Нодира. 5 глава

     Шли дни, работа занимала всё моё время, огорчало лишь то, что приезжая в города с почтой, у меня не было возможности погулять по городу и посмотреть его достопримечательности, радовало только то, что была в том или ином городе. С Гергием сталкивалась часто, наверное он мне нравился, это чувство было новым для меня. Я думаю, он подозревал о моих чувствах к нему, потому, что однажды он пригласил меня в кино.
     - Нодира, ты вечером свободна? Может сходим в кино? - спросил он.
     Я так и обомлела, не зная, что ему ответить, лишь кивнула головой. Георгий улыбнулся.
     - Ладно,  будь готова к шести часам, в семь пятнадцать начало сеанса. Правда я не знаю, какой будет фильм, но это же неважно, правда? - сказал он басовитым, бархатным голосом.
     Наконец я обрела дар речи.
     - Конечно, неважно, - ответила я и густо покраснев, опустила голову.
     А ему будто нравилось, что я так робею перед ним. Улыбаясь своей красивой улыбкой, он смотрел на меня
     - Я зайду за тобой, пока, - сказал он наконец.
     - Хоп, - ответила я, совсем растерявшись.
     - Как ты сказала? - засмеялся Георгий.
     - Это по узбекски, значит ладно, - в конец отупев от смущения, ответила я.
     - О, генацвали! Не смущайся, мне понравилось! - уходя, ответил Георгий.
     Вся пунцовая, я пришла к себе на квартиру, девушек ещё не было, они были на работе. Я села на стул и совсем размякла, не зная, что мне делать. В пять часов пришли Элза и Мила, увидев меня в таком состоянии они испугались.
     - Что это с тобой? Умер кто-то? - спросила Элза.
     - Почему умер? У меня же никого нет, - ответила я.
     - Тогда почему ты сидишь, будто на похоронах? - спросила Элза.
     - Меня Георгий в кино пригласил... - упавшим голосом ответила я, безнадёжно опуская голову.
     Элза и Мила рассмеялись.
     - Ну ты даёшь! Это же здорово! Во сколько он придёт? - спросила Мила.
     - В шесть... - обречённо прошептала я.
     - Так ведь времени мало осталось, вставай давай, мы будем готовить тебя к первому свиданию, - заявила Элза.
     И они начали меня готовить. Мила сделала мне причёску, заплела толстую косу и уложила вокруг головы. Тем временем, Элза подводила мне глаза.
     - Брови у тебя и так чёрные, как смола, их трогать не будем. Эх, жаль, помады у нас нет, посиди, я у Розы видела, у соседки, у неё попрошу, - сказала Элза и вышла к соседке по подъезду.
     Прибежав через пару минут, она стала подкрашивать мне губы.
     - Теперь платье и туфли... а они у нас есть! - радостно воскликнула Элза и полезла в шкаф.
     Я послушно сидела на стуле и ждала конца этой пытки. Элза достала туфли на каблучках, чего я вовсе не любила и платье, которое мы купили с ней на базаре, из мягкой шерсти, сиреневого цвета, со складками на подоле. Воротник был ажурный, белого цвета, это платье мне так и не пришлось ни разу надеть, повода не было.
     - Всё, можешь взглянуть на себя в зеркало, хоть в ЗАГС иди! - торжественно сказала Элза.
     Увидев себя в зеркале, я застыла.
     - О, Боже... Георгий меня не узнает... - сказала я в панике.
     - Что значит не узнает? Смотри, какая ты прехорошенькая! А то всё ходишь в лётном, штаны да куртка, как мужик. Так и женственности в тебе не останется. Смотри на Милу, всегда ухоженная, красивая, любо посмотреть, - оборачиваясь на Милу, сказала Элза.
     - Непривычно просто, ладно, вы так старались, спасибо, девочки, - ответила я.
     В дверь постучали, от неожиданности я вздрогнула и напряглась, с испугом оглянувшись.
     - Кто там? - спросила Элза и пошла открывать дверь.
     На пороге, улыбаясь, стоял Георгий. Я тихонько, чтобы не видела Элза, вытерла платочком губы. Георгий поздоровался с нами и вошел в комнату. Увидев меня такой нарядной, он стал серьёзным.
     - Ну что, пошли? - сказал он.
     Кивнув головой, я пошла следом за ним.
     - Пока, девочки, - уже более бодро сказал Георгий и мы с ним вышли на улицу.
