Нодира. 9 глава

     Я не хотела выпускать из рук сына, но он начал капризничать и проситься к маме.
     - Я твоя мама, родной, помнишь, как я пела тебе колыбельную на узбекском языке и ты засыпал у меня на руках? Я тебя очень люблю, мой хороший. Мы с тобой поедем домой, к папе и он нас ждёт, он нас очень любит, - тихо, на ушко ему, говорила я и слёзы радости текли по моим щекам.      
     Потом я стала рассказывать ему сказку и он немного успокоился.
     - Что теперь будешь делать, Нодира? - спросила Таня.      
     Бахтиёр уснул у меня на руках и я тихонько положила его на диван и накрыла одеялом.
     - С утра пойду в органы опеки, напишу заявление, надеюсь, не будут препятствовать, хочу, чтобы всё было по закону, - ответила я ей.
     - Конечно, дорогая. Я пойду с тобой, люди же там сидят, не звери, тем более, сын на твоей фамилии и отчество отца, мужа твоего, - устало сказала Таня.
     - Слушай, Танечка, а поезжай со мной в Ленинград, ну что тебе здесь одной делать? Ты медицинская сестра, сейчас рабочие руки везде нужны. Устроишься работать в больницу, поживёшь у меня, там квартира осталась... только не знаю, чья она теперь, но мы найдём выход, вместе легче будет. Что скажешь? - стала я её уговаривать.
     - Не знаю даже... я и сама хотела увольняться из детского дома, просто хотела... может и мне усыновить ребёнка, как думаешь? Девочку, мальчика, всё равно, - спросила Таня.
     - Почему нет? Сейчас сирот, оставшихся после войны, много, так что конечно было бы хорошо, - ответила я.
     Ночь прошла беспокойно, я почти не спала, сидела над изголовьем сына и гладила его по головке. Он уснул после того, как я запела ему колыбельную на узбекском языке, которую мне пела в детстве мама. Наверное, у детей всё  сохраняется в памяти и мой сынуля вспомнил, как я когда-то ему пела.
     Утром рано, быстро позавтракав и покормив Бахтиёра, мы с Таней поехали в органы опеки, которые располагались в центре Смоленска. Спросили на проходной, куда нам пройти по нашему делу и к кому обратиться. На проходной сидел мужчина и он нам объяснил, в какой кабинет нам надо пройти. Поднявшись на второй этаж, мы зашли в одиннадцатый кабинет, где сидела немолодая женщина, нагнувшись над бумагами, она что-то писала. Несмотря на очки, видимо зрение у неё было неважное, она писала, сильно нагнувшись к столу.
     - Здравствуйте, можно? - постучавшись и открыв дверь, спросила я.
     Женщина подняла голову и посмотрела на меня.
     - Да, здравствуйте, входите, что у Вас? - приглашая меня жестом руки сесть, спросила она.
     Таня осталась за дверью с ребёнком на руках. Я села на стул напротив женщины и подала свой паспорт и метрику сына, которую дал мне Алексей. Женщина взяла документы и близко поднеся их к глазам, стала изучать.
     - И что Вы хотите? - подняв голову, спросила она меня.
     - Мой сын семь лет находился в детском доме, теперь я хотела бы забрать его домой, в Ленинград, от Вас нужна официальная бумага, - волнуясь, ответила я.
     - Ясно, - коротко ответила женщина.
     - А есть документ, объясняющий причину того, что Вы семь лет не появлялись и вдруг приехали? - вдруг спросила она.
     - Да, конечно, я была в лагере для заключённых, - тихо сказала я, боясь, что это будет препятствием для моего дела.
     - Дайте справку об освобождении, - совершенно спокойно попросила она.
     Вытащив из кармана пиджака бумагу, я подала ей. Разложив на столе в открытом виде мой паспорт, справку об освобождении и метрику сына, она принялась что-то писать на чистом листе бумаги. Закончив писать, она расписалась и поставила печать.
     - Зайдите к начальнику, слева вторая дверь, он тоже должен расписаться и поставить свою печать, - подавая мне исписанный лист, сказала она.
     - И всё? - осторожно спросила я.
     - Всё, а что Вы ещё хотели, чтобы Вас с музыкой проводили? - улыбаясь, сказала она.
