
     Я не знала, что ему ответить, ведь читая в детском доме книжки про лётчиков и самолёты, я просто мечтала летать.
     - Не знаю, а почему не в лётную школу? - робко спросила я.
     - Ну, знаешь... такие вопросы в горисполкоме не задают. Ты поезжай, поучись, ты же ещё молодая, отучишься, потом и в лётную школу поступишь, - ответил Рустам.
     Наступило молчание.
     - Слушай, а хочешь, оставайся здесь, у нас в комитете комсомола будешь работать. Ты ведь комсомолка? Конечно, сначала поработаешь курьером, научишься печатать на машинке, ну а потом вступишь в партию, а там глядишь и до секретаря какой-нибудь организации дослужишься. Быстро только куры несутся, - смеясь, сказал он.
     Увидев мою нерешительность, Рустам протянул мне лист бумаги и пакет.
     - Вот путёвка в рабочую школу в Ленинграде, а это деньги на билет и на непредвиденные расходы. Это по моей рекомендации, а так тебя и слушать бы не стали. Ты сирота, это тоже учитывается, мы поддерживаем детей из детских домов, чтобы не сбились с пути коммунизма, а то знаешь, как бывает... - сказал Рустам, положив путёвку на стол передо мной.
     Я взяла из его рук бумагу и пакет с деньгами.
     - Спасибо Вам... а когда я могу ехать? - спросила я.
     - Да хоть сейчас, идём-ка пообедаем, проголодался я что-то, - вставая из-за стола и пряча бумаги в ящик стола, сказал он.      
     Я молча кивнула головой и встала. Мы пошли в ту же столовую, где обедали вчера. Рустам поставил на поднос суп из риса, гречку с подливой без мяса и взял компот с двумя кусочками хлеба. После обеда, которым он опять меня угостил, я поблагодарила Рустама и попрощавшись с ним, ушла. Зашла в магазин, купила тушёнку, пачку печенья и двести грамм комкового  сахара. Взяв у коменданта ключ от комнаты, решила немного поспать, пока не придут девушки. Наташа и Манзура пришли к шести часам. Я была уже на ногах и пошла на кухню ставить чайник. За ужином, Наташа спросила:
     - Ну что, тебе удалось взять разрешение уехать в Ленинград поступать в лётную школу?
     - Разрешение уехать мне дали, только не в лётную школу, а в рабочую. Завтра наверное поеду, утром схожу на вокзал, билет надо купить и поеду, - ответила я.
     - А остаться здесь не хочешь? Тут тоже можно учиться и работать, - спросила Манзура.
     - Да, мне предложили работать в комитете комсомола, только я поеду в Ленинград, хочу попробовать. Сначала отучусь на рабфаке, а там и в лётную школу поступать буду, - ответила я.    
     Утром рано, мы проснулись вместе. Быстро попив чай с печеньем, попрощавшись со мной, девочки убежали на учёбу, а я пошла на вокзал. Спрашивая у прохожих, я сначала проехала несколько остановок на трамвае, затем на маленьком автобусе доехала до вокзала. Поезд уходил поздним вечером, впереди у меня был целый день, я вернулась в общежитие, немного отдохнула, поела, собрала свои вещи, состоящие из пары платьев, нижнего белья из ситца, тёплой кофты и туфель. Вечером пришли девушки, я с ними попрощалась и поехала на вокзал, там купила немного еды, чтобы не выходить на коротких станциях и спокойно доехать до Ленинграда.
     Дорога очень утомила меня, ни с кем стараясь не разговаривать, я залезла на верхнюю полку и смотрела в даль, на красоту природы. Когда голод становился невмоготу, я немного перекусывала, спускалась по нужде и опять лезла наверх. Стук колёс убаюкивал, сон был коротким и тревожным.
     - Что меня ждёт в незнакомом городе? - думала я и сердце начиналось биться сильнее.
     Четыре долгих дня езды наконец закончились, я вышла из вагона и спросила у прохожего, как мне пройти к комитету комсомола Ленинского района. По указанному адресу, я с пересадками доехала до нужного мне адреса. Город меня очень впечатлил, во время езды в автобусе и в трамвае, я смотрела в окно и восхищалась величием и красотой Ленинграда. Вот здесь, в этом городе, который называли колыбелью революции и изменилась моя жизнь. В девятнадцать лет я начинала новую жизнь и что там впереди, не знала.
     В комитете комсомола меня встретил мужчина лет двадцати пяти, с приятным лицом и с русыми волосами, высокий и стройный. Он долго изучал мои документы.
     - Значит детдомовская... ясно. Поедешь в общежитие от рабочей школы, покажешь вот эту бумагу, тебе дадут место в комнате, для проживания, - сказал мужчина, протягивая мне листок бумаги, разрешение на проживание, где было вписано мои имя и фамилия.