     Доехав на автобусе до кинотеатра и взяв билеты, мы вошли в вестибюль. На стене висели портреты известных актёров: Любови Орловой, Игоря Ильинского, Леонида Утёсова, Сергея Столярова, Георгия Милляра... Показывали фильм "Весёлые ребята." Георгий от души смеялся, сказав, что это его любимый фильм, я же от волнения даже улыбаться не могла. Наконец кино закончилось и я с облегчением вздохнула. На улице Георгий купил два мороженых и прогуливаясь, мы пошли гулять по улицам города.
     - Ты откуда приехала? Кто твои родители? - вдруг спросил Георгий.
     - Я приехала из Узбекистана, только родителей у меня нет, из детского дома я, - волнуясь, ответила я.
     - Да, время было непростое, понимаю... а я из горного аула, из Грузии. Мой отец был пастухом, пас овец в горах. Мама умерла рано, я её не помню, нас с сестрой бабушка воспитала. Теперь только сестра и осталась. Она с мужем и детьми в отцовском доме живёт, её муж вместо отца овец пасёт, - говорил Георгий.
     Я молча, украдкой смотрела на него и мне так нравилось, как он говорит с грузинским акцентом. Так мы гуляли часа два, потом Георгий проводил меня домой, а сам, сев на трамвай, уехал в казарму. Элза и Мила не спали, им не терпелось узнать, как прошло моё первое свидание. Увидев меня, они вскочили с коек.
     - Ну как? Как всё прошло? - нетерпеливо спросила Элза.
     Я улыбнулась и села на стул.
     - Девочки... он такой... он такой хороший, - задумчиво ответила я.
     Элза и Мила переглянулись.
     - И всё, что ли? - разочарованно спросила Мила.
     - Ну да, а что ещё? Сходили в кино, ели мороженое, потом гуляли, - взглянув с недоумением на подруг, ответила я.
     Тридцать седьмой год, повальные аресты. Из дома, где мы жили, приезжая ночами на чёрной машине, называемой "Чёрный воронок", забрали уже четверых, среди них одна женщина. Беспокойство охватывало живущих в доме, зачастую, люди даже не знали, за что их арестовывали. Лишняя фраза, сказанная невзначай, стоила любому свободы, а то и жизни. Мы были молоды, не понимали всей серьёзности положения. Поговаривали и о войне с немцами, но и об этом говорили шёпотом.
     Я же продолжала работать, как и мои подруги. Георгий, который стал мне родным, часто приглашал меня на прогулки по городу, а иногда получалось сходить в кино. При встрече с Георгием, я уже не так волновалась, мы с ним очень подружились, но о своей семье и кто мой отец, я не говорила ни ему, ни подругам, понимала, это опасно. От Светы приходили письма, она стала ведущей артисткой театра в Иркутске и нас это радовало. Она всё звала нас на спектакль, но как? Работа не отпускала, иногда приходилось летать с почтой и ночью, хотя это бывало редко.
     Однажды, как обычно, мы с Георгием гуляли по городу и он, волнуясь, сделал мне предложение.
     - Нодира... дорогая, не знаю, как это делается, но мы с тобой встречаемся уже два года, хотя я тебя ни разу даже не поцеловал. Правда, я едва себя сдерживаю, ты такая красивая! - сказал он.
     Я не смела на него взглянуть.
     - Ну что же ты молчишь, скажи что-нибудь, - остановив меня, настаивал Георгий.
     Немного помолчав, я всё же решилась взглянуть на него.
     - Что мне сказать, я не знаю, - тихо ответила я.
     - Ты выйдешь за меня замуж? - взяв меня за подбородок и глядя мне прямо в глаза, спросил он.
     У меня пересохло в горле и ничего не говоря, я просто кивнула головой, Георгий нагнулся и нежно поцеловал меня в губы. Дрожь прошла по всему моему телу, аж до кончиков пальцев ног. Это было незабываемое ощущение, я думала, что потеряю сознание. В этот вечер, я пришла домой позже обычного, но Элза и Мила ещё не спали, они переглянулись, увидев моё растерянное лицо.
     - Что это с тобой, дорогая? - спросила Элза.
     - Ты сегодня какая-то странная, Нодира, - сказала Мила.
     - Георгий сделал мне предложение, - волнуясь, выдавила я.      
     Девушки улыбнулись.
     - Ну наконец-то, я думала, Вы так и будете в детский сад играть до самой старости, - засмеявшись, сказала Элза.
