Любовь и война

Война — это состояние души. Ибо только в определенном состоянии души один человек может убивать другого в интересах третьего.

Всем ребятам, кто вернулся и не вернулся с той войны, и всем тем, кто их ждал здесь, в России.

СОЛНЦЕ – оно может быть разным. Может палить и убивать все вокруг, может ласково греть и давать жизнь, а может просто спрятаться и нейтрально взирать на Землю сквозь облака.

Лёха Белых смотрел на Солнце из окопа. Вернее, не на само светило – на него здесь смотреть невозможно, – а на результаты его деятельности. Выжженная трава, сухой кустарник, превратившаяся в камень земля, жара, убивающая все живое.

Как здесь оно отличается от Солнца России! Там оно родное, даже когда прячется от людей. А здесь, здесь все живет лишь тогда, когда солнце только набирает свою силу.

Первое время в Пяндже Алексея удивляли зеленые яблоки в начале апреля. Потом он к этому привык. Когда на его Родине появлялись первые листочки на деревьях – здесь все живое уже увядало под палящими лучами.

Лёха был одним из тех русских парней, кто защищал Россию на земле Таджикистана, за тысячи километров от Родины. Про них говорили много хорошего, но в основном плохое – не понимали зачем русским воевать далеко от дома. Они и сами не всегда понимали всё до конца. Однако каждый, кто попадал сюда, знал – российские войска здесь нужны.

ОПОРНЫМ ПУНКТОМ то оборонительное сооружение, которое он пытался создать из окопов, можно было назвать весьма условно. Где-то удалось вгрызться в грунт и сделать сеть углублений, а на правом фланге оказалась скальная порода и пришлось выкладывать мешки с песком.

– И что ты тут наложил? – Белых внимательно осматривал укрепления, давал указания. – Посмотри щели какие! Здесь и здесь все переделать!

Пограничный пост, который разворачивали, решал одну простую, но вместе с тем достаточно важную задачу. По данным разведки, через ущелье должен был пройти пробный караван с партией наркотиков из Афганистана. Его нужно остановить. И если что, дать возможность развернуться резерву. Но пограничники не знали, когда это произойдет. Сегодня, завтра, послезавтра?

Белых выделили прапорщика, двух сержантов и два десятка солдат, в основном из местных таджиков. Подразделение поддерживала батарея минометов, находящаяся в нескольких километрах от заставы. Также можно было рассчитывать на резерв комендатуры, расположившийся на заставе, и на резерв самой заставы. В ста километрах сосредоточено подразделение ДШМГ. Вот и все силы, которые могли прийти на выручку старшему лейтенанту Белых.
<ДШМГ – Десантно-штурмовая маневренная группа.>

За день личный состав, оборудуя позиции поста, сильно выматывался. Здесь, конечно, был старый опорный пункт, еще со времен афгана. Но он был в сильном запустении. Приходилось восстанавливать практически все. Каждый день незанятые в службе бойцы строили и совершенствовали оборонительные сооружения, ночью – дозорная служба. Обещанную инженерную роту не прислали. Приходилось довольствоваться тем, что есть.

Устать могут все. Один человек не имеет право уставать – командир. А лучший отдых – переключение внимания.

Переключить мозг помогали воспоминания. Школа, училище, служба в Карелии, друзья, родственники и Лена...

С ней он познакомился совсем недавно. В последнем отпуске, в Москве.

Он решил прогуляться по парку. Прекрасный майский вечер. Тишина. Тепло. На небе начавшая расти Луна. В траве стрекочут кузнечики. Можно бесконечно, хоть до утра гулять здесь.

Внезапно Лёха услышал женский крик: «Помогите! Антон! Ты где?!». Он огляделся. Вправо шла слабо освещенная дорожка. Крик исходил откуда-то оттуда.

Крик повторился: «Не надо! Что вы делаете?!». Теперь Лёха не сомневался куда бежать и рванул по дорожке.

Метров через триста он выскочил на небольшую полянку. Там находились два паренька в спортивных костюмах и девушка. На ней уже была разорвана блузка, куртка валялась на одном из кустов. Один парень держал ее сзади, а второй пытался поцеловать.

Алексей сходу сориентировался в ситуации, и чтобы привлечь к себе внимание крикнул:

– Ребята, девушка сегодня со мной!

Тот, который пытался ее поцеловать повернулся и медленно пошел к Лёхе:

– Это что здесь за фраерок выискался?

Алексей среагировал моментально. Он подскочил к противнику и нанес удар ему в челюсть. Апперкот удался на славу. Парень пролетел пару метров над полянкой и плюхнулся без сознания в куст, на котором была раскинута куртка.

– Я что-то не понял. – Второй парень оттолкнул девушку в сторону и, достав нож, направился в Лёхину сторону.

Пограничник давно приметил около дорожки большую сучковатую палку. Он, стараясь не спускать глаз с противника, поднял ее с земли и не дожидаясь реакции парня нанес ему удар в ухо.

Хулиган застонал, выронил нож, встал на колени, схватился за больное ухо. Оттуда потекла струйка крови. Но он не потерял желания отомстить за товарища:

– Ты что, козел, ща я тебя…

Договорить он не успел. Увесистая палка обрушилась на его ребра. Парень упал на землю и начал извиваться как змея от боли.

В кустах зашевелился второй нападавший. Лёха отбросил нож ногой в сторону зеленых зарослей, взял девушку за руку, выхватил из-под хулигана ее куртку, и крикнув: «Бежим», потащил свою новую спутницу на большой скорости по аллеям парка.

Через пару минут они выбежали на ближайшую улицу. Девушка сильно запыхалась. Она жадно хватала ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание.