     Взяла бумагу, ничего ему не ответив, я вышла из кабинета. Доехав до общежития, которое находилось не так далеко, я отдала разрешение коменданту, женщине с крупными чертами лица, скорее похожей на мужчину, с властным взглядом и грубым голосом. Она дала мне ключ и сказала, что комната находится на втором этаже. Комната оказалась большой и светлой, там стояли четыре койки, шкаф, тумбочки и зеркало на ножках, на полу лежала дорожка. Напротив двери стояла пустая койка, на которую я и присела, не зная, что делать дальше. К вечеру пришли три девушки, они тоже учились на рабфаке, при виде их, я встала.               
     - Добрый вечер, - робко сказала я.
     - Добрый, коли не шутишь, - улыбаясь, сказала одна из них, которую звали Света.
     Светловолосая, с голубыми глазами и нежным лицом, чуть полноватая, но красивых форм. Другая девушка приехала из Эстонии, её звали Элза, не Эльза, а именно Элза, с русыми волосами и немного грубоватым лицом, скорее похожая на парня. Третья приехала с Украины, с милым личиком, нежным взглядом, с красивыми чертами лица и стройной фигуркой, её звали Мила. Мы быстро познакомились, девушки были общительные и весёлые. Я назвала своё имя и сказала, что приехала из Узбекистана.
     - Ну вот, целый интернационал! Как здорово, надеюсь мы с тобой подружимся, Нодира, - сказала Элза.
     - Конечно подружимся, ведь я из Узбекистана, а там народ очень дружелюбный, - ответила я.
     - Ой, ты наверное голодная? Впрочем, мы тоже, - засмеялась Света.
     И тут же одна побежала на кухню ставить чайник, другая собирать на стол. Открыли рыбные консервы "Скумбрия", я такого никогда не ела и тонко порезали хлеб. За ужином я узнала о них, они обо мне. Мы познакомились поближе. Только у Светы, которая приехала учиться в Ленинград из Белоруссии, были родители. Они работали на строительстве. Элза потеряла отца, когда была совсем маленькая, его убили бандиты, а мама умерла через два года, заболела и за месяц умерла, Элза воспитывалась в детском доме. Миле повезло немного больше, её воспитывала бабушка, а родителей она и не помнит.
     С девушками я подружилась быстро, хотя и отличалась замкнутостью, мало говорила, много слушала, но это им нравилось. Света, так та была говорлива и большая умница, много читала и много знала, слушать её было одно удовольствие. После рабфака она мечтала пойти учиться на артистку. Я не очень понимала, что значить быть артисткой, но звучание слова "артистка", мне понравилось. Элза готовилась поступать на инженера-машиностроителя сельского хозяйства и поднимать у себя в деревне это самое хозяйство.
     - Какая умница, любит свою землю, - подумала я.
     У Милы были более скромные желания, она хотела быть учительницей, а когда я сказала, что хочу быть лётчиком, они странно посмотрев на меня, очень удивились.
     - Это же скорее мужская профессия, нежели женская, Нодира, - сказала Света.
     - Но я так хочу летать! - пылко ответила я.
     Да так пылко, что девушки рассмеялись.
     - Что ж, может и правда будешь лётчиком, да ещё прославишься. Будешь испытывать самолёты, здорово! - улыбаясь сказала Элза.
     Я поступила на рабфак, стала учиться на русском языке, которым владела не очень хорошо и мне было трудно, но девушки помогали мне и вскоре, я свободно говорила и писала на русском языке.
     После голодных лет, страна начала оживать, в магазинах появились продукты и одежда, жизнь стала интересней, хотя купить билет в музеи и театры было трудновато. Но всё же, нам с девушками удалось побывать в Эрмитаже и я увидела картины великих художников, изделия из фарфора, хрусталя и даже золота. Восковую фигуру Петра Первого, его опочивальню... мне, девушке из далёкого Узбекистана, посчастливилось увидеть шедевры искусства.
     - Как же мне повезло, - думала я.
     Вечерами мы гуляли по набережной Невы, по Фонтанке и Невскому проспекту. Меня поражали величие и красота Ленинграда.
     - И как же в городе много львов! - воскликнула я однажды.      
     - Эти львы - величие и мощь города, - пафосно ответила Света.
     Я узнала, что город был построен Петром Первым после того, как он увидел Амстердам, столицу Голландии. Его поразила красота и величие того города и он задумал построить город на Неве, похожий на Амстердам и это, поразительным образом, ему удалось. Мы с девушками часто стояли у памятника Петра Великого и то, что памятник держится лишь на задних ногах и хвосте лошади, несомненно удивляло, я просто навсегда влюбилась в этот город.
     А как-то в воскресенье, мы решили поехать за город, в Пушкино, увидеть воочию Екатерининский дворец и когда я увидела эту красоту, я стояла, как вкопанная, не смея оторвать взгляд. Это было поистине великолепное зрелище, а зеркальный зал ошарашил меня, такую красоту и богатство, я не видела никогда.
     Шли дни, учёба занимала всё наше время, я совсем позабыла о золотых монетах. Только я понимала, что продать сама, я бы их не смогла, поэтому решила сказать Элзе, она казалась мне более практичной. И когда я ей показала одну из четырёх монет, у неё округлились глаза и застыв, она минуту ничего не могла сказать.