Метелица, как медведица

 Владимир Рогожкин
МЕТЕЛИЦА, КАК МЕДВЕДИЦА.
Повесть
Светлой памяти брата Павла, всю жизнь проработавшего врачом, травматологом, посвящаю. Нам его так не хватает.
Чтобы,  аккуратно зачинить
Изодранную веру,
Нужна невидимая нить,
Из воздуха – к примеру.
Стежок невидимой иглы,
Взгляните – вот как ловко!
И вновь, она – целехонька,
Сияет, как обновка!
(Эмили Дикенсон.)
ПРОЛОГ
С самого начала месяца не прекращаясь, лил дождь, основательно слизав декабрьские и январские накопления снега. Но, постепенно природа одумалась, поимела совесть и вернулась к привычному, зимнему распорядку. Как-то сразу заморозило, завьюжило, заметелило. Повалил крупный, тяжелый снег. Из не прекращающегося   ни днем, ни ночью потока машин, раздвинув почти непроницаемую снеговую завесу, вынырнула неприметная серебристая Лада Гранта. Разминулась, с нещадно громыхающей басовыми колонками, стремительной Маздой и уверенно припарковалась на привокзальной площади. Сидевшая за рулем женщина, молодая и привлекательная, повернулась к находящимся на заднем сидении мужчинам. До отправления меньше часа.
- Не мешало бы поторопиться. 
Любят женщины поучать. Хотя, у самих с точностью, мягко говоря, не всегда. Мужчины, примерно одного возраста и судя по одежде и выправке - военные, скорее всего - бывшие, не возражали. Пусть покомандует. Им, в свое время, командовать на службе, до чертиков надоело. Один из мужчин был в темных очках. И сразу же бросался в глаза шрам на виске. Что, в свою очередь, наталкивало на мысль, о взаимосвязи шрама и очков. Другой мужчина, тот, что немного пониже и поупитаннее и женщина, были какие-то одинаковые. Чистенькие, уверенные в себе, ухоженные. Упитанный мужчина направился к багажнику и выволок оттуда большую дорожную сумку. Женщина, блеснув очаровательной улыбкой, изящно подхватила мужчину в очках, под локоток. При этом, она успела посмотреться в зеркале заднего вида, а свободной рукой проверить сигнализацию. Как тут не вспомнить утверждение мужчин, что у блондинок все зеркала в машине установлены так, что бы можно было краситься во время движения. Не задерживаясь, миновали ларьки с газетами, медикаментами, какой-то снедью и одеждой. Одолели вал не убранного снега. Заходить в помещение вокзала не было необходимости. Билеты забронированы и куплены заранее.  Упитанный мужчина, явно стараясь оставить спутников наедине, ушел вперед. Между этой троицей давно уже не было секретов. Были недосказанности. Но и в них ничего личного.
- Пожалуйста, не пытайся меня обманывать. Я так давно тебя знаю. У тебя ничего не получится. Почему ты, перестал искать Машу? - спросила женщина  - у вас же, одно время все снова налаживалось.
И как-то уж слишком откровенно и загадочно улыбнулась.
 - В одно время я видел! - резко ответил мужчина.
Спорить с женщиной, когда женщина за тебя давно уже все решила, по крайней мере, глупо. Как раз вошли под арку открывающую вид на посадочную платформу, ветер исхитрился и швырнул им в лицо изрядную порцию снега.
 - Метелица как медведица, косматая голова - тихо, почти одними губами, прошептал мужчина. И обращался он явно не к спутнице.
Она хотела еще, что-то спросить. Но не спросила.
Обычные вокзальные хлопоты. Торопливые поцелуи, крепкие рукопожатия. Неуместные сетования по поводу таких редких встреч и необратимости расставаний. Давний, еще со школьной скамьи приятель Санек с женой Наташкой вернутся в свое обихоженное, уютное семейное гнездышко. Дети, попугайчики, собачки, кошечки. Через годик, другой задумаются о приобретении домика, где-нибудь в ближнем Подмосковье. Если уже не задумались. А куда вернется он? В свою полупустую, ведомственную квартиру? У жены новая семья. Счастлива. Родители? Нет уж! Пусть жалеют на расстоянии!
Современные поезда трогаются так плавно, что ни сразу заметил момент отправления. Убрал дорожную сумку. Перекинулся несколькими словами с проводницей. Отказался от предложенного чая. Из гостей едет. Начаевались! Постель разбирать не стал. С наслаждением потянулся. Вытянул ноги. Благо, кроме него, никого в купе не было. Можно немного побарствовать!
 Скоростной экспресс до Самары запустили несколько лет назад. Но воспользоваться его услугами пришлось впервые. Понаблюдал за тем, как разъезжаются встречные составы. Не успели поприветствовать друг друга, простучать своими колесными парами скромное  - «тук, тук, тук» и еще более застенчивое – «та, та, та». И снова, что-то едва слышное и непонятное. Стоянка на промежуточных станциях чуть больше минуты. Как пассажиры успевают выходить и садиться? Но ведь как-то же, успевают. Даже километровый мост под Сызранью проскочили на одном дыхании. Подивился, устроился поудобнее и попытался заснуть.
 - Как отдельная капля в океане несёт в себе вкус океана, так и каждый отдельный миг жизни несёт вкус вечности.
Серега переживал однажды пройденный сценарий, который его мозг зарегистрировал и долго держал где-то далеко на задворках памяти. И наконец-то возвращал так ярко и достоверно, словно находился  в той, прожитой однажды реальности. Спираль за спиралью. Капля за каплей. Один фрейм реальности за другим.
КОСМАТАЯ ГОЛОВА.
Кто знает. Может они с Машей, так бы никогда и не встретились. Бывает же, что живут двое в одном городе. На одной улице. В одном доме. Чуть ли не в одном подъезде живут. А так, чтобы искра божья между ними, да и еще на всю оставшуюся жизнь,  практически - никогда. Бывает, конечно же, бывает, чего только в жизни не бывает. Не пойди он однажды, скуки ради, в соседнюю школу,  ничего бы, скорее всего не произошло. Даже пресловутая искра не проскочила бы. Искры, знаете ли, просто так, беспричинно, между людьми, не проскакивают. Закадычный друг Санек пригласил посетить  литературный клуб в соседней школе. Ни то, чтобы очень уж любили они литературу. Напротив, самым любимым предметом у обоих была физкультура. И как часто бывает, во взаимоотношениях между двумя неформальными лидерами, дружбе предшествовала ссора. Так себе ссора, пустячок. Кто из них не соизволил, уступить лыжню, на одном из соревнований, или не корректно оную уступить, они давно уже забыли. Один утверждал потом, что это он врезал. Другой, что он.
К началу занятия клуба они безнадежно опоздали. Девушка, ради которой они, собственно говоря, и пришли, незадолго до их появления, сославшись на какие-то причины, не менее чем планетарного масштаба, ушла. Им же, уходить, не успев появиться, было неудобно, поэтому, решили, немного осмотреться. Дослушали восторженные возгласы девочек по поводу Наташиного первого бала. Имеется ввиду -  Наташа Ростова из «Война и мир». О чем еще могут разговаривать девочки, когда до собственного выпускного балла меньше года осталось. К изучению романа они с Саньком пока еще не приступали. Зачем? На экзаменах всегда можно содрать прямо из учебника?  Даже если это экзамены выпускные. Но, если по поводу этого произведения кипят такие страсти, тогда, пожалуйста! Почему бы не послушать. Тем более, на улице ужасная холодрыга. Посидеть в тепле сейчас самое то! Да и еще при этом на девчонок бесплатно потаращиться. Потаращились. Потом, старенькая, на вид можно было предположить, что она гнусные царские времена своими глазами созерцала, училка, предложила почитать, что-нибудь участникам клуба и гостям. При этом она так внимательно смотрела на Серегу, что ему в пору было провалиться. Читал же, совсем недавно Пастернака, в самиздатовском варианте, правда. Даже стихи, про свечу на окне горевшую, ему очень понравились. На память он никогда не жаловался. Но чего нет, того нет! А как бы пригодилось.  Нужно было, что-то этакое вспоминать. Хотя бы в пределах школьной программы. Но не вспоминалось, как Серега не шевелил мозгами. Как раз во время всего этого бесполезного «шевеления» его мозгов, на противоположной стороне зала произошло другое легкое шевеление. Какая-то девушка, Серега сразу не понял, симпатичная, или так себе, начала читать про метелицу, которая как медведица буянит весь вечер под лестницей и лапой скребется в окно. Про сугробы, которые как из ваты. Про милиционеров, которые на белых снеговиков похожи. Про машины, которые как зябнувшие щенята к домам жмутся. Про чайник, который мурлычет, а закипать не хочет. Он бы такое, ни за какие, коврижки не придумал. Еще и голос! Между Серегиными лопатками как-то, слишком уж заинтересованно и радостно захолодело. Первое впечатление росло, обрастало подробностями.  Голос у девушки был не большой, но глубокий и волнующий. И читала она хоть и просто, но очень музыкально и проникновенно. Все кто были в зале, замерли. Было, похоже, что девушка не часто балует присутствующих своим появлением в данном амплуа. Скорее всего, это был экспромт. Не рояль в кустах, а что-то среднее между криком истосковавшейся души и наивной детской шалостью. Хотя, вроде бы, тоже ничего особенного. И не смотря на все убедительные доводы разума, в Серегином мозгу основательно корутнуло.
 -  Никак не меньше двухсот двадцати, переменного,  подумал Серега. Что это меня на размышления по поводу напряжения в электрических сетях, расквадрачивает?
Однако ничего в этом бренном мире просто так не происходит. Внезапно во всей школе погас свет. Конечно же, не по причине каких-то там женских голосов, даже очень приятных. Всем, за исключением Сереги,  давно уже было известно, что таким образом местная шпана пытается сорвать последние уроки. Серега этого не знал и решил
-  Точно по причине! …
- Все в мире сейчас загадочно. Все словно летит куда-то. Метельно, красиво, сказочно. Сказкам я верю свято - продолжала читать девушка.
 И, по всей видимости, тоже верила. А как тут не поверить. Какое-то мгновение назад горел свет. Даже, пожалуй, слишком ярко. Для гостей, наверное, расстарались. И всепоглощающая, кромешная темнота. Как тут не задуматься о специально срежессированном сценарии. И тяжелые, светонепроницаемые шторы слишком уж быстро раздвинули. Заваливший пустынные ночные улицы снег, отражал свет фар редких автомобилей, неприкаянных уличных фонарей, ехидно ухмыляющегося, цвета не успевшего настояться, после очередной чистке серебра, чопорного лика луны, сияние необычайно крупных и ярких звезд. Панельные многоэтажки, свечки, сразу за школьным забором, словно старшеклассники на дискотеке, во время медленного танца. Едва заметно покачивались. В тоже время порывы ветра, напротив,  словно застыли вместе с запутавшимися колючими снежинками. На улице было светло, словно днем. Стало светлее и в классе.
- До боли верить хочется, что сбудутся вдруг мечты. Сквозь вьюгу звонок у двери, а вот на пороге ты. Трепетная, смущенная. Снится, или не снится? Снегом запорошенная. Звездочки на ресницах.
Не хватало увидеть девушку, запорошенную снегом, да и еще со звездочками на ресницах. Но, после слов
 - Не ждал меня? Скажешь, дурочка? А я вот, явилась! Можно? Сказка моя, снегурочка. Чудо мое невозможное.
 Начал лихорадочно шарить глазами по рядам. Было темно, но не настолько, чтобы не найти. Нашарил взглядом снегурочку, остановился. И больше не отпускал. А тут и со светом разобрались. Домой шли вместе. Девушка жила совсем рядом. Но, до ее подъезда они добирались целую вечность. Несколько раз пересекли железную дорогу. Прошли по подземному переходу и отметились, среди бесполезно шатающихся, на набережной. Серега отлично понимал, что на набережной они никак не могли оказаться. Но оказались же! Было холодно, снежно, радостно. Ознакомились с подъездами целого квартала. Откуда-то их прогоняли. Откуда-то они уходили сами. И, конечно же, целовались, целовались, целовались. Как же им тогда было хорошо вместе. Легко и сказочно им тогда было. Договорились встретиться снова. Но, кто же, знал, что колготки, служат целям защиты от мороза, чисто номинально. Изящная дубленка, из того же перечня. Как не вспомнить зимнее пальто матери. Хотя, по слухам и она в молодые годы могла запросто прогуляться по морозу в лодочках и осеннем пальтеце.  Головные уборы и тогда одевали редко и не охотно. Конечно же, Маша, так звали девушку,  простудилась. И не только простудилась, а основательно слегла с жесточайшей ангиной. Эх, метелица, как медведица, косматая голова!  В Пиццерию, где условились встретиться, не пришла. Нет! Она пришла бы в любом состоянии, но как всегда, не вовремя, вмешались ничего не понимающие в жизни, родители. Телефон, который она записала на пачке его сигарет, Серега потерял. Прийти в ее школу, посчитал выше своего достоинства. Зачем? Его же так нагло кинули!
Потом, Серега закадрил Наташку, из-за прекрасных глаз которой, они и появились однажды на занятиях клуба любителей литературы соседней школы. Или Наташка его закадрила? По, началу им казалось, что вот оно - мгновение, которое сразу и наповал! Или только Сереге так казалось? Нет, они целовались. Подолгу, исступленно и самое главное, охотно. Однажды, это чуть было не закончилось еще более серьезными отношениями. Но, Наташка вовремя спохватилась и старалась в дальнейшем не увлекаться. Было в их отношениях, что-то такое, что совсем не свойственно юношескому безрассудству. Меркантильностью, что ли это еще называется. Сереге нравилось, что она в своих джинсах, косухе, туфлях на высоченной шпильке, не от мира сего какая-то, с распущенными блондинистыми волосами очень шла к его мотоциклу. Он откровенно балдел, видя в зеркале заднего вида Наташкины, широко открытые от счастья глаза и  развивающиеся на ветру волосы, когда они удирали от ГАИшников.  Гонялись  на огромной скорости, тесно прижавшись, друг к другу, по загородным трассам. Лавировали в непригодных для передвижения закоулках и тупиках. Наташке льстило, что в Серегу были по уши влюблены подруги. Все без исключения. Ее просто доводило до экстаза осознание того, что ради нее Серега готов порвать кого угодно, и где угодно. Местная братва, имеющая на нее виды, всячески препятствовала их счастью. Да чего там, пользуясь численным превосходством, Серегу откровенно поколачивали.  Но Серега стал приезжать с Саньком и давать достойный отпор. Продолжали поколачивать и с Саньком, но реже. Так было и на этот раз.
Пацаны Пентагона, неофициального района города, постоянно выясняли отношения с Химмашевскими. Серега жил на противоположном конце города, за рекой, в районе Шуист.  И если до знакомства с Наташкой, живущей в самом большом пентагоновском доме, его терпели, их внезапно, но ярко вспыхнувшие чувства, подействовали на обе враждующие группировки, подобно красной тряпке на быка.  Серега приехал один. Поставил мотоцикл неподалеку от Наташкиного подъезда. Сам расположился на скамеечке возле песочницы. Наташка лихорадочно докрашивалась, доглаживалась. Досматривала очередное шоу, допивала чай с бутербродами. При этом, успевала переругиваться с родителями. К назначенному времени она, как всегда, не успевала. Возле Сереги материализовался абориген, попросил закурить. Охотно согласился с предложением - а не покурить бы ему свои! Через непродолжительный отрезок времени, вокруг Сереги, столпилась плотная кучка озабоченных подростков. Наташка все не шла. Впрочем, Серега и не ждал. Напротив, молил, что бы она подольше не появлялась. Неприятно когда с тобой при девушке, занимаются воспитательной работой. Где-то за домами, в самом начале проспекта, вяло перекликались сирены милицейских машин. Серега уныло соглашался с вероятностью появления их в непосредственной близости. Он бы даже на замечание, что опять ездит без шлема, положительно отреагировал. Получать в очередной раз так не хотелось! И вдруг, пустоту необычайно темной весенней ночи прорезал оглушительный, разбойничий какой-то, свист.
 -Атас! Менты!
Братва, так же внезапно, как появилась, исчезла. Перед Серегой стояла широко улыбающаяся Наташка.
 - Вот, в лагере мальчишки, учили-учили! Я видно плохая ученица, ничего не получалось. А сейчас, попробовала и получилось.
Серега торопливо разогревал двигатель своей Явы.
 - Давай пока не опомнились, сгоняем куда – ни будь. На трассе они нас на своих вшивых Восходах не достанут.
 Сгоняли. Дождались, пока в окнах Наташкиной квартиры погаснет свет. Сонные родители меньше возникают. Потихонечку прокрались к дому. И очень, очень неохотно, расстались.
Серегино счастье, вместе с адреналином, перло из ушей. Загнал мотоцикл в гараж, замкнул на цепь с секреткой. У дома привычно огляделся. Тихо, пусто, дремотно. Ни одного, из его недавних преследователей, поблизости не было. Сюрприз ждал не на улице, а внутри подъезда. На ступеньке, привалившись боком к стене, мирно посапывала Маша. В ярко желтом, шелковом платьице, этакий беззащитный, желтенький цыпленок на блеклом цементном полу. Для середины апреля слишком легко одета. Хотя, и закончились их отношения, не успев, как следует начаться, загадочный образ девушки, продолжал будоражить Серегино воображение. Когда увидел ее однажды в сопровождении какого-то парня, захотелось подойти и врезать.  Не подошел, не врезал. Повинуясь, внезапно нахлынувшему чувству, подхватил на руки и, пинком распахнув дверь, внес внутрь квартиры. Родители открывали сезон на даче. Впрочем, если бы они и были дома, что бы это изменило? Серега прижимал девушку к себе. Вдыхал неповторимый запах волос. Вдыхал и не мог надышаться. Все, что было связано с Наташкой, и совсем еще недавно казалось таким актуальным  и незыблемым, отошло на второй план. Маша давно уже проснулась и внимательно наблюдала за ним сквозь густые полуопущенные ресницы. Чем же, все это закончится?
 - Не ждал меня? Скажешь дурочка. А я вот, явилась! Можно?
 - Родителей срочно переводят в другой город. По всей видимости, окончить  школу, придется там. Там же и в институт буду поступать. Может быть, и глупо я сделала, явившись вот так, без приглашения. Но, ведь и уехать навсегда и никогда больше не встретиться, было бы намного глупее.
Потом была долгая ночь с объятиями, страстью, обманом, ревностью и  стонами любви. Под утро она уснула, а Серега, докуривая очередную сигарету, с тоской вглядывался в подступающий к окну рассвет. Ему до дурноты не хотелось, что бы на этом все закончилось.  Но у них оставалась еще уйма времени. Целые две с половиной недели. Они не знали, что делать  с обуревавшими их чувствами. Потом Маша уехала   поступать в свой медицинский. Через некоторое время уехал и Серега. Думал, не поступит. Вопреки ожиданиям, в Рязанское десантное, поступил с первой попытки. Хотя, на экзаменах, мягко говоря, и не блистал. Однако, на полосе препятствий, куда их загнали перед экзаменами, ему не было равных. Сообщение о предстоящей свадьбе Наташки с Саньком принял спокойно. Санек, пацан надежный. Ему, даже свою бывшую девушку доверить можно. Ловко он, однако, Наташку, из разряда недоступных скромниц, в беременные женщины, переконвертировал! 
 Редкие звонки. Еще более редкие и поэтому более желанные письма. Сначала, Маша почти в каждом, присылала свою фотографию. Потом фотографии из писем исчезли. Осенью того же года встретились. Сначала, несказанно обрадовался. А потом, она ему разонравилась. Какая-то она была неправильная, заплаканная, дерганая, располневшая и подурневшая. Хотел Серега что-то спросить и не спросил. Маша тоже ничего не сказала.
УЧЕБА. ИХ БЫЛО -ЧЕТВЕРО
В те времена, лучшим способом добраться ночью до общежития училища, были поливальные машины. Летом они поливали асфальт. Зимой чистили снег. За рубль, днём и трёшку, ночью. Два человека, водитель в расчет не брался, доезжали, до заранее оговорённой точки. Чаще всего, этой точкой было общежитие училища. А если учесть, что зимой поливалки курсировали без воды, можно было  расширить оказанную услугу. Добавляешь ещё пару рублей и можно взять с собой компанию из нескольких человек. А то, что компании приходилось ехать в бочке, никого не волновало.  Слабо в бочке, да с ветерком?
И так. Площадь перед железнодорожным вокзалом. Мороз под сорок. До наступления Нового года около часа. На улице ни души. И, конечно же, отсутствие транспорта. Полное. Четверо молодых и крепких людей, курсантов военного училища, решивших несколько часов назад подработать на разгрузке вагонов, успешно выполнивших  задание и получивших расчёт, прогуливаются по заснеженной площади. Единственным транспортом, на который было можно рассчитывать, теоретически была поливальная машина. А вот и машина, легка на помине! К бочке приторочена новогодняя ёлка. Правда, кабина уже занята двумя субъектами мрачного вида. Но какие проблемы. Есть совершенно пустая бочка. Так, что - присаживайтесь!
Сияющих от счастья молодых людей закрыли люком и аккуратненько, проволочкой запломбировали. Люк на ухабах, от тряски самопроизвольно открывался. 
Заранее предупреждённые курсанты и в самых кошмарных снах не могли увидеть, последующего за этим, развития сюжета. Водитель должен был по пути завести «внучке» елку. Никто и не возражал. Но, что же, уж он так затянул,  это дело? Скорее всего, потому, что  «от внучки», разве так просто вырвешься. Первыми не выдержали субъекты. Пождали - пождали и не дождавшись, продолжили путешествие пешком. Потом, не выдержали пленники бочки. Но, что наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями, известно давно. Возможности пленников, ограничивал закрытый проволочкой, люк бочки. Несмотря на все потуги, проволочка сдаваться, не собиралась. Водитель поливалки,  выглянув в запотевшее оконце, видимо увидел, что пассажиры исчезли. Исчезли! Но не все.
Десантные войска, что уж говорить о курсантах,  занимали в то время особую, высшую ступень в ротации вооружённых сил. Что изменилось с тех пор? Правда, по оценке иностранных специалистов, цитирую –
 - У «советов» существует особый род войск. Это так называемый десант, там служат такие зверюги, которым и автомат- то страшно вручать.
Однако, шутки, шутками.  Курсанты сдаваться не собирались. И марш - броски по семьдесят километров, в любую погоду, совершать приходилось. И на крыше БТР, словно в салоне легкового автомобиля раскатывали. И в снегу, как в пуховой перине спали. Но такого! Даже им испытать не доводилось. Единственное спасение - танцы вприсядку. Все остальные танцы решительно отметались, ибо только вприсядку можно двигаться внутри бочки поливальной машины. И всё это удовольствие на протяжении нескольких часов. Чем не сюжет для фильма ужасов. Проходящая мимо набожная старушка долго крестилась. За свою долгую  и не однозначную жизнь, она не слышала мата, подобного доносившемуся, из сиротливо стоящей поливальной машины.
Все предновогодние истории, традиционно, закачиваются хеппи-эндом. Не оказалась исключением и эта. Бабулька пристыдила загостившегося водителя.
 - Что же ты, ирод, живых людей в своём раздолбанном пылесосе насмерть морозишь?
И всё порывалась подтвердить свои слова убедительным доводом. В качестве «убедительного довода» выступала увесистая, суковатая палка. Несчастных спасли. Даже, до смертоубийства после, дело не дошло. До того ли было, когда слово «тпру-уу» никто выговорить не мог.
Растроганный водитель поливалки долго извинялся. А потом, быстренько отторабанил пленников до общежития, усадив всех четверых в кабинку и включив печь на полную мощность. Какое там, ГАИ, на Рязанских дорогах в предновогоднюю ночь! И даже никаких денег не взял. А еще говорят, что чудес не бывает!
МЕНЯ ЗОВУТ МАША. НЕ НАПИСАННОЕ СОЧИНЕИЕ
Зовут меня, Маша. Сейчас девочек редко так называют. Все больше Анжелы, Жанны, Светы, Эллы, Марины, Оли. Наверное, слишком просто, но мое имя мне нравится. Сереге тоже нравилось. Очень, очень, очень сильно хочется верить в то, что и сейчас нравится. Скоро, всего-то через парочку недель, мне исполнится девятнадцать. Давным-давно в пятом, классе, а может и раньше,  мне казалось, что девятнадцать – это, о-го-го, какой возраст! Столько, пожалуй, не живут. Живут. И еще как живут! Весело, в общем живут! Может, у нас с Серегой ничегошеньки и не было. Вот возьму сейчас и напишу сочинение на тему -  как я, провела, провели, прошлое лето. Такой вот неожиданный экспромт на заданную жизнью тему.  Внимательно прочитаю и сама во всем разберусь. Трудно, конечно же,  во всем, что мы с Серегой так круто замесили, разобраться. В чем он виноват?  В чем виновата я? Не бывает, чтобы виноватым был кто-то один. Не верите, что получится? Вот и я не верю. Никогда не писала таких сочинений. Поэтому чувствую себя абсолютной дурой. Еще со школьной скамьи люблю писать сочинения при свете свечей. Они так загадочно мерцают и совсем, вопреки заверениям матери,  не отвлекают. Выключаю свет. Электрический. Восковые свечи я заранее приготовила и запалила. Нагар со свечи снимаю специальными щипцами, которые я давным-давно обнаружила в безразмерных бабушкиных запасниках. Так, не то, чтобы интереснее, скорее таинственнее. Девочек, девушек, с некоторого времени молодых женщин,  все таинственное, с неимоверной силой, притягивает.   На мгновение меня окутывает сладкий запах, словно в руках пучок сена перетерла. Свечи мама покупает в магазинчике за углом нашего универмага. Там, у мрачного, не разговорчивого, кривого не только на глаза и тело, но, судя на сладострастные взгляды, бросаемые им на молоденьких девушек  и душу, свечных дела мастера, свой свечной отдельчик. Похоже, он в воск добавляет какие-то травки.