Лёха подождал, когда она придет в себя. После этого помог ей надеть куртку.

На странную парочку редкие прохожие не обращали внимание. Даже проехавший мимо экипаж ППС не удосужился посмотреть откуда так быстро выбежали девушка в разорванной блузке и парень.

Первым заговорил Алексей:

– Слава Богу сбежали. А тебя как зовут?

– Лена, – пытаясь дышать ровно ответила девушка.

– А меня Лёха. И что…

Договорить он не успел. Из парка вышел парень в белой рубашке, синем деловом костюме начищенных до блеска туфлях и при черном галстуке. В руках у него была женская сумочка. Он обратился к Лене:

– Лен, а я помощь пытался найти.

Девушка взглянула на него таким зловещим взглядом, что Алексей отшатнулся. Потом она вырвала у него из рук сумочку и разразилась гневной тирадой, постепенно перешедшей в крик:

– Ах, ты, мудак! Бросил меня на поругания этим ублюдкам! Я тебя козла видеть не хочу! Пошел вон!

Она хотела вцепиться своему визави в лицо, но Алексей вовремя остановил ее, встав между противниками:

– Антон, – спокойным тоном произнес он, – ты, наверное, не слышал. Девушка сегодня со мной.

– А это еще кто?! – На это раз на крик перешел Антон.

– Это человек, который уделал двух хулиганов! Он спас мне не только честь, но возможно и жизнь! Если ты хочешь полетать, как один из них, он тебе это устроит!

– Ладно! – Антон начал понимать, что здесь ему ничего не светит. Оказаться на асфальте с разбитой челюстью ему не хотелось.

Он плюнул в сторону, крикнул: «Ты еще пожалеешь!», и быстрым шагом пошел по улице.

Лена вся дрожала. Потом уткнулась в плече Лёше и заплакала.

Он обнял ее и начал гладить по голове, пытаясь успокоить:

– Ну ничего страшного. Мы отбились. Пойдем, я тебя провожу.

Лена кивнула. Она начала успокаиваться. Отдельные всхлипывания иногда пробивались у нее из груди, но слезы уже не текли.

Лёша посмотрел на лицо подруги и протянул:

– У-у. Макияж в дребезги. Нужно подчистить.

Он повернул ее лицо к свету фонаря и, достав платок, аккуратно удалил размазавшуюся тушь со лба, щек, из-под глаз.

– Теперь более-менее презентабельно. Куда идем?

Лена назвала улицу и номер дома. Алексей огляделся по сторонам:

– Это, по-моему, туда?

– Да, а ты где живешь?

Лёша взял девушку под руку, и они зашагали по тротуару.

– На той стороне парка. – Он махнул рукой с сторону своего дома. – А тебя как угораздило с этим… – Лёша задумался, подбирая слово. – Недоразумением.

– Он был такой галантный кавалер на первом свидании. Красивые цветы подарил. Такие говорил слова. В ресторан сводил. Я поверила, что это мой мужчина.

– А потом?

– А потом было это, второе свидание… Зачем мы зашли в этот парк?

– Ничего просто так не бывает. Если зашли, значит так судьбе нужно было. Было бы обидно, если ты узнала его истинное лицо потом, когда что-то исправить было нельзя.

– А ты фаталист.

– Да, есть немного. В моей профессии без этого нельзя.

– А кто ты по профессии.

Алексей немного смутился. Говорить сразу о том, кто он не хотелось. Это могло отпугнуть. Да и было желание нанести какой-то ореол таинственности и секретности, если так можно выразиться.

– Я в горах южного Таджикистана алмазы добываю.

– И как добыча? – Лена улыбнулась.

– Пока успешно. Fatum не подводит.
<Fatum – судьба (лат.).>

– А мне камушек привезешь?

– Ты знаешь? Эти камушки не дай бог кому-нибудь привезти. Они железные и очень больно дерутся.

– Да, романтичная у тебя профессия.

Они подошли к дому Лены. Лёша взял ладонь подруги в свои руки и спросил:

– А ты завтра что делаешь?

– Ничего, у меня пока сессия, к экзамену я готова. Поэтому во второй половине дня я полностью свободна.

– И я тоже, давай встретимся.

– Давай, запиши мой телефон. Завтра позвони часиков в двенадцать. – Лена достала из сумочки и подала ему ручку.

Алексей написал номер на руке, чуть выше запястья:

– Так лучше сохранится. Не потеряю пока несу домой.

Он поцеловал спутницу в губы и, когда за ней закрылась дверь подъезда направился в сторону дома.

Оставшаяся неделя отпуска пролетела как на крыльях. Прогулки по центру Москвы, парки, аттракционы. На прощание они пообещали писать друг другу письма хотя бы раз в неделю.

ТЕПЕРЬ, здесь, в этом раскаленном ущелье, воспоминания грели душу, помогали справиться со всеми трудностями.

Надрывно загудел «тапик». Алексей снял трубку:
<Тапик - полевой телефон «ТА-57».>

– Да.

– Таварищ камандир, «Кос-пястнасцать», машина с тылава. – Доложил часовой с поста на господствующей высоте.

Офицер выглянул из окопа – внизу, поднимая клубы пыли, к ним ехал армейский уазик.

– Одноразовые, что ли? – тихо произнес Лёха и громко крикнул: – Кавуненко ко мне!

Подошел старшина заставы старший прапорщик Николай Николаевич Кавуненко. Уже немолодой мужчина, украинец. Причем он всегда старался подчеркнуть свою национальную принадлежность. Даже усы носил, как запорожские казаки, – концами вниз. Все его звали Миколаич.

