Клуб Лукоморский дуб. Пушкин в Белъ Городе. 02

Клуб «Лукоморский дуб». Пушкин в Белъ Городе. 02

Блеща средь полей широких, Вот он льётся!.. Здравствуй Дон! От сынов твоих далёких Я привёз тебе поклон...

...Был и я среди донцов, Гнал и я османов шайку; В память битвы и шатров Я домой привёз нагайку...

Из стихотворений А.С. Пушкина

...Эрзерум был взят русскими войсками, 27 июня состоялось боевое крещение поэта: он принял участие в боевых действиях, в которых проявил храбрость. Н.И. Ушаков, свидетель описываемых событий:

«Поэт в первый раз услышав около себя столь близкие звуки войны, не мог не уступить чувству энтузиазма. В поэтическом порыве он тотчас выскочил из ставки, сел на лошадь и мгновенно очутился на аванпостах. Опытный майор Семичев, посланный генералом Раевским вслед за поэтом, едва настигнул его и вывел из передовой цепи казаков в ту минуту, когда Пушкин, одушевлённый отвагою, столь свойственной новобранцу-воину, схватив пику одного из казаков, устремился против неприятельских всадников. Можно поверить, что донцы наши были чрезвычайно изумлены увидев перед собою незнакомого героя в круглой шляпе и бурке».

Многие участники кампании запомнили Пушкина, который в кавказской бурке, наброшенной на изящный сюртук, в круглой шляпе, с нагайкой в руке или с длинной казачьей пикой, во время боя скорее напоминал то ли «немецкого пастора», то ли «батюшку», но никак не известного поэта. Он готов был мчаться под пули без всякой опаски, воодушевлённый своим участием в великих исторических событиях.

Н.Н. Раевский: «было нечто, мне кажется, в той лёгкости, с которой он рисковал своей жизнью…» М. Пущин: «в нём разыгралась африканская кровь, и он стал прыгать и бить в ладоши, говоря, что на этот раз он непременно схватится с турком».


- Уважаемые Коты Учёные, - мы заслушали сейчас короткую историческую справка, продолжил заседание председатель Бова, - а мне, знаете ли, приснилось продолжение нашего сна «на золотой цепи» с Александром Сергеевичем нашим! И я не могу молчать!

Опять будит меня как-будто Руслан, и начинается такой сон... Опять мы втроём - Бова, Руслан, Гвидон — вместе в XIX веке гуляем и Александра Сергеевича встречаем, теперь он с Кавказа возвращается.

- На этот раз Александр Сергеевич сам пришёл ко мне во сне, - продолжил Бова, отхлебнув чего-то из своей фляжечки, - и просит найти его в Белъ Городе, в номерах Полякова, что на пересечении Георгиевской и Шереметевской, в означенное время и число, и прибавляет: «Мне надо вам кое-что рассказать и понадобится ваша помощь».


Сами понимаете, как можно отказать Александру Сергеевичу? Так мы оказались опять в Белъ Городе, но уже в сентябре 1829 года.

Сон в осенний день

Встретились мы на Георгиевской (бывшая Чернышевского) у Георгиевского (Тихвинского) храма, на углу щедро увитой зеленью величественной стены Троицкого мужского монастыря (там сейчас магазинчик «Патент»), за которым начинались тогда базарные ряды. Собравшись с духом, всё-таки не наша эпоха, прошли Никольскими воротами, потом перекрёсток с Садовой улицей (ныне Славы) и, пройдя ещё немного вверх по Георгиевской, вышли на самую Георгиевскую площадь, к углу Шереметевской (ныне Преображенской), и вошли в номера Полякова.


Портье любезно сказал нам, в каком «нумере» остановился проезжий коллежский советник Пушкин, князь Гвидон дал ему за это чаевые ассигнациями XIX века, вот где он их берёт? Чаевые портье принял с превеликой благодарностью, ибо князь не поскупился, и мы прошли на бельэтаж в номер, где поселился поэт.

Постучали, заходим в номер к самому Александру Сергеевичу! А он так просто нам обрадовался, рассадил на кушетке у столика, и сам присел с нами, разлил по лафитникам мадеры и стал рассказывать, отчего он нас позвал.