- Завтра, - шепчет пламя его свечей - а ведомо ли тебе, что принесет тебе завтра?
 Кошусь на своего кузнечика и на его тень, похожую на огромного доисторического дракона. Когда и откуда он у меня появился, расскажу потом. Если не забуду. Кузнечик ведет себя спокойно. Никто по квартире не слоняется. Воздух не колышется. Поэтому тень от кузнечика на стене не двигается. Беру ручку и мысленно пишу первое слово. Пусть это будет слово– мне. Если не ошибаюсь, личное местоимение в дательном падеже.
Господи! Как мне не хочется пополнять мрачную когорту матерей одиночек! Одиночек! Не сомневаюсь, что подобный ярлык на меня навесят доброжелательницы, денно и нощно сторожащие скамейку у подъезда. Словно наша любовь с Серегой одну ночь продолжалась! Словно в ней, что-то преступное было.
Мне часто снятся странные сны. Видели, наверное, по телику сразу же после полуночи показывают. Нет, не мои сны. Слишком много чести. У них, там, на телевидении, свои заморочки. Все в светло серых пастельных тонах. И сюжет. И изображение. И музыка какая-то пастельная. Грустная, прегрустная. Обволакивающая, заунывная. Так в душу влезет, что сразу и не отмахнешься. Мельтешатся где-то далеко, на заднем плане бестелесные то ли люди, то ли тени, то ли женщины, то ли, ни женщины и не мужчины. Озеро, или очень спокойная река. Не исключено, что компактное море. На одной стороне какая-то маленькая голенькая девочка меня  за руку держит. Или я сама себя за руку держу? Никак понять не могу. Во сне такое возможно. А на противоположном берегу  Серега. И такое впечатление, что ничего не видит. Не проницаемая завеса, или повязка у него перед глазами. Рвет повязку с глаз, сорвать пытается, но, ничего не получается. Серега! Серега! Плыви к нам, кричим вместе с девочкой. И такое впечатление, что слышит. Мечется по берегу, а войти в воду боится. Вижу, как медленно опускаюсь на дно. Впускаю воду в легкие. В дали на берегу зовет красивая маленькая девочка. Освободившийся, от не проницаемой завесы на глазах Серега, что-то беззвучно кричит. А я не могу ответить. Другие какие-то люди, и откуда они взялись, идут ко дну, вместе со мной. Они, как и я разучились держаться на плаву.
Как мне душно. Хотя бы глоток воздуха. Один маленький глоточек свежего воздуха.
Скоро я стану мамой. Ой, мамочки, страшно-то как! Так хочется спрятаться в складках материнского платья, и носа, до того времени когда все успокоится, не показывать.
 - Сейчас же, прекрати! Сколько же, можно дрягаться!  Кто знает, кто у меня там внутри. Мальчик или девочка. Это я к совести того, кто у меня в животе брыкается, обращаюсь.  Не обращайте внимания. Это у нас личное. Хотела сделать УЗИ. Родители категорически против. Интрига, видите ли, им нужна. Что касаемо интриг, тут вообще, сплошные тайны мадридского двора. Родители, пользуясь тем, что живота у меня почти не заметно, потихонечку готовят родственников, соседей, ну и на работах, само собой, слухи активно распускают. Согласно их легенде нагулял мой папаша на стороне ребенка. Как только родится, сразу же привезут его к нам, для усыновления. Я против усыновления. Хотите ребенка, рожайте сами. Если хорошо постараетесь, получится. Но, как себя поведут в институте, даже в самом страшном сне не приснится. Припишут все, включая аморалку и государственную измену.  Обидно, когда измена личная.
Когда, в тот вьюжный и морозный февральский вечер, увидела Серегу с Саньком в своей школе, несказанно обрадовалась. Чего уж там, они мне всегда нравились. Причем, как-то одинаково. Но, поняв, по чью душу они на этот раз пришли, страшно разозлилась. Каким-то наглым Наташкам, все. А другим что прикажете делать? 
Но, что произошло потом, понять не могу до сих пор. И вряд ли, когда пойму. Сначала Наташка умчалась, словно за ней черти с раскаленными сковородками гнались. Потом свет выключили. Потом от волнения стала стихи читать. Причем не те, которые готовила заранее. Потом, Серега с Саньком увязались. Потом Серега вежливо спровадил Санька. Потом, мы с Серегой стали целоваться и я окончательно потерялась. То ли во времени, то ли в пространстве. А скорее всего и во времени, и в пространстве.
Когда узнала, что Наташка стала встречаться с Серегой, была на грани сумасшествия. Вида, конечно же, не подавала. Но, разве такое скрыть, можно. Окончательно доконало известие, о срочном переводе отца в другой город. Собрала всю свою волю, которой, по моему мнению, у меня никогда не было, в кулак  и сама пошла к Сереге. И закрутилось. И завертелось. А когда поняла, как далеко мы зашли, было поздно.
Это же, надо было додуматься ждать Серегу  в подъезде его дома. А если бы там не было света? А если бы там были наркоманы? А если бы Серег пришел  вместе с Наташкой? К счастью свет в подъезде был. Наркоманы не тусовались. Никто из жильцов с глупыми вопросами не приставал. Дуракам везет!
Весна в тот год накатила так, что опомниться не успели. На первомайскую демонстрацию, она, в тот год официально в последний раз проводилась,  вышли полураздетыми. Встретились и  потом долго расстаться не могли. И что бы немного скоротать время, отправились в лес. Безо всяких задних мыслей. Я ещё косички тогда носила с огромными бантами.  Комбенизончик лёгонький - немецкий. На ногах босоножки на высоченных каблуках. А под ногами первоцветы белыми коврами расстилаются. Никогда больше не видела столько цветущих подснежников. Он меня охапками цветов забрасывает, а я смеюсь. Он меня забрасывает, а я воображаю. Глазами своими на него таращусь, а он в моих глазах тонет. А потом захотелось целоваться. Да, вот еще, чуть не забыла. Когда мы с Серегой по весеннему лесу бродили, и друг у друга в глазах тонули,  отыскал он в траве, не с собой же принес, огромного кузнечика. Знаю, кузнечиков, да и еще таких больших, весной не бывает. Но был же! Может, он просто из какой-то другой жизни, что бы меня порадовать, прилетел. Серега взял с меня торжественную клятву, кормить и все прочее, что требуется при разведении насекомых, выполнять. Придет, мол, однажды, вроде бы как с проверкой и скажет
- А как там наш кузнечик поживет!
А я хохотать принялась!
Тогда я еще не знала о том, что у нас будет ребенок. Да если бы и знала, язык бы, наверное, не повернулся рассказать обо всем Сереге. Казалось, что ничего страшного. Само собой все рассосется. Судьба несчастного, прилетевшего к нам по ошибке из другой жизни кузнечика, тогда больше волновала. А Кузнечик все равно умер. И ничегошеньки у нас Серегой не рассосалось.
Каких нервов стоило рассказать обо всем родителям.
 -Ты ничего не понимаешь. Люся, ты посмотри на нее, она определенно ничего не понимает! - растерянно басил матери, сам ничего не понимающий отец - она же всю свою дальнейшую карьеру на корню режет.
 -Это ты сам ничего не понимаешь - вяло огрызалась я – как ни - будь, сама со своим ребенком разберусь.
- Она ничего не понимает. Ничего не понимает. Не понимает. Не понимает - истерила мама, пряча в мокрый от слез платочек белый,  словно выбеленное полотно, аккуратный носик. У всех носы, когда они плачут, краснеют, а у нее, белеет.
 - Сама то! - привожу заранее приготовленные убийственные доводы - когда штамп о регистрации брака в паспорте поставили. Уж не в мае ли! А когда я родилась? В сентябре говорите. Что я, считать до девяти не умею? Да я это еще лет пять назад просекла! Ага, времена другие были! Молчали бы уж!
Сереге я так ничего не рассказала. Сначала не до этого было. Все думала, потом, потом. А  потом, так и не наступило.
В институт поступила на раз, два, три.
Раз. Одержала впечатляющую победу в локальном конфликте с родителями, которые всю жизнь хотели видеть меня артисткой. Хочется – перехочется.
Два, это мой красный аттестат. Наличие оного влечет за собой сдачу одного экзамена, вместо четырех. Сдавала любимую физику. Сдала, как и требовалось, на отлично.
Три, это наличие правильных родителей. Папа зам директора завода. Мама ответственный партийный работник. Всегда стеснялась. Оказывается, может пригодиться. Пригодилось. Это о том, что не положено оказывается, беременным незамужним девушкам в институты поступать. Родители воспользовались телефонным правом. Сделали исключение. Приняли.
И сколько раз потом жалела, что поступила. Сколько мне бедненькой досталось, не перескажешь. Начнем с того, что среди людей, далеких от медицины, бытует легенда про самую страшную и ужасную страшилку, так называемую анатомичку. Мол, чуть ли не в первый день занятий ведут студентов в морг. Одна часть тут же падает в обморок. Другая,  кидается в деканат, со стойким желанием срочно перевестись в другие, менее кровожадные вузы. Но ничего подобного не было. Все прошло так, что никто ничего и не  заметил. Пластиковые муляжи, плакаты. Когда опомнились, было поздно. Даже пачка овсяного печенья, в плохо вымытых руках, во время практических занятий, дело обычное. Обычное дело для других. А как быть мне с моим токсикозам. Не приходилось вам случайно быть беременным (беременной)? Понятно.
А тут еще рассказы про то, как студенты воруют спирт из чанов с покойниками. Продают, а на вырученные деньги покупают водку для бурных застолий. Примечание. В медицинских целях давно уже применяется вместо спирта, дурно пахнущий и вязкий формалин. Или про то, как двое студентов, они квартиру у одной благопристойной бабульки в частном секторе снимали, купили за пятерку череп на кладбище. В учебных целях, конечно же. Череп оказался не готовым для того, что бы по нему изучать все шестьдесят с лишним костей, из которых он состоит. Пришлось его в хлорке вымачивать  некоторое время, а потом доводить до кондиции в хозяйской кастрюле. Проще говоря, вываривать. Согласно самого мрачного сценария,  хозяйка появилась в самый не подходящий момент. Взяла вилку и …. Далее на ваш выбор. Палата в больнице скорой помощи. Палата в психушке. Для особо жестоких - морг.
Видите, меня почти не мутит. Каково же, было слушать все это в первый раз.  Как в известной пионерской песенке
- Если вас трамвай задавит. Вы наверно вскрикните. Раз задавит. Два задавит. А потом привыкните.
Привыкла и я. Иронически улыбаюсь, слушая рассказы о том, как в одном из медицинских вузов плохой студент воспользовался прелестями студентки в личных целях. (Как неожиданно). Обольщенная девушка обиды не снесла, усыпила его бдительность, в прямом и переносном смысле и кастрировала. Ставший никому не нужным орган, полагаю для полноты картины, ему на веревочке на шею повесила. Подруги, разве от них чего утаишь, предлагали и мне поступить подобным образом с Серегой. Но тогда, нас обоих в пору, кастрировать. Да и где он теперь, мой Серега. Может он ничего не знает о том, что у нас будет ребенок. И о том, что я продолжаю его ждать, ничего не знает. Может, ему просто наплели, чего ни будь. А он взял и поверил.
Но так хочется верить, что все это обыкновенная присказка. Сказка, как и положено сказке, впереди. Я рожу ребенка. Закончу институт. И если будет, какая ни будь война, обязательно поеду добровольцем, встречу там Серегу. Найду его на поле сражения и вынесу раненного и уже потерявшего всякую надежду к своим.
После последней встречи с Серегой, звонить  перестала. Писать было не о чем. Да и зачем. Но прошлое не отпускало. Даже не потому, что оно в моем животике прочно укоренилось.
Обрадовалась, когда мама, сославшись на вечную занятость, попросила навестить бабушку. Отношения с бабушкой   всегда были ровными. Она не сюсюкалась никогда. Бывало так крапивой отходит! Прямо убила бы! А порою задумаешься и понимаешь, что лучшего друга у тебя нет. Ночи напролет иногда разговаривали. Правда, после того как уехала с родителями в другой город, особо не разболтаешься. Междугородка денег стоит.
Если бы знакомые не сообщили, так бы и провалялась  бы бабушка на больничной койке, в гордом одиночестве.  Беспокоить, видите ли, не хотела. Блокадники, они  такие.
Немного истории. Во время войны, моя бабушка, ей тогда двенадцать едва исполнилось, жила со своей мамой в блокадном Ленинграде. Про те, нелегкие годы, в последнее время много пишут. Ни чего нового, по всей видимости, не напишу и я. Хотя постараюсь! Чтобы выполнить  рабочую норму, оставалась до ночи на работе в холодном помещении ремонтного цеха. Простудилась. Осложнение. Воспаление легких. Уже в больнице заболела менингитом. Бабушка, что взять с ребенка, посеяла продовольственные карточки. А скорее всего, их у нее просто украли. В квартире холодно. Есть нечего. Теплые одеяла еще накануне выменяла на пайку хлеба. Когда она, уже прощалась с жизнью, в дверь квартиры робко постучали. Да и не робко стучали, скорее всего. Просто сил не было у того, кто стучал. Похожая на скелет женщина принесла в миске кашу и несколько  сухарей. Нет, это не выдумки про хороших людей. Женщина сообщила, что  маму бабушки кормят принудительно, глюкозой через капельницу, а это ее ежедневная порция. Что ей мешало этой женщине отнести кашу своим детям, которым тоже было не сладко. Да, что там, съесть самой. Кто бы ее проконтролировал.
С тех пор, каждый день ходила бабушка в госпиталь, пешком чуть ли не через весь город. Ела порцию своей мамы. Давилась. Каша, от жалости к больной матери, в горле застревала. А мама смотрела бесконечно преданными глазами и плакала. Без слез и без надежды на выздоровление. Бабушка выжила. А ее мама умерла двадцать первого января сорок третьего года. В день прорыва блокады.
Жалко, конечно, бабушку. И лекарства отправить не с кем. Но чего греха таить, главным фактором, сподобившим меня на эту поездку, было желание увидеть Серегу. Призрачное, сиюминутное.  Никакого Сереги я не встретила. Он как уехал из города в училище, так больше ни разу здесь не появился. Это я точно проверила. Через общих знакомых. Уехал, словно отрезал. Но, сюрприз меня все же, ждал. Как же без сюрпризов. У входа в больницу, где лежала бабушка,  меня, ждала Наташка. Рафинированная блондинка. Умная, хитрая, избалованная, ненавистная. Не встретилась, а именно ждала. Как она изменилась за лето. Это долгое, бесконечное лето. По ее удивленному взгляду поняла, что изменилась и я. И скорее всего не в лучшую сторону.  Увидела и сразу же все ей простила. Бросились друг к другу.
- Привет! Привет! Какая встреча!
Самое бы время спросить про Серегу. Но, слова застревают в горле. Вдруг они с ним снова встречаются. Или на худой конец переписываются. Перезваниваются, в конце концов. Как тут про старые дрожжи не вспомнить. А я третий, который при любом раскладе, лишний. Подталкиваю  Наташку, на вытертую до неприличного состояния, скамью посетительской. Сумбурно объясняю причину своего внезапного появления. Приехала утром с Самарским. И сразу же, пришла повидаться с бабушкой. Ей сделали операцию. Привезла антибиотики и обезболивающие. Здесь их днем с огнем. Не ожидала, что увидимся. Что бабушка, что бабушка? Бабушка молодцом. Обменялись дежурными вопросами.
- А сама-то ты в порядке?
 -А как ты? У меня важная, очень важная новость. Из-за нее я и примчалась в больницу. Зачастила Наташка.
 - Откуда узнала о моем приезде?
 - Сама же знаешь, как распространяются слухи в нашем городе.
Наташка смеялась. Теребила себя за юбку. В общем, вела себя как обычно. Самолюбования   у Наташки не отнимешь!
 - Ну, что же – сказала я - держу пари, ты выходишь замуж, -  чуть не ляпнула - за Серегу. Именно этого я боялась больше всего. И именно это чуть было не сказала.
 - Как ты догадалась? - Наташка была разочарована, что не произвела должного впечатления. Но, тут же, заулыбалась, качнулась всем телом и протянула обе руки.
 - Не могу ни минуты сидеть спокойно. Он милый. Если б ты знала, до чего он милый. Настоящий муж именно таким и должен быть. Я так счастлива. Так счастлива. Я вас обязательно познакомлю с Саньком.!
 - С Саньком? Я чуть не подпрыгнула.  Думала, что она  говорит про Серегу. 
 - Мы знакомы.
Мое заявление, что с Саньком знакома,  Наташке не понравилось. Как же ты хотела. Не тебе же одной уводить чужих парней. Придется тебе теперь самой проявлять бдительность. Постепенно начинаю зондировать ситуацию. Санек собирался поступать вместе с Серегой. Ага, при упоминании Сереги глазки-то как заблестели! Облизывается словно лиса. На кого или, что в басне лиса облизовалась?  Вида не показываю.
 - Я ведь не изменилась. Правда. Ты к нам приедешь? Ты неважно выглядишь. Ты об этом знаешь. Ты не должна себя так изнурять - продолжает частить Наташка.
 - Я немного устала  - оправдываюсь.
Наташка не слушает. Она полностью в своих чувствах, в своих эмоциях. В своих воспоминаниях. В наших общих воспоминаниях.
 - Не сможешь приехать на свадьбу? Жаль!  Мы будем венчаться. Сейчас это модно. У меня уже заметно. Не заметила? А мне кажется, что все только и говорят о моей беременности.
 Хотела спросить –
- А, что говорят о моей - и не спросила.
 - Ты не знаешь где найти хорошую портниху. Господи! До чего я глупая. Я так счастлива. Я так счастлива! Господи, как я счастлива. Я так счастлива, что со мной все это произошло.
Неужели она только и могла твердить, что счастлива. Бесконечно счастлива. Всегда счастлива. Постоянно счастлива. А может счастливые люди именно так себя и ведут?
 - Ну а как ты. Как у тебя дела? Ты ничего о себе не рассказала –  наконец-то спросила Наташка.
 - У меня все в порядке сказала я.
P. S. POSTSKRIPTUM (После написанного)
Теперь о главном. Собственно говоря, о том, ради чего и затеяла я  всю эту бодягу с ковырянием в прошлом. Как получилось, что постоянно думая о Сереге, я ему изменила. Да. Да! Изменила!
Колхоз. Начало сентября прошлого года. Хотя, родители и  были против,  категорически,  в колхоз я поехала. Чем я отличаюсь от других студентов. Даже визуально. Пока. Две группы первого курса медицинского института. Шесть десятков насмерть перепуганных девушек и примерно столько же юношей, пытающихся понять, зачем студентам, будущим медикам, в ущерб учебной программе, убирать сахарную свеклу, которая все равно сгниет через парочку месяцев на свеклобазе!. Если к этой поре местные энтузиасты не перегонят ее в самогон.
Полторы сотни неприглядных лачуг. Контора. Магазинчик. Клуб, в котором придется жить несколько томительных осенних месяцев. Сцена, вместе с подсобными помещениями, для девочек. Все остальное для мальчиков. Главным, определяющим фактором,  является наличие в клубе печного отопления. Холода не за горами, а водяное отопление в колхозной гостинице , разморозили прошлой зимой , сделав ее не пригодной для проживания в холодное время. Столовая. Единственное, к чему не придраться, это туалет.. По слухам, в ближайшее время организуют работу бани. И это уже приятно. Лично мне, ехать, на изрыгающих зловонный выхлоп автобусах, не пришлось. В компании двух девушек и знакомого парня, предпочли попутный легковой транспорт, иначе был бы мне, полный и бесповоротный  просто, конец.  Молодой водитель иномарки, на которой ехали, произвел приятное впечатление. По случайному совпадению оказалось, что он, работает председателем колхоза. Это потом от местных женщин, местные мужчины по причине своей небритости и плохого запаха к общению располагали мало,  узнали, что он из местных. После окончания института вернулся в родной колхоз, вместе с молодой женой. По слухам, красавицей. Хотя, молодые жены все красавицы.  С недавнего времени холостой. После трагической гибели жены, на женщин не смотрит.
 - Это мы еще посмотрим - решили студентки.
Лично я в такие игры не играю. Дистанцируюсь Не смотря на все ухищрения приезжих прелестниц, председатель сдаваться, не торопился.
После первых дней проведенных на свекловичных плантациях наступили вторые и третьи. А вместе с четвертыми, такая тоска накатила. Прямо ложись и помирай. И не столько за себя было обидно. Мне-то, что! Отработаю положенное, и уеду в город. А местные бабы с их, вселенской тоской в глазах. С их детьми, у которых никакого будущего. С их никогда не просыхающими от беспробудного пьянства мужьями.  Куда им уезжать?
Дозвонилась до родителей.  Попросила оказать содействие в свидании с Серегой.  Ну а  как еще в Рязань, где учился Серега,  на недельку сгонять, да еще, чтобы тебя из института за срыв работы в колхозе, не отчислили.  Почти сразу же родители прислали липовую справку о тяжелом заболевании отца. Отпросилась на неделю. Не заезжая домой, ломанулась к Сереге. Что из этого получилось, знаете. Серега ничего не спросил. А я ему ничего не сказала. Да и еще обиделась на него, страшно. Зато, что он такой не внимательный и безынициативный. Оказалось, что внимательный. Даже слишком.
Из всех достопримечательностей запомнила почти новый вокзал. Потому, что по справке о беременности, поселили в комнату матери и ребенка. Что бы немного передохнуть и воспользоваться душем. Билетов в кассе не было. Посоветовали обратиться к проводнику. Обратилась. Посадили без билета. Полку, правда, предложили третью. Но с матрацем и почти чистой простынею. Почему-то в поездах простыни, даже чистые, обязательно мокрые. Кстати, а может некстати, в мозгу всплыло воспоминание из раннего детства. Была свидетелем полета бравого матросика с третьей полки.  Даже разреветься от страха не успела. Матросик осмотрелся очумело, что это такое было? Потряс головой и забрался обратно. Когда человек с водкой хорошо дружит, ему любые высоты нипочем. Попросила  молодого, спортивного вида мужчину, занимающего нижнюю полку, войти в мое положение. Даже, про свое «положение», покраснев, как вареный рак, сообщила. .Хозяин нижней полки показал мне свою натренированную, мускулистую спину . Не вошел, стало быть. Забралась как миленькая. То ли, от обиды. То ли, от злости. А скорее всего, от усталости. Проспала неизвестно сколько времени. Никогда так сладко не спала. Ночь. Одинокие фонари, на безлюдных полустанках словно насмерть перепуганные жуки - светлячки из никогда не стриженных кустов, выглядывают. Встречные составы, пролетают с воем, словно умалишенные. Часы встали. Нужно их, оказывается,  хотя бы иногда, заводить. Еще по пути в Рязань, летящая на крыльях любви, счастливая и полная надежд и чего уж там лукавить, голодная до умопомрачения, на одной из промежуточных станций, с названием, начинающимся на «В» - Выглядовка, или Вернадовка, прикупила целый пакет яблок. Крупные, красные яблоки,  продаваемые не высокой, но довольно таки упитанной чернявой женщиной сразу же, бросились в глаза, когда я их увидела. И  в желудок запросились. А под ложечкой подозрительно засосало - когда в последний раз ела, забыла.
Увидев нешуточную заинтересованность в моих глазах, женщина заторопила, шаловливыми ручонками заиграла, затараторила -
-  Бери дочка, мед. Галимый мед.
А тут еще отправление некстати объявили. Я и поверила. Уж больно находящемуся в моем животике ребенку яблочка захотелось. И совсем не насторожили подозрительно бегающие туда, сюда маленькие, черные глазки торговки. Даже не попробовала. Хотя не мытые яблоки пробовать, себе дороже. Поверила на слово. Попробовала уже в вагоне и выкинула даже не успев отъехать от станции. Как тут не вспомнить про двух дураков на базаре, хотя в моем случае «дурак» был один – я.
 Две бабульки на нижней полке, не раздеваясь и не укладываясь,  вяло перебрасываются ни к чему не обязывающими фразами:
 - Пензу проехали, Чаадаевку проехали, Кузнецк проехали, Сызрань  проехали.
 - Как, Сызрань проехали! Когда! Мне же там выходить.
С визгом соскакиваю с полки, лихорадочно собираю вещи. Трясу за плечо ошалевшего от неожиданности проводника. Требую срочно сорвать стоп-кран. Какая Сызрань! Пензу полчаса назад проехали! Бабулька, оказывается, рассказывала про какую-то другую поездку.
Междугородний автобус, убогая колымага. Два парня с короткими прическами. То ли спортивного, то ли криминального вида, а судя по наколкам, последнего. Мне было уже все равно. Шутят. Сами же своим шуткам радуются. Обещали подбросить до колхоза. Не идти же, на ночь глядя, пешком. Какая же, я  - дура! Согласилась. Когда они, не успев вывалиться из автобуса, растворились в редких и унылых насаждениях парка,  имени какого-то местного героя, не сказано обрадовалась. Напрасно. Не успела дойти до перекрестка, догнала легковая машина. Причем так спешила, что чуть не врезалась перед этим в другую легковушку, ехавшую в том же направлении. Один из парней галантно раскрыл переднюю дверь.
 -Прошу пани!
На этом месте следовало бы закончить. Забыть все и оказаться каким-то образом
дома у мамы с папой. Нет, парни мне ничего плохого не сделали. Может просто не успели. Боковым зрением увидела, как из другой машины выскочил молодой мужчина. И другая машина, и мужчина мне кого-то смутно напомнили.
 - Чего это он! – подумала - разборок мне только не хватало.