Лучшего хозяйственника трудно было себе представить. У него все складировалось сохранялось и бережно расходовалось. Он мог достать практически любую вещь. Все, что шло на снабжение. Был период, когда отпускали мало бензина. Но это не касалось заставы, где он был старшиной, – у него топлива всегда хватало. То же касалось продовольствия, обмундирования и боеприпасов.

Когда оказалось, что стрелять по местной скудной растительности из обычного АК-74 неэффективно, пули рикошетят от кустов и крупной травы, и улетают в произвольном направлении, он на сутки уехал в отряд и через пару дней транспорт привез два десятка АК-47М и большое количество патронов к ним.

Миколаич, не торопясь, подошел к начальнику:

– Слухаю, товарищ командир.

Алексей указал на дорогу:

– Смотри, едут саперы. Нужно показать, какие участки минировать. Только ты, это, стой от них подальше. Я их знаю. Не дай Бог, подорвутся на своем произведении.

– Понял, а це точно воны?

– А кто еще? На УАЗе, по местами заминированной дроге, без сопровождения. И еще наверняка полный салон взрывчатки. Если рванет, представляешь какой фейерверк будет.

– Да-а. Сейчас хлопцев возьму.

Вскоре десяток солдат тащили в гору большие деревянные ящики. За ними нетвердой походкой шли прапорщик и сержант-контрактник.

«Точно уже датые», подумал Алексей. В принципе с такой работой, как у саперов без водки не очень комфортно. Особенно, когда предстояло разминировать участок, где духи закопали смертоносный груз.

– Организуй сам, – скомандовал Белых Кавуненко и пошел в другой конец опорного пункта, к небольшой пещере, переоборудованной под блиндаж.

Хотелось немного поспать. С момента прибытия сюда, трое суток назад, ему удалось отдохнуть только несколько раз по десять минут. «Ничего бывало и побольше», думал он, «когда служил в Карелии ездил за молодым пополнением. Не спал двое суток в поезде, потом ночь на вокзале, а когда сдал бойцов на учебный пункт меня старшим машины направили в ночь с очень важным и срочным заданием. Итого получилось четверо суток».

На рекорд идти не хотелось. Он решил поспать хотя бы пару часов.

Офицер подозвал сержанта Романенкова, здоровяка-уральца.

– Игорек, я пару часов посплю. Постарайся, чтобы меня по пустякам не будили. Кавуненко с саперами мины ставит. Надеюсь без жертв. Ты пока за старшего.

Сержант козырнул, и, расположившись около входа в блиндаж, стал наблюдать за проводимыми работами. Тем временем саперы довольно профессионально расставляли привезенные с собой боеприпасы. Они с ловкостью обходили поставленные ими же ловушки, и вскоре на подходе к опорному пункту точно по замыслу появились минные поля.

Теперь подступы к посту контролировались сигнальными минами, где могло пройти техника, стояли противотанковые, а в складках местности и зелено-желтых зарослях притаились противопехотные.

ВЕЧЕР начал опускаться на горы. Здесь, в отличие от России, сумерки не такие длинные. Вот Солнце зашло за вершину, а вот уже и темно. Хорошо если выглянет луна и на небе нет туч. А так темень непроглядная.

Алексей провел боевой расчет, а как только светило оставило разогретый им унылый пейзаж, отправил всех свободных от нарядов спать.

Наступала еще одна беспокойная ночь.

К нему подошел Кавуненко:

– Командир, може отдохнете? Я покараулю. Хлопцев по нарядам поставлю.

– Нет, Миколаич, иди ты поспи, мне заместитель нужен бодрый всегда. Я поспал немного днем. Тебя шесть подниму.

Старший прапорщик пожал плечами и направился к месту отдыха.

Подошел дежуривший этой ночью старший сержант Музафаров – дитя узбекско-татарской дружбы. Уроженец Ленинабада.
<Ленинабад – сейчас Худжент (Ходжент).>

– Товарищ старший лейтенант, – доложил он, – наряд готов, ждет приказа.

Простая формальность – отдать приказ на охрану границы. Но сколько за ним скрытого смысла. Он знал, еще по службе в Карелии случаи, когда солдаты гибли из-за неправильно поставленного приказа. Или, когда начальники вообще не удосуживались применить эту форму постановки задачи. После этого он сделал один вывод: сказано должно быть все. Даже если бойцы знают, что и как делать, если они пришли с этого участка несколько часов назад. Приказ ставится в полном объеме. Здесь всегда присутствует свидетель – дежурный по заставе. Все, что сказано подтвердит, а не сказано, опровергнет. Поэтому он должен также внимательно слушать.

Белых не раз проверял дежурных на внимательность, задавая им вопросы поле выхода наряда на службу. И они старались не пропустить ни одного слова.

В закутке окопа, который превратился в импровизированную комнату пограничной службы, совмещенную с дежуркой, стоял наряд, два солдата-таджика. Старший, толковый боец, родом из Хорога, ефрейтор Маджобов. Вообще Алексей постарался взять сюда, на пост, побольше ребят из Хорога – они посообразительнее и Душанбе – эти пообразованнее. Он был уверен, что эти хотя бы поймут те указания и команды, которые он подает.

Дальше все пошло по установленному порядку:

– Равняйсь! Смирно! Приказываю выступить на охрану государственной границы…

И все по уставу: вид наряда, задача, район несения службы, особенности, обстановка, меры безопасности…

– Вопросы?