- Как вы знаете, был я в поездке на Кавказ и в азиатскую Турцию, какие там места! Однажды казаки разбудили меня на заре, я вышел из палатки на свежий утренний воздух. Солнце всходило. На ясном небе белела снеговая двуглавая гора. «Что за гора?» - спросил я, потягиваясь, и услышал в ответ: «Это прекрасный Арарат». Как сильно действие звуков! Жадно глядел я на библейскую гору. Да, он действительно прекрасный.

По всему, видно, что встреча Пушкина с Араратом была за городом Эривань у казачьего поста на Аванском нагорье, на пути в Тифлис по возвращении из Эрзрума, - заметил Бова.

- Впрочем, не буду, друзья, утомлять вас Араратом, - говорит Александр Сергеевич, - а расскажу я вам лучше о моей встрече с линейными казаками под Арзрумом. По своей горячности и от великой радости, что мечта моя сбылась - повоевать с неприятелем, когда казаки лавой пошли в атаку, выскочил я из палатки, вскочил на коня, схватил пику какого-то казака, и помчался с казачьей лавой во весь опор на турецкую конницу в красных мундирах. Но догнал меня по приказу Николая Николаевича Раевского майор Семичев и отвёл с линии атаки.

Долго потом сидел я с казаками, с которыми пытался пойти в атаку, на биваке перед закатом, и они сказывали мне, что нельзя так, в одиночку, идти в бой на неприятеля и рассказали случай про удалого казака, вышедшего впереди казачьей лавы сразиться с турецким делибашем, отчаянной головой у турок, который красовался, гарцевал и вызывал уруса на бой. Молча внимал я тогда у костра речам опытных казаков. Потом уже, когда ехал с казачьим конвоем до Новочеркасска, написал в дороге свой «Делибаш».

Перестрелка за холмами Смотрит лагерь их и наш; На холме пред казаками Вьётся красный делибаш.

Делибаш! не суйся к лаве, Пожалей своё житьё; Вмиг аминь лихой забаве: Попадёшься на копьё.

Эй, казак! Не рвися к бою: Делибаш на всём скаку Срежет саблею кривою С плеч удалую башку.

Мчатся, сшиблись в общем крике… Посмотрите! каковы?.. Делибаш уже на пике, А казак без головы.

Сделав паузу, Александр Сергеевич продолжил свой рассказ:

- Беседуя с казаками своего конвоя, я узнал, что почти все они из-под Белъ Города, в прежние времена, при царях Фёдоре Ивановиче и Алексее Михайловиче, предки их были служилыми казаками, стояли на Белгородской оборонительной черте, отбивая набеги татар, ногаев и нападения ляхов. Одни служили полковыми казаками да станичными головами, другие - городовыми казаками, а казацкой их старшиной были «дети боярские».

Оказался мой белгородский конвой почти сплошь из переселенцев из сёл и слобод близ городка Корочи; предки их когда-то не приняли реформ Петра I, принизивших сословие казаков и «детей боярских» до крестьян-однодворцев, и многие ушли кто на Дон, кто в линейные казаки на Кавказ. Но у некоторых родня до сих проживала под Корочей, и они упросили меня отправиться назад через Белъ Городъ и заехать по их адресам, передать весточку родне.

Поскольку отнеслись они ко мне с добром, не мог я им отказать, и взял адреса у некоторых казаков конвоя, тем более что бывал я ведь уже в Короче — усмехнулся поэт, - прошлый раз с вашей оказией, видел тамошних прекрасных жительниц, едал вкуснейших яблок. Оставил я конвой, и прибыл вчера в Белъ Городъ, просить вас помочь мне в этой поездке, сопроводить меня по местам более вам знакомым , чтобы передать весточки от казаков своей родне.

Бова, предусмотрительно захвативший с собой подробную карту Белгородчины, разложил её на столе, и мы с интересом стали искать казачьи адреса на карте.

В Белъ Городе

Решив, что утро вечера мудренее, спустились мы все вниз по Георгиевской и перекусили в замеченном нами по пути трактире Зиборовского. Угощал Александра Сергеевича опять князь Гвидон, видно, из сундуков своих княжеских?

В трактире подавали только простое вино, то есть самогон, настоянный на травах или ягодах, мадеры не было, поэтому мы отведали только местных деликатесов, борща с зеленью и мясом, и заказали четырёхместный экипаж с возницей.


И пошли погулять по городу, на живописные берега дивной Везеницы, бывшей «посольской реки».