 Из яростных матерных криков, воплей, треска раздираемой материи поняла, что покой нам только снится. А еще поняла, что подвести меня предлагали старые знакомые председателя колхоза, который тоже присутствовал в этой разбираловке. Что машина,  на которой мне предстояло ехать, не ранее чем несколько минут назад, угнана. Как они тут все, в этих своих «нижних тутуновках», знают друг друга. Кто чем дышит и на каких тачках ездит.
 - Да провалитесь вы! Все!
Разбуженные моими истерическими криками, я оказывается еще и звала на помощь, всполошились собаки. Ох , как они всполошились! Жители близлежащих домов захлопали дверьми. Послышались громкие голоса. Ухажеры как по команде бросились к своей машине и дали по газам. Как и положено в таких случаях, с едким запахом жженой резины, визгом, пробуксовкой, недовольным скрежетом обиженной муфты сцепления.
Помогла своему спасителю перевязать поврежденную руку, остановила кровь из разбитого носа. Смазала йодом многочисленные ссадины на лице и шее. Выпила залпом почти целый пузырек настойки валерианы.
Снова разбитая дорога, почти целиком состоящая  из луж выбоин и заплат, которые впору залатывать снова. Снова мокрый, пронизывающий ветер с дождем. Снова салон иномарки. Снова за рулем знакомый председатель. Состояние хуже некуда. Легче повеситься, короче. Промокшая до нитки, злая и голодная девушка. Можно  добавить, беременная. Но кого она прости господи, интересует, моя беременность! Водитель, который председатель включил печку. Предложил плед. Он у него неизвестно откуда в руках материализовался. Помог укрыться. Какие, у нас оказывается, заботливые председатели колхозов. Впору, срочно в колхозницы записываться. Легкая ненавязчивая музыка, тепло, усталость, разморило. Не заметила, как задремала. Вежливо предложил перевести дух в его скромной квартире. Что же отказываться, когда так вежливо, дух перевести предлагают. В любое другое время послала бы вежливо. Но после того, как с Серегой все так глупо получилось, взыграла элементарная бабская стервозность.   
Отогрелась. Чайком с коньячком попотчевалась. В небольших количествах, это даже в моем положении, полезно. Председатель, не знаю, что уж подвигло его на откровенность, рассказал про жену. И про то, что любил ее очень. И что жили, в общем-то, не плохо. И про то, как погибла жена как-то странно. Он уехал в город на курсы. Ее обнаружили на трассе в перевернутом автомобиле. Ночью. За пятьдесят километров от дома. За рулем находился ее давний знакомый. У обоих, огромные дозы алкоголя, в крови. Куда они ехали? Откуда? А главное зачем? Данные про алкоголь из протокола убрали. А как избавиться от чувства, что жена была не верна.
Слушала я и жалела. Потом рассказала, откуда возвращаюсь. И как все у меня плохо. Председатель слушал и, по глазам было видно, жалел. Сначала, на расстоянии вытянутой руки, слушали и жалели. Потом, расстояние стало постепенно сокращаться. Предлагал, нет, скорее обещал, все и сразу. Поинтересовалась.
- Все и сразу. Это как?
Председатель засмущался и к этому вопросу больше не возвращался.  Проснулась в огромной холостяцкой постели председателя. Проснулась и удивилась, увидев на пороге дома, собственных родителей, которые приехали по мою душу. Пришел предел даже их ангельскому терпению.
Свечи догорели, моргнули несколько раз и погасли окончательно. Тень кузнечика, еще недавно занимающая половину стены, свернулась до своего обычного состояния и куда-то спряталась. Как мне душно. Хотя бы глоток воздуха. Один маленький глоточек свежего воздуха. Писать больше не хочу. Не интересно. И если честно, противно.



Ахалтекинские кони. Мокрая, бездомная собака, бегущая по краю дороги, кажущейся бесконечной. Обо всем понемногу.

Это когда погода «шепчет», лето пролетает незаметно, разглядеть не успеешь. Когда жара за сорок и ни единого дождя, дело другое. Лето тянется, тянется, тянется, словно глупая беспутная девка,  дожидающаяся очередного ухажера. Кондиционеры, как правило, норовят сломаться. Не ломалось им позапрошлым летом, когда про них ни разу не вспомнили, Ждали дождя долго, да так и не дождались. Были, правда, какие-то призрачные погодные потуги.
 Но не успела осень вступить в свои законные права и порадовать нудным бесконечным дождем и пронизывающим до костей холодным ветром,  загрустилось. Сразу же, обратно в лето захотелось. Осень буйствовала. Радовалась. Издевалась. Грязной листвой, к тому же, еще и мокрой, в лицо швырялась. Настроение хуже некуда. Компьютер как назло забарахлил.
Машина комната, в их новой квартире не только самая светлая, но и самая большая. Огромные окна в пластиковых рамах кажутся прозрачными. Смотри, не хочу. Двери из цельных пластов дерева закрываются так плотно, что совершенно не слышно посторонних звуков из комнаты родителей и кухни. Да и не слишком-то  родителям хочется звучать, после всего того, что в их семье произошло.  Времени у Маши как никогда  много. И все личное. Взяла с полки старый, дедовский бинокль. Дед служил начальником погранзаставы в далекой Туркмении. Вот некоторые фрагменты из их с бабушкой общей семейной истории.
Дед в конце сороковых, по окончании военного училища, был направлен на западную границу. Успел он там отличиться или нет? История по этому поводу отмалчивается. По крайней мере, самой Маше, об этом периоде жизни деда, ничего не известно. Через некоторое время, уже в чине старшего лейтенанта,  получил назначение в Туркмению, на должность командира погранзаставы, с перспективой досрочного получения звания капитана и дальнейшего карьерного роста. Единственное, что портило ему кровь, это отсутствие жены. Полное. Не было жены, никакой. Даже выражаясь современным языком, гражданской. И какая жена! Дед. к своему великому стыду, с девушками ни разу не целовался. Версия бабушки. Но, бабушки могут и ошибаться.
Когда ты холост, быть младшим офицером еще можно. А вот быть холостым командиром заставы, уже, нельзя. Из области не писанных армейских законов. А когда ты приперт  к стенке дилеммой – или в срочном порядке обременяешься семейными узами, или, ни на какие южные рубежи державы не едешь, становится грустно. Ну, а какой  старший лейтенант  пограничных  войск, не мечтает быть командиром заставы? Поневоле задумаешься. Дед задумался и поделился своими соображениями с первой девушкой, которую встретил в день возникновения проблемы. Этой девушкой, оказалась Машина бабушка! Как смешно! Они бродили по городу и не могли расстаться. Они целовались и  не могли нацеловаться. Они дышали и не могли надышаться друг другом. Дед оказался потрясающим учеником. В смысле, целоваться быстро научился. И даже этот факт, способный насторожить любую девушку, Машину бабушку не насторожил. И когда утром следующего дня она пришла в институт,  просто сиял от счастья..
Бабушка жила в институтском общежитии, дедушка пребывал в долгосрочном отпуске и вынужден был ютиться с родителями в их коммунальной квартире на восемнадцать соседей при одном туалете и кухне с двумя раздолбанными газовыми плитами!
Времени на размышления не было. Поэтому их расписали без месячного испытательного срока. Свидетельницей со стороны бабушки  была соседка по общежитию, потому, что была потрясающе красива. Прямо артистка, какая, а не подружка. Свидетелем со стороны деда был его старый знакомый. С ним дела обстояли еще проще.  У него, у единственного из всех друзей деда, был приличный пиджак.
Следующую ночь после росписи им предстояло провести в квартире родителей мужа, которые деликатно перебрались на это время к знакомым. Бабушка взяла с собой зубную щетку, ночную рубашку и банное полотенце. Дедушка, с присущим ему, потрясающим чувством юмора не удержался, и на общей кухне хвастался соседям, что срочно женился,  а это, мол,  приданное его жены. Имеются в виду ночнушка и зубная щетка бабушки. Бабушка его потом чуть не пришибла.
Много чего за последующие годы произошло. Однажды, дед на хорошем подпитии, возвращался из соседней заставы. Но, когда предстал пред ясными очами дражайшей супруги, был трезв, как стеклышко.
Оказалось, что где-то на середине пути, прямо в седле немного вздремнул, а очнувшись, обнаружил, что потерял планшетку с картой своего участка границы. Предварительные изыскания  результата не дали. Требовались более тщательные поиски. Поднимать заставу «в ружье» и прочесывать местность не стали. 
Не долго думая, бабушка, в одной ночной рубашке,  которая уже упоминалась в нашем повествовании, вскочила на коня и в сопровождении провинившегося мужа, направилась к тому  месту, где муженек обнаружил пропажу планшетки с картой.
Весь остаток ночи и первую половину следующего дня, они исследовали дорогу, ползая по ней на четвереньках,. исследуя каждую пядь родной земли И ни до каких пустынных красот им тогда дела не было. Хотя в марте, апреле, пустыня действительно красива. 
Хотя какая уж даль для чистокровных скакунов. Какие-то несколько километров. Карта нашлась в тот самый момент, когда дед совершенно отчаявшись, собрался ехать сдаваться. И нашла ее опять же бабушка, которая ни на какую капитуляцию, своего согласия не давала. Это, на службе дедушка командир. Дома и в других местах, прилегающих к заставе,  бабушка и главнокомандующий, и замполит, и повар, и много еще кто, в одном лице.
Эта история преподносилась бабушкой во время их задушевных бесед с Машей, совсем не в контексте последствий, грозящих мужу, не найди они эту проклятую планшетку. Не в контексте их взаимоотношений с дедом. Бабушка не могла без умиления рассказывать о природе предгорья. О пустыне, покрывающейся в марте и  апреле сплошным ковром цветов. О поражающих воображение горных хребтах, находящихся где-то совсем рядом. Сделай пару шагов, и ты уже среди неприступных, вершин. Хотя это элементарный обман зрения. Всегда рассказы бабушки плавно затрагивали любимую тему. Тему Ахалтекинских скакунов. Кстати! Это кони и собаки, устроив Содом и Гоморр» своим лаем и ржанием,  предупредили пограничников и местное население, о приближении печально известного ашхабадского землетрясения.
Когда бабушка впервые увидела местных коней, она чуть не задохнулась от щенячьего какого-то восторга. Это была любовь с первого взгляда и на всю оставшуюся жизнь. Действительно, кони были, красоты замечательной. Как утверждают древние источники, эти красивые животные стоят всех потраченных на них трудов. В самом деле, существа удивительные, ценимые сынами пустыни дороже жён, дороже детей, дороже собственной жизни. По стати, красоте бега, резвости и выносливости нет им равных. Как настоящие лошади пустыни, ахалтекинцы легко переносят жажду. Это умное, и в тоже время преданное своему хозяину, животное. Мягкий аллюр лошади очень удобен для всадника. На ахалтекинца можно посадить ребенка, будучи уверенным, что конь не причинит ему вреда. Внешняя хрупкость породы скрывает невероятную выносливость. Как повествуют историки, были случаи, когда раненый в бою сабельным ударом ахалтекинец, уносил на своей спине двух взрослых мужчин, уходя с ними по сыпучим пескам от погони.
Бинокль, лежащий на полке Маши,  дед прихватил на память, покидая заставу. Собственно говоря, это единственное что прихватил. При переезде, с большинством жизненно важных вещей, пришлось расстаться. Командование забыло предоставить контейнеры для имущества военнослужащих. В целях экономии средств, следует полагать. А тут какой-то бинокль! Хотя, в те времена, на армии вроде бы не экономили.  Потом работал начальником по пожарам. Как называлась его должность официально, Маша не знает. Помнит только, что на здании, где он работал, был установлен большой неоновый петух. Красный. Хотя не красных противопожарных неоновых петухов, вроде бы, не бывает. Цейсовская оптика, с  шестикратным увеличением дедова бинокля, использовалась не только как пресс, не дающий сваливаться тетрадям с полки, но и в чисто прикладных целях. Маша прикладывала бинокль к глазам и отслеживала состояние локальной сети, недавно появившегося у нее, компьютера. Этот компьютер, отец привез из деловой командировки в Штаты. Она с  матерью наивно полагала, что привезет импортных шмоток. Напрасно надеялись. Привез дорогую игрушку. Все имеющиеся в наличии  рубли пульнул. Хотя, как показало время, правильно сделал. Необходимость в телике, отпала сама собой. Накачала книг, музыки. Как раньше жила без компа, не понятно. Не успела закончить  «Плаху», принялась за «Пегого пса» Айтматова. Никакого пса в повести, как не старалась,  не обнаружила. Оказывается, имелся в виду скалистый массив, в прибрежной полосе северного моря, всем своим видом напоминающий бегущую собаку.
Однако,  про собаку вспомнила не зря. Была и собака. Как же без собаки, когда про нее думаешь. Подошла к окну. Пригляделась. Приложила бинокль к глазам. Подрегулировала резкость. Удивилась, увидев собаку. Дождевая вода везде. Сверху. Снизу. С боку, из - под колес, проезжающих на огромной скорости автомобилей. Непрерывные водяные потоки. Ливневка, как и следовало ожидать, не справляется. И, совершенно выпадающее, из этой мертвой, хоть и унылой, но логичной картины, живое существо. Бегущая, куда-то по своим неотложным делам, собака. Мокрая и грязная. Под окнами их новой квартиры участок оживленной трассы. Чахлые  насаждения, посаженные строителями при сдаче дома, давно уже расстались с листвой. Поэтому, все действие предстало перед Машиными глазами, как на ладони. Собственно говоря, почти никакого действия и не происходило. Бежит себе мокрая и грязная собака по краю дороги. Быстро. Быстро ногами перебирает. Раз, два, три, четыре. Торопится. Раз, два, три, четыре. Огромные соски, набухли от молока. Встречные машины тоже торопятся. У водителей свои заботы. Какое дело им, до какой-то там, озабоченной собаки. Бродячей, по всей видимости. Кто-то из водителей, при виде собаки, притормаживает. А кто-то специально газу поддает. Хлещет дождь прямо в собачью морду. И почему это у собаки обязательно морда? Может быть, морды у водителей, которые специально загоняют собаку в дождевой поток.
Все остальное Маша домыслила сама. Ни чего они не знают, про то, что у этой собаки большие щенята. Как когда-то, давным-давно, в прошлой жизни, под окнами бабушкиной пятиэтажки. Четверо щенят. Каждый размером с мать. А какие они прожорливые. Маша представила огромную курицу, зажатую в собачьих зубах. Собакам, даже если они бродячие, тоже кушать хочется. Но, нет в собачьих зубах, никакой курицы. А Маша, все что угодно сделала бы сейчас, лишь бы она там была. Собака бежит. Нет ей никакого дела, ни до машин, ни до Машиной жалости. Раз, два, три, четыре. Уверенно перебирает лапами.
 УЧЕБА. УСТАНОВКА НА ПРАЗДНИК
На  календаре последний день уходящего года. Того самого, в конце которого, скорее всего в то же самое время суток, год назад,  отважная четверка курсантов, выживала  в чреве поливальной машины за полторы тысячи километров от этих мест,  Из-за каждого угла  гремит веселая музыка.
Это только на первый взгляд легко найти ёлку или сосну в лесу накануне нового года. Насаждений молоденьких ёлок в районе общежития медицинского института нет. Здесь их не было никогда! Но, простите, как же, молоденьким и привлекательным студенткам без елочки? Непорядок! Не забываем про снеговые заносы, тёмное время суток. Пронизывающий до костей ветер и мороз и то, что идут на это дело, с обыкновенным перочинным ножом, не понимая, в какую авантюру вляпались,
И так, канун празднования Нового года. Ваша покорная слуга, студентка одного из многочисленных вузов славного города Самары. За оставшиеся несколько дней нужно подчистить «хвосты». Что на студенческом жаргоне означает выполнение всего того, что не удосужилась выполнить в течении целого семестра . А не выполнила и не сдала, ого-го, сколько!  Грудной ребенок постоянно требует материнского присутствия и никакой подмены в виде моей мамы, которой пришлось уволиться с работы, чтобы ухаживать за внучкой, не признает. Но на носу празднование нового года. Поэтому о плохом не думаем. Получена установка на праздник. И праздник будет!
Группа лиц, точно с такими же, как и у меня, проблемами, за исключением малолетнего ребенка, (в этом смысле я эксклюзив.), по предварительному сговору, отправляются в лес, да и ещё с целью похищения деревьев.…Специально пишется официальным языком, чтобы Вы поняли, как мы рисковали.
Ещё не осознавая, всего вышеперечисленного, направляемся к лесу. Долго бродим по пояс в снегу, совершенно случайно набредаем на растущую, на краю оврага чахлую и невзрачную, чахоточную  какую-то, елочку. Не известно, какими судьбами, ещё сохранившуюся. В этом лесу промышляло не одно поколение студентов. И принимаемся пилить дерево ножом. Мысли, одна мрачнее другой.
Среди них мысль о собственной безопасности стоит особняком. А вдруг лесник, какой? А вдруг у него ружье? Лесники, по слухам, лес от злоумышленников охраняют. Подумает лесник, что я главная кандидатура на роль злоумышленника. И никто не узнает где могилка моя, после того, как хищные птицы и прочие волки лесные разнесут мои косточки по логовам. Кто тогда будет Серегу, если война, какая, с поля боя к своим выносить? Впрочем, пошел он, пусть сам себя  выносит! За год ни разу не удосужился написать. Нож один. А времечко бежит быстро! Другая часть «злоумышленников» ждёт у общежития. По первому же сигналу они должны ринуться нам на выручку. Сигнала все нет, а время бежит. Время бежит, а сигнала всё нет. В прочем нет и нас. Напряжение нарастает. И наконец – то терпение заканчивается. Группа прикрытия с шумом и гамом, это тоже входило в их задачу, устремляется на выручку. В это время, наконец- то управившись с неподатливой, словно костяной елкой, слышим странный шум. О том, что нас обязательно будут «спасать» в случае крайней необходимости мы со страха забыли. Хватаем елку и удираем в противоположную сторону. Мы удираем - нас преследуют, с гуманной целью спасти. Шум на весь пригородный лес. Бросаем елку и прибавляем ходу. И в это самое время появляется новая группа участников событий. Это так называемое ДНД (добровольная народная дружина). Но ДНД это слишком громко сказано. Это такие же студенты, как и мы. Такие же лодыри и разгильдяи. Ни каких повязок, значков и других атрибутов ДНД у несчастных, конечно же нет. На свою беду они находят брошенную нами ёлку. И у них, конечно же, не хватает ума пройти мимо. И не успевают они сделать несколько шагов, как перед ними останавливается милицейский «УаЗ»
Задайся мы целью написать триллер, ни каких проблем, ставь точку и всё. Триллер готов. Дальнейшая карьера, не говоря о продолжении обучения под вопросом. Солидный денежный штраф, по сравнению со стипендией, если еще она у вас есть, весьма чувствителен.
Но у нас новогодняя история! Никому из участников этого приключения, ёлка не нужна. Я праздную Новый год с родителями и дочерью. Родители давно уже насчет лесной красавицы подсуетились. Ждут, не дождутся припозднившуюся молодую мамочку. Все остальные разъезжаются по домам. Большинство иногородние. Ёлка нужна брату одной из нас. Он со своей девушкой празднует новый год в их комнате. Ничего, обойдутся! А несчастные ДНД-шники, загруженные вместе с ёлкой в «воронок» отправляются в опорный пункт милиции. И опять, рано ставить точку. Милицейский патруль, в составе лейтенанта и сержанта, как и положено, прежде чем составить протокол, не поленились и позвонили в приёмную ректора. И, конечно же, получили подтверждение благонадёжности членов ДНД. Однако, в этом задержании, оказывается, была и своя положительная сторона. Новый год им пришлось встречать всей честной компанией.  А уж компания, по слухам,  была душевная. Какое же празднование  Нового года без душевной компании. Чем не - хеппи-энд!
КЛАВИАТУРНАЯ РАКЛАДК. ПУЧОК.
Ближе к пятому курсу студенты и студентки Машиного потока дружными рядами потянулись в ЗАГС. На горизонте и далеко не призрачно маячило распределение. Тут без вариантов. Кто не успел, тот опоздал.  На кого обижаться, если по окончании вуза нежданно негаданно окажешься в нижней Тутуновке. Хорошо если  не дальше. Кто-то обзавелся семейными узами и на этом успокоился. Кто-то успел обзавестись дважды.  Личное дело каждого студента, студентки. Нравится «обзаводиться», пожалуйста, обзаводитесь. Не хочется, кто бы еще и возражал! Хотя были и такие, что возражали. Маша по этому поводу не запаривалась. С ее-то ребенком и связями родителей ….
Нормальное распределение гарантировано без обременений. Да и замуж что-то не особо тянуло. Удачно сдав весеннюю сессию, однокурсница  пригласила чуть ли не весь поток, на собственную свадьбу, которая должна быть  в селе, на границе  между Саратовской и Тамбовской областями, где жили её родители. Ехать Маше ни  то, чтобы не хотелось. Но и особого восторга, по поводу предстоящей поездки, она не испытывала. Тем более, родители «выбили» для нее и дочери путевку в заводской профилакторий. Аж на два срока. Условия там по слухам царские. Потом что-то не срослось. Вернее,  дочь внезапно заболела ветрянкой. Но, невеста уж так, уговаривала. Так уговаривала! Не отставали от неё подруги, проявляя порою чудеса дипломатии. Какая-то неделя. Что значит оторвать от отдыха в скучном профилактории. Тьфу! Сама через несколько дней домой захочешь. Лето холодное. Не позагорать, не искупаться. Думай, мать! Подумала Маша, подумала и согласилась. Поехала на свадьбу. И попутчик нашелся. В студенческом общежитии, где обитала большая часть Машиных друзей,  жил парень из Красноярска, со странной «кликухой» -  Пучок. Симпатичный такой парень. Настоящий русский богатырь. Но очень уж застенчивый. Эта застенчивость в основном распространялась на девчонок. До второго курса  он так ни с одной из них и не познакомился. Близко. К великому девчоночью разочарованию, Следует полагать. На третьем курсе был у него романчик с первокурсницей, но скучный, блеклый какой-то, романчик. Совсем не интересный. Вроде бы и не студенты  они, с бурлящими гормонами и переходящими все границы эмоциями, а солидная семейная пара, с давно сложившимися устоями и укладом. Ну еще с раздельной пастелью, наверное. С ребятами Пучок был как – то проще. Многие из них, особенно те, что относятся к разряду особо наглых, лично проверили свои физиономии  на прочность при помощи «пучковых» кулаков. Не особо буйный, но …!
Вот этот парень и предложил ехать вместе. Маша с радостью согласилась. Не последнюю роль в ее согласии сыграла его надежность. Осознание того, что нормальные парни не перевелись как класс, не вымерли как динозавры, ни то чтобы грело душу. Скорее всего, согревало. На вокзал приехали вдвоем, а потом к ним и другие присоединились. Добрались без особых приключений. До Тамбова поездом, с одной пересадкой. Электричкой до райцентра, .потом на перекладных, последние километры шли пешком. Как утверждали древние: лучше сидеть, чем стоять. Лучше лежать, чем сидеть. Пришлось, и полежать, и посидеть, но больше постоять. В большой компании это всё незаметно происходит. Да и прихваченная по случаю объемистая сумка, с популярным кубинским ромом, прибавила оптимизма. Еще бы и о закуске кто позаботился! Да ладно! Ребята экипировались по полной. Баян, большой барабан, он ещё турецким  называется, и  туба.  Туба- это такая медная труба, которую одевают через плечо. Инструмент громоздкий, зато звук соответствующий событию. Студентов ждут. Дорога отремонтирована. Село расположено на двух улицах. И обе эти улицы вытянуты вдоль речки в одну линию. Время за полночь, в селе ни огонька. Только далеко где – то в одном доме свет горит. Для нас зажгли,  думают. И правильно думают. Строятся в некоторое подобие колонны. Берут в руки инструменты и с песней  «Виновата ли я», маршируют на свет окон невесты. Правда, вскоре, ориентир потерялся, потому, что огни загорелись во всех домах. А уж собаки порадовались! Роспись назначена на воскресение. Регистрация в сельском совете. Там  то уж по - родственному, и среди ночи распишут. Село в ожидании. Всё-таки свадьба- это свадьба! Не каждый день дочери замуж выходят!
Подваливают к дому невесты. Дудят в трубу! Стучат в барабан! Баян естественно с переборами играет. Девчонки в перепляс с частушками пустились. Ребята тоже не отстают. Тут и посвист молодецкий, и шуточки плоские,  как же на сельской свадьбе без них. Обитатели дома высыпают на улицу. Соседи, родственники. Родители глазами жениха ищут. Как определишь? Ребята все как на подбор - впору  самим жениться. А невеста, как бы ни в себе. На лице ни кровиночки. Даже ночью видно. Как выяснилось, есть чему печалиться. Жених так и не появился. То ли по уважительной причине не приехал, то ли просто сбежал!. Пучок, как услышал про этот, с его точки зрения вопиющий факт, сразу же пообещал дать жениху по «рогам», при первом удобном случае. Но когда ещё такой случай подвернётся?
Вот оно, веяние нового времени! Разве могло такое произойти какой – то десяток лет назад. Дочь, без согласия и предварительного сговора родственников, выходит замуж.
 Родители - ничего не знают о пропаже жениха. А у невесты рот не открывается об этом говорить. Не известно,  у кого из них , возникло Соломоново решение - гуляем свадьбу! Чего продуктам зря пропадать! Жениха всё равно никто в глаза не видел. А там будет видно. Штамп в паспорте – он и есть штамп в паспорте. Только в молодости можно быть таким безбашенным!.
Пихают Пучка
-  Давай - мол,- ты у нас самый надёжный. Тебе даже сохранность невесты доверить можно! - это  они в смысле его неопытности. Как они тогда ошибались! 