Несколько секунд на осмысление старшим наряда приказа – и его ответ:

– Вопросов нет. Приказ ясен. Есть выступить на охрану государственной границы…

Офицер внимательно слушал изложение подчиненным полученного приказа, подмечая неточности и недопонимание. С Маджобовым в этом плане было легко. Он знал русский язык очень неплохо и говорил почти без акцента. Поэтому его пришлось только один раз поправить. Второй боец рядовой Назариджоев, хоть и кивал, было видно, что он не все разбирает в точности. Ну да Бог с ним. Старший наряда разъяснит на родном языке, когда будет ставить задачи на выдвижение и несение службы.

У Белых с этим было тоже строго. Он не только тренировал сержантов и бойцов, которые ходили старшими наряда, в этом действе, но и время от времени контролировал это «на местности».

Выставив наряд, Алексей направился в ту часть опорного пункта, где он сделал себе подобие канцелярии. Ему даже притащили сюда стол и стул, чтобы можно было вести документацию, а также несколько табуреток. Правда хранить бумаги приходилось в нище, заваленной камнями. Но вести их нужно.

Он сел на стул и стал смотреть на ночные горы. Их причудливые силуэты создавали интересные картины на фоне более светлого неба. А снеговые шапки некоторых из них образовывали сказочный ореол над тысячелетними великанами. Было тихо и спокойно, где-то стрекотали цикады, иногда долетали пугающие звуки, издаваемые дикими животными.

В небе сияли миллионы звезд. Все умиротворяло. Создавалось впечатление, что нет никакой войны, он сидит рядом с Леной и они молча глядят на звезды.

На сердце становилось хорошо, тихо и спокойно. Алексей вспомнил, как они вдвоем также сидели на лавочке возле дома и смотрели на звезды. Просто сидели молча рядом. Каждый думал о своем.

Лёша взял в руки Ленину ладонь и прижал ее к губам:

– А ты будешь меня ждать?

– Да. – Ее голос был нежен и мягок. – Тебя я буду ждать хоть всю жизнь.

Она еще сильнее прижалась к Лёхе. А потом они долго целовались. Дамой идти не хотелось. Они все-таки пошли по домам «чтобы не расстраивать мам» далеко за полночь.

Тогда в его голове сами собой сложились строки:

Расслабься, милый друг, немного
И посмотри на облака.
Меж ними лунная дорога,
Большая звездная река.

На млечный путь седой извозчик
По дымке возит молоко.
По кромке звезд лучей разносчик
Скользит уверенно, легко.

Над головою месяц светит,
Качелями предстал для нас.
И хоровод всех звезд на свете
Играет нежный лунный джаз.

Сама гармония природы
Дает желание любить,
Дает понять, что эти годы
Нам предназначены чтоб жить.

Весенний вечер теплый, светлый
Нам дарит счастье от любви.
Луч света дальний и заветный
Приносит радости свои.

С тобою мы нашли друг друга,
Понять смогли, и в этот час
Что ветер, дождь, что снег, что вьюга,
Не разлучат во веки нас.

Он дома записал стихотворение в блокнот и дал почитать Лене, когда она его провожала. Ей очень понравилось:

– А у тебя талант. Сочинишь что-нибудь еще?

– Не знаю, это у меня как-то само сложилось. Но попробую.

Это была незабываемая ночь. Алексей часто ее вспоминал. Особенно здесь, сидя в темноте закутка, названном «канцелярия командира поста».

Из всей романтики, которая окружала его получались только стихи про войну. Что вдохновляло, то и получалось:

Самолет, вобрал шасси, последним грузом,
Выровнялся, верно лег на курс.
Встал мостом он над разодранным союзом.
Живой силы переносит он ресурс.

Здесь каждому как повезет, тот жив и будет,
Но без службы этой трудно для страны.
И за это врятли кто-нибудь осудит,
Ведь в мире все же невозможно без войны.

Но порой бездарность наших командиров
Губит эти жизни и в простом бою.
И тогда наш выигрыш от количества мундиров
Полностью зависит – скольким не быть в строю.

Ну а пока спокойно дремлют эти люди.
Богатыри, России верные сыны,
И их не очень-то волнует, что там будет.
Спокойно спят, о мире видят сны.

Но вот шасси в бетон земли упрутся,
И прозвучит команда: «Выходи!»
Подумают о том, что значит «не вернуться».
И на мгновенье сердце выйдет из груди.

Холодало. Здесь, в горах, температура за одни сутки могла меняться от плюс пятидесяти до минус двадцати. Да что горы? В этой далекой южной стране климат был совершенно отличный от российского.

Взять к примеру город Пяндж. Вроде равнина. Весна, апрель, тепло.

Когда Алексей прилетел туда по служебным делам он привез с собой бушлат, заботливо притороченный к рюкзаку. Прибывший с ним майор из батальона связи все посмеивался:

– Лейтенант, зачем тебе здесь это? Смотри как хорошо.

А ночью все встало на свои места. Подул «афганец», сильный ветер из афганских пустынь. Он принес с собой песок, который целый день скрипел на зубах и закрывал Солнце и резкое похолодание. Температура упала до десяти градусов.

Белых вспомнил синее лицо майора, который забежал погреться в казармы.

А Лёхе было хорошо. Бушлат грел…

Прибыл дежурный. Еще один наряд готов к несению службы. Еще один приказ. И снова погружение в волшебную магию ночи.

Для выставления поста на заставу лично прибыл начальник комендатуры майор Богучаров.

– По данным разведки, – сидя за столом с разложенной картой давал указания он, – в этом районе должен пойти караван с наркотой. Тут давно никто не ходил. Но маршрут отработан еще с афганской войны.

– А партия большая? – спросил Белых.

– Нет, небольшая. Судя по всему, пробная. Тут вот, что, – майор указал на проход между горами, – вы знаете этот заброшенный опорный пункт?

– Да, иногда мы там бываем, осматриваем на наличие кого-нибудь или чего-нибудь. – Подтвердил начальник заставы капитан Хунабердыев.