Прошли старейший в городе Успенско-Николаевский собор, на строительство которого сам царь Пётр в 1701 году, тоже проезжая, пожаловал 100 рублей. При этих словах Александр Сергеевич дал щедрую милостыню старушке на паперти.


Прошли Свято-Троицкий мужской монастырь, городской сквер (Соборную площадь) рядом с Рождество-Богородицким женским монастырём (был на месте драматического театра).


Пересекли широкую торговую Старомосковскую улицу (ныне Попова) и отправились на Корочанскую (ныне Гражданскую), главную улицу города, по которой нам предстояло выезжать, осмотрели другой старейший, тоже допетровской ещё архитектуры, Смоленский собор.

По пути встретились с тем же самым городовым, что остановил нас у Георгиевской церкви в прошлый наш сон. И он нас вспомнил, и весело так говорит:

- А, опять эта четвёрка братиков-судариков мне снится? Ну-ну…

Затем спустились, фланируя, вниз по Ильинской (ныне Театральный проезд с кафе «Комод»), мимо пруда с мостком опять к Везенице, побродили по её берегу, подышали свежим речным воздухом, пока на стало смеркаться, и вернулись в номера отдыхать.

Мелехово

Проснувшись рано утром, бодрым шагом вышли мы из номеров Полякова на Шереметевскую, где уже поджидал нас возница с экипажем. Князь Гвидон попрощался с портье новенькими ассигнациями, и мы, погрузив багаж на запятки, разместились в весьма приличном экипаже так, чтобы Александр Сергеевич, напоследок, лучше видел наш славный Белъ Городъ.

Возница тронул лошадей, у трактира на Георгиевской мы купили в дорогу ещё еды и питья, и проехали на главную Корочанскую улицу (через 81 год, в 1910 году, её переименуют в Императорскую или Николая II, потом в проспект Ленина, что символично) на выезд из города в восточном направлении, в сторону Корочи, где в начале XVII века был самый большой под Белъ Городом Корочанский казачий стан.

Александр Сергеевич рассказывал, что приехал в Белъ Городъ из Харькова, где посетил-таки Харьковский университет, который в его «Путешествии в Арзрум» «не стоит курской ресторации», он его приятно удивил, а в харьковском дворянском собрании он выиграл в штос у заезжего артиллерийского поручика.

Вспомнили былое времена, как осваивали это «дикое поле» служилые люди с казаками, и не заметили, как за полтора часа добрались до Ближней Игуменки, где свернули, к старинному однодворческому селу Мелехово. Испросив старожилов, Пушкин назвал фамилию первого адресата казаков его конвоя.

Такие здесь проживали, и Александр Сергеевич вручил им весточку от дальнего их родственника. Они расспрашивали Пушкина какой он, как выглядит, и дали нам в дорогу пирогов. Но Александру Сергеевичу этого было мало:

- А не подарите ли вы мне какую старинную сказку, или песню?

Однодворцы переглянулись, заулыбались, и говорят:

- Так с превеликим удовольствием, извольте подождать несколько минуточек, - Пушкин встрепенулся, и стал искать в карманах своего сюртука записную книжку с походным карандашом. А у ворот усадьбы скоро собрался небольшой хор и полилась песня:

В садочке гуляла, цветочки рвала, кидала-бросала под те ворота,
Кидала-бросала под те ворота, не смейся казаче, что я сирота.
Не смейся казаче что я сирота, пришёл бы ты сватать, а я б не пошла,
Пришел бы ты сватать, а я б не пошла, а я б рассмеялась, да в поле ушла…
Не бойся дивчина, я сватать не приду, поеду в Рассею там краше найду.
Объехал Рассею и все города, такой там не встретил как та сирота.
Приехал до дому, привязал коня, выходит дивчина, заплаканная.
Выходит дивчина заплаканная, по личику видно, просватанная... В садочке гуляла, цветочки рвала, кидала-бросала под мои ворота...

Потом спели они нам ещё несколько песен, Александр Сергеевич сиял, и, просиявшие, мы отправились дальше.

Алексеевка

Выехав из Мелехово, перебрались через реку Корень мостками, возница распряг и напоил лошадей. Мы въезжали на земли дворцовых крестьян, на древнее междуречье рек Корень и Корочи, при основании Белъ Города здесь располагался Кореньковский казачий стан. В конце XVII века крестьяне из здешних «дворцовых» сёл и деревень Мазикина, Тюрина, Ломовая, Новая Слободка, Заячье поставляли на царский двор зерно, и были они под контролем «Тайницкого приказа».