На следующий день была роспись. И свадьба. конечно же, была. Да ещё какая, свадьба! А какой был стол…
Как известно, после первого дня свадьбы бывает первая брачная ночь. Пучок поначалу храбрился, а ближе к вечеру загрустил. Вляпались в авантюру основательно. Чувствуется, что даже обилие вкусностей, его не радует. Невеста тоже глаз не поднимает. Пришло время - молодых под белые руки  взяли и без лишних разговоров на брачное ложе отправили. Они и охнуть не успели, как в общей кровати оказались.
Маша загрустила. Серега совсем некстати вспомнился. Выпить захотелось. Катастрофически!
Утром следующего дня Маша очнулась на русской печи, в доме престарелой супружеской четы. Проснувшись, долго не могла определить собственную топографическую привязку к окружающей действительности, 
Еще вспомнила, очень просила хозяев протопить печь. Про русские печи она была наслышана. Даже в кино несколько раз видела. А вот поспать на основательно протопленной печи ей не приходилось. Хозяева вроде бы обещали затопить, как только она на печь заберется. Но видимо топить не стали.
Отпиваясь сквашенным молоком и краем уха слушая ворчание хозяина по поводу нравов современной молодёжи, мысленно удивлялась тому, как умудрилась добраться, до этого чуда деревенского зодчества . Имеется в виду русская, размером в пол дома, печь, а главное,  как смогла взгромоздить на нее свои чресла, далеко не нарзаном измученные.
В разных местах церемония свадьбы проходит  одинаково. За редкими исключениями. Исключения в основном касаются второго дня. В Пензенской области ходят ряженые, какую – то «ярку» ищут. В Саратовской – едят яичницу. Подают к столу огромную сковороду с жареными яйцами. Разрезают её на куски. Кусочек, расположенный в центре, украшают цветком. Делятся на две команды и представители каждой из них едят её наперегонки,  деревянными ложками, привязанными к метровой палке. Полагаю, что так вкуснее. Кусочек с цветком, любыми путями должен съесть жених. Родственники и друзья невесты ему в этом мешают.  Цветок есть не обязательно. Согласно информации, полученной Машей от словоохотливых хозяев  в селе,  где гуляли студенты, рано утром, ещё не опомнившихся молодожён будят и бесцеремонно извлекают из - под них, простыни. Потом эти простыни вывешивают на бельевой верёвке перед домом, для всеобщего обозрения. Иногда, правда, требуется петуха зарезать. Ну, вы, понимаете для чего. Поэтому идти в дом, где проходила свадьба, и созерцать чужие простыни, не хотелось совсем. Да и от этого варварского обычая, скорее всего, давно отказались. Никаких, вывешенных для всеобщего обозрения простыней, Маша не видела. Но, по ехидным смешкам и блеску глаз подружек невесты, поняла – петуху на этот раз несказанно повезло.
Через два дня студенты уехали в своё студенческое общежитие, к курам, сваренным,  в чайнике, что бы ни упёрли, к  медному тазу, на два ведра картошки, которую в нём же и  жарили. И к вечно голодным однокурсникам и однокурсницам. Маша уехала к изрядно соскучившейся дочери. Пучок, некоторое время спустя, переселился из общежития вместе с молодой женой, на съёмную квартиру.
И как это часто бывает в жизни,  пути участников этой авантюры резко разошлись.
И самое бы время поставить в этой истории самую жирную, что есть на белом свете, точку. Ставить точку рано. Даже запятая,  не к месту. В пору, поставить знак вопроса - благо всё теми же клавишами, в английской раскладке. Правда в нашем случае раскладка скорее чеченской, чем английской оказалась.
Пучок погиб в Чечне.  Поехал добровольно. Хирурги его квалификации там без дела не сидели. Хотя, знаем как эти «добровольные» командировки обстряпываются. Согласно официальной версии на квартиру заработать хотел. И за два часа до вылета самолёта из грозненского аэропорта, выскочил, откуда – то босоногий и грязный пацанёнок с гранатомётом. Засадил гранату в автобус с медперсоналом, свёртывающим  работу госпиталя, и даже не попытался убежать. Похоже, и сам не понял, что натворил. Да и кто в этом чеченском бреду хоть, что-то понял?
 Вот тебе и английская, или точнее, чеченская раскладка…

Сдается мне, что хотя взводный, о котором будет вестись речь, давно уже ротный.( это про Серегу, примечание)
Просыпается , значит,  замполит одной из воинских частей. За окном  ни свет - ни заря. Впереди выходной. У жены день рождения. Совпало- то как! И только собрался её расцеловать, и подарок вручить. Слышит странный шум за окном. Автомобильный мотор работает натружено так, с одышкой и перебоями. И не потому, что его слишком сильно нагрузили. А потому, что давно пора ему в металлолом отправляться. И вместе с порывом ветра, окно всегда настежь распахнуто, перелетает через балконное ограждение огромная охапка роз. На какое-то мгновение зависает в воздухе и, зацепившись шипами за штору,  рассыпается веером. Солнце за окном только - только поднялось. А они веером…. Алые и все в каплях росы. Замполиту, самому подобным образом, отличиться ни за что бы в голову не пришло. Конечно же, насчёт росы на бутонах и листве, ему, наверное, показалось. Но, от обиды, что ли, вспоминаются они ему с росой, до сих пор. И так на него эта красота подействовала. Заревновал ужасно. Аж зубами заскрипел. И пока скакал на одной ноге, натягивая запутавшиеся брюки, за время горения зажженной спички одеваться, давно не приходилось! Пока, искал ботинки и бежал по лестнице с пятого этажа, только зад заворачивающей за угол автовышки увидел. Пришлось провести собственное расследование. Сосунок, едва училище закончил, а туда же! Влюбился, видите ли, в его жену! Надрал в сквере целый букет роз, угнал в ближайшем гараже автовышку и закинул цветы в квартиру. Было б под рукой ружье, в задницу бы солью гаду…. Не палить же, в собственного подчиненного, из автомата! Да и когда в последний раз из автомата стрелять приходилось? Попадешь – посадят. Не попадешь – засмеют. Его жена Лариска, дочка командира части сама, влюблена, оказывается, во взводного по уши. Ничего нового. Вон и в истории имеются достойные примеры. Жена комиссара Фурманова, помнится, все туда же. Ах, да, там все немного по другому сценарию развивалось. В качестве влюбленного, сам  Чапай, со всей своей необузданностью, представал. Где - Чапай и где этот паршивец.  Пришлось Ларискиному мужу проявлять стратегическую инициативу, дистанцировавшись не только от сложившихся обстоятельств, но и от самой Лариски. Напротив, отец Лариски, человек в определенных кругах уважаемый, при больших чинах состоящий, приказал отправить, несчастного взводного, на удаленную точку, затерянную в бескрайних прикаспийских степях, забытую не только богом, но и самими отцами – командирами. До ближайшего жилья вёрст, двести. Вокруг песок, солончаки, но самое неприятное, это привозная вода. Лишний раз не попьёшь, не умоешься. Но, ведь что Лариска выдумала! Не женщина, а чёрт в юбке. Раз в неделю ходит на точку  «ЗиЛ» с прицепом, воду возит. Конструктивно все та же, поливальная машина, на которой в свое время Серёга Новый год дожидался. а рулем Микола. Упитанный такой украинец, родом из Харькова. Трое детей и все девчонки. Только и разговора, что о них, да о жене.  Вот на этой самой нотке Лариска к нему, видимо и подкатила. Узнает, что Микола водовозку к поездке готовит, забирается к нему в кабинку и едет преспокойно до КПП части. Там раздевается до купальника и залазает в бочку с водой. Проезжает до столовой. А там её уже поджидают. Чтобы немного протянуть время, Микола начинает ремонтировать свою машину, костеря её почём зря. Спиртяшкой, преподнесенной Лариской в качестве презента, балуется. Как же без этого машины ремонтировать! По холодку назад. Сослуживцы взводного, поворчали, конечно же, когда узнали, какую воду они пьют.
Все проходит. Со временем успокоился и Ларискин отец. Он к тому времени из вооруженных сил уволился и занялся бизнесом. Своего бывшего зятя, мужа Лариски, тоже бывшего, пригласил в компаньоны. Взводного, из ссылки вернули. Он в свою очередь сделал Лариске официальное предложение. Живи и радуйся! Страну в это время задергало, захороводило. Первыми, это почувствовали военнослужащие и ломанули из армии. Кто в бизнес. Кто в бандиты. Кто в бомжи. Серега решил немного повременить. Похоже, временит до сих пор.
КАПИТУЛЯЦИЯ
-  А я хочу собаку! Хочу собаку! Хочу, хочу, хочу  собаку! – в очередной раз законючила жена. По - детски надув пухлые губки. Когда Серега откровенно прижался  к горячей и такой желанной спине,  то снова, да впрочем, уже как всегда, в последнее время, услышал   
- Я же сказала, нет! У меня болит голова! Разве не понятно!
 Бесполезное бряцание словами вскоре надоедает обоим. Лариска, одержав очередную победу, засыпает. Обиженный  муж уходит на кухню, демонстративно громыхнув дверью. Ничем хорошим это закончиться не могло. И, конечно же, не закончилось. Через некоторое время муж заявляет, что уходит навсегда и начинает демонстративно собирать вещи. Чего-чего, а равнодушного кивка жены, он не ожидал. Мало того, последующие за этим ее действия, ввергли в ступор. Теперь и не вспомнишь, сколько раз за последнее время говорил, что уходит навсегда.  Проходило несколько дней - возвращался. Потом всё начиналось сначала. Попадался на очередной интрижке. Бурно оправдывался, строил из себя оскорблённую невинность. Приглашал в свидетели, да кого он только не приглашал в свидетели!  Когда же крыть было нечем, начинал собирать вещи. Казалось, так будет всегда. Всегда, но только, ни в этот раз. Не успел заикнуться о своём желании уйти, жена вежливо и спокойно сказала -
 - В этот раз  ухожу я!
У Сереги, от такой наглости, челюсть отвисла. Не прошло и часа, как прикатила «Газель». Пузатый верзила помог загрузить сумки в кузов. Жена, мило улыбнулась и уехала в другую часть города, к своей маме. Даже, помахать из окошка, когда отъезжала, не забыла. Конечно же, сделал вид, что не заметил. И вот уже третью неделю, живёт его ненаглядная, неизвестно где. Тёща на звонки не отвечает. Определитель номера, видите ли, у неё. Пытался дозвониться с неизвестного ей телефона, бросает трубку. Разом всё поменялось. До этого баб было навалом. Только поворачивайся. А тут, все при деле. Эту, муж отдыхать повёз. Другая, на шаг от своего отойти не может. На блюдечке всё ему подаёт. У третьей, обида. Мало ей внимания оказывал. Он же не виноват, что у них с женой в это время, перемирие было. Жена красивая, не отнять. Выйдет из ванны, а из одежды на ней - одни капли. Даже водяные капли, на Ларискином теле, как-то по-особому смотрятся. Русалка хренова!  Знающие люди, а чаще всего в качестве знающих выступают мужчины, авторитетно утверждают, что по всем законам классической геометрии, сходив четыре раза налево, обязательно вернёшься домой. Но, что делать, когда ушел не ты, а ушли от тебя!  Прощения попросить гордость не позволяет. Ему навстречу идти тоже никто не собирается. Заварили кашу, не расхлебаешь!
В какие годы отпуск летом. В Турцию с мужем захотелось, видите ли! Издевается, что ли. Кто же его  за границу отпустит, Другие жены ездят. Правда, у других, поездки эти, часто разводом заканчиваются. Съездила бы одна. Уж, как-нибудь бы, перетерпел. Не успела успокоиться, собачку захотелось. Санек с Наташкой, как разодрало обоих, в гости приглашают. Непременно с женой. Будто он, когда один ездил. Выкручивайся теперь. Опять врать придется. Собрался за утро. Суток не прошло, а он уж пивком балуется  на их кухне. Вида не подает, да разве женщину обманешь? По одной кое – как выглаженной рубашке, определит текущую бесхозность любого мужика. После изрядного количества выпитого с креветками пива, в скромной мужской, впрочем, часто и в смешанной компании разговоры, обычно, сводятся к одной теме – «про баб». Конечно же, про неземную любовь Санька, к своей законной, первым делом вспомнили. Попробовали бы они в Наташкином присутствии, про кого-то еще вспомнить! И только потом плавно перекинулись на другие темы. Алкоголь развязал язык и Серега начал «колоться». С присутствием тумана и неопределенности.
 - Бывают, конечно же, размолвки. У кого их не бывает. Вот вас Наталья Викторовна взять. Не поверю, что со своим Саньком ни разу не поссорились. Это с твоим-то пронзительным характером! Ни разу, говоришь! Однако!
Постепенно перешел к собственным проблемам.
 -  Понятное дело женам  офицеров не сладко. Ни тебе театров с концертными залами, как в столицах, ни тренажерных залов тебе, с бассейнами. Да чего там,  работа в занюханной библиотеке, по великому блату.
Почти сразу инициативу, взяла в свои надежные руки Наташка. Как ефрейтор, какой, второго года службы, отчитывала его, словно новобранца. Вспомнила все. И свою давнюю на него обиду, в душе конечно же, он это явственно чувствовал. И в размолвке с Машей крайним сделала. И Лариска, по ее словам, ангел во плоти.
 - Все вы ангелочки, когда носом к стенке! – подумал, но в целях собственной безопасности промолчал - может в очередной раз согласиться с Наташкой?
По ее мнению, чтобы плыть, нужно не сопротивляться течению. Не цепляться за все то, что лишь представляется надежной опорой. Разожми пальцы, закрой глаза и не о чем не жалей. Пусть несет тебя черная буря ночи. Может быть это глупо. Может быть умно. Кто знает. Вся проблема в том, что сама Наташка не слишком-то стремится к осуществлению своих близких к бредовым, советов. И еще как цепляется!
- И  за что бабы тебя так любят? – то ли спросила, то ли подтвердила свои мысли Наташка, за ту долю минуты пока Санек отлучался на кухню - любят, любят, не возражай! Не любили бы, плюнули бы и растерли. А тут гляди, какие эмоции!  Виноват во всём он. Это Наташка так решила. И не – то, что прощения, даже малейшего снисхождения не заслуживает.
 - Проще убить, выходит - мрачно изрёк вернувшийся с кухни Санек – ни каких смягчающих обстоятельств?
 - Ни каких! - подытожила Наташка.
А потом продолжали пить пиво с креветками и решали его дальнейшую судьбу. Вернее, решала его, судьбу, женщина. Чего мужикам топыриться, когда женщины сами способны решить любую насущную проблему. Думаете, существует такая возможность, вклиниться в рассуждения женщины? Ошибаетесь!
Был Серега проинструктирован, снабжён деньгами. Ехал в жилетку поплакаться, тратиться особо не предполагал. Что-что, а расходы предстояли основательные. Прикинув дебет с кредитом, понял, что новой машины в этом году не видать как собственного носа. Но, старый «мерин» ни разу ещё не подводил. Ничего страшного – еще годик, другой, погромыхает. По коварному замыслу женщины, должен был он срочно покупать элитную собаку. Отправляться к жене. Бухаться в ноги и слёзно молить прощения. Слезу не помешало бы подпустить. Естественно не крокодилью. И не забыть побриться перед этим. И парфюм, чуть не забыли, желательно покруче. Коробку с французской туалетной водой ему тут же вручили. Опомниться не успел, как был стопроцентно уверен, в положительном исходе этой авантюры. Собака, карликовый немецкий шпиц, сама по себе дорогая. А тут ещё родословная. Короли позавидуют. Красоты неимоверной и точно такой же, если не большей, избалованности и вредности. Жаль, что это, он уже после почувствовал. Про предварительный сговор тогда не думалось.  А элементарно пошевелить мозгами – слабо? Если разговаривает Наташка с ним по старой дружбе, то, что же мешает ей, точно так же разговаривать с его женой. Какая здравомыслящая женщина, без предварительного сговора, посоветует мужику купить в подарок своей жене собаку. Да и откуда она, эта чертова собака, как рояль в кустах появилась. И заводчица, его оказывается, поджидает. И джентльменский набор давно уже готов, даже упакован. Сами–то они как понял, собак заводить не собирались. Расчёт точно был на него. Эта мысль посетила его, когда он ехал в поезде, с собакой и сумкой, полной какими-то кроватками, мисками, витаминами, расчёсками и шубками. Зачем нужны шубки, когда у собаки волосы сантиметров пятнадцать? Люди, проходившие мимо, обращали на них внимание, но исключительно на собаку. Он всё больше на роли бесплатного приложения. Друг  другу они не понравились с первой секунды знакомства. Собака, потому, что характер, по породе, такой. А он потому, что терпеть не может маленьких, избалованных собачек. Пришлось терпеть. Весь вагон спит, а он как дама с собачкой. Да ладно бы с собачкой, еще и с лотком, заполненным какой – то хренью, выходит среди ночи на вокзал. Чтобы его собака со всеми удобствами, простите, ногу под кустом в этот лоток подняла. Не дай бог, ещё посмотришь на неё, при этом. Обижается.
Проследив за восхищенными взглядами мужчин, дожидающихся вместе с ним в тамбуре, остановки поезда на очередной станции, поворачивает голову. Матерь божья!
 - Где мои семнадцать лет?
Коротенькая маечка чёрного цвета, не прячет, а скорее демонстрирует прелесть маленькой груди.  Белые джинсы в обтяжку, чуть прикрывающие икры. Босоножки на высоченном каблуке. И ещё одна деталь, будь она на другой девушке, может быть и выглядела бы пошло, всё- таки он консерватор. А в этом случае, самое- то. Тонюсенькое колечко, вставленное в пупок, так и притягивает мужские взгляды. И больше ничего. Ни какой косметики, ни каких украшений. И эта соплистка чувствуя, что прямо- таки чертовски хороша, не идёт, а плывёт, выделывая медленные «па» экзотической румбы, своими божественными бёдрами. Спрятать такую красоту - всё равно, что совершить преступление. Пол вагона ходит ходуном под ногами, а она непонятно как, балансируя, умудряется ещё нести,  не расплескав, четыре стакана с чаем. Через какое-то мгновение, дверь купе  раскрывается. Как завороженный поворачивает голову.   Всё та же девушка. Но когда успела переодеться? Маечка уже не чёрного, а кислотно-зелёного цвета. Джинсы не белые, а чёрные. Босоножки уже без каблучка. Держа в руке сигарету, направляется в его сторону. Одновременно чиркают своими зажигалками сразу несколько мужчин. И только теперь замечает, что колечек в пупке девушки два.…Замечают это и другие. Обалдело смотрят на девушку. Близняшки! Развели их девчонки. Ну надо же так лопухнуться!
 - Ой, какая собачка! Ой, какая красавица! Можно её погладить?
Серега раскрывает рот, чтобы предупредить о серьёзности характера собаки, но та уже закрыв глаза, подставляет уши под пальцы девушки. За какую- то долю секунды, собака успевает облизать ей лицо. Описав плавную дугу, сигарета летит в окно. Собака перекочёвывает в руки девушки.
 - Последняя в жизни - гордо заявляет девушка, кивая вслед улетевшей сигарете -       сеструха свою последнюю давно выбросила, а я слабохарактерная. Зато у наших парней всё наоборот. Не курят оба.
 - А где же такие не курящие живут? – интересуюсь.
- Как где, они с нами.  А как же, у нас всё  одинаковое, в двойном размере.
 - Почему всё, колечек у вас два, а у сестры одно.
Какой вы внимательный -  ехидно улыбается девушка - это для отличия. Мы только на первый взгляд одинаковые. У меня, например, родинка на… И краснеет, чуть было, не выложив, где находится её родинка.
Что- то очень знакомое увиделось ему в открытом девичьем лице. И скорее даже не в лице, а во внешнем облике, манере поведения, детской непосредственности. Определённо он её уже видел. Но это было давно. А эта от силы школу закончила. И он понимает, да что там понимает - чувствует, что хочет домой к жене. Хочет щей, приготовленных по какому- то, известному только ей, особому рецепту. И что бы обязательно с разварки. И чтобы первую тарелку со сметаной.  А вторую - без. Потому, что уже не лезет, а всё равно хочется. И обязательно водочки. И непременно  селёдочки с лучком. А потом, под тепленький бочок жены. И больше никаких подвигов, никаких командировок! Ни каких девушек! Даже, если они очень красивые и обаятельные. Грустно вздыхает, когда девушка исчезает в своем купе. Берет под мышку своего лохматого мучителя, и отправляется по направлению к тамбуру.
И вот, понуро шагает он под неусыпными взглядами старушек, никогда видимо не покидающих утлых скамеечек, служащих своеобразным турникетом подъездной двери. Под наблюдением тёщи, сосредоточено поливающей рассаду на своём балкончике. Видимо и жена, тоже наслаждается видом мужа, терпящего очередное крупное поражение. Больно уж подозрительно задёрнута шторочка на кухне. Радуйтесь, ваша взяла! А что это поражение и без белого флага, видно. Да и зачем белый флаг нужен. Белая псина у мужика, который маленьких изнеженных собачек терпеть не может, под мышкой  – чем не белый флаг!

ШОКОЛАДНЫЙ ЗАЯЦ
Прихватило Серегу во время отпуска. На даче у тещи. Можно было сказать, прямо в картофельной борозде. Если бы еще борозда там была. По принципиальным, или иным соображениям, теща, ничего на своем участке, кроме  дома, к которому не придраться, двух чахлых кустов розы, зарослей давно одичавшей сливы и огромной груши, не имеет. Хотя, судя по имеющимся площадям, разместить можно на тещиной даче парочку колхозов и маленький садовый кооператив  в придачу. Сама одичала слива, или всегда была такой, теще не знает, потому, что на даче появляется только, когда созревает груша. Грушу теща любит. Может поэтому и фигура у нее какая-то, грушевидная. Генеральша! Какой спрос с генеральши? Сереге отсутствие тещи не мешает, даже очень способствует нормальному на взгляд нормального человека, времяпровождению.
И надо же! Аппендицит! Этот диагноз, как ни странно поставила Лариска, человек склада ума и образования от медицины, тьфу – тьфу, чтобы не сглазить, весьма далекого. Лишь он в очередной раз начал жаловаться на боль в правом боку померила температуру и уложив на жесткий диван, велела поджать ноги. Коротко надавила пальцами. Серега подпрыгнул от резкой боли, пронзившей всю нижнюю часть тела до кончиков больших пальцев. Спина мгновенно покрылась испариной. За что! Мне же, больно! Ни какой реакции. Нужно ехать в больницу». Серега орет благим матом :
 - Ты вообще – то соображаешь, что говоришь! В какие годы на даче уединиться довелось…. Отпуск только – только начался, а ты со своим аппендицитом
.Но  Лариска  остается непреклонной!.
О том, как вызывали скорую. Серега ехать за рулем собственной машины уже не мог, а Лариска не могла никогда. Как им промывали мозги, отказываясь вести в госпиталь, лучше не вспоминать. Хорошо еще отвезли в обычную больницу скорой помощи. Были случаи, когда разворачивались перед носом, или вообще не приезжали. Банальный аппендицит расшалился основательно.
Дежурный врач, не молодая уже симпатичная женщина с вьющимися, начинающими заметно седеть непокорными волосами, выбивающимися из – под накрахмаленной шапочки и добрыми усталыми глазами,  поколдовала над Серегиным животом и покачав головой, подтвердила диагноз жены
 – Переодевайтесь и идите в палату.
В находящейся, рядом с выходом из корпуса, пятой палате гнойного отделения областной больницы скорой помощи, три кровати. Палата знавала времена, когда в ней стояло шесть коек. Но это было до перестройки. Тогда все, включая финансирование, было другим. Теперь, любая лишняя кровать с больным, уже серьезная прореха в бюджете больницы. Но раз  приняли, значит, с деньгами определятся, значит все в порядке, на улицу не выкинут. Кровати расположены на значительном расстоянии друг от друга, воздуха много, хоть в футбол играй. Хотя, если кто из больных по ночам храпит, ни какие площади не помогут.
На койке, расположенной  у противоположной стены, обнаружил забытую кем-то книгу рассказов. Полистал. За любовь. Последние всполохи бабьего лета. Расскажи мне про солнце. Женские колени. Пашкин Алабай. Судя по названиям никакой чернухи. Остановился на женских коленях. Раскрыл книгу. Углубился в чтение.
Не успел положить книгу на место и вытянув ноги, расположиться на свободной койке, в палату  влетает растрепанная женщина со шваброй и ведром, из которого откровенно пахнет хлоркой. Небрежно бросает на подоконник сумочку и принимается сосредоточенно драить полы. Кто-  дочь, мать, сестра? Явно не уборщица.  В сумочке надрывается телефон. Женщина нажимает на кнопку сброса вызова. Телефон не сдается и звонит снова, показывая таким образом, серьезность намерений звонившего. 
 - Да я, я, кто же ещё-то, по моему  телефону, мама, что ты говоришь, я давно уже в палате, скоро привезут. Доктор сказал, что около часа. Ты в своем уме! Девочке пока не говори. Скажи, что папу положили в больницу для профилактики. Какая профилактика! Какая профилактика! Чем непонятнее, тем лучше! Ну, огорошь ее сообщением, что папе отрежут ногу выше колена! Думать нужно!
Только собственным матерям, наверное, можно вот так выговаривать. Они все поймут. И слова - против, не скажут.
  - Ничего не нужно, я все принесла. Придет Оксанка, отдай ей документы по парикмахерской. Всю папку. Голубенькая такая, с каемочкой…
  - Але, Оксана! Документы возьмешь у мамы, она знает. Буду дня через два, не раньше. Если, что потребуется, купите сами, я потом рассчитаюсь. Ну, пока, пока!
Сделав ценные наставления, женщина передвинула кровать поближе к окну. Сгоняла на второй этаж и принесла дощатый настил, который кладут под матрас. В противном случае, изрядно вытянувшаяся сетка кровати, будет касаться пола. Поменяла пастельные принадлежности. 
