На сломанной скамейке

­НА СЛОМАННОЙ СКАМЕЙКЕ. Сон


Мне приснился сон. Я сидела на конце скамейки, а на противоположном конце сидел тот, кого называют ближним, он же – тот, кого называют врагом. Да, этот самый ближний, сидящий на противоположном конце скамьи был на тот момент ВРАГОМ. Врагом, который нарушил внутреннюю гармонию моей души, всколыхнул чувства, эмоции, которые – ни что иное как грех. Я так честно и искренне боролась с ним многие годы, мне казалось, что я так закалилась в этой борьбе, что набила на душе такую мозоль, которая не хуже брони защищает теперь меня от стрел этого греха.

Но теперь грех торжествовал, удалось-таки ему вонзить свою стрелу, прошедшую сквозь мою бронемозоль, словно сквозь пустое место. Видимо, я слишком расслабилась, уверенная в своей неуязвимости для этих стрел. И вот теперь я сижу на конце скамьи, а на противоположном ее конце сидит мой враг. Все мои "достижения", рассыпавшиеся в прах, витали вокруг, забивая нос и глаза, словно пылью. От этого хотелось чихать и плакать.

А ближний враг сидел на противоположном конце скамейки и не уходил, и не потому не уходил он, что ему было меня жалко, и он желал что-то исправить в этой ситуации, или, наоборот, не потому он не уходил, что ему было наплевать на меня и на мой прах, и он просто сидел, вообще не замечая меня. Нет, вовсе не потому. Просто он знал, что скамейка сломана. И еще не маловажное обстоятельство – она не стоит на земле, а висит над бездной.

У каждого из нас под ногами есть облако, которое удержит того, кто встанет со скамьи, ступив на него. Но в это мгновенье, скамья рухнет в бездну вместе с оставшимся сидеть на ней. Он это понимал. И я тоже понимала это, и продолжала сидеть на своем конце скамьи. Летели минуты, часы…. Их движение не ощущалось, но сознание, привыкшее функционировать в условиях материальной действительности, по инерции фиксировало ситуацию с помощью ее категорий. Итак, время шло… Сколько это могло бы продолжаться? Наверняка, враг тоже об этом думал. Неужели наше сидение на концах этой висящей над бездной скамьи продлится вечность?

Вечность? Одна только нечаянная мысль о ней, вернее о моем состоянии вражды, запечатленном в вечности, заставила мое сердце сжаться, а мозг получил сильный импульс. Мысли начали лихорадочно искать выход из ситуации, а сердце заплакало… Плакало сердце не от обиды, не от страха, не от боли, не от чего-то того, что часто вызывает слезы ущемленной в чем-то души. Сердце плакало от того, что ему необходимо было умыться. Умытое слезами сердце ощутило легкость и покой. Легкими и спокойными стали и мысли. Они готовы были ПРИНЯТЬ верное решение.

А что же враг? Он сидел. Взгляд его был полностью отрешенным. Я робко позвала его по имени. Он не отозвался. Я не настаивала, он не был готов к общению… да и я еще не четко понимала, как можно избавить отношения от трещины, зияющей под нами черной пропастью.

***

Я не заметила, откуда появился белый голубь. Он сел на скамейку между нами, как бы обозначив собой центр тяжести, куда необходимо было перенести вес с обоих концов скамейки. Этот центр тяжести приходился прямо на ее середину. Скамейка при этом стала больше напоминать качели, но ни тот, ни другой конец ее не перевешивал, хотя мы были разного веса. Стало понятно, что физический вес здесь не имеет никакого значения, а причина такого равновесия — вес вины друг перед другом, который был обозначен белокрылым посланником как равный. Решение проблемы, поданное голубем, мною было принято. Мой враг внимательно смотрел на расположившегося между нами в центре скамьи белого голубя…

Голубь, похоже, нас и не замечал. Он чистил свои белоснежные перышки, не сдвигаясь с выбранного места. Я медленно, на сантиметр, подвинулась к центру. Скамейка слегка накренилась, я замерла. Мой враг тоже совершил перемещение на сантиметр. Баланс расстояния был восстановлен. Вскользь посмотрев друг на друга, мы быстро отвели взгляды, но стали медленно, по сантиметру передвигаться к центру, в сторону голубя. Но, хотя ни я, ни мой враг не имели желания сближаться, вечно сидеть на скамейке тоже не было в намерениях ни одного, ни другого из нас. К тому же, было понятно, что два облачка, следовавшие навстречу друг другу, сопровождая наши перемещения, сблизившись, сольются в одно, и нам придется переноситься на Землю на одном облаке, тесно прижавшись друг ко другу, также, как они, сливаясь в одно, забыв безгранично о вражде.

Но возможно ли такое? Голубь все сидел между нами и чистил свои перышки, расправляя то левое, то правое крыло, и весь вид его уверенно отвечал на мой вопрос: "Возможно. Или пропасть. Все, что не первое — все пропасть".

Даже если постепенно перемещаясь навстречу друг другу до сближения плечом к плечу, мы не решимся преодолеть последнюю тонкую грань вражды, и, обнявшись, не встанем, как одно целое, на слившееся в одно, не изменившееся в размере, но ставшее вдвое плотнее облако, мы останемся висеть над бездной. Но теперь, если один встанет на облако, другой, сидя по центру скамейки уже не рухнет немедленно в бездну, но и шанса избавиться от нее у него не останется. Поскольку облако осталось одно. И как бы каждый из нас ни считал себя правым и обиженным, отнять у другого шанс спасения... Мне казалось в тот момент, это таким же невозможным, как и первый вариант...

Становилось безысходно страшно.

Вдруг голубь прервал свой ритуал очищения, повернул голову в мою сторону, я опустила глаза, потом он посмотрел на моего врага, взмахнул крыльями и улетел, превратившись в легкую белую дымку.

***

Я вздрогнула и проснулась, но тут же вновь закрыла глаза, чтобы удержать сон в памяти. Я даже пыталась расслабиться, сосредоточив мысль на последнем эпизоде сновидения, в надежде увидеть его окончание, но безуспешно. Отбросив затею выжать из себя видение, я встала, и новый день побежал, отсчитывая минуту за минутой, всецело погружая меня в свои "реальные" заботы, не оставляя и капли на переживания, вызванные мистической скамейкой из ночных откровений моего подсознания.

Но когда все заботы и обязанности завершили свой ежедневный круг, и настал сладкий момент отхода ко сну, я не смогла, как обычно, легко отойти к нему, доверчиво предоставив всю себя от пяток до глубины сознания владыке сну. Я вспомнила сновидение прошлой ночи, и остатки моих мыслительных и сердечных сил попытались сосредоточиться на его смысле. Из всего букета навеянных этим сном ощущений, я вдруг осознанно почувствовала одно — страх. Страх, вызванный не опасностью моего падения в пропасть...

Все же, дневное утомление сказалось очень быстро, и мое расслабленное тело вскоре слилось в единую неподвижную массу с постелью. Разные образы, красивые и страшные картинки хаотично замелькали перед закрытыми глазами — порождения теряющего контроль сознания мозга...

И вдруг, в этом бесконтрольном потоке я увидела лицо своего врага и услышала свой голос: "Я боялась, что ты пропадешь навечно, что тебя не станет..."

И в это мгновение я ощутила, что непонятный страх, рожденный странным сном — это чувство вины, которое останется со мной в вечности, если из-за нашей вражды уделом моего врага, моего ближнего, станет вечная пропасть...

2015