Подъехали к группе крестьян в поле, и Александр Сергеевич сразу к ним с расспросами, как живут, как гуляют? Попросил их спеть что-нибудь ему на прощанье, и они не отказали...

Вот и выпадала белая пороша, да на талую землю,

Как по той да белой пороше шёл Ваня хороший!

Да и шёл Ванечка хороший, он белай румяный,

Вот и не путём Ваня гуляет, да по чужим огородам,

Вот он близенько подходит к Машиному дому,

Ваня белый снег сжимая во правую руку,

Он кидая и бросая во главную стену, Маше во постелю,

Вот не спи, не спи милая, выходи скорее, выходи скорее,

Вот и выходи Маша скорее, а то околею, а то околею,

Вот и выходи Маша скорее, кони уж заиндевели...

Миновав сёла "дворцовых" крестьян, переехали реку Корочу и прибыли в Алексеевку, где посетили местного батюшку, который приютил нас на ночлег в прежнюю нашу поездку. Он нас вспомнил, угостил обедом на славу, а Пушкин к нему с расспросами: «А не поют ли у вас в селе?»

- Известное дело, поют, - отвечает батюшка, я им не мешаю, мне самому нравится, и... устрою вам сельский концерт на лугу на сон грядущий. Одну песню я передам, как запомнил, говорит Бова, знаменитый «Татарский полон»:

Что в поле за пыль пылит?
Пыль пылит, столбом валит?
То татаровья полон делят,
То тому, то сему, по добру коню.

А зятю тёща доставалася,
Он заставлял её три дела делать:
А первое – гусей пасти,
А другое – бел кужель прясти,
А третье – дитё качать,
Сказки ему сказывать…

Она глазыньками гусей пасёт,
Она рученьками бел кужель прядёт,
Она ноженьками дитё качает,
Сказки ему сказывает…
Баю-баю, мило дитятко,
Ты по батюшке татарчонок,
А по матушке родной внучонок,
У меня ведь есть приметочка -
На белой груди что копеечка…

Услыхала родна доченька,
Закидалася да заметалася:
«Ты родная моя матушка,
Что ж давно мне не сказалася?
Возьми мои золоты ключи,
Отпирай мои кованы ларцы,
Бери казны сколько надобно,
Жемчугу да злата-серебра…»

«Милое мое дитятко,
Мне не надобно златой казны,
Отпустите на Святую Русь,
За ваши души я помолюсь…
Не слыхать здесь слова русского,
Звону колокольного…»

Утром батюшка дал нам в дорогу гостинцев и благословил на Корочу.

В Короче — Красном городке

В Корочу мы прибыли к двум часам по полудню, опросили старожилов и нашли родню ещё двух линейных казаков. Радости их не было предела, всё спрашивали о здоровье родственников, да как они там живут, усаживали за накрытые столы с вкуснейшей домашней снедью, вином и прекрасными корочанскими яблоками из своих садов.


Прямо за столами и пели:

На нашей горке калина, на нашей горке калина, калина ой да малина,

Как там девчонка гуляла, да цвет калины ломала, да цвет калины ломала,

Да на дорожку бросала, да казаченьку встречала, да казаченьку встречала,

Да востру сабельку прибирала, да на стол снедать собирала, на стол снедать собирала,

Да с казаченькой гуляла, да с казаченькой гуляла, гуляла ой гуляла!..

А вечером устроили для нас гулянье на большом лугу, где водили перед нами корочанцы змеистые хороводы, водили карогоды или «танки»: парни и девицы сходились стенка на стенку, кланялись друг другу и расходились, замысловато перемещаясь друг перед другом, танцуя друг перед другом. С шумом и смехом, с улыбками, с гиканьем и свистом.


Девицы были в красно-чёрных паневах, и белых блузках с чёрной узорчатой вышивкой на груди и рукавах. Парни были одеты попроще, в белых рубахах, подпоясанных кушаками, с такой же чёрной вышивкой на рукавах и красно-чёрной на груди. Песни они «играли», то есть пели, пританцовывая, медленно водили перед собой руками, притоптывая. Александр Сергеевич попросил спеть ему самую старинную...