-  Не впервые видно приходится ей заниматься подобными приготовлениями…
Отдраила столешницу и без того чистой тумбочки и отодвинула ее в сторону. Почти сразу же в дальнем конце коридора, там, где расположен грузовой лифт, загрохотала каталка, на которой перевозят больных после операции. Женщина вытерла рукой выступивший на лбу пот и опрометью бросилась навстречу…. Самое страшное позади? Или все еще только начинается…
Привезли соседа по палате с операции. С третьей операции по удалению ноги. Третью операцию по удалению ноги профессору одного из вузов города Бубнову, делали не потому, что у него слишком уж много ног, отнюдь! Удаляли последнюю. По садистски как – то удаляют у нас ноги – подумал Серега. Но, может, с аппендицитами  дела обстоят лучше? Учитывая былые заслуги, и настоятельные просьбы профессора, ногу удаляли постепенно. Сначала отхватили ступню Но, рана усугубленная диабетом, не зажила. Удалили по колено. Результат тот же. Пришлось резать по самую «сурепицу».  Тут уж без вариантов – жить хочешь, терпи!
Делая подробный отчет о состоянии здоровья профессора, сестричка жалобно поглядывала на Серегу. И без слов было понятно, что двум женщинам с профессором не совладать. Потенциальные помощники сразу же испарились, едва в дальнем конце коридора заслышался скрип ее каталки. Такие, твою мать, у местных страдальцев условные рефлексы!
Общими усилиями перекатили профессора на койку. Профессор даже не пикнул. Серегино брюхо  напротив нещадно заломило. Аж в глазах потемнело. Пришлось лечь на койку. В палату заглянул запыхавшийся доктор не успевший переоблачиться после операции. Торопливо сделал какие-то наставления жене больного. Срочно требуются какие-то дополнительные лекарства, понял Серега. Женщина растеряно развела руками и заискивающе посмотрела на Серегу,
          - Вы уж, пожалуйста, посмотрите, надеяться мне больше не на кого. Я мигом! И почти бегом выскочила из палаты.
Профессор, до этого не  проявляющий признаков жизни, ловким движением запустил руку в тумбочку и подобно фокуснику выудил распечатанную бутылку водки. Серега мог поклясться, что раньше бутылки там не было. Ловко же, однако он ее запрятал, что даже жена ничего не заподозрила. Жадно приценился, отпив прямо из горлышка, не закусывая и не запивая, больше половины. Несколько минут спустя пустая бутылка вернулась в тумбочку. Не успела закрыться ее дверца, профессор уже мертвецки спал. Вдохновленный таким раскладом Серега, тоже решил в срочном порядке запастись бутылочкой украинской водки на «бруньках».
Во - первых к украинской водке сейчас больше доверия. А во -  вторых,  другой, в ближайшем  магазине, куда можно добраться в спортивном костюме и тапочках, не было. Это ему сообщили «потенциальные помощники», которые материализовались в палате, лишь профессора уложили в кровать. Выяснять почему  они не помогли и, что такое «бруньки», Сереге не захотелось. Чего только в последнее время в водку не пихают. Даже со змеей угостили однажды, в виде презента, бутылочкой, привезенной из Таиланда. На востоке в незапамятные еще времена , хитрющие азиаты подметили способность рептилий очищать загрязненную воду. Помещают ужа в емкость с тухлой водой и через некоторое время, заметно посветлевшую, воду можно безбоязненно пить. Змейка же, в бутылке с водкой, ничего больше, чем рекламный трюк недобросовестных производителей. Спиртосодержащие жидкости – отнюдь не вода. От окочурившейся змеи там никакой пользы, кроме вреда. Бррр!
Глохтать водяру Сереге не хотелось. Вряд ли, захочется после операции.
Дальнейшие события развивались стремительно. В палату прикатили уже знакомую Сереге каталку и велели раздеваться. Засупонили несколько разнокалиберных уколов, накрыли простынкой. Ну, с богом, поехали! На операционном столе доктор долго осуждающе качал головой, от созерцания неизвестно когда проклюнувшего, Серегиного пивного животика.
  - Вроде бы и со спортом дружите. По крайней мере, дружили. Срочно на диету! Жирок при операции весьма и весьма вреден – говорит.
  - Ничего, - отшучивается Серега, – вон у меня голова лысая, значит мужского полового гормона, способствующего нормальному заживлению, в избытке. Как ни будь все уравновесится.
  - Возможно, возможно,  все возможно, мил человек. Вот, только отросточек этот противный, мне очень не нравится. Как бы, не прорвался.
 В затуманенном температурой и начинающими действовать наркотическими средствами мозгу, произошло некоторое шевеление. Серега забеспокоился.
  -  Это какой такой отросточек мне отрезать собираются? Позвольте, позвольте, это какой такой отросточек, мне отрезать хотят? Но при женщинах озвучивать не стал. Вроде бы и какие-то женщины в белых одеяниях на периферии маячили.  И смех, и грех! И пока еще окончательно не отключился, подумал:
  - Ага, мели, мели! Понятное дело, на денежные вливания в собственный карман надеешься. Мечтать не вредно! Гадом буду, а платить не стану, напрасно надеешься! А собственно говоря, чего гоношился? Как в воду смотрел доктор.. Еще бы с полчасика протянули, и было бы совсем поздно. Гнойные аппендициты имеют свойство прорываться в самый не подходящий момент.
Серега сто раз покаялся, что не понял намеков хирурга. Потом. Задним умом все умные! В результате с банальным аппендицитом провалялся весь остаток отпуска. Не хотелось думать о людях плохо, но забыл же, кто – то в его брюхе хирургическую салфетку! Только и оставалось «хвастаться», что при желании, может собственные кишки через дырку в животе пальцем почесать. Шутит Серега, а на душе тоска смертная. До чертиков надоело быть больным.
Попав в стационар, больные, как правило, быстро приспосабливаются к неспешному больничному ритму. Знакомятся с другими страдальцами своего и противоположного пола. Те, что пошустрее к моменту выписки дефилируют по многочисленным коридорам и прилегающей к больнице территории, в окружении новых подруг и друзей. Люди живые. Обзаводиться новыми друзьями и подругами Сереге не хотелось. С прежними бы, как ни будь разобраться!
Соседа по палате через несколько дней перевели в отделение интенсивной терапии. Новых класть не торопились. Нежданно, негаданно появившийся у его палаты неофициальный статус – одноместной, Серегу вполне устраивал. Гуляй сколько хочешь! Ешь, сколько влезет! Спи, до одурения!
Седенькую, худенькую женщину, сидящую на краешке колченогого стула, в глубине запыленной, видимо многими десятилетиями не крашенной  нише, Серега , честно говоря, сразу и не разглядел.  Виною тому был разительный перепад в освещенности между фойе, с огромными окнами и неизвестно для каких целей предназначенным, узеньким, извилистым коридорчиком, бросающимся в глаза почти полным отсутствием окон.
При его появлении женщина проворно вскочила и сделала несколько нерешительных шажочков навстречу. Приглашая войти в дверь, расположенной рядом мрачной палаты. Обшарпанная дверь. Два запыленных плафона, с тускло горящими лампочками, на давно не беленом потолке. До половины, закрашенные белой масляной краской, стекла окон.   
  - Наверное, чтобы снаружи ничего не было видно. – подумал Серега.- наче зачем закрашивать?
Стены от пола и до потолка облицованы серым кафелем и огромная функциональная металлическая кровать.
-  Как в морге – промелькнула нечаянная мысль. Хотя в морге вроде бы не бывает кроватей. Лежащий под одеялом мужчина с изможденным лицом и остаточными признаками жизни.
  - Молодой человек, - давненько так Серегу не называли - не могли бы вы мне помочь? Кормят сына, -  значит сын, -  через капельницу. А вот попоить его никак не получается. Голову приподнимать врачи запрещают, поэтому все из стакана проливается на подушку. А как быть мне, никого не волнует. Слова лишнего не скажут. Вторую неделю мы здесь. Сплю урывками, когда последний раз ела, забыла. Нанять сиделку, чтобы хоть изредка меняла, не по карману. А родственников или знакомых у нас в городе нет – мы приезжие.   
  - С питьем вопрос мы сейчас решим.  Это совсем просто! Серега отрезает кусочек полиэтиленовой трубки от  использованной капельницы и опускает один конец в стакан с чаем. Другой конец прилаживает у губ больного.
  - Действительно просто- женщина благодарно улыбается. Вымученно как-то. Но все таки улыбается. -  а я и не догадалась.  И озабоченно машет рукой - с такими проблемами собственное имя забыть можно.
И еще, вы уж извините за навязчивость. К сыну должна прийти бывшая жена с дочерью. Они два года уже не живут. Дочь ему не родная. А вот, на тебе!  Он никак не может пережить расставание с девочкой. Тут еще эта болезнь со своими противопоказаниями. Нужно пересаживать почку, но куда уж нам с нашими доходами. Хотя были бы деньги, и никаких противопоказаний не было бы!
К своему стыду Серега почувствовал, что ее рассказ его, ни то, что бы совсем не тронул Напряг, слегка. Не более. Мало ли людей, кому нужно в срочно  И финансирования нет, и медицинские противопоказания. А у кого их нет? Потом убедятся, что дело серьезное и все образуется. Примерно теми же словами  рассказал ситуацию женщине. А по поводу бывшей снохи и ребенка ей-то, что переживать? Не ей, ни сыну по крови ребенок родным не является.
Взял деньги и отправился в расположенный неподалеку от больницы супермаркет.
Поход в детский отдел ему доставил немыслимое удовольствие. Давненько не чувствовал себя ребенком и не путешествовал по залам перед стеллажами с таким удовольствием. Словно снова оказался маленьким. И если бы ни дефицит времени, проторчал бы в магазине до самого ужина. Мужики хуже детей. Обошел все залы. Подивился изобилию, царящему на полках и стеллажах. Потрогал и по включал. Получил разъяснения, заверив продавцов, что с некоторым количеством рублей, обязательно расстанется. Остановился на огромном зайце, умеющем пританцовывая, напевать несколько строчек из популярной песни,  про шоколадного зайца. При этом, он смешно вилял хвостиком, показывал язык и подмаргивал обоими глазами по очереди. Самое – то решил Серега и без сожаления расплатился, добавив изрядную сумму, из собственных сбережений.
Нарушают ли больные режим лечебного учреждения, прогуливаясь в свободное от процедур, приемов пищи и тихих часов, по берегу находящегося в непосредственной близости от больницы озера,  или же нет? Лично Серегу никто не предупреждал. Не предупреждали видимо и других. По этой причине лишь появлялось хотя бы малюсенькое окошечко между процедурами, уколами, капельницами, консультациями и обходами врачей, все способные перемещаться на своих двоих «страдальцы», во мгновение ока тут же перемещались поближе к природе. Некоторые отчаянные головы умудрялись добираться туда на костылях.
Среди прочих больных были замечены и врачи с сигаретами в руках, снявшие на некоторое время больничные халаты и профессиональное выражение философской озабоченности  за чужую судьбу, с не бритых физиономий.
Серега остановился поодаль. Так, чтобы не выказывать своим видом явного пренебрежения, чтобы  не влезать в бесполезные разговоры. С наслаждением нанес ущерб собственному организму, выкурив сигарету.
Заканчивалось такое долгожданное и такое вместе с этим скоротечное бабье лето. Ветер, уже не таясь, шуршал  незаметно осыпавшимися  палыми листьями. Несколько раз за последние дни промозглый дождичек, мерзопакостно так, пытался отменить пусть и призрачные, но все же, завоевания бабьего лета. Каждая отходящая ко сну веточка, каждая увядающая травинка думала, засыпая, о грядущем лете. Не эфемерным, только делающим вид, что оно лето, а настоящим, таким прекрасным,  лете.
Начинающийся сразу же за больничными воротами парк, был красив. Но не той, вымученной красотой, специально выпяченной напоказ, а девственной красотой,  созданной самой природой.  Листва уже почти облетела. В серо - голубой дымке, слегка размытые силуэты деревьев, словно парили вместе с прозрачными облачками в поблекшем осеннем небе. И только ярко зеленые пятна неувядающей сирени,  словно не желая вписываться в общую унылую картину,  ярко выделялись из общего торжества, прочно вступившего в свои права времени года. Где – то далеко, у самой линии горизонта, маячил уныло перебирающий крыльями одинокий журавлиный клин. Кто знает, совсем улетали журавли, или совершали обычный, тренировочный полет?
  - Вот бы тоже взмахнуть крыльями и полететь как когда-то в одном из детских снов - подумал Серега.
В приподнятом настроении вернулся в отделение. Возле палаты с тяжелым больным и ухаживающей за ним женщиной, суетились врачи. Прикатили портативный рентгеновский аппарат. Каталки с какими-то приборами, кислородные баллоны….
Всеми шугаемый едва протиснулся внутрь палаты, чтобы отчитаться перед женщиной, которой впрочем в это время было совсем не до Сереги и каких-то там шоколадных зайцев.
Оставил игрушку на свободной тумбочке и бочком, бочком, пока не заметили, выскочил в коридор. Человек Серега впечатлительный, если не сказать мнительный. А чужое горе, как не крути всего лишь чужое горе, и ничего более.
Ко времени вечерних новостей, впечатление от посещения странной палаты, подзабылись . А ко времени отхода ко сну, он уже окончательно перестал об этом думать. Спал Серега на удивление крепко. Даже сны ему в эту ночь не снились.
Перед обедом увидел своего зайца, сиротливо притулившимся на одном из подоконников. И сразу же, вспомнился инцидент,  увиденный накануне у входа в отделение. Красивая, элегантно одетая молодая женщина с озлобленным лицом и размазанной губной помадой и не менее озлобленный мужчина пытающиеся затолкнуть в дорогущую машину недуром вопящую худенькую девочку, оказавшуюся на удивление сильной:
  -  Папа, папа! Я хочу к папе! Отдайте мне мою игрушку! Папа, папа!
Взяв зайца, спустился в посетительскую и без лишних объяснений вручил зайца  первому мальчишке,  бросившему на игрушку заинтересованный взгляд.
  - Спасибо - сказал обрадованный мальчик.
  - На здоровье – грустно ответил Серега.
Вечером того же дня, краем глаза видел хмурую медсестру, быстрыми шагами увозящую по направлению к лифту, сообщающемуся с обширными подвальными помещениями больницы каталку, с укрытым простыней безжизненным телом.
НЕЗАДАВШИЙСЯ КУРОРТНЫЙ РОМАН
Ближе к полуночи на кухне громыхнула оконная рама, да так яростно и неожиданно, что отозвалось  и зазвенело не только в ушах, но и во всем доме.  Маша выпрыгнула из постели, и начала шарить под кроватью, отыскивая тапочки. Пошарила, пошарила и, не нашарив, помчалась спасать окна босиком. Весь прошедший день моросил не по-осеннему теплый дождь. Было влажно и душно. Как раскрыть окна во всем доме, она сообразила. Чего уж тут хитрого!  А вот на то, что бы их на ночь закрыть, ее соображалки не хватило. Еще не выбравшись из цепких объятий Морфея, аккуратно прикрыла окно. Краем глаза равнодушно скользнула по палисаднику с традиционными насаждениями. Помидоры. Баклажаны. Лук. Перец. Несколько кустов картофеля, его здесь дважды за один сезон сажают. Какие-то кустики непонятного предназначения. .Похоже одна из разновидностей местных пряностей. Почти непроницаемая изгородь из кустов винограда с большими, местами уже перезревшими, аппетитными на вид гроздьями. Нужно обязательно попробовать. Вкусно, наверное. Прямо с куста. Прямо с росой. И микробами. Да и бог бы с ними, микробами этими! Главное, чтобы какую, другую  живность нечаянно не проглотить. Нет, для дочери она обязательно вымоет. И не один раз. А самой и так сойдет. Тем более, что содержимое кишечника человека, процентов на восемьдесят, все те же микробы. И чем, собственно говоря, вареные микробы лучше сырых. Чуть правее, там, где находился хозяйский розарий, Маша заметила какое-то неясное шевеление. Неужели забрались за розами. Впору звонить в милицию! Хотя здесь, воровать розы в частных домах, вроде бы не принято. Розы тут на каждом углу. Маша давно уже облизывалась, но поднять руку на такую красоту не решалась Лучше уж любоваться на живые цветы, чем созерцать, как они медленно вянут и осыпаются в хозяйской хрустальной вазе. В обычных вазах розы вянут как-то иначе. Жизненнее, что ли! Показная вычурность хрусталя, всей своей помпезностью скорее подчеркивает трагичность увядания , чем прибавляет радости и восторга от созерцания . Может ей это просто кажется. Грустно! А не закинуть ли ей за щечку парочку шоколадных конфет? Что за дурная привычка! Хоть не просыпайся.
Однако! Маша присмотрелась и очень удивилась, узнав хозяйку дома, которая к тому же была не одна. Неужели Нелька, столько лет зазывала ее к себе в гости лишь для того, чтобы  сделать больно. Машино сердце пропустило удар. Пропустило второй. Опомнилось и все застучало. Серега? Маша потеряла дар речи. Хотя звучать ей сейчас хотелось меньше всего. А вот уцепиться за подоконник, для того чтобы не сесть на пол, очень даже захотелось.
Что за наваждение! Впору как в сборнике китайских сказок, которые она читала на ночь дочери, омыться мочой жертвенного быка. Там у них, в древнем Китае, это запросто. Первейшее средство от наваждения. И Маша обязательно бы «омылась», если бы находилась в древнем Китае или, по крайней мере, была китаянкой. Увы, увы! Где Китай, со своими жертвенными быками, и где Маша со своими наваждениями!
Перед ее глазами, совсем рядом, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки, вместе с Нелькой тырил хозяйские розы, Серега. Тщательно так и в тоже время торопливо формировал огромный букет. Казанова, хренов!
 - Ну, когда же ты успокоишься? Вот сейчас, как разбужу дочь и покажу ей ее ненаглядного папочку. Смотри мол, радуйся!
 Маша прильнула носом к запотевшему стеклу. Может она напрасно паникует. Какой еще Серега! И откуда ему здесь взяться. Да и с Нелькой когда успели снюхаться! Хотя кто-кто, а Нелька всегда была на высоте, когда дело касалось обольщения потенциальных кавалеров. По этой части, в институте ей равных не было. И как в той песне. Вот она была, и нету! Вернее вот они были! Точно наваждение!
Как Маша не всматривалась и не протирала рукой окно, розарий был пуст. Нет, кусты роз, конечно же, сохранились. А вот люди, насторожившие Машу, словно растворились в воздухе. Потом, через какое-то время, достаточное для того, чтобы обменяться несколькими страстными поцелуями, на крыльце кто-то зашебуршился. И снова все затихло. Может, и не было никаких поцелуев, но что делать, если сердце разрывается от нестерпимой ревности. Маша выскочила на улицу. Сразу же бросились в глаза Нелькины лодочки. Понятно, каблуки сломала, гадина! Причем оба разом. Это как же нужно было постараться. И не нашла ничего другого, чтобы продолжить путь в сланцах, которые Маша всегда оставляла на крыльце. В качестве компенсации ополовинили букет и даже в ведерко с водой не поленились поставить. Пошли вы со своими розами! Обидно-то как! Маша хотела обидеться. Но передумала. Нелька же не виновата, что Серега такой кобель. Да и про них с Серегой она тоже ничего не знает. В противном случае, высказала бы ему все, что о нем думает. Примерно так же, как во все тех же недавно упоминаемых сказках, отправила бы его в девятый ад, куда отправляют блудников китайские феи. У Нельки это не заржавеет. Если бы Маша знала. Если бы она знала.
Ничего не знал и Серега.  Он добросовестно ждал Лариску. Не успев приехать, и не разобрав вещи. Отоспался. И приступил к осмотру местных достопримечательностей. Много лет назад, он тогда в школе учился, отдыхал в ведомственном санатории с родителями. И ничего практически с тех пор в Пятигорске и Кисловодске не изменилось. Может, в Ессентуках дела обстоят как-то иначе? Встал пораньше. Умылся, побрился. Хотел уехать с первой электричкой. Уехал уже после обеда, потому, что умывшись и побрившись, снова завалился в кровать. Проспал все на свете, включая обед и полдник. Но от своих планов отказываться не стал. Удивился, встретив на вокзале врача терапевта из курортной поликлиники. Нелли Мухамеджановны! Вспомнил, немного пошевелив мозгами. Женщина примерно его возраста. И главное, глаз есть на что, положить. Поэтому, наверное, и вспомнил имя и даже отчество. Фамилию врача он не знал никогда. Поэтому и не вспомнил.
Нужно было о чем-то говорить, не стоять же просто так, прикидываясь каменным истуканом. Он бы даже истуканом прикинулся. Только кто поверит. Воспользовался правом гостя, задавать глупые вопросы. Что советуют посмотреть. Что посетить. И какие гастрономические изыски следует обязательно вкусить. Без ложной скромности, особый акцент сделал на местные сорта вин. Человек он взрослый. Чего из себя трезвенника и язвенника строить. Тем более, подозрения на язву двенадцати перстной кишки, только в карточке, которую похоже никто и никогда не смотрел. 
 - Местные вина лучше не пить. Себе дороже. А вот, в ресторанчике, возле нижнего парка, продается отменное красное грузинское вино, – с готовностью поддержала разговор женщина. Что удивительно, недорогое. Серега обнаглел и предложил посетить рекомендуемое заведение вместе. И не сильно удивился, когда врачиха немного поколебавшись, согласилась. У нее, кое-какие личные дела, в курортной поликлинике. Но, часика через два с половиной, она освободится. И почему бы  тогда не составить компанию хорошему человеку.
- Вы же, хороший человек? Я не ошибаюсь? 
Серега с готовностью закивал головой. Ради приятного вечернего время провождения согласишься с чем угодно.
За время, отведенное ему на созерцание местных достопримечательностей, пересек городок по периметру и диагонали. Сделал пару кругов возле вышеупомянутого нижнего парка и автовокзала. К назначенному времени, он уже подпирал плечом стойку, оплетенную  ветвями дикого винограда вычурной беседки, расположенной неподалеку от ресторанчика. Была мысль букетиком, где - ни будь, разжиться. Но, не обнаружив поблизости  киоска с приличными цветами, особо не расстроился. Не воровать же, как в былые годы, цветы из клумбы. Женщина, как и положено женщине опоздала. В рамках, предусмотренных этикетом, правда. Впрочем, кто бы сомневался. Вот бы, наверное, он удивился, приди она вовремя.
Посетителей было не то чтобы много, но и не слишком мало. В общем, в самый раз. И они, с его новой знакомой,  никому не мешают. И им до других дела нет. Заказали кофе с мороженным. Вино. Фрукты. От десерта женщина отказалась. Серега не стал настаивать. Хотя, некоторое количество заварного пирожного, откушал бы без особого напряга. Выпили. Потанцевали. Парочка патлатых гитаристов и угрястая девица клавишница, выдавали вполне приличную музыку. Во время медленного танца рискнул сократить дистанцию. Прокатило. По физиономии не получил. Вернулись за столик. Снова заказали вино. Снова потанцевали. Направились к столику. И вдруг, каким-то внутренним чутьем, присущим хищникам и людям его профессии, Серега почувствовал опасность. Стала озираться и женщина. В помещение ресторана ввалилась компания молодых людей. Можно было бы предположить, что это члены какой-то спортивной команды. Не исключено, что борцы или штангисты. А скорее всего «братки». Как это теперь в определенных кругах принято, на одно, далеко не сложно сочиненное предложение,  два «типа» и три мата. Рослые, крепкого телосложения и наглые.  Еще не успевшие напиться, до состояния – не стояния.
 Но явственно чувствовалось, что все у них еще впереди. 
Разгоряченный воздействием алкоголя, Серега попытался успокоить женщину. Даже про большие шифоньеры, которые громко падают что-то говорить начал. Но, крушить о чужие головы предметы, или же, чужие головы о предметы, не пришлось. Его доводы никто не слушал.  Женщина схватила Серегу за руку.
  - Мой бывший муж. Родители нас обручили, едва мы на свет появились. Здесь так принято. Мы давно уже не живем вместе. Но, если он увидит меня с другим мужчиной, будут проблемы. Он обязательно слетит с катушек.
Увидев, как побелело лицо женщины, Серега подчинился. А про чужие проблемы, которые никому не нужны, ни то, что говорить, думать не хотел.
Успев по пути швырнуть на столик с недопитым  вином денежную купюру, удирали через банкетный зал. Через кухню. Через складские помещения и запасный выход. Не сразу поняли, что удирать в туфлях на высоченных каблуках, все-таки не самая хорошая идея. А когда поняли, было поздно. Предательски хрустнул каблук, сведя возможность передвигаться, к нулю.
Серега подхватил женщину под колени, пронес несколько  десятков метров и понял, что напрасно он это сделал.
Разгоряченное вином и быстрым бегом молодое женское тело, запах дорогой косметики, прочие запахи, будоражащие мужское воображение. Еще платье это, больше подчеркивающее, чем скрывающее. Серегина голова предательски закружилась.  В мозгу отчаянно застучало.
 -Не остановишься сейчас, не остановишься никогда.
С явной долей сожаления, нехотя, медленно поставил женщину на ноги. Неля Мухамеджановна. Захотелось называть ее, просто, Неля. Но, шампанское на брудершафт с поцелуями, они не пили. А от шампанского он бы сейчас не отказался. Впрочем, и от всего прочего, тоже.
Между тем, женщина решительно сняла туфель, и, воткнув целый каблук в трубу забора, уровняла шансы несчастных лодочек. Причем, проделала все это так быстро и решительно, что Серега не успел заметить, сожалела ли она, когда он ставил ее на ноги, или, ей изначально  было, всё равно. 
  - Весело тут у вас! Вином с почти не знакомыми мужчинами балуемся. От бывших мужей сломя башку удираем. С каблуками, как говорится, легким движением руки, разбираемся. Даже и не знаю, что можно ожидать от такой женщины в ближайшее время.