     - Спасибо Вам, - ещё больше волнуясь, ответила я ей и не веря, что так быстро всё решилось, быстро вышла из кабинета.
     - Ну что? - нетерпеливо спросила меня Таня.
     - Сейчас, Танечка, надо ещё к начальнику зайти и поставить подпись с печатью, - улыбнувшись, ответила я ей.
      - Ну слава Богу, давай, иди быстрее, я здесь подожду, - ответила Таня, обнимая моего сына.
     Я тихо постучалась в кабинет начальника и затем приоткрыла дверь.
     - Здравствуйте, к Вам можно? - спросила я.
     - Да, заходите, что у Вас? - спросил начальник, мужчина в летах, с залысинами на голове, и довольно грубыми чертами лица, со шрамом над левой бровью.
     - Видимо, фразы у них здесь заучены, - почему-то подумала я, так как и женщина в первом кабинете встретила меня точно такими же словами.
     Я подала ему бумагу на подпись и печать.
     - А Ахрарова? Да, Алексей звонил мне с утра, - сказал он, подписывая бумагу и ставя печать.
     - Спасибо Вам... - сказала я, беря из его рук бумагу.
     - Удачи Вам! - ответил он.
     Не веря, что так всё быстро и удачно получилось, вне себя от радости, я вышла от начальника и широко улыбнулась Татьяне.
     - Всё! Представляешь, оказывается Алексей позвонил и попросил, чтобы всё быстро оформили. Я поверить не могу! - радостно сказала я, обнимая свою новую подругу.
     - Здорово! Я так рада за вас двоих, Нодира, пойдём уже отсюда, - сказала она и мы вышли из двухэтажного здания и направились к остановке автобуса.
     По дороге мы купили маленький тортик и лимонад, чтобы отметить такое событие.
     - Как мне благодарить тебя и Алексея? Вы столько сделали для меня и моего сына! - плача от радости, спросила я Таню.
     - Не говори глупости, какая благодарность? О чём ты говоришь? Все мы люди, а эту гадину давно надо было наказать. Даже если бы не ты, я всё-равно вывела бы эту директрису на чистую воду. По ней давно тюрьма плачет, - ответила Таня.
     - Вот этого я и врагу не пожелаю, - ответила я.
     - Ой, прости, дорогая, не хотела тебя расстроить, - сказала Таня, почувствовав неловкость.
     - Ладно, проехали. Давай торт будем есть с лимонадом. Как давно я не ела торт и не пила лимонад! - смеясь, сказала я.
     За долгие годы, я впервые чувствовала себя раскрепощённой и спокойной. Мы поели торт и долго беседовали с Таней о жизни. Бахтиёр спал сладким сном беспечного ребёнка, я смотрела на него и не могла наглядеться и поверить не могла, что наконец мой мальчик со мной и никто его у меня не отнимет. Вдруг мои мысли ушли в Ленинград, когда нас с Георгием арестовывали.
     - Где же ты сейчас, мой родной человек? - мелькнуло в голове.
     - О чём ты задумалась, дорогая? - спросила Таня.
     - Я счастлива, Танечка, как никогда, только вот думаю, где мой Георгий, жив ли? - ответила я.
     - Вот поедешь в Ленинград, походишь по инстанциям и обязательно его найдёшь, иначе и быть не может. Сын с тобой и муж в скором времени будет рядом. Ты столько выстрадала и достойна уже жить счастливо, - сказала Таня.
     И я была ей очень благодарна за эти слова.
     - Ну а ты, Танечка, что решила? Поедешь с нами в Ленинград? - спросила её я.
     - Я долго думала, Нодира, думала над твоими словами, даже не знаю, что тебе сказать. Здесь лежат мои близкие, я часто их навещаю и родителей, и сына. Только тело мужа мне не выдали, справку о смерти дали и всё. Как мне их оставить, скажи? Кроме меня, никто не будет ухаживать за могилками, поливать цветы, пить за упокой. Хотя я и не пью, я ношу водку на кладбище и отдаю людям, ну тем, кто могилы выкапывает, да и просто люди ходят. Ладно, поздно уже, давай спать, утром пойду на работу, напишу заявление об уходе. Там есть прехорошенькая девочка, Наташей зовут, её нашли брошенной на вокзале, уж и не знаю, кто мог бросить такое чудо. Ей всего четыре годика, вот хочу взять на воспитание. Может на старости, хоть стакан воды подаст, - задумчиво произнесла Таня.