За лесом солнушко садилось,
Там чёрный ворон прокричал,
За лесом солнушко садилось,
Там чёрный ворон прокричал…

Седлаю я коня гнедого,
С черкасским убранным седлом,
Седлаю я коня гнедого,
С черкасским убранным седлом…

Прощай, прощай, моя подружка,
Прощайте верные друзья.
Служить придётся на границе,
Знать, не увижусь с вами я.

Быть может, меткая винтовка
Из-за куста сразит меня,
А улыбнётся мне фортуна,
Вернусь в родимые края!..

Потом посетили мы ещё два адреса, петляя по дорогам корочанских волостей, чихая от пыли, но радуясь, что нет дождей и распутицы, а стоит прекрасная погода. Везде нас прекрасно принимали, усаживали за столы и пели нам старинные казачьи песни. Александр Сергеевич с интересном им внимал и старался записывать. Особенно заинтересовала его вот эта песня:

Как летел орёл через сад зелёнай, да стал калину клевать,
Как любилы казак молоду дивчину, да стал её забывать,
И она же, шельма, его отроила, да стала его пытать:
А скажи мне милай, скажи голубь сизай, с кем ты будешь ворковать?
А поеду я же, моя размилая, где сходятся три шляха:
Первый шлях в Россию, другой на Полтаву, третий в самую Москву…

Однажды пришлось нам и заночевать на сеновале, на прекрасном духмяном сене хозяйка постелила нам чистые холсты. Александр Сергеевич сказал утром, что так сладко, как в эту ночь, он никогда не спал. Напоследок корочанцы насыпали в торбы нашим лошадкам свежего сенца, дали в дорогу с десяток жареных цыплят, большую баклажку с квасом и корзину яблок. Опять пели старинные песни...

Над рекою да калинушка стояла, стояла, а по бережку-то Марьюшка гуляла, гуляла,

Ой, лёли, ой леоли, гуляла, гуляла, ой, лёли, ой леоли гуляла...

Она не гуляла, да калинушку ломала, ломала, ой, лёли, ой леоли, ломала, ломала...

Отломила калинова куста веточку, веточку, да бросала во быструю во реку, во реку

А потом пошла на высокую на гору, на гору, где прощалася с казаченькою в вечеру, в вечеру ...

Наконец, тепло распрощавшись с радушными корочанцами, отправились мы обратно в Белъ Городъ.

И пара бутылок испанского хереса

Приехали в полдень прямо к номерам Полякова, князь Гвидон щедро расплатился с возницей. Иван Егорыч, так его звали, поклонился нам, сел на облучок и уехал. Александр Сергеевич, приведя себя с дороги в порядок, готов был отправиться вновь на коляске своей со своим кучером, который всё это время проживал в номере поэта, по дороге на Курск, Орёл и в Москву. Но теперь в другую сторону, на выезд из города на север по улице Новомосковской (ныне Б. Хмельницкого), пересекая Новосёловскую, Кузнечную (ныне Народный бульвар), за которыми начиналась Новосёловская слобода, и Саввинова слобода.

Руслан остался помочь Александру Сергеевичу с укладкой вещей, а я с князем Гвидоном накупил ему в дорогу провизии, князю удалось даже очаровать купчиху, и она, только для него, вынесла из винного погреба пару бутылок испанского хереса и португальской мадеры, хранимых ею на особый случай. Оказалось же, что это для Александра Сергеевича, всю провизию мы сложили в его походный сундучок.

По обычаю, посидели перед дорогой, обнялись на прощанье, Александр Сергеевич поблагодарил нас за помощь, что познакомили его с таким песенным пластом белгородского казачества, сказал, что сохранит всё, как всегда, в тайне. И уехал, а мы долго махали ему во след и не хотелось просыпаться и возвращаться в свой век...

- Да уж, - сказал Руслан, везёт же некоторым такие сны видеть.

- Хоть бы мне приснилась разок та купчиха, что вино мне продала, - вздохнул князь Гвидон и разлил всем по именным стопочкам крепкого «Кота Учёного». - За Александра Сергеевича нашего!

За сим разрешите раскланяться...

Протоколировали сон Бова Королевич, Руслан и князь Гвидон, особая благодарность Марье Гавриловне

Белъ Городъ

20.02.2022