– Его строили именно с этой целью. Наличие поста в этом месте позволило исключить продвижение караванов. Теперь, коль уж мы там службу не несем, они решили попробовать начать использовать эту тропу вновь.

– Плохо то, – заметил Алексей, – что там давно никого не было. Все нужно восстанавливать, а кое-что строить заново.

– Вот и займитесь, а я вам постараюсь подбросить инженерную роту. Если она никуда больше не уйдет.

В итоге роту так и не дали. Но может это к лучшему. Места эти малолюдные. Пограничники сюда наведываются, иногда. Подозрений, что пост снова начал действовать возникнуть не должно. Если конечно не наблюдать целенаправленно.

Для пресечения этих попыток Белых выставил участки сигнальных мин и каждый день направлял наряды на осмотр местности на предмет лёжек и других следов пребывания людей.

Местность, где находился пост была интересной. Рельеф закрывал основную часть позиций от глаз противника, но не от солнца, при этом не мешая вести огонь. Если занять господствующую высоту, то можно доминировать над местностью. Горная тропа за постом упиралась в довольно хорошую грунтовую дорогу, идущую в тыл.

Когда караванный путь действовал, здесь товар перегружали с ослов и мулов на автомобили. Потом было трудно узнать куда пошла машина, сеть дорог там была развита, или скорее накатана, и проходила в тылу через населенные пункты. Все это в купе с горной местностью не позволяло отследить транспорт.

Оставался один вариант – сдерживать контрабандистов здесь.

Долго никто не пользовался этими тропами, и вот, здрасьте. Нам нужно размяться. Если караван пройдет без проблем, то тут начнут перемещаться большие партии запрещенного груза, а может быть, огромные массы ваххабитов. Нужно раз и навсегда закрыть эту форточку…

Алексей не заметил, как задремал. Разбудил его дежурный. Готов очередной наряд. Снова приказ. Прием доклада о результах службы у прибывших нарядов. С этим тоже строго.

И вот появился еще часик для условного отдыха, а там и рассвет. Завтра трудный день. Впрочем, как и все предыдущие.

Лёха вспомнил край озер – Карелию. Небольшую заставу среди лесов и болот. Поговорку: «Карелия – страна чудес, зашел в кусты и там исчез». В лесу действительно можно было заблудиться. А если не знать особенностей троп, то и не выйти никогда.

Это у финнов все в полном порядке: гати через болота, не просто так, а на сваях, с перилами, обозначенные и засыпанные чем-то твердым или покрытые досками тропы. А на нашей стороне, Лёха вспомнил, как начальник повел его первый раз по рубежу прикрытия. Перед каждым болотом инструктировал:
<Гати – рукотворный проход через болото.>

– Смотри, вот торчит палка, это начало гатей, на том берегу – левее ели прутик, это конец гатей. Идти только ориентируясь по палке и прутику. И не ближе пяти метров от меня. Вправо-влево уйдешь под воду. Ближе подойдешь, утопнем вместе.

Гатей было не видно. Они скрывались под слоем воды и ила. Когда их клали, рассчитывали, что будут плавать. Или просто клали, так, без заморочек. И они действительно первое время, судя по рассказам старожилов, служили верой и правдой, потом постепенно стали погружаться. Теперь на служат людям на глубине 20-30 сантиметров. Может скоро станут и глубже.

Но в этом был и большой плюс. Последний нарушитель границы, который пошел здесь в шестидесятые, пропал без вести. Его не нашли ни в Финляндии не в Советском Союзе. Где-то сгинул. Поэтому первоочередной инструктаж всех, кто предполагался к службе на заставе, как перемещаться по лесу.

А сколько там было рыбы. Лёха никогда не видел такого размера окуней. В средней полосе России он привык, что окунь размером с ладонь – это горбыль и больше не бывает. А тут и размером с пол руки считались маленькими. Щука, которую ели в виде котлет всей заставой пару дней – небольшая.

Мечта любого рыбака.

А какое красивое там полярное сияние. Зеленовато-белые переливы, которые иногда окрашиваются в другие, более теплые цвета. Как он любил смотреть на эту красоту.

И солнце, северное солнце. Как его ждали местные жители, флора и фауна. Там оно ничего не разрушает, а только созидает.

Люди ждут тепла долгих девять, а то и десять месяцев. Как радуются местные, когда лед сходит в мае-июне с озер и на улице хотя бы восемнадцать градусов. Если есть выходной, всем поселком они идут загорать и купаться.

Вроде бы одна Земля, а какая разница. Одно время здесь, в горах, солдаты отрезали у сапог носки, максимально укорачивали их. Потому что жарко. Ноги потеют. Любая ранка превращается в гнойник, развивается грибок. Уж лучше пусть ходят в кроссовках. И эстетичние, и на мине кусок ноги небольшой оторвет.

Он и сам на участок выезжал только в кроссовках. По заставе конечно ходил в высоких армейских ботинках, которые купил по случаю. Хорошие пакистанские ботинки из кожи тонкой выделки и протектором подошвы, сделанным под горные тропы. Летом в них не жарко. уже несколько сезонов они даже и не думают разваливаться. Один недостаток. По снегу невозможно ходить. Он на пятки налипает и превращается в каблук. Но, слава Богу Лёха служит на высоте, где снега нет в принципе большую половину года. А зимой можно и в кирзе побегать, что там той зимы?

И чего он вспомнил про ботинки?

Ах, да Карелия… солнце… Да, в далеком северном крае портянки зимой – шерстяные, даже не байковые, а хорошие, шерстяные.

Сон опять начал одолевать Алексея.