 - Нет, я, конечно же, понимаю, что вы могли бы и ждать. Каждый бы ждал на вашем месте. Увы, увы! Ничего подобного. В ближайшее время мы будем красть цветы! Знаю я тут одно местечко с потрясающими розами.
Женщина уверенно шла к цели. Пересекли несколько тихих улочек. Попутно познакомились с достопримечательностями нижнего парка. Прямо из колонки попили воды. 
А вот и самые красивые на этой улице розы. Женщина указала на не большой, но уютный  домик с действительно потрясающими розами. Пути для отступления не было. Красть, так красть!
Серега потоптался возле забора. Метра два, если не больше. Хлипкий, до ужаса. С одной стороны канава для стока дождевой воды. С другой не убранные кусты стриженой сливы. Колючие! Не рассчитаешь силы, можешь повиснуть, словно переваренная сосиска, на бортике сотейника. Однако, времени на размышления уже не было. Серега соколом перемахнул через металлический забор. Давненько он вот так, аки птица, через заборы за розами не перемахивал. И удивился, увидев Нели Мухамеджановну, проникшую в палисадник раньше него. И не только проникшую, но и успевшую за время, пока он топтался у забора, состричь огромными садовыми ножницами самую красивую розу.  Однако! Оказаться у цветочных насаждений раньше его, она могла только в том случае если бы вошла через калитку, закрытую на навесной замок. Он же сам проверял. В самом деле, ларчик открывался просто. Это дом ее родителей, которые еще весной переехали в городскую квартиру. Освободившееся помещение она временно предоставила подруге, с которой учились в институте. Здесь она с дочерью отдыхает.
 - Дочь красивая?  - спросил Серега.
 - Чего? – удивленно протянула женщина.
 - Два варианта. Или ты нахал, какого свет божий не видел. Или имеешь пристрастие к молоденьким девочкам. Мы же вместе с ней учились. Неужели ты считаешь, что у женщины в моем возрасте, может быть взрослая дочь.
Свет в доме не горел. Однокурсницу решено было не будить. Тем более времени, до прихода последней электрички осталось меньше часа.
И на электричку успели,  и даже ревнивому мужу не попасться на глаза умудрились.
Утром следующего дня первым рейсом из Москвы вылетала Лариска. Пришлось Сереге нанимать частника и сломя башку  мчаться в Минводы.
Первым делом самолеты, с женами. Всё остальное потом.

РЕМОНТ В КВАРТИРЕ.
Новая пассия министра здравоохранения региона, привезла мебельный гарнитур. В общем, привезла Людочка гарнитур, шикарный! А откуда, Маша постеснялась спросить. На свою скромную зарплату секретаря. Ладно! Не секретаря же ЦК КПСС, в самом деле. Да  и нет теперь такой должности Людочка, умудряется, (ухитряется), не нужное, можно зачеркнуть, не реже двух раз в год посещать  Италию, Египет, Вьетнам, Турцию, со всеми вытекающими от туда последствиями. К стати, и сам министр и новый гарнитур, по слухам,  все оттуда же, из вытекающих. Что про них, министров этих,  говорить. Все министры одинаковые. А гарнитур без сомнения хороший. Никто не спорит. Но тащить всю эту  кучу шкафов, тумбочек и кресел за очень большое количество километров! Отнюдь не за государственный счет. Хорошую мебель местного производства и у нас сейчас купить можно. Не иначе,  это ловкий Людочкин маркетинговый ход. На тридцатник, она, благодаря правильным генам, здоровому образу жизни и философскому отношению к жизненным ценностям, не выглядит. Отнюдь, нет! Мужское внимание, конечно же, не всякое, ее очень даже прельщает.
Так было, сколько Маша помнит Людочку, всегда. А помнит она ее с той поры, когда вместе поступали в медицинский. Вместе учились до второго курса. Потом, Людочка безнадежно влюбилась и вышла замуж. Какая уж тут учеба! Пришлось ей взять академический отпуск. А через некоторое время поставить на учебе жирную точку. Хотя, окончательно завязывать с медициной, Людочка не пожелала. Устроилась секретарем машинисткой у одного из чиновников управления здравоохранения. Не из первых, правда. Встречаться с ней, Маше приходилось постоянно. Потом Людочка куда-то исчезла. По слухам перебралась в Питер к мужу. И очень Маша удивилась, случайно увидев ее  в приемной нового министра здравоохранения региона. И не просто в качестве секретаря. Обижаете! В кресле секретаря референта, увидела ее Маша и чуть не потеряла дар речи.
Короче, привезла Людочка гарнитур, а он, такая жалость,  в ее квартиру не помещается. Как не запихивали, как не перестанавливали. Конечно же, можно было подобрать к мебели новую квартиру, удачно подобрав нового мужа. Многие из ее знакомых так и делают. Людочка поступила иначе. Продала гарнитур по частям. Предложила одно из кресел, шикарное, кстати, кресло, Маше.   
Зачем Маше кресло, даже если оно шикарное, когда ей присесть некогда. Она уже который день не снимает резинку со своих волос.  Вот, пожалуй, снимет она резинку, встряхнет волосами, а волосы так и останутся уложенными в хвостик. Тот, кто хотя бы один раз занимался ремонтом, ее поймет. Хорошо женщинам, у которых этим делом занимаются мужья, отцы,  или, в крайнем случае, мужчины, выражаясь вычурным театральным языком, второго плана. Хотя, пес их разберет, мужиков современных этих, вместе с их планами. А как быть ей, даже с полутора ставками врача нейрохирурга.
Однако, у нее появились кое - какие деньги, в основном из прошлых родительских  и бабушкиных накоплений.. Опять же, удачно проданная приватизированная комната, в общежитии. Выплаты за неиспользованные отпуска, сверхурочные и прочие приработки, про которые врачи старательно умалчивают. И не придумала ничего лучшего, как обратить все это в недвижимость. Новостройку, как и следовало ожидать, не потянула. А вот на вторичке, ей подвернулась приличная двушка, застройки конца восьмидесятых. Строили тогда по инерции. И не плохо, порою строили. Кирпичная девяти этажка, почти в центре. Не угловая. Просторная лоджия со стеклопакетом. Правда, лоджию изнутри, Маша видела только через окно. Потому, что какие-то, или какой-то долбодятел прилепил отопительную батарею таким образом, что две секции оной, препятствуют  открытию балконной двери. Хозяин, по документам был всего один, но,  по всей видимости,  в квартире не жил. На что указывало присутствие плинтусов не на местах, где им должно находиться, а уложенных сиротливой горкой в одной из комнат. Линолеум, прячущий свою девственную новизну, под  слоем многолетней пыли. Газовая плита, которую так и не удосужились подключить. Смесители, с кухни, и с ванной комнаты, из того же перечня, прямо в картонных коробках, прямо в духовке газовой плиты.
Лампочки «Ильича». Розетки и выключатели, к которым не прикасалась мастеровитая хозяйская рука. Ванна, в которой никто не мылся, и унитаз, которым, похоже, не пользовались. А вы говорите – голову нужно мыть! Простите, где же ее мыть при таком раскладе!
Вот понежилась бы она под упругими струями горячего душа. Забралась бы в новое кресло, от которого  отказалась, с ногами, пледом тепленьким укрылась. Включила телевизор. И, гори все, синим пламенем! Еще бы кофейку хорошего, с  и коньячком!  Нет лучше самого большого и самого жирного карпа на сковородке в сливочном масле до хрустящей корочки довести и со свежим хлебом и спелыми помидорами. Можно и приличный кусочек говядинки все на ту же сковородку. Приличная сковорода у нее одна. Поэтому\. «все на ту же». Жрать хочется просто невыносимо! Жалко только что ни одно живое существо в результате ее размышлений не пострадает. Мечты мечтами, а как сдвинуть предстоящий ремонт с мертвой точки, Маша не представляла.
Дочь, едва переступив порог, тут же окрестила новую квартиру,  квартирой с тенями, тенётами и пустотами. Хорошо, что девочка, подсевшая на китайские сказки, не вспомнила про приведения. У девочек, читающих сказки на языке автора это запросто. Все приведения, по всей видимости, трусливо разбежались. Люди бы тоже с удовольствием разбежались, но им, в отличие от бесплотных созданий, разбегаться некуда. Не возвращаться же в другой город, к родителям.
За стеной творилось, что-то невообразимое!!! Надрывался перфоратор. И не просто гудел, а басил конкретно, словно кто-то за стеной, не видимый, но очень злобный, обозлившись на весь белый свет, хотел превратить их, ни в чем не повинную «свечку», в бесформенную груду щебня, арматуры и штукатурки. Вторым голосом вяло подвизгивала циркулярная пила, словно зазывая на помощь пневматический отбойный молоток и кувалду, что  пока, отлынивали. Хотелось притаиться, и носа до тех пор, пока все не успокоится, не показывать.
Но куда там! Десятый час, а иметь совесть, не смотря на мысленно посылаемые проклятия,  никто не собирается. Маша стала подумывать, в какие нелицеприятные фразы и выражения, завернуть свою настойчивую просьбу, о соблюдении элементарных норм приличия. Но, сквозь гнетущий техногенный шум, каким-то чудом, пробился настойчивый телефонный звонок. Заниматься разборками с соседями сразу расхотелось. Телефон Маша установила, чуть ли не в первый день обладания новой квартирой, вместе с усиленной входной дверью и звонком, которым, кстати, никто пока не воспользовался. Дочь предпочитает долбить в дверь ногами. Знакомые выжидают. Придешь, а на тебя, тут же часть забот переложат. Вот закончится ремонт, тогда и обозначиться можно! А уж на новоселье, про то, какая Маша молодчина, такую гору своротила, обязательно с придыханием  рассказывать будут.
 - Междугородка - определила Маша. Сердце учащенно забилось. Может, что-то с родителями?
Из телефонной трубки уверенно полился мелодичный Нелькин голос –
  - Нелька это надолго.
 - Машка, ты сейчас упадешь!
Если уж Нелька сказала – упадешь,  упадешь обязательно.
- Что у тебя в квартире происходит? Стучат, словно шахтеры касками на митинге!
- Нет, это у  соседей!  - обреченно уточнила Маша. Целый день.
Такая уж у Нельки манера. Выдавать информацию, а особенно важную, порциями.
 - Я вчера удачно пошла, выносить мусор.
И долгая, насыщенная,  театральная какая-то пауза. Не для того же, что бы сообщить Маше о том, что удачно вынесла мусор, звонила Нелька. О том, что ее пути снова пересеклись с Серегой, хотелось бы услышать, но верилось  с трудом, поезд ушел. Под него теперь, будь ты трижды Анна Каренина, не бросишься. На эту тему они уже разговаривали и видимо, снова возвращаться к ней, никто не собирался.
Достаточно было инцидента, с похищением Нелькой роз, из собственного розария и последующего за этим, откровенного разговора.  Тогда, Маша без долгих размышлений, выложила ей про Серегу все, без утайки. Действительно - удар ниже пояса! Столько лет ничего не знать! Но
 - Помнишь Пашку Иванова? Он после первого курса уехал в Питер. В академию. Они в одной комнате с Пучком жили. Неужели не помнишь? С ними еще какой-то казах жил. Маленький такой, чернявый. Парень не плохой. Имени его не помню. Его за неуспеваемость потом отчислили.  Ну вот. Загрузилась, значит, я всяким хламом как ишак. Стыдоба! А он идет. Весь от винта. Форма, походка. Еще и щерится во все тридцать два.  Я на него чуть кобеля не спустила.
 - На кого? На казаха?
 - Да какой к лешему казах! Пашка, Иванов! По нему тогда половина курса сохла. Правда, все такой же скуластый и тощий, откуда не посмотреть. Но худоба ему даже идет. Он помнится, раньше боксом вроде бы, занимался.
 - Откуда ты Нелька все помнишь.
 - Приятный мужчина, поэтому и помню – игриво уточнила Нелька. - тем более, что он из наших, минводовских. Я его, с малых лет, знаю.
 - В институте у него волосы длинные всегда были. Опять же, фуражка форменная. Вот слабая женщина и засомневалась.
- Кстати! Его бывшая, у вашего министра в фаворе. Это от нее он, а не в погоне за погонами благополучно уехал. Но возможно я, что-то напутала.
- Ну вот, а я у нее чуть кресло не купила, сразу же поняв, о ком ведется речь - улыбнулась Маша.
 - Какие еще кресла! Слушай сюда! Понятное дело я его в гости пригласила.
 - Заманила - снова уточнила Маша – остальное, дети до шестнадцати не допускаются?
 - Хотелось бы, но вмешались непредвиденные обстоятельства! – грустно вздохнула Нелька.
 - Какие еще обстоятельства?  - переспросила Маша, все больше и больше погружаясь в интригу разговора.
 - Непредвиденные обстоятельства, это ты!
 -  Да ладно! Я-то с какого бока! – в очередной раз удивилась Маша
 - Весь вечер мы про тебя только и говорили. Все студенческие истории вспомнили. Все альбомы с фотографиями перетрясли. А теперь самое главное! Хотя поздно уже, спать очень хочется. Давай лучше потом. Подпустила тумана Нелька.
 - Как это, потом. Колись! Да я пока не узнаю, спать не буду – взмолилась Маша.
Нелька, медленно с показным равнодушием сообщила самую важную с ее точки зрения новость.
 - Все очень просто. Дала я ему твой новый адрес. А он хохотать,  принялся. Еле отдышался.
Ему после командировки в Чечню место в вашем универе на военной кафедре предложили. Место хорошее, не пыльное. Чего может быть лучше. Перед тем как поехать в Пятигорск, к родителям, купил он, оказывается, в вашем городе квартиру. Нанял  бригаду молдаван.
 - А дальше, сама, наверное, догадалась!
 - Час от часа не легче! Пашка, это тот самый ненавистный сосед, которого она некоторое время назад заочно осыпала проклятиями.
ХИЩНИЦЫ И ХИЩНИКИ.
Ладно! Спасибо. Предупрежден, значит вооружен. Очередная новость в Нелькином исполнении, Машу, ни то, чтобы обрадовала или испугала, скорее напрягла. Возраст дочери семимильными шагами приближается к переходному. Все, кому бог послал дочерей, содрогаются только от одного упоминания этого возраста. Любое появление чужака на их территории,  дочерью будет незамедлительно приравнено к официальному объявлению войны.
Давно уже в квартире соседей, соседа, шахтеры перестали «стучать касками».Дня два как, а она даже не заметила. Привыкла, наверное. Ко всему со временем привыкаешь! Может просто потому, что сама перешла к активным хозяйственным действиям.
Таинственный однокурсник все не появлялся. Ну и хрен бы с ним! Больно надо!
Маше теперь не до таинственных воздыхателей. Она теперь вся в ремонте.  Ремонт это такая штука! Только начни! По заверению умников начать ремонт можно. Нельзя закончить. Ремонт это что-то такое, приравненное к одному наводнению или двум пожарам. А может и наоборот. Но все равно весело. Главное сделать первый шаг. И наконец-то он сделан.
 Завезла обои кафельную плитку, цемент, песок.. Разжилась инструментом. Что смогла, отодвинула, что не смогла, укрыла простынями. Предстоящий ремонт пугал ее все сильнее и сильнее.  Но когда-то начинать все-таки нужно.
Глубоко вдохнула, выдохнула. Отправила дочь на детскую площадку. Туда же отнесла велосипед. Натянула резиновые перчатки и принялась за освоение новой профессии. На этот раз - строителя. Помнится, отделочниц,  шпаклевками называли. Ну, вот, теперь она не доктор. Теперь она шпаклевка!
Не успела приступить к работе, в окно кухни настойчиво застучали мелкие камни. Не хватало еще, что бы окно разбили! Маша обозначила свое присутствие и сделала страшное лицо. Так откровенно и правдоподобно, что реакция мельтешащихся под окном мальчишек, была видно с высоты третьего этажа.
 - Тетя Маша! Тетя Маша! Позовите пожалуйста Дашу!
  - Она нам ну очень, очень нужна!
  - Это зачем ещё, она вам так нужна?.
Самый бойкий из мальчишек попытался прояснить ситуацию.
После его слов Маша почувствовала, что у нее медленно, но уверенно начинает отвисать нижняя челюсть.
  - Ну тетя Маша! Пожалуйста! Она нам как женщина нужна. У нас мяч в женский туалет закатился.
  - Ищите! Она давно уже на детской площадке. – прорычала Маша и с грохотом захлопнула окно.
Историческая часть города! Здесь все, включая полуразвалившиеся халупы, с изъеденными грибком полами, провалившимися крышами и вонючими общественными туалетами, соседствующими с детскими площадками, охраняются государством. Пусть охраняет! Если охранять больше нечего!
В очередной раз с грустью вспомнила ворох старых, а порою добротных и способных еще послужить тряпок, что  накануне вынесла на помойку. Времена, когда нетканый материалл стоял на работе рулонами,  прошли. Вот и ломай теперь голову, какую часть  пастельных принадлежностей, пустить на тряпки.
 Замесила раствор. Снова глубоко вдохнула. Через две минуты, выдохнула. Взяла в руки шпатель. Уложила один ряд, второй. Уровняла при помощи крестиков. И надо же было в самый неподходящий момент, когда укладывала очередной слой плитки, во входную дверь позвонили. То, что в ее дверь наконец-то позвонили,  хорошо. Плохо, то, что отвлекшись на звонок, Маша потеряла равновесие и рухнула на пол вместе с  табуретом, шпателем и   всеми семью рядами плитки, с таким трудом уложенным на стену. Вспомнила давний зарок, не плакать ни под каким соусом. Пошмыгала носом и успокоилась. Ничего страшного! Проделанную работу можно отнести к обучению и продолжить с новыми силами. А вот непрошенным  гостям, все, что о них думает, выскажет.  Плохо только, что силы от страха куда-то испарились.
По характерным ударам в дверь определила, - вернулась дочь. Не могла покататься еще хотя бы с полчасика! Но не звонила же она, и стукала в дверь ногой одновременно, без всякого повода. Не для того же, что срочно захотелось водички попить, или в туалет! Уж не случилось ли чего?
Со смешанным чувством жалости и ярости одновременно , Маша, открыла дверь. И сразу вспомнила прописную истину:  Если неприятность может произойти, она обязательно произойдет. Произошла! И, что ей теперь с этим делать?
Сияющая от счастья дочь появилась в сопровождении мужчины, которого держала за руку, выпяченный вперед указательный палец которого, был перемотан окровавленным носовым платком.
Собственная мысль
– Пашка! И слова дочери
  - Это дядя Паша, он помогал чинить мой велосипед и поранил свой палец - переплелись в сознании. На заговор не похоже. Хотя от мужчин, которые, прежде всего, хищники,  ждать можно все, что угодно. И кто сказал, что Пашка обязательно должен быть хищником?
А после сказанных с явной хитринкой слов,
- Не бойтесь! Не гости! 
Начала суетливо приводить себя в порядок. Наконец-то догадалась снять,  выцветшую косынку, которую нацепила на голову, в призрачной надеждой защитить волосы от брызг раствора. Волосы все равно перепачкала.  Перевязала Пашкин палец. Поставила чайник.  Достала из холодильника почти целый  торт.  Настрогала горку бутербродов. Посетовала, по поводу отсутствия в ее холодильнике приличного спиртного. Угощать медицинским, не разведенным, постеснялась. Какой никакой – гость, Пока Маша колдовала на кухне, Пашка умело отчистил шпателем плитку от раствора, а сам раствор сгреб при помощи совка в ведро. То самое,  откуда раствор начал неудачное путешествие сначала на стену туалета, а потом на пол, вместе с плиткой, крестиками и Машей.
Довольная до умопомрачения дочь, поспешила внести свою скромную лепту, рассказав гостю занимательную, на ее взгляд, историю из маминого детства. Хоть не рассказывай ничего! Маша сама про это давно забыла. А эта фурия похоже не забывает ничего.
В ее возрасте мама собралась на каток. Приладила коньки прямо в квартире. Так удобнее. Каток совсем рядом. Ответила на телефонный звонок. Одному из друзей срочно потребовалась отвертка. Заверила, что обязательно захватит. Инструменты у отца в шкафчике, расположенном на задней стене туалета. Прямо над унитазом. Но не снимать же, в самом деле, коньки. Какая глупость! О том, что унитаз закреплен плохо, вспомнила тогда, когда летела на пол.
-   Хорошее дело, опыт! – сказал Пашка и незаметно для матери подморгнул дочери. От чего глаза девочки заблестели еще сильнее.
Пашка выпил чай. Похвалил бутерброды и охотно съел. Бывает, что и похвалят, а съедают как-то слишком без инициативы. Это в смысле не просят добавки. Пашка не только съел, но  и попросил еще. Взял торжественное обещание, ни под каким соусом не продолжать ремонт своими силами. Театрально расшаркался и отбыл с ведром до верху заполненным раствором.
И где же многолетний интерес?  Где заинтересованные вздохи! Влюбленные взгляды, в конце концов!
Спала плохо, ворочалась. Сны какие-то серые снились , которые не только пересказывать не хочется, но и вспоминать.  Мужик,  молдаванин, по всей  видимости, принес ведро из- под вчерашнего раствора. Чистое, отметила про себя, Маша.
Молдаванин между тем, без лишних разговоров переступил порог и начал отдавать распоряжения. Здесь убрать! Здесь поставить.
  - Что убрать и что поставить, видимо, будет оглашено дополнительным списком.  – Подумала Маша.
Вместо цемента купить специальный клей. Попыталась вклиниться в чужие размышления. Не получилось. Дождалась, пока незваный гость успокоится и робко спросила
  - Все это, конечно, же, хорошо! И кафель. И линолеум. И потолки. И присоединение сантехники, с батареями. Но что все это мне будет стоить?
  - Резонный вопрос -  ответил молдаванин на чистейшем русском - все заранее обговорено и профинансировано. Поэтому вопросу не беспокойтесь. Когда и с кем обговорено  и профинансировано, Молдаванин не уточнил.
Желательно парочку – троечку дней перекантоваться где – ни будь. Где Маше будет перекантовываться, не уточнил.
НАПАДЕНИЕ.
Подойдя к двери подъезда, первым делом порадовалась. Как мало для счастья нужно. Новая стальная дверь. Еще несколько дней назад на площадке второго этажа постоянно терлись наркоманы. Наркоманы! Где вы? Ау! Нету! А все дверь!
Еще бы консьержку на входе посадить. Но какие консьержки в их доме. Двоим  не разойтись!
Дочь вместе с классом уехала на экскурсию в Сканов монастырь. На автобусе. Пусть по пещерам полазает, порадуется! Причин для беспокойства нет. Классная дама. Родительский комитет почти полным составом. Сотрудник милиции. Медработник. Изначально предполагалось обернуться за одни сутки. Отказались все. Включили в программу ночевку в гостинице. Приняли предложение на ура.
Сама-то! Если вспомнить, любая возможность уехать куда – ни будь, желательно,  без предков, счастье. В любой ситуации нужно находить свои положительные стороны. Уехала дочь – мама отоспится. Приставать с глупыми вопросами не кому будет. Это только детям кажется, что глупые вопросы одни родители задают. Дети тоже задают. Еще как задают!
Кому пришло на ум выключить свет? Всё еще надеясь на чудо, и еще не понимая, что нашла на свою попу очередное приключение,  дважды щелкнула выключателем. Какие мы наивные!  Хорошо еще, что к дому немного привыкла. Знает где расположен лифт  Где начинается лестница. А если бы пришла сюда впервые? Поднялась к почтовым ящикам. Пишут! Преодолела еще один лестничный пролет. Попыталась нашарить рукой кнопку вызова лифта. Чертыхнулась поняв, что электричества нет нигде. Хотя почему же, нигде? Реле замка на входной двери на прикосновение ключа среагировало. Сделала неуверенный шаг в сторону и кожей почувствовала чье-то незримое присутствие.
Напавший на нее мужчина, был похож на огромного озабоченного подростка. Гормоны бурлюют, промелькнула мысль. И подкрался незаметно. И место, мечта насильника. И свет во всем  подъезде не горит. Лампочки, скорее всего, вывернул заранее. Гад! Стиснул так, что не только кричать, дышать не возможно стало. Качек!  В момент нападения она готова была потерять сознание от ужаса. И, не появись вовремя Пашка, кто знает,  чем бы это все для нее закончилось.
Звука открываемой входной двери подъезда и Пашкиных шагов она не слышала. Хотя и прислушиваться особо ни времени, ни возможности у нее не было.
А она-то, дурища! В уме не было заорать, позвать на помощь. Доминировала мысль.
  - А если бы на ее месте была дочь?
Дальнейшие Пашкины действия ввергли Машу в ступор. Он приласкал падонка так, что тому ничего не оставалось, как свернуться пополам. Как хотелось Маше закричать   
  - Пашенька,  врежь ему покрепче, пожалуйста!
Однако насильник быстро сориентировался и бросился вниз по лестнице. И откуда, только прыть взялась. Несколько бесконечных мгновений и громко стукнула дверь подъезда. Бросившийся в погоню Пашка, вскоре вернулся.
- Похоже отбегался.
- Ккккак это отбегался? - прошептала Маша одними губами, представив, как Пашка добивает маньяка.
  -  Я отбегался. – успокоил Пашка. Нога не зажила путем. Да и нитроглицерина под язык, самое  бы, то. Нитроглицерин у Маши был. Так на всякий случай. Вот сумочка куда-то подевалась. Вместе с ключами от квартиры. Сотовым телефоном, деньгами и нитроглицерином. Со светом разобрались, но сумочку так и не нашли.
Начало трясти. Все тело пронизал панический страх.
Отправились к Пашке. Желание ехать в собственную квартиру испарилось вместе с насильником, сумочкой и ключами.

В полураскрытое окно вместе с теплым майским ветерком вливался таинственный лунный свет,  полоски лежали на обоях, предметах мебели.