     - Знаешь, дорогая, я ведь тоже много лет не была на Родине, там у меня тоже лежат мать и отец, боюсь и могилы их не вспомню, хотя перед глазами они стоят. Если там ничего не изменилось, поеду, навещу родителей, с сыном поеду, а если и мужа найду, все вместе поедем. Ты конечно вправе сама решать, у тебя какой- никакой дом, земля есть. А если и Наташеньку к себе возьмёшь, вам вдвоём будет хорошо, может мы с Бахтиёром когда-нибудь приедем. Ой, что это я? Конечно приедем! Разве я смогу забыть тебя и то, что ты сделала для нас с сыном! - воскликнула я.
     Ночь прошла быстро, я с сыном спала на диване, крепко обняв его, Таня спала в спальне. Утром, когда мы с сыном проснулись, Тани уже не было, на столе, под салфеткой, она оставила завтрак, немного хлеба, масло и творог. Заварив чай, я накормила сына и поела сама. Через два часа пришла Таня.
     - Всё, я написала два заявления, на увольнение и на удочерение Наташеньки, - сказала она.
     - Вот и хорошо, мы тоже наверное поедем уже домой, надо Георгия искать, - ответила я.
     Мы вместе вышли и поехали на вокзал, билеты были лишь на раннее утро, купив их, мы вернулись домой к Тане. Она захлопотала.
     - Вам ехать долго, я фарш взяла, пожарим котлет и картошки, с собой возьмёте, ты ведь не одна, ребёнка кормить надо, - сказала она.
     Котлеты с картошкой Таня положила в небольшую кастрюлю и дала буханку хлеба, сами мы тоже поели и легли спать.
      Рано утром, разбудив сына и позавтракав, мы поехали на вокзал, Таня проводила нас до самого купе. Крепко с ней обнявшись, мы попрощались.
     - Ну, не забывайте меня, приезжайте, как только представится случай, буду ждать вас. Бахтиёрчик, ну-ка обними тётю Таню, давай я тебя поцелую! - поднимая ребёнка на руки и крепко целуя его смугленькие щёчки, сказала Таня.
     В глазах её была грусть, да и мне было не весело. Таня долго стояла на перроне, махая нам в след рукой, потом медленно побрела вдоль железнодорожного полотна.
     Мы и правда ехали долго, поезд останавливался на коротких станциях, но мы с сыном не выходили, а просто наблюдали из оконца купе. Разместившись с ним на одной полке, мы медленно ехали в Ленинград, Бахтиёр понемногу привыкал ко мне, что меня очень радовало. Наконец, пыхтя, поезд остановился, Мы с сыном вышли из вагона и пошли к выходу из вокзала.
     Город встретил нас дождём, было прохладно, но Таня дала мне ватник, которым я укутала сына. Пешком дойдя до остановки, мы на автобусе, затем с пересадкой на трамвае, доехали до дома, где жили мои подруги, Элза и Мила. К подругам я шла со страхом и очень волновалась. Дверь открыла незнакомая женщина.
     - Вам кого? - сухо спросила она.
     - Простите, здесь жили две молодые женщины, не скажете, где они могут быть? - спросила я.
     - А я почём знаю? - довольно грубо ответила она и захлопнула перед нами дверь.
     Я стояла в растерянности, не зная, куда идти и что дальше делать.
     - Пойдём, родной, может в нашей квартире есть кто-то, кто скажет нам, где мои подруги, - обнимая сына за плечи, сказала я.
     Проехав на автобусе четыре остановки, мы вышли и пройдя через арку старого дома, вошли в большой двор. Ничего не изменилось, хотя после бомбёжек город перестраивался, строились новые дома и дороги.
     - Идём, родной, вон наше окошко, видишь? Вон, на третьем этаже, видишь? - ласково спрашивала я Бахтиёра.
     А он, подняв головку, смотрел во все глаза на окна дома и конечно не понимал, о каком окне я ему говорю. Мы с ним поднялись на третий этаж и постучали в дверь, которую я когда-то много раз открывала. Долго не открывали, я уж подумала, что никого нет. Наконец послышались шаги и дверь открылась.