     От её шутки я немного расслабилась и тоже засмеялась. Свадьбу играли в клубе лётного гарнизона, правда свадьбой назвать наше мероприятие было трудно, так... человек двадцать близких друзей. Элза предложила продать ещё одну монету, что мы и сделали, обрадовав этим старого еврея Исаака Абрамовича. Купив на рынке необходимые продукты, мы приготовили неплохой стол, даже вино достали, аж пять бутылок. Я купила себе белое платье, сшитое татьянкой и с рукавами фонариком. Там же на базаре мы купили фату из белого капрона. Я смотрелась в зеркало и не узнавала себя.
     - А что бы сказал отец? - вдруг промелькнуло в голове.
     Но я отогнала эту мысль, потому что ответа не было. Элза и Мила с квартиры съехали, они нашли комнату неподалёку, отдав нам с Георгием нашу. Мы вынесли одну кровать, а две оставшиеся, поставили вместе. Нас поздравляли, желая много детишек, желали счастья и любви до конца жизни...
     После свадьбы, мы с Георгием приехали на трамвае домой, мне было страшно, оставаться наедине с мужчиной, на ночь, нет, на долгие годы. Но Георгий видя моё состояние, просто обнял меня за плечи и вместе со мной сел на кровать.
      - Не волнуйся дорогая, я тебя очень люблю и всё у нас будет хорошо, - сказал он.
     Мы долго сидели и разговаривали, пока я совсем не успокоилась, потом Георгий встал и потушил свет. Наверное, вот оно счастье, когда любимый человек с тобой рядом, любимая работа занимает твоё время, твои друзья понимают тебя с полуслова, да, я была счастлива.
     Только время безжалостно, в тридцать девятом году в Европе началась война, мне двадцать девять лет, Георгию тридцать один год, детей у нас нет, хотя мы очень хотели малыша. Война вроде должна была пройти стороной, Гитлер подписал пакт о ненападении, но людей не покидала тревога. Мы верили, Сталин с нами и войны не будет, но мы глубоко ошибались.
     Двадцать второго июня сорок первого года, без объявления войны, немецкие войска начали контрнаступление и по радио Левитан объявил о начале войны. А ученики только окончили школу, едва прошёл школьный бал, они строили планы на светлое будущее. Только вместо этого, в военкоматах, райкомах комсомола, в школах и институтах, образовали пункты для принятия заявлений о добровольном желании идти на войну, где выстроились ряды молодых ребят и девушек.
     Элза и Мила тоже написали заявление, но им сразу сказали, что для борьбы с фашизмом, заводы переквалифицируются и будут выпускать оружие и танки и им придётся работать в тылу. Наши с Георгием заявления приняли и сказали, чтобы мы ждали пару дней и были готовы к отправке.
     Вот так и закончилась наша идиллия и я благодарила Бога, что у нас не было детей. Меня направили в женскую эскадрилью, Георгия в мужскую. Собрав себе и ему вещмешки, мы с ним присели на дорожку.
     - Береги себя, родная, - обнимая меня за плечи, сказал Георгий.
     Я кинулась ему на шею.
     - Ой, Георгий, свидимся ли мы когда-нибудь? Ты тоже береги себя, любимый! - плача, воскликнула я.
     - Не плачь, моя хорошая, конечно свидимся, война долго не продлится, ну максимум несколько месяцев и мы опять будем вместе, - гладя меня по голове, сказал Георгий.
     Его уверенный голос немного успокоил. Мы поднялись с места и вышли из квартиры.
     Война застала народ врасплох, но люди в эти дни сплотились и встали на защиту матерей, детей, Родины. С криками: "За Родину, За Сталина!" молодые парни, едва окончившие школу, бежали в атаку, бросались на врага. Откуда был такой патриотизм и отвага, ведь всем хотелось жить, а они были ещё так молоды. Так или иначе, мы с Георгием тоже пошли воевать, ни секунды не сомневаясь, что победа будет за нами.
     Может эта вера и помогала людям в этой жестокой войне? Не знаю, тогда я об этом не задумывалась, просто был долг перед Родиной, это мы знали точно.
     Меня направили в эскадрилью, где в основном были молодые девушки. Поначалу я летала вторым пилотом, но постепенно мне наконец доверили одной вести боевую машину. На войне бывало по-разному, часто я подрезала противника, мне везло больше, ни разу не попадала под обстрел.
     Первый год был нелёгким, вестей от Георгия не было, тревога за него не покидала меня, я даже не знала, в какой стороне он воюет. Ни писем, ни весточки от него не было и это угнетало, но я старалась думать только о хорошем. Не мог мой храбрый Георгий погибнуть в первый год войны, ведь и имя он получил от Георгия Победоносца. Отгоняя страшные мысли, я просто воевала наряду с другими. За два подбитых мною вражеских самолёта, мне дали медаль "За отвагу", для меня это было событие.