Пашка присел на край дивана, жестом пригласив Машу на место рядом. Немного, словно в чем-то сомневаясь, помолчал. Зажег настольную лампу и ушел на кухню.
Послышался шум воды, негромкое хлопанье дверок шкафа и холодильника,  мелодичный звон стекла. Вернувшийся Пашка сунул ей в руку холодный, словно ледяной стакан.   
  - Выпей! Отличная вещь!
  - Что это? Виски.
  - Тебе необходимо выпить. Виски Маша не относила к разряду предпочитаемых. Однако распространяться на эту тему именно сейчас, хотелось меньше всего. Машинально сделала глоток и сразу же, почувствовала, как на глазах выступили слезы. Перехватило дух.
Маша закашлялась. Пашка снова вышел. А ее вдруг охватил приступ паники. Она боялась оставаться одна. Маша позвала
– Паш!
Пашка почувствовал панику и страх в ее словах, и тут же вернулся.
  - Все в порядке, Маша, я никуда не уйду. Я рядом, на кухне.
Подошел и погладил ее по волосам. Словно маленького ребенка.
- Допивай!
Маша сделала еще один не уверенный глоток. Пашка снова ушел. Послышался его раздраженный голос. Он с кем-то разговаривал по телефону.
На его заявление в милиции отреагировали вяло. Что-то вроде того, - вот убьют или изнасилуют, вашу знакомую, тогда милости просим!
От обиды и безысходности комната поплыла перед Машиными глазами, снова наполнившимися слезами. Когда взгляд прояснился, Маша внимательно осмотрелась. Это была квартира, где не чувствовалось женское присутствие. Совсем. Мужской дом. Простая мебель. Никаких ковров. Окна в обрамлении строгих светлых занавесок. Сделала глубокий вдох. Выдыхать не хотелось.
 Несколькими этажами выше включили музыку и почти сразу же выключили. Сильный порыв ветра за окном заставил вздрогнуть.
Вернувшись  Пашка, обнаружил Машу, свернувшуюся на диване  в маленький клубочек, в позе  эмбриона.  Присел возле ее ног. Они находились рядом, но расстояние их разделяющее, казалось огромным. Машины слезы снова перешли в атаку, опасно подступив к глазам.
Маша неожиданно для себя, задала  вопрос.  Который в другой ситуации, скорее всего, никогда бы не задала.
- Ты женат?
В Пашкины глаза устремился взгляд, переполненный Машиными вопросами и сомнениями.
Пашка коротко и безрадостно усмехнулся.
  - Некоторым мужчинам противопоказано жениться. И для карьеры не плохо. Никто и ничто не отвлекает от дел.
  - А ты? - спросил Пашка, - ты была замужем? Хотя,  что это я. Дочь.
  - Нет. Замужем я не была. А дочь, вот такой парадокс, у меня есть. Маша опустила глаза, словно оценивая возможность снова отхлебнуть виски.
  - Это меня научило на всю жизнь. Чему? Не бегать за мужчинами, которые в тебе не нуждаются. Она все - таки решилась в пользу еще одного глотка.
Пашка внимательно посмотрел на сидящую рядом женщину. Взгляд скользнул по шее. Задержался на линии разреза легкого платья. Вспомнил о предполагаемой шелковистости ее коже. Попытался включить, упорно отказывающиеся включаться, тормоза. Отвернулся. Потянулся за виски. Поскольку стакан был далеко, отхлебнул прямо из бутылки. -
Маша взглянула на стакан, усмехнулась. Ненавижу виски! И залпом допила содержимое.
Пашка отметил про себя, что  двадцать минут назад Маша была в состоянии, близком к помешательству. Сейчас разговаривает и даже пытается шутить. Хороший знак.
-Выпей еще.
Маша посмотрела с подозрением.
– Кажется ты пытаешься меня напоить. С чего бы это?
  - Что за абсурдная идея? - засмеялся Пашка и подвинул бутылку поближе к Машиным рукам.
Маша с явным отвращением налила. Вздохнула и нетвердой рукой поставила бутылку на место. Пашка увидел, как у нее дрожит нижняя губа. И в панике подумал,  сейчас заплачет. Он знал, как иметь дело с плачущими пациентами. Предложить коробку с салфетками. Потрепать ободряюще по руке. Но, эта женщина не была пациенткой. Она для него была больше, чем просто знакомая. Больше, чем просто женщина.
  - Кажется, на сегодня тебе хватит. Ни стоит топить свои проблемы в вине. Эти твари слишком хорошо плавают. А теперь, доктор, пора в постель, я провожу.
Пашка взял ее руку но Маша ее проворно выдернула.
  - Тоже мне воспитатель выискался!
  - Что случилось?
  - Ничего!
  - Тебя беспокоит, что скажут и подумают когда узнают о том, что ты ночевала у меня?
  - Немного- слукавила Маша.
  - А тебе приходилось приводить сюда женщин? Прости, но меня почему-то бесит только от одной мысли,  что здесь присутствовали другие бабы.
Пашка промолчал.
  - Что, ты не приводил сюда женщин? Ну, скажем давно, не приводил. Я исключение?
  - Да! Можешь верить или не верить, но я действительно не тащу к себе всех подряд.
  - Но для  кого-то же, делаешь исключение? - спросила Маша. Хотя сейчас ей хотелось ссориться меньше всего. 
Пашка приблизился,  как будто притягиваемый невидимыми нитями. Непреодолимого физического влечения.
  - Только зеленоглазых. У которых несколько синяков в разных местах тела, включая синий фингал под правым глазом. И прикоснулся кончиками пальцев к ее лицу.
Пашка приблизился почти вплотную к Машиному мокрому от слез лицу. Маша не отпрянула, потому, что в этот момент сама не знала, чего ей хочется больше, сделать шаг назад или на тот же, шаг приблизиться.
Маша почувствовала опасность момента. Его лицо все ближе, а она не может сдвинуться с места.
Не реальность происходящего, поразила, как горячечная пьяная фантазия. Она сидит рядом с человеком, которого совсем недавно откровенно боялась, и все о чем может теперь мечтать, что бы он поцеловал ее.
Пашкины губы были теплыми и нежными. Обжигающий,  предвкушающий дальнейшее, что неизбежно последует за этим. Ничего похожего на первый поцелуй. Этого было достаточно,  что бы во всем Машином теле вспыхнул огонь.
Громко тикали часы на книжной полке. Слышался дружный хохот загулявшего молодняка со стороны детской площадке.Скороговоркой, прорычал что-то мотоцикл на соседней улице.  Но Маша ничего этого не слышала, она крепко спала
Если, мы, что-то теряем, в пределах квартиры, конечно же. Обычно рано или поздно находим. Тапочки, брюки  или лифчики находятся сразу. Кольца или сережки, ищем подольше. Главное своевременно отодвинуть диван, или заглянуть за прикроватную тумбочку.
Очки тоже редко теряют навсегда. Находятся и очень скоро. Обычно на собственном лбу.
 Сумочку с ключами и кошельком обнаружила уборщица в закутке возле мусоропровода.
Маша сделала то, что спроси ее заранее, не сделала бы под угрозой расстрела. Поддалась Пашкиным уговорам пожить немного в его квартире. Если бы не было дочери, без особого напряга пожила бы в собственном кабинете. Больные на ее кушетке, с еще какими телесами,  помещаются. Чем она лучше. И она бы ночку, другую, поспала. Ничего бы с ней не случилось. Присутствие дочери испортило все планы. Придется теперь вестись на поводу. Настояла на том, чтобы спать с дочерью в одной комнате, на разложенном диване. Дочь уже взрослая. Мало ли чего подумать может. Хотя все меры предосторожности принимала напрасно, никаких дальнейших посягательств, даже призрачных. На все выходные Пашка уехал на работу. Какие-то не отработанные дежурства внезапно появились. Наврал, наверное. В его отсутствие Маша внимательно осмотрелась. Уже подробнее. И снова никакого женского присутствия в Пашкиной жизни не обнаружила. Никаких лишних зубных щеток, тапочек, тем более женского белья.
  - Скажи Паша, вы алкаш? Вон сколько у вас спиртного. Откупориваете: и по поводу, и без повода? -первым делом спросила Маша, когда Пашка наконец-то вспомнил об ее существовании. По крайней мере, ей так показалось. 
 -  Переизбыток спиртосодержащего продукта в квартире не есть «плёхо» - с пародийным немецким акцентом, словно «фриц» из наивного совковского фильма,  отпарировал Пашка.
 - Выпивать, это не спортом заниматься. Для этого здоровье нужно.
Красивые этикетки сейчас не гарантируют от возможности нарваться на паленую водку или виски. Да и не всегда по карману.
  - Это как же мил человек вас понимать? - задала Маша встречный вопрос. Скорее для продолжения разговора, чем в познавательных целях.
Пашкины разговоры про то, что всем дают и все берут, она заранее предвидела.
Старорежимную привычку ссужать докторов конфетами и тортами никто не отменял. Особенно изощряются потенциальные больные в подборе спиртосодержащих напитков. Коньячок вообще давно уже притча во язытцах.
  - Слушай, Маш! Может нам производством самогона заняться? Если что, я насчет оборудования похлопочу. В Чечне знакомые снабженцы угощали. Сахар у них дармовый. Десять кило сахара. Большая пачка дрожжей. И пара недель времени. В результате десяток литров крепчайшего самогона. Сечешь? Забористая скажу тебе штука. И почти без запаха, если правильно настоять.
  - Какие наши годы! Успокоила Пашку Маша.
Просидели, проговорили все на свете. Пашка чуть не опаздал на работу. И не успела за ним закрыться входная дверь, Маша снова продолжила осматриваться. В пачке документов случайно обнаружила старое не отправленное письмо из Чечни.  И в ее воображении снова заговорил Пашка:
Утро 23 января 2000 года. Заплакал, первый раз за всю командировку, наверное за всю взрослую жизнь.   
 «Мама я не пишу письма, потому что не знаю о чем писать, наверное я сойду с ума.... А я здесь всего две недели. Господи помоги! Столько бессмысленной смерти вокруг меня!»…
Всю ночь Маша обнимала дочь и беззвучно проплакала.
СУТОЧНЫЕ ЩИ.  КРОШЕВО.  БОЛЬ.   
Месяц не срок. Или же все - таки срок? Самое время воспользоваться тест полосками. Маше постоянно чего-то хочется. Сначала, просто истерически, захотелось шоколада. Купила несколько плиток. Съели с дочерью по парочке и обоим расхотелось. Потом кулебяки захотелось. Название уж больно мудреное. Ку-ле-бяка! Залезла во всемирную, благо дело там, что угодно найти можно. Почитала, почитала и не только печь, но и есть ее,  расхотела.  Предложенный вариант классической кулебяки, из той же, оперы, что известный ей курник.  А курник, который готовила мама, она бы сейчас бы съела. Ох, как сразу захотелось курника! Но, готовить  самой нет желания. Про то, что это элементарная леность, наступившая после не поддающихся оценке сил и средств, вложенных в ремонт квартиры, думать не хотелось.  Может быть нервы?  Теперь вот, суточных щей, захотелось. Правильных. В социальных сетях они царскими называются. 
С наваристой косточкой, белыми грибами, лучше сушеными и сметаной. Хотя Маше больше нравится, когда грибы, хорошо просоленные, с кислинкой и остринкой, добавляются прямо в тарелку. Потом все остальное
Когда-то, давным-давно, еще в прошлой жизни,  наплевав на здравый смысл, она оказалась на лестнице, возле Серегиной квартиры,  и потом более суток  провела  с ним в  пастели, услышала от него про такие щи!
Во - первых, что они могут быть вкусными и желанными. Просто потрясающе вкусными!  Почему они суточные, они тогда так и не решили. Серега сказал, что мать их ему на целые сутки вперед наварила. Или надвое. Как получится.  А она сделала предположение, что целые сутки ничего не ела, поэтому и суточные. Логично!
Но все, что можно было узнать  про суточные щи,  Маша узнала все же от бабушки. И самые вкусные щи готовились из крошева.
Крошево готовится поздней осенью из темно зеленых верхних листьев кочана. Обязательно вместе с кочерыжкой. И никаких шинковок и новомодных терок. Тяпка и деревянное корыто. Таких листьев мало. Поэтому крошева много не бывает. Раньше щами,  на крошеве лакомились исключительно по праздникам.
Не найдя на прилавках крошева, Маша приценилась к яблокам.
Моченые яблоки. Антоновка.  Из бочки с квашеной капустой. Она их даже не увидела под ней. Она их узнала по аромату детства из бабушкиного погреба. Приценилась и попыталась купить одно. Ее не поняли, и тут же вручили самое большое, на пробу. Бесплатно.
Она бы и второе съела. Но в кармане плаща сначала задергался, а потом тонюсенько заверещал мобильник. 
Маша прибежала в главный корпус больницы.  Пашку уже забирала бригада экстренной медицинской помощи. Реанимационные мероприятия ни к чему не привели. Укол в сердце сделать пришлось. Но это, скорее всего, сделали сотрудники  реанимационной помощи.
Маша увидела,  оставленную в впопыхах,  ленту кардиограммы. Внимательно всмотрелась в график. Двенадцать темных всплесков. Инфаркт!
Потомственный врач в третьем поколении. Сын врачей. Внук врача. И не просто врача, а врача из тех, которые земские. Ее не состоявшийся муж. Любящий отец приемной дочери.   Все обыденно и очень просто. Он лежал на носилках молодой, сильный, красивый. А люди  молча, стояли вокруг него, не понимая, что же на самом деле происходит. Сознание отказывалось воспринимать эту трагедию. Не от старости! Не от беспробудного пьянства!  А оттого, что в глубине этого крепкого молодого тела, сердце вдруг устало от пережитой войны, от ее грязи и боли.
Он видел русского раба, четыре года пробывшего в плену. Глаза, этого уже то ли получеловека, то ли полуживотного, невозможно было забыть.
Он  видел русскую «старуху», на момент их встречи,   ей было сорок два года. В Грозном убили ее мужа и сына, о судьбе тринадцатилетней дочери она не знала ничего…
На его глазах боевики мучили и убивали солдат - срочников, вся вина, которых заключалась в том, что они оказались ни в том месте и ни в тот час.
Он  видели такое, что, наверное, глаза его давно должны были почернеть от ужаса и ненависти. Как, впрочем, у любого другого солдата на этой войне…
Там на войне он выдержал всё. Побои. Унижения. Смерть близких людей.
А здесь, когда казалось, что все позади, его сердце не выдержало! Но надежда ещё была!
Маша приехала в отделение реанимации, где находился Пашка, обвешанная пакетами с фруктами, бульоном, чистым бельем Поднялась на третий этаж. Постучала в окошко. Высунулась недовольная женская физиономия:
   Маша называет фамилию, номер палаты. Недовольная физиономия исчезает. Окошко с шумом захлопывается. Через некоторое время физиономия появляется снова
 -  Смотрите в списках.
Маша лихорадочно всматривается в списки больных, находящихся в реанимации. Наконец-то обнаруживает его, дважды перечеркнутую, фамилию. Сердце начинает лихорадочно биться. Ничего не понимая, снова стучит в окошко. Стучит, а кажется, что это стучит собственное сердце.
  - Разве не понятно! Раз зачеркнули, значит, человек уже умер.
  - Как умер? Какая не уместная шутка! Маша пытается еще, что-то сказать, а сама медленно опускается на давно не мытый пол.
  -  Больно! Больно. Аааа! Боль разрывает внутренности, раздирает мозг. Раздирает его на куски. 
Крик рвет глотку. В клочья. В ошметки. В брызги. 
Челюсти отрываются одна от другой. Жизнь выходит из меня с криком. И смерть выходит из меня, с криком.  Моя жизнь и твоя смерть.
Боже! Эта боль должна приносить счастье. Она должна созидать, творить. И только я рву себя не ради жизни. Ради смерти. Это тельце внутри меня. То, что должно было стать моим малышом. Моей крохой. Моей родинкой. Моей кровиночкой. Это тельце умерло. Я знаю, что рожаю смерть. Грудь взрывается. Горло в клочья. Голова в осколки. Мой крик превращает вселенную в груду никчемных атомов. Я сама смерть! Гримаса, несущая в мир ужас, застыла на моем лице и вытягивает этот не звериный и не человеческий крик. Так не кричит живое. Это крик самой смерти. Я смерть. Я рождаю смерть. Там, где должно болеть, я ничего не чувствую. Ведь там мертво. Болит в груди. В горле. В мозгу. Крик спасает. Крик целитель. Он помогает не думать. Пока я кричу, мозг сжат как резиновая игрушка в кулаке ребенка. Живого ребенка, радующегося игрушке в руках. А мой ребенок мертв.
Какая дикость. Я перестала кричать, а он не начал. Так не бывает! Я же знаю! Я знаю, как это бывает. Кричит мать, а когда она затихает умиротворенно, раздается писк малыша. Я уже не кричу, он вышел из меня. Но он молчит.! Так не бывает. Все ждали от меня новой жизни, а я принесла в мир новую смерть. Ему мои слезы не нужны, он не слышит их. В нем нет жизни. Смерть его имя. А я мать смерти. Плачь мать, плачь!
Боже, как же это так? Боже, как же ты мог. Как я теперь? Как мне теперь жить? Тьма и пустота. Тьма и пустота внутри. Тьма и пустота снаружи. И там, среди этой тьмы и пустоты, затерялась я. Маленькая точка в огромном пространстве. Точка, до которой никому нет дела. Я заблудилась. Я потеряла ориентиры. Меня уже почти нет. Я бы двигалась. Но куда? Я бы позвала. Но кого?
Отчаяние и осознание того, что еще немного и меня не станет. Я просто растворюсь. Сойду с ума, в этом мире, без света.
ПРИВЫЧКА ЖИТЬ ВОПРЕКИ.
В Серегиной полупустой ведомственной квартире мерно и равнодушно отсчитывают время большие  настенные часы, какой-то иностранной фирмы. Скорее всего, новодел. Однако не плохо сработано. Сослуживцы эти часы ему на тридцать пятый день рождения подарили. Вещь дорогая. Хотя, в одних ли деньгах,  воинская дружба исчисляется. Слаженный из дерева добротный корпус, массивный маятник. Циферблат с латинскими цифрами и коваными стрелками. Раз, два – мерно раскачивается тяжелый маятник, равнодушно прощаясь с уходящими в вечность часами и минутами. Годы идут, часы отмеривают время. Раз- два! Раз- два!  Без перерыва на обед и прочие надобности. Раз-два, раз-два…. Раз-два! Раз-два! 
По многолетней привычке проснулся в половине шестого и сразу же, понял, что катастрофически не хватает воздуха. Так и есть, жена закрыла форточку, еще и на кухне основательно надымила. Когда в пределах твоего жизненного пространства курят другие,  напрягает. Вот что значит, женщина в доме. Так всегда. Сначала они самым коварным образом проникают в твою постель. Даже незаменимыми при этом умудряются стать. Коврики, шторочки, прочие мелочи. Цветочки в вазочках. Цветочки в горшочках. Кто бы еще эти цветочки из вазочек, пока они вонять не начали, выбрасывал. А цветочки в горшочках пока не засохли, поливал. Полнейшая свобда! Что-то вроде - кто первый встал, того и тапочки. Потом, с особой циничностью пинают во время сна, причем, вроде бы и не храпел…  Суют нос в твой телефон и штудируют распечатки телефонных компаний. Пароли  словно семечки щелкают.  Сетевые сайты иностранные спецслужбы придумали? Ага! Заняться им больше нечем. Сами женщины и придумали, чтобы соперниц, при помощи всемирной паутины выявлять.  Кто виноват, что Маша к нему, после трижды долбанного предновогоднего штурма Грозного, по ночам приходит. Юная, желанная, родная. А жена его коленкой в бок. Он же, не докладывал, что снилась Маша. Или докладывал? Со спиртным пора завязывать. Детей у них нет. Какие могут быть разговоры о детях, с его специальностью. Обстановка в стране, о-го-го, какая! Чечня!  По его мнению, дети должны рождаться сами по себе. Захотелось им родиться, пожалуйста, рождайтесь! А не захотелось, чего же их специально понуждать к этому. Дело добровольное. Жена против, категорически. С его-то мизерным должностным окладом, доплатами за звание и прочими смехотворными выплатами, которые чуть ли не годами ждать приходится. Да у неё, в третьеразрядном развлекательном комплексе, охранник в разы больше получает. И не риска тебе, ни ответственности.
 Чего уж там, женщина прямая, правильная. И самое главное,  возразить не чем. Серега и сам об этом в последнее время часто задумывался. Это раньше, в наивных совковских фильмах, офицерские жены были под стать своим мужьям. Сейчас дело другое. Времена другие и семейные отношения другие. 
Посмотрелся в зеркало.
  - Ну и образина! Ах, да! Это же, как теперь принято называть, легкая небритость!   Эка, годики-то как тебя укатали, сердешного! Укатали? Как бы ни хрен! Глаза грустные говорите. Местами пробеленные сединой виски. Брови насупленные. Уголки губ не естественно опущенные, словно чем-то сильно обидели. Ага, обидели! Попробуй обидеть, сразу обижать расхочется!
Газета «Молодой ленинец»,  разложенная на прикроватной тумбочке так, чтобы он обязательно заметил и занервничал. С чего бы это ему нервничать. Наташка в его жизни была. Кто же, возражает. Что же ему и в школе ни с кем не целоваться? И почему она постоянно путает Наташку с Машей. Вон как фотографию разукрасила. Даже неприличное слово черным маркером на Наташкином лице написать, не поленилась. Где она нашла эту газету. Судя по дате выпуска, прошлогодняя. Почему так долго терпела? Заголовок-то, какой мудреный - «Исповедь малого предпринимателя». Посмотрим, что это за исповеди такие,  которые законных жен напрягают! И почему при наличии Наташкиной фотографии нет фотографии Санька?  Неужели разбежались? На Санька не похоже.  Да и Наташка только на словах такая, пронзительная. На самом деле, Санек для нее – всё. Это говорит только о том, что Саньку негоже свой «фей-с» в газетах вывешивать. После ранения выздоровел, значит. И снова где-то между горами и облаками, между жизнью и смертью на вертушке болтается. 
А моя законная, молодчина! Сама того не подозревая, такие хорошие новости в день отъезда предоставила.
-  Раз, два – раскачивается тяжелый маятник, в старинных, давно уже ставших раритетом Серегиных, часах. Раз- два! Раз- два!
Благо дело, что из предыдущей «командировки» вернулся без единой царапины. А душевные царапины? Да кого они, прости господи, царапины эти душевные волнуют. Как там, у классиков в их толстых романах
- Смерть одного человека, трагедия. Смерть многих сотен и даже тысяч, статистика.
Да уж, со статистикой и с той и с этой стороны явно постарались.
После первой компании не успели отдышаться, снова труба зовет. Провожать его, жена, по всей видимости, не поедет, женщина кремень. Поскучал, поворчал, прислушался. Не показалось. Действительно шумит вода в туалете. Если вчера вечером просто журчала, теперь смывной бачек надрывался конкретно, словно боялся, что Серега не услышит и уедет на свою, очередную войну, не выполнив основного мужского предназначения. Имеется в виду починка кранов, чистка канализации и, конечно же, как без этого, ремонт унитазов. Выполнение супружеского долга во внимание не берется. Да и чего лукавить, совсем забыл, когда в последний раз «выполнял».
Вспомнил не хорошими словами сантехника Леху, бывшего ведущего инженера оборонного завода. Не хорошо вспомнил. И «на» его, послал и «в», мысленно отправил. Перекрыл воду. Вскрыл бачек. Попробовал подогнуть рычаг поплавка. Лучше бы не пробовал. Рычаг вместе с поплавком вывалился из корпуса клапана. Так и есть! Этот поганец вместо медного шплинта воткнул обыкновенный гвоздик. Приеду, убью! Зашплинтовал клапан первым попавшимся гвоздиком, зажарил яичницу,. заварил термоядерный кофе. Выпил залпом. Выволок из шкафа баул  с пожитками и обмундированием. Вызвал такси и уехал. Начиналась вторая чеченская.
Образы и присутствия. Встреча.
Время колыхнулось, сделало очередной виток и вновь замерло на исходной позиции.
Снайперу хотелось закрыть глаза и просто лежать. Лежать и ни о чем не думать. Он смертельно устал. За сегодняшний день это вторая колонна. Пока, слава аллаху,  везет. Но когда-то и эта пруха должна закончиться. Все когда-то заканчивается. Здесь. Снайпер, производная от английского слова – snaipp маленькая, очень быстрая птичка. Наторевшие на охоте за ней стрелки, гордо именовались снайперами. Впервые о снайперах, как о военной профессии, широко заговорили во время войны между севером и югом в США.
 Снайпер  пошевелился, мягко прижался щекой к прикладу. Протянул правую руку к спусковому крючку. Приложился глазом к окуляру прицела. Выдохнул воздух из легких. Винтовка иностранного производства,  которую держал в руках снайпер, стоит больше приличной подержанной иномарки. Почти столько же, он получит после удачного выстрела. В том, что выстрел будет удачным, снайпер не сомневался. Такие деньги ему больше не заработать нигде. Хватит и на женщин, когда еще он попадет, в обещанный мусульманский рай с его гуриями! И на «дурь». И на черный день оставить будет, что.