Он встал, прошелся по «канцелярии». Какое-то местное животное издало протяжный и пугающий крик.

А что в Карелии? У него на участке жили четыре медведя. Он знал ореол обитания каждого. Иногда, выезжая по «сработке», все уже заранее предполагали какой из них пошел в какую сторону. В основном так и оказывалось.
<Сработка – сигнал о том, что кто-то преодолел или пытался преодолеть забор из колючей проволоки или сетки, подключенный к контрольной аппаратуре.>

Были правда исключения. Как-то искали около получаса, что дало сработку. Оказалось, птица влетела в колючку, плюхнулась на землю, о чем говорил отпечаток крыла на КСП, а потом улетела.
<КСП – Контрольно-следовая полоса, полоса вспаханной и профилированной земли для фиксации следов пересечения границы. Вместе с забором, вспомогательной КСП и рокадной дорогой образует рубеж основных инженерных сооружений (РОИС).>

Белых долго доказывал оперативному дежурному, что оно так и было. И что он лично сейчас рассматривает этот отпечаток.

Вообще после доклада одного выходца из пехотного училища про «замыкание первой и второй нитей зайцем», оперативные стали с недоверием относиться к информации лейтенантов.
<«Замыкание первой и второй нитей зайцем» – нити забора из колючей проволоки номеруются сверху вниз. Первые шесть – на козырьке, далее по возрастающей. У земли 24-25.>

А медведи ходили. Но, откровенно, были молодцы. Они так аккуратно преодолевали забор, что после них оставалась немного растянутая нить и колок шерсти на колючей части. Подтянул проволоку и все снова работает.

Другое дело – росомаха. Эта если идет, то расступись все. На одной заставе после ее прохода пришлось практически заново ставить три пролета. Хорошо ходят они редко.
<Пролет – расстояние между столбами, держащими колючую проволоку или сетку.>

А над горами вступало в свои права солнце. Рассвет в горах вообще красивая вещь, но только когда ты в турпоходе. Для тех, кто живет в горах это сигнал, что пора вставать и начинать работать. Для военных переход к новым опасностям, ночью проще напасть, днем проще рассмотреть позиции. И только романтик-турист, проснувшись с первыми лучами солнца, любуется восходом, как свет медленно побеждает тень. Как горы столь же медленно меняют окраску. Это обалденно красиво.

Из блиндажа вышел Кавуненко и пошел умываться. В одном из ответвлений окопов повесили дачный умывальник. Всегда можно было провести мероприятия личной гигиены.

Алексей направился к блиндажу. По пути поздоровался со старшиной:

– Привет Николай, пока порули. Как придет транспорт толкни.

НЕСКОЛЬКО часов отдыха пролетели быстро. И вот уже его трясет за плечо Николай.

– Командир, просыпайся, БТР едет.

– Хорошо, спасибо.

Белых вышел на улицу. Солнце поднялось высоко и начинало припекать. В дали по дороге пылил бронетранспортер.

Вообще на заставе их было два. Оба семидесятки. И в силу того, что они были, мягко говоря, не очень новые, один стрелял, а другой ездил. При этом собрать из них один нормальный запрещалось, можно было получить по шапке. Потому тот, что стрелял, стоял в капонире около заставы, а тот, что ездил, – работал на доставке личного состава и материальных средств.
<Семидесятка – БТР-70.>

Каждое утро транспорт с заставы привозил воду, продукты, заряженные аккумуляторы, ФАСы, топливо, а если нужно – боеприпасы и медикаменты.
<ФАС-4 – фонарь аккумуляторный следовой.>

У дороги ждала погрузочная команда. Вскоре к ней спустился и Кавуненко. БТР подъехал, и началась каждодневная процедура. В него загружались разрядившиеся аккумуляторы и фонари, пустые канистры и ящики, а из недр стального помощника извлекались и относились на позиции свежие запасы.

С машины спрыгнул и стал подниматься к опорному пункту прапорщик. На его плече висела огромная сумка. Весь отряд знал этого никогда не унывающего человека. Это был фельдшер санчасти Вася. Мало кто помнил его фамилию. Но имя было известно всем. Он целыми днями разъезжал по удаленным подразделениям, осматривал личный состав, делал прививки, оказывал помощь «слегка прихворавшим», как он их называл.

Вася поздоровался с Белых.

– И что занесло тебя в наш суровый край от отрядных павлинов? – шутливо спросил Алексей.

– Как обычно – забота о здоровье всея бойцов. Прививки делаем. Тотально всем.

– И мне тоже?

– Обязательно.

– Надеюсь, не от ящура?

Вася усмехнулся:

– Не приведи Господь. Ты же знаешь. От него одно лекарство. Моментом – и в море.

Беседующие дружно рассмеялись.

Тем временем, выгрузив все из БТРа и, приняв на борт, что нужно, прибывшие поехали дальше.

– А тебя что не забрали? – Алексей махнул рукой в сторону удаляющегося транспорта.

– Долго возиться нужно. Пока всем температуру перемеряю, проколю. Да и завтра утром всем снова температуру мерить. Завтра поеду.

Подошел повар ефрейтор-контрактник Давлятшоев:

– Таварищ камандир, завтрак готов, разрешите кормить?

– Корми. Вон фельдшеру дай посмотреть на санитарное состояние столовой. Ты завтракал? – Спросил Алексей у Василия.

– Да, на заставе покормили. Но посмотрю, как вы тут умудряетесь еду готовить. Самому интересно. Мне, кстати, какое помещение будет выделено?

– Вон та пещерка. Поставишь там ФАС, будет достаточно светло. Это единственное место, где температуру можно корректно померить, а то у всех будет за 42.