     Второй год войны был тяжёлым для всех, передали, что Ленинград окружили кольцом, что немцы подобрались к самой Москве. Я думала о девочках, оставшихся в тылу, там, в Ленинграде, об  Элзе и Миле, ничего не зная и о них. О Свете тоже вестей не было, слышала только, что она с бригадой артистов ездит по фронтам и даёт концерты, ведь у неё был неплохой голос, тем самым, поднимая дух бойцов, которым утром рано надо было идти в атаку. Приходили сводки о коротких сражениях, взят тот или иной город. Лишь битва под Сталинградом, дала новую надежду на победу, все воспряли духом, наверное, это и было первым шагом к победе.
     В начале сорок третьего года мне дали задание, обследовать вражескую территорию, по возможности узнать, каково их расположение, численность боевых единиц и боеприпасов. Сделав пару кругов, я увидела, что на меня двигается самолёт противника, я стала уходить от него, стрелять смысла не было, ведь находилась я на вражеской территории. Меня бы сразу срезали, страха не было, только желание выжить. Была глубокая ночь, зима, везде белым бело и тут я увидела, что у меня горит хвост самолёта. Я понимала, дотянуть до своих, мне не удастся, горючее на исходе, да и машина моя была объята пламенем. Немец стал стрелять, резкая, жгучая боль в плече, хотя куртка была ватная, крови не было видно, но я поняла, что ранена. Я приняла решение покинуть свою боевую машину. Проверив ещё раз парашют, я просто вывалилась из самолёта. Раскрыв парашют, я оглянулась, самолёт резко дал снижение и взорвался за лесом. Наверное, темнота меня и спасла, преследовать меня не стали, наверное думая, что я погибла вместе с самолётом.
     Только приземлиться у меня не получилось, может это было и к лучшему, иначе, меня наверняка ждала смерть. Я просто зацепилась парашютом за ветви высокой сосны и повисла, даже не знаю, что было бы лучше. Запутавшись в стропах, у меня никак не получалось высвободиться.
     Провисев так до утра, я видимо уснула, проснулась от боли в плече, рана сильно жгла и от звука отъезжающих машин и немецкой речи. Ухватившись кое-как за торчащую ветку, я посмотрела вниз, где туда-сюда бегали немцы и что-то дико кричали. Моё счастье, их видимо растревожили и никому в голову не пришло посмотреть наверх, иначе меня бы заметили. Видно было, что немцы меняют место расположения, потому что они торопливо собирали снаряжение и боеприпасы.
     Очень хотелось по нужде, более суток я уже висела на высокой сосне, ноги и руки затекли. Наверное это обстоятельство и было причиной того, что я не думала о голоде, только пить хотелось, хотя желание сходить по нужде, превозмогало остальные потребности. Снегом я утоляла жажду и старалась двигать руками и ногами, но получалось это с большим трудом, я рисковала просто замёрзнуть. Пошли вторые сутки, как я висела на дереве. Собравшись, немцы наконец покинули место пребывания.
     Я стала потихоньку освобождаться от строп парашюта. Тело меня не слушалось, руки и ноги онемели, замёрзшие ветки царапали лицо и руки. Так я провозилась часа два, может и больше. С большим трудом, мне наконец удалось высвободиться от строп. Хватаясь замёрзшими руками и ногами за ветки и ствол сосны, я с еще бОльшим трудом спустилась на землю и быстро справила нужду. Оглядевшись по сторонам, я раздумывала, в какую же сторону мне идти. В кармане лежал компас, как же он мне помог, но идти по глубокому снегу, было очень трудно. Сделав несколько шагов, прислонившись к дереву, я немного отдыхала, потом опять двигалась дальше.
     Наступала ночь, по нужде я справлялась и снег был мне вместо воды, но голод мучил нещадно. Лес закончился, видимо небольшой был лесок, только вышла я на большую поляну. Стала вспоминать, я видела эту поляну сверху, закрыв глаза, мысленно нарисовала план местности. Так стало легче идти, ещё несколько километров и я дойду до своих.
     Так, продвигаясь вперёд, я дошла до дороги, она находилась намного выше от поляны, вдруг я услышала рёв боевых машин. Я была уже почти у дороги, мне пришлось скатиться вниз, чтобы меня не заметили. Но я во все глаза смотрела, сколько машин, сколько приблизительно немцев и в каком направлении они едут, чтобы по прибытии на место доложить начальству.
     Наконец, длинная вереница проехала, я тихонько вылезла из своего укрытия и перешла дорогу.