Мишень, в нашем случае, водитель тяжелого армейского бензовоза, четко виднелась на фоне тонких рисок, выгравированных на стекле. Снайпер пристально вгляделся. Затем опустил приклад. Мишень из поля зрения исчезла, сменившись небом. Снайпер вгляделся в небо. Потому, что особо важное значение имеет геофизика. Свет распространяется по прямой линии. Однако пуля летит не по прямой. Пуля является физическим телом, которое подобно всем физическим телам, подчиняется законам природы. Она следует за изгибом земной поверхности. На дистанции прямого выстрела, этот изгиб становится ощутимым. В первую же, долю миллисекунды после того, как пуля покидает ствол, ее начинает тянуть вниз сила земного притяжения. Сила притяжения неумолима. Сначала у нее получается не очень хорошо. Но вскоре ей на помощь приходит лучший союзник, сила сопротивления воздуха. Объединившись, сила сопротивления воздуха и сила притяжения земли тянут пулю вниз. Поэтому, нужно наводить винтовку в точку, находящуюся в  футах десяти над целью. И через восемьсот тридцать ярдов, изгиб земной поверхности, силы притяжения и сопротивления воздуха приведут пулю именно туда, куда нужно. Снайпер, давно уже перестал производить исчисления, в когда-то привычной, метрической системе. Теперь, во главе угла, вбиваемая при помощи кулаков англоязычными инструкторами, дюймовая. Вот только целиться нужно в точку, находящуюся не прямо над мишенью. Потому, что в этом случае не будет учитываться метеорология. Пуля летит в воздухе, а воздух движется. Редкий день воздух остается неподвижным. Обычно он, куда-нибудь, перемещается. Влево или вправо. Вверх или вниз. Еще одна составляющая расчетов снайпера, это то, что автомобиль перемещается с постоянной скоростью, на этом участке не превышающей скорость пешехода.  Наблюдая за еще сохранившимися пожухлыми листьями на деревьях, снайпер пришел к выводу, что дует ровный северный ветер. Движется справа налево. Пересекая линию прицеливания. Поэтому, снайпер навел винтовку на точку находящуюся в восьми футах правее и десяти футах выше того места куда собирался послать пулю. Дождался, пока дыхание станет ровным, а сердце успокоится.
 Медленно выпустил долгий выдох. Сердце сделало один удар, второй. Снайпер выстрелил. Приклад ударил в плечо. Поле зрения закрылось облаком пыли, поднятой вырвавшимися из дульного тормоза пороховыми газами.
Оглушительный грохот выстрела отразился от склонов гор и  вернулся вместе с многократно повторившимся эхом. Двое, офицер и водитель, уткнулись, один в баранку, другой в лобовое стекло автомобиля. Автомобиль цел. Цела и солярка, залитая в его цистерну по самую горловину. Бензин или солярка, ценятся больше, чем человеческие жизни. Пустота, темнота. Дурнота. И никаких образов и присутствий!
К Сереге пробивались голоса. Как он не напрягался, голоса были без лиц. Они, то уходили, то возвращались. Мужские, женские, детские. Громкие, тихие, добрые, страшные. Неизвестно, кому принадлежащие, и не понятно зачем, звучащие. Все в его мозгу искрило и дергалось. Смачно чокало и плюхалось. Шумело и переворачивалось. Какой-то нещадно ревущий  и чадящий своим раздолбанным двигателем экскаватор, огромным ржавым ковшом выворачивал земляной ком. Вздергивал страшную клешню-руку на необозримую высоту, почти к звездам. И снова опрокидывал. Выворачивал, вздергивал, опрокидывал. Успевая, при этом, отмахиваться от вьющихся, словно всполошенные воробьи, бестелесных ангелов.  Испуганная земля, планета земля, съеживалась, до размеров маленького шарика,  сворачивалась, пыталась вращаться быстрее. Но куда там! Ковш экскаватора снова и снова настигал и заставлял  её вращаться в противоположном направлении. Какая же она, оказывается маленькая и беззащитная, наша голубая планета Земля.
Серегина душа, словно очень маленькая, пестренькая  птичка, совсем недавно вылупившаяся из яйца и впервые  ставшая на крыло, все металась и металась в ветвях огромного, колючего, приземистого дерева. Все металась и металась. Каким однообразным, страшным и непредсказуемым казался ей, наверное, окружающий мир, целиком состоящий из одного только дерева. Его огромной колючей кроны. Кроны - вселенной. Но постепенно движения птицы становятся  плавными и осмысленными. Окружающий мир обретает четкость и многогранность. Кто ответит на вопрос. Что это за дерево такое, которое вся вселенная? Что за птичка такая, которая Серегина душа,  и откуда она здесь взялась? Да и до птичек ли, когда неизвестно кто ты сам и откуда взялся. А безжалостный экскаватор – жизнь, продолжает выворачивать, вздергивать и опрокидывать. Выворачивать, вздергивать и опрокидывать.
 Серега выпал из времени,  иными словами, потерял в нем свою точку сборки. Истерически цеплялся за жизнь. Пытался хотя бы, что-то вспомнить. Но,  вспоминалось все с таким большим трудом. События многолетней давности, хотя и путали его с другими людьми, а иногда с предметами и даже мыслями, представали свеженькими. Напротив то, что происходило вчера или даже сегодня утром, не успев произойти, основательно забывалось. Каждая очередная ночь, впрочем, кто сказал, что это была именно ночь, а не утро, день  или вечер, ворочалась.  Как геморроидальный зад, на жестком, скрипучем табурете, никак не могла успокоиться. Словно говорила.
 - Не переживай, задержусь не дольше, чем захочу уйти сама.
 Одно событие лихорадочно цеплялось за другое, и вместе, они выволакивали на свет божий третье. Серега пытался жить заново. Но прошлое не отпускало. Приходилось находиться сразу в нескольких реалиях. Где-то там, в одной из своих прошлых жизней. Улетал в будущее. При этом умудрялся жить в настоящем.
- Вот так лечат наших защитников! А собственно говоря, кого и от кого я защищал? Может я никакой и не защитник вовсе – думал Серега, в очередной раз, проверяя затекшими боками матрас, на наличие комков.  И когда успел его матрас сваляться до такого состояния. Вроде бы и веса в нем всего ничего. Даже сколоченный из грубых досок щит, теперь ни к чему. Вытянутая панцирная сетка с нагрузкой без труда справляется. Он всегда был таким скелетоподобным, или же был когда-то немного поплотнее?
К Сереге постепенно, какими-то рывками,  возвращалась память. Он уже знал, что пол у него мужской.  Что обожает молоко, когда оно сгущенное. И на дух не переносит, когда оно просто кипяченое. Что руки и ноги у него целы. И это отрадно. Что он русский. По крайней мере, думать и вспоминать пытается по-русски. И что по памяти может прочитать стихотворение  про метелицу, которая как медведица. Всего несколько строк. Но он почему-то считает, что помнит стихотворение полностью. И что зовут его Серегой. Для начала не плохо.
Ведомственная клиника , одна из тех, что в последнее время приобрели схожесть с  тифозными бараками времен гражданской войны. Он вроде бы что-то читал про эти бараки. Не сам же он их выдумал! Или что-то подсказывало ему это, когда он прикасался к стенам с жирными, трупными пятнами отвалившейся штукатурки. Вечно текущей раковине, спотыкался об край рваного линолеума, пытался хоть как-то закрепить  полусгнившую дверку  тумбочки. Про постельные принадлежности даже думать не хотелось. Скорее всего,  что именно так,  бараки эти тифозные, и выглядели. Но, там и там, лечили людей. И страсти и  здесь и там бурлили не шуточные. Раненые солдатики и офицеры влюблялись в молоденьких сестричек. Сестрички в свою очередь, в находившихся на излечении, военнослужащих. Причем, не взирая, на социальные статусы, воинские звания и семейные положения. Вон и палатная медсестра Наташка, не скрывая, утверждает, что он ей нравится. Ведет себя так, словно имеет на него особые права, чуть ли сопли не вытирает. Вот умора! К нему, уроду, который на горшок самостоятельно ходить едва начал, и собственное имя недавно вспомнил, судя по голосу молодая и привлекательная девушка относиться как полноценному мужику. Даже ревнует. Не от безысходности же, она за него ухватилась. Ох уж эти русские женщины, с их почти вселенской готовностью к самопожертвованию. Хлебом не корми, дай в горящую избу на лошади въехать.
У Наташки такие теплые, такие нежные ладони и очень хороший голос. Наташка, Наташка! Он же знал, в той, другой, напрочь вылетевшей из головы жизни,  какую-то другую Наташку! Или она тогда звалась по-другому? Дай бог памяти, Машей, что ли.
По словам Наташки приходила к нему  военврач. Командовала тут, словно законная жена. Что-что, а никаких жен, тем более жен, которые военврачи Серега не припоминал. Тем более исчезла она сразу же, как только он стал, что-то вспоминать. Наташка по секрету сообщила, что он долгое время числился как неизвестный. Потом обрел имя отчество, фамилию и даже год рождения.  Оказалось, примерили на него биографию совсем другого человека. И как не странно, разрулила ситуацию, все та же, загадочная, женщина воен. врач. Ее вызвали на консультацию. По специальности она нейрохирург. Консультировать должен был совсем другой доктор. Но вместо него совершенно случайно приехала она. Устроила разнос, когда увидела Серегино личное дело. Вот так Сереге вернули не только имя с фамилией, но и биографию.
Наташка расщедрилась и принесла с рынка огромную кисть винограда. Серега сразу же, вспомнил совсем другой виноград. Припорошенные снегом, давно не стриженые насаждения. Слегка подпорченные ранними заморозками, сиротливые, никому не нужные, гроздья. Вспомнил, натружено урчащий своими могучими внутренностями многотонный бензовоз Урал, поднимающийся по горному серпантину в составе воинской колонны. Заполонивший кабину тошнотворный запах горелого моторного масла, вспомнил. Ностальгический вид снега, который здесь тает, не успев выпасть. Женщину, сдерживающую лихорадочные рвотные позывы. Беременная женщина, вольнонаемная, жена одного из командиров, подсела к ним на блок посту. Серега вспомнил собственные зрачки, увеличившиеся вдруг до размеров глаз. Нельзя увидеть собственные зрачки. Но, он их, каким-то образом, видел. Пулю, которая внезапно вылетела из расколовшейся, как перезрелый арбуз головы водителя, и летела в его сторону мучительно долго, видел. Так долго, что, наверное, десятки раз мог бы не только отстраниться, но и отпихнуть в сторону женщину. Не отстранился. Не отпихнул. Да и беременная женщина вроде бы вышла незадолго перед этим выстрелом. Слава богу! Если бы пострадала и она, было бы, совсем погано.
 Женщина, женщина, женщина!  И словно под дых Серегу долбануло, когда он вспомнил другую женщину, дерганую, несчастную, располневшую и подурневшую.  Серега внезапно вспомнил все.  Вспомнил Наташку из другой жизни и кто такая Маша. Девушка, женщина, которая могла бы стать для него центром вселенной, но так и не стала. Или, все- - таки стала?
Но, почему он оказался в момент того рокового выстрела, поделившего его жизнь на  - до, и после, в кабине бензовоза, находящегося в самом конце колонны, Серега, так и не вспомнил. Интересно, почему? Не на броне, ни внутри БТР. А в каком-то вшивом бензовозе. Но, если верить все той же, Наташке, вспомнит. Какие его годы.
Наверное, на каком-то очередном этапе пресловутой контр-террористической операции, «героические» интенданты забыли, если не пропили, горючее для машин его подразделения, и ему пришлось срочно мчаться в тыл, где-то орать, срывая голос до хрипа, где-то размахивать табельным Макаровым. Хорошо если не стрелять. Хотя ….
Потом тащиться на  бензовозе по горному серпантину. Отставать от одной колонны. Присоединяться к другой, неизвестно куда  и за чем, спешащей.
 Не исключено, что навстречу собственной гибели.
Медсестра Наташка настоятельно рекомендовала, для улучшения мелкой моторики рук,  научиться у кого ни будь из выздоравливающих, делать чертиков из трубок от капельниц. Научился, сделал, подарил Наташке. Уж так радовалась, так радовалась! Лучше бы не дарил! Оказалось, что этими чертиками, целая стена в подсобке завешана. Одного из них какой-то полковник подарил. С благодарностью, надеждой и любовью. Тогда и понял Серега, что жалеет она его просто. А он, губы-то,  раскатил. Втюрилась! Жизни без него не мыслит! Идиот! На хрена он ей сдался, вместе со своим героическим прошлым и трубочными безделушками. Заниматься народными промыслами расхотелось.
Сосед по палате, Вовка захандрил. Какой-то он невезучий. Всё в жизни у него не правильно. Вернутся домой, у всех ранения боевые. А у него, множественный перелом. Не будешь же, каждому встречному объяснять, что у него парашют, вот хохма, неправильно раскрылся.  Все не так и все не этак. Даже Наташка, как и все другие сестрички,  Вовке не нравится. Слишком уж они изнеженные и худосочные.Вот у нас в станице девчонки!  Любо дорого посмотреть.
- Правильно  - подначивал Серега, -  слышал, деревенские девушки молоком умываются.  А в городе, где столько молока взять.
 -Дурак ты. – беззлобно огрызался Вовка - в городе атмосфера другая, испорченная. А у нас в станице, что воздух, что сама природа. Да и люди совсем другие. Веселые. Доброжелательные. Как вспомню наших станичных девушек, сердце кровью обливается. Я по дурости еще и выбирал. Приеду домой, кто из девушек первая встретится, на той женюсь. Чего выбирать, если они все,  как на подбор.
 - Правильно - соглашался с Вовкой Серега  - еще с полгодика полежишь  в госпитале и от первой подвернувшейся бабушки не откажешься.
  - Со мной все понятно. Собственный парашют салаге доверил! Идиот! А ты-то как на соседней койке оказался? Все больше и больше напрашивался на откровенный разговор Вовка.
  - Даю голову на отсечение.  Раздолбали  колонну!  Те, кто по серпантинам раскатываются, в составе колонн, сейчас первые претенденты на смерть. Почему огромные потери наших солдат на марше?Снимите тенты с машин в районах боевых действий. Посадите людей лицом к борту, скамейки в середине. Оружие наизготовку. Тактика бандитов — засада с расположением в два эшелона. Огонь открывает первый эшелон. Во втором работают снайперы. Убив бортовых, загораживают выход, и из-под тента никто не вылезет, а попытается — добивает первый эшелон. Под тентом люди, как в мешке, не видят, кто и откуда стреляет. И сами не могут стрелять. Пока очнулись, пока развернулись -  продолжал сыпать прописными истинами Вовка.  Сереге, всё это знакомо..
У боевиков своя тактика! Первый эшелон стреляет через одного.  Один стреляет, второй перезаряжает и  создается иллюзия  сплошного огня. Страх и паника.  Как только боеприпасы у боевиков заканчиваются, первый эшелон отходит, унося своих убитых и раненых.  а второй добивает выживших федералов и прикрывает отход. Не успели опомниться, бандитов уже нет. А если бы преследовали банду после боя, то она  далеко бы не ушла. Но порой некому преследовать. В кузове под тентом покоятся.
Серега и сам это отлично знал. Но маховик стратегии и тактики нашей армии запущен не сегодня. Все черным по белому в уставах записано и при помощи шагистики в головы вбито. И сколько еще солдатской крови потребуется, чтобы хоть что-то изменить.
Разговоры о войне, политике, о прошлом и не поймешь каким будущем, скоро надоели обоим. Но, о чем-то говорить, было необходимо…
Долгими госпитальными вечерами, сразу же после кефира на ночь, клизм и капельниц,  инъекций антибиотиков и обезболивающих, Вовка принимался рассказывать про свое предстоящее житье бытье на гражданке. И чем ближе было дело к выписке, тем более художественными были рассказы.  Сереге давно уже было известно, какой дом и в сколько этажей, Вовка построит. Каких коров, и какой масти заведет. Какое количество яблонь, черешен, абрикосов и слив посадит. Единственное, что каждый раз было другим, это сколько у него будет детей и имя будущей жены.
Теперь, когда в Серегином в мозгу  произошла не слабая дефрагментация,  неожиданно на свет божий всплыл дикий случай из прошлой, порою кажущейся придуманной, или того хуже, не существующей жизни. Раньше это особо в глаза не бросалось. Ну, драка и драка,, менты разберутся. Им за это деньги  платят. В паре кварталов от Наташкиного дома, возле продуктового рынка, прогуливалась семья. Молодая и привлекательная женщина.  Мужчина. По всей видимости, муж. Кто же еще. Немного на веселе. Подогретые винными парами эмоции, впрочем, женщине, особого неудобства, не доставляющие.  Ребенок в санках. Идиллия. Серега, проходя мимо, окинул их равнодушным взглядом. Не нашел ничего интересного. Переключился на что-то другое. Отвернулся. И вдруг! Словно все окружающее пространство разом перевернули с ног на голову. С неимоверной какой-то чуть ли не звериной яростью, только что увиденного им молодого мужика, бил другой мужик. Руками, ногами, головой. Уже потом много лет спустя, видел Серега такую не человеческую ярость в глазах, дерущихся во время рукопашных схваток на войне. Женщина кричит. Зовет на помощь. Ребенок в истерике бьется. У нападавшего, пена на губах. Попытался разобраться, из-за чего весь сыр бор начался. Пьяненький мужик сказал, что просто довольный вид его, ветерану «афганцу» не понравился! Так сказать, мы там кровь проливали, и никому не нужны теперь, а вы тут счастливы очень со своими женщинами! Лучше бы не вмешивался. Перепало и ему.
Совсем забыл же, а теперь почему-то вспомнил. Неужели и его будет когда-то так переклинивать, от одного только вида чужого счастья?
Посттравматическое стрессовое расстройство - «вьетнамский синдром». По поводу него, им в училище на занятиях по психологии, все уши, помнится, прожужжали. . А на дворе уже конец девяностых, «чеченский синдром»  в дверь стучится. Неужели и он когда-то, как в той достопамятной истории  афганец, с огромным шрамом на бритой голове и переломанной психикой, будет бросаться на людей.
В конце марта в госпиталь приходили пионеры с шефским концертом. Пели, плясали, правильные стихи читали. Каждому из раненых по букетику самых ранних цветов вручили. Серега не заметил, как от внезапно нахлынувших воспоминаний, загрустил.
Маленькие, желтенькие цветочки мать и мачехи. Тёмно зеленые, холодные листья, с внешней стороны. Теплые, шершавые, с внутренней стороны. Эти цветы начинали цвести в случайно обнаруженном Серегой,  потайнном от постороннего глаза месте, недалеко от их дачи, в начале апреля. Пресловутые шесть соток. Чахоточный какой-то щитовой домик. Банька в овраге, несколько яблонь, картошка, помидоры, прочие грядки. А туда же, дача!
Когда-то,  давно, может лет сто назад, а может и все двести,  Серега этого не может помнить, здесь находилось село со странным названием, Крутец. Чего там и зачем крутило Серега не знал. По авторитетному утверждению одних,  ветер, в окрестностях села,  по особому кружит. А по утверждению других, воду в безымянной речке крутит и водоворотит со страшной силой. Серега в подробности не вдавался, но родники там действительно, знатные. Много рассказывал про эти места жене, когда у них все нормально было. Даже свозить обещал. Наверное, не повезет. Да и кому на какие-то там, даже очень знатные родники, теперь смотреть хочется. А он бы посмотрел. Хотя бы одним глазочком! Когда весна ранняя, у истоков самого большого родника, который Барским называется, Серега собирал цветы для своей матери.  А родник этот назывался Барским, бог знает, с каких времен. На весеннем солнцепеке образуются большие проталины. Вот на этих-то проталинах, Серега и приспособился собирать неприметные летом цветы мать и мачехи. Если честно, он их летом никогда не видел. Может просто плохо смотрел. А вербы, начинающей цвести, когда еще морозы до сыта не натрещались, так пушатся, что все овраги покрытые ивняком, кажутся белыми, словно их снегом внезапно припорошило.
Ничего мать Сереге не говорила. Но он и сам все видел. И мгновенно становящиеся счастливыми глаза. И крупные слезинки, не умещающиеся в беззащитной бездонности глаз. И удивительно красивые, пухлые и яркие, до самой старости,  материнские губы, начинающие нервно подрагивать. А,  вот отец напротив, матери цветов никогда не дарил. По крайней мере, Серега никогда этого не видел. Может быть, выражал свою любовь, как-то иначе. Какие они теперь. Хотя после того, как им по ошибке сообщили, что их единственный сын пропал, можно предположить, какие. Насмотрелся в свое время, когда привозил  пацанов, в цинковых ящиках, их стареющим на глазах отцам и матерям. Такая уж она командирская доля молчать, смотреть, старательно отводя глаза в сторону, скрипя зубами, до боли в костяшках сжимая кулаки, и одновременно с этим понимая , что ничего уже изменить нельзя.
Для восстановления частично утерянных функций головного мозга,  доктора всех мастей, настоятельно рекомендовали Сереге учить стихи. И не только учить, но  и пробовать писать самому. И если первый опыт рифмоплетства Серегу разочаровал, читать и не так как раньше, от случая к случаю, а серьезно, тщательно выбирая жанр и авторов, понравилось. .
Постоянно возвращался к пережитому. Благо дело в интернете про это столько всего понаписано. 
В планетарном масштабе, если цивилизация зашла в тупик, и разрушила свою планету, она может быть перезагружена для повторного прохождения сценария, на параллельном сервере, если на то есть причины и энергия у её создателей. То же самое может произойти с любым отдельно взятым человеком. Что возможно и произошло с ним. Может быть, где-то там, на главном сервере жизни, куда его забирали для перезагрузки, есть место для загадочной женщины военврача.  Для сердобольной медсестры Наташки из госпиталя и ее парня. Лейтенанта из Нижнего и его жены. Соседа по палате, неисправимого романтика Вовки, так ловко орудующего костылями. Даже для бывшей жены, выскочившей замуж, не успев получить сообщение о том, что пропал без вести, есть место. А вот для Маши, юной, желанной, родной, всегда присутствующей только во снах, так здорово читающей стихи Асадова, места в реальной жизни, увы - нет.
Где-то далеко во времени и пространстве мерно и равнодушно отсчитывают время большие, напольные часы. Раз, два – раскачивается тяжелый маятник. Раз- два! Раз- два!
В северо-западном направлении, с невообразимым грохотом, прорезает ночное,  густо забеленное снегом, пространство скоростной экспресс. Вторая половина ночи, пресловутый час быка. В правильных книгах. героев, обычно хороших, которых читателю очень жалко, плохие герои выводят на расстрел. Врачи, в нескончаемый этот час, часто разводят руками. Мы не боги. Но ведь согласно равнодушной, слепой и беспристрастной  статистике и большинство признаний в любви, в это время происходит. Новые жизни зачинаются. Дети рождаются.
За вагонным стеклом носились в безумном танце снежинки. Серега, по крайней мере, хотя их и не видел, был уверен, что снежинки непременно, должны сейчас носиться. Не такое у него было настроение, чтобы они не носились. Ладно! Пусть жизнь, вслед за снежинками,   этими, несет его туда, куда захочет.
Сереге снился сон. На рассвете, незадолго перед восходом солнца, ему всегда, по крайней мере, в последнее время,  снятся такие сны. Пустыня. Как и положено пустыне каменистая, раскаленная, мрачная и безводная. В духе  самой безводной на планете, Чилийской пустыни Атакама. Смущало одно. Он никогда не был в Чили и, следовательно, не видел такие пустыни наяву. Если только по телевизору. Но сну, даже собственному, этого не объяснишь.
Духов было двое. Грязные, босые и бородатые. Еще и тельники, за каким-то рожном, на себя напялили. И в каждой руке у обеих по ножу. Такие ножи, из прочнейшей рессорной стали, с наборными ручками, обычно делают зеки на зоне. Не удобные выкидухи, которые можно спрятать куда угодно, а при необходимости выхватить, и сделать молниеносный выпад. Это были совсем другие ножи,  а именно огромные тесаки, которыми впору говяжьи туши разделывать. Прямо демонстрация силы, какая, а не сон.
Не обращая на Серегу внимания, прошли мимо. В двух шагах прошли. Никак не могли они его не заметить. Неужели так пренебрегают?  Напрасно! Дружно сплюнули какую-то гадость, они постоянно что-то жуют, и нырнули в пещеру. Он же,  только что, там проходил и никакой пещеры не видел. Может быть там сдохнут.
Духи появились снова. И вместо ножей у них на этот раз были окровавленные человеческие головы. По голове в каждой руке. Серега кинулся к ближайшему дереву. Деревья-то откуда в пустыне взялись. Выломал приличный сучек и принялся зубами острить конец. Так яростно, что палка под его зубами заскрежетала. 
Раскрылась дверь и в купе появились новые пассажиры. Проснулся мгновенно. Вскочил! Как-то странно, взволнованно, сильно  застучало сердце! Определил по голосам. Мужик и две женщины. Нет! Похоже, все-таки, две женщины. Мужской голос затесался из коридора. 
 В вагоне, определенно что-то происходило. В вагонах что-то происходит ежеминутно и даже ежесекундно. Но сейчас, происходило что-то из ряда вон выходящее! Младшая из женщин, скорее всего дочь,  смотрела, то на одного, то на другого. На мать, словно повстречавшую приведение,   Мужика, с этим, так и притягивающим взгляд шрамом, на виске, в тёмных очках.
Что-то вспоминала мать. Что-то лихорадочно вспоминал странный мужик. Что-то пыталась понять девушка, похожая на них обоих, одновременно. Причем черты каждого она повторяла по - своему. Про то, что она как две капли похожа на мать, она знала давно. Но и многие черты этого странного мужика, она до этого видела в собственном зеркале. Но самое трудное, это сделать первый шаг!
- Ну, здравствуй Серега! - сказала мать девушки и протянула обе руки. И, чудо! Слепой мужчина ,немного поколебавшись, наклонился и прикоснулся к её рукам, своими слегка подрагивающими от волнения сухими губами.
Определенно дочь ничего не понимала. Сидят как влюбленные ангелочки! Еще и вопросы глупые задают: Как там наши кузнечики поживают? Не о чем, кроме кузнечиков поговорить, что ли? Улыбаются, на лицах радость!  Ну, мама! Ну и партизанка! Чего же раньше молчала.
В свои почти полные четырнадцать лет,  она считала, что знает о жизни все. Почти все. Но даже в свои почти полные четырнадцать, что она могла знать о любви!!!