Давлятшоев и фельдшер ушли. А Белых направился в «канцелярию», там была организована и «офицерская столовая». За столом сидел Кавуненко и уплетал «плов полевой гречневый», проще сказать, гречку с тушенкой.

Многие удивлялись, как повару удается так хорошо готовить без специального столового оборудования. Чтобы прокормить всех, ему достаточно было казана и костра. Любая еда, на которую в наличии были продукты, получалась изумительно. На топливо шли палки, ветки местного скудного кустарника, в общем все, что удалось собрать в округе. И главное – этого всегда хватало.

Гречка сегодня получилась отменой. Впрочем, как и всегда. Алексей с удовольствием съел кашу и запил душистым достаточно теплым, но не горячим чаем.

Вообще для местных чай был главным напитком. Зеленый спасал от жары. Черный, правильно заваренный помогал разговориться малознакомым собеседникам. В первую очередь оценить букет, аромат. Потом можно вести беседу. А если кто подхватывал желудочную инфекцию, то здесь пригождался крепкий почти чифирный напиток.

Чай подавали не как в России. На столе стоял чайничек, как заварной. Любой местный житель знал сколько сюда нужно положить заварки.

Это было своего рода священнодействие. Чайничек обдавался кипятком. Потом в него насыпалось четко определенное количество чая. Заливалось это все не просто, как привыкли в средней полосе земного шара. Заливание проходило в несколько этапов. В каждой семье был свой секрет как. Кто-то ждал, когда осядет пенка. Кто-то смотрел на цвет напитка. А кто-то определял по своим, одному ему известным признакам.

У каждого на столе стояли пиалы. Чай наливался небольшими порциями и пили его не торопясь, ведя неспешные разговоры. Чаепитие напоминало какой-то древний ритуал.

К Белых и Кавуненко подсел Вася.

– Чаю? – предложил Алексей.

– Нет, спасибо, – ответил фельдшер. – Я в столовке попил.

– Тогда расскажи, что в мире творится. –Николай допил чай и теперь, как в кресле, развалился на видавшей виды табуретке, опершись на камни.

– А что творится? Как будто вы сюда переехали месяц назад.

– Месяц – не месяц, а Миколаич прав, – заметил офицер, – обстановка меняется очень быстро.

– Да ничего у нас не творится, – Вася пожал плечами. – В мире спокойно, напряженно и спокойно. Чечня толи воюет, толи мы с ней миримся, не поймешь. Партия офицеров из Карелии прибыла. Один летёха сразу рапорт на увольнение подал.

– И что это он так? – спросил Белых.

– Говорят, испугался. Его хотели направить на заставу к Елохову, он тут же рапорт и накатал.

– Наверное, отличником в училище был, – предположил Алексей.

– Почему отличником? – Удивился Кавуненко.

– Да не нравятся они мне больно. – Пояснил Белых. – Все у них по службе не как у людей. Они люди умные. А как с личным составом работать или решение принимать, так, то расстрел имитируют или на тылы наступают. Или начальству начинают разъяснять, что они неправильно документы составляют.

– Ну и не приспособлены. Но где-то же их применить можно? – спросил Вася.

– Можно. В науке. В штабе, подразделении планирования. Но не здесь, на земле. Тут лучше получается у троечников. Я вам вот что расскажу, – Алексей перешел на учительский тон. – Мне еще дед рассказывал. На войне люди делятся на две категории: статисты и мемуаристы. Статисты – это те, кто создает статистику потерь. Гибнут в бою, умирают в госпиталях, пропадают без вести и совсем исчезают. А мемуаристы потом пишут мемуары, рассказывают подрастающему поколению о своих и статистов подвигах. Так вот, мальчик в школе был отличником, поступил в военное училище по одному экзамену, отлично, с золотой медалью окончил вуз и направляется на войну. А он не готов стать статистом. Чем умнее голова, тем сильнее инстинкт самосохранения.

– И он увольняется, – заключил Кавуненко.

– Увольняется, – продолжил Белых. – А раньше, на той войне, как рассказывал дед, дезертировали, пытались уйти с передовой с помощью самострела или придумывали разные схемы, часто незаконные.

– И что? – уточнил фельдшер. – Это обязательно нужно знать каждому военному или лучше так сказать, дойти до этого логическим путем каждому?

– Нет, конечно. Тут тоже есть две категории: профессионалы и призывники. Профессионал должен это все осознавать. Ему должны это объяснять отцы-командиры еще на этапе его отбора и обучения. А призывник должен знать всего две вещи, Родина в опасности и где враг. Потому что, если призывник дрогнул в бою, испугался, убежал – это недоработка непосредственного командира. Не вдохновил. А если побежал профессионал. Это уже недоработка всей системы.

Собеседники не заметили, как вокруг них стал собираться народ. Пришли оба сержанта, двое рядовых и повар. Все внимательно слушали.

– А вы правы, – сказал Давлятшоев, – мы, контрактники, когда подписываемся на службу, должны знать о всех прелестях войны, – он обратился к рядовым: – А вы что стоите уши развесили!? Враг там, – Ефрейтор указал в сторону границы, потом вздохнул: – а Родина наша… – Он опять вздохнул, – давно в опасности. Поэтому бегом работать.

Солдаты нехотя пошли таскать мешки, капать – делать все, что в бою поможет им выжить.

– Товарищ старший лейтенант, – обратился Музафаров. – Ваш наряд готов.

– Спасибо, – Белых посмотрел на Романенкова, – готовы?

Сержант утвердительно кивнул.

Ежедневно утром начальник поста лично в сопровождении одного из сержантов и двух рядовых обходил подступы к позиции. Расщелины, плато, где можно установить групповое оружие, заросли кустарника – все ставилось на учтет. Карта могла врать. Она была генштабовская, восьмидесятых годов. Что-то на местности могло исчезнуть, что-то появиться. Стоило проверить все досконально.

Снова постановка задачи. Выдвижение. И вот они спустились на небольшое плато, частично заросшее кустарником и с заброшенным колодце посередине. Здесь чувствовалась близость воды к поверхности грунта. Во всяком случае на растениях еще оставались листочки, а плато было покрыто травой.

Белых заглянул в колодец. Он был наполовину завален грунтом и камнями. В глубине поблескивала вода. Офицер осмотрел площадку с этой точки.

Внезапно его взгляд уперся во что-то белое, лежащее рядом с кустарником. Он подал наряду условный сигнал: «Стоп! Занять оборону» – и не спеша направился к находке.

Убедившись, что вокруг предмета нет ничего взрывоопасного, а сам предмет – это клочок бумаги Алексей взял его в руки.

Листок небольшого размера был сложен в несколько раз. Развернув его, Белых увидел столбики цифр. Похоже на целеуказание или установки для стрельбы. Офицер переписал цифры в рабочий блокнот, а листок положил обратно.

Романенков в это время осматривал плато:

– Товарищ старший лейтенант, посмотрите, – он указал на слегка примятую траву.

– Такое впечатление, что плиты минометов стравили, – Алексей внимательно оглядел указанное место. – И совсем недавно.

– Да, – добавил сержант. – Но не стодвадцатки, а полегче.
<Стодвадцатка – 120 миллиметровый миномет.>

– Что-то из среднего класса, похоже на восемьдесят вторые. С ними в горах сподручнее, – офицер еще раз осмотрел траву вокруг. – А вот и транспорт. – Он указал на ослиный помет.
<Восемьдесят второй – 82 миллиметровый миномет.>

– Так что получается, они позиции подыскивают?

– Получается так. – Белых внимательно осмотрел ближайшие склоны в бинокль. – Будет не очень здорово, если за нами в это время наблюдают. Пойдемте дальше.

Он подал сигнал «Продолжить движение!» и наряд, построившись установленным порядком, направился к следующей точке маршрута.

Больше ничего найдено не было.

ПОСЛЕ ОБЕДА наблюдатель доложил о приближении двух БТРов. Судя по тому, что это были восьмидесятки, ехали представители 201-й мотострелковой дивизии. К ним как раз должен был прибыть на взаимодействие командир минометной батареи, которая поддерживала пост.
<Восьмидесятка – БТР-80.>

Алексей посмотрел в бинокль:

– Точно, мужики свободные.

«Мужиками свободными» здесь называли представителей нашей 201 дивизии за голубую нашивку на нагрудном кармане: МС – Миротворческие силы. Но пограничники давно придумали им такое прозвище отчасти за их гусарское поведение, отчасти из простой зависти: «Эти относятся к миротворцам, а мы, в отличие от них, находимся на самом острие и нет».

На переднем БТРе на ресничке, ехал командир минометчиков.
<Ресничка – Лист брони, закрывающий во время боя лобовое стекло БТР.>

– Еще один смертничек, – пробурчал Белых.

Он вспомнил, как пару лет назад на одной из застав соседнего отряда встретился с однокашником. Лёха попал туда случайно, водитель перепутал дороги и заблудился. В результате по словам местного сарбоза: «Пограничник там», и наблюдательной вышке удалось выехать к своим.
<Сарбоз – Так называли местных солдат и пограничников.>

Офицеры перекинулись несколькими фразами, белых уехал. А на следующий день ему сообщили, что однокашник погиб. Также ехал на ресничке, а когда БТР подорвался на мине он улетел головой под колесо. Второе правое колесо. Первое оторвало взрывом.

На прощании он был в закрытом гробу. Лёха и другие ребята с их выпуска, которых здесь находилось в это время с десяток, стояли в почетном карауле.

Это был второй погибший однокашник. Погибший по глупости. Первый угорел в ДОСе. Не вовремя закрыл заслонку печки. Нарушил меры безопасности. Не убедился, что все дрова прогорели.
<ДОС – дом офицерского состава на пограничной заставе.>

И вот теперь он. Тоже меры безопасности. У Алексея тогда родилось стихотворение:

Под крылом самолета растаял бетон полосы,
Подмосковный лес отшумел на прощанье,
Улетаем на юг, переводим часы,
Улетаем надолго, лишь ждать завещая.
Неизвестность нас манит, бросает в озноб,
Что там будет, когда мы вернемся?
И сейчас уже поздно сказать себе: «Стоп»,
Потому что не сон и в тот час не проснемся.

А под самолетом горные вершины,
Тропы, перевалы, а внизу сады,
Но стоят теперь здесь на границе мины,
И возможно ждать нам новой здесь беды.

Вертолеты взлетают и низко идут над горами,
Унося нас к границе, в неизвестность маня,
И тот рок что вознесся над нами
Возможно удержит на гребне везенья меня.
Предавая спокойствие все мы уходим на дело,
Для мужчин очень важно себя утверждать над судьбой,
Зная все же что бренное наше же тело
Протестует, расстаться не хочет с душой и собой.

А под лопастями горные вершины,
Тропы, перевалы, весенние сады,
Но стоят теперь здесь на границе мины
И возможно ждать нам новой здесь беды.

Километров дорог бесконечная даль
Нас уводит, дает протрезвиться.
И минувшего времени чуточку жаль -
Все же это когда-нибудь будет нам сниться.
Опустевший кишлак чрез глазницы домов
Смотрит вслед, провожая со скорбью.
Время стерло следы от пожаров с основ,
Но руины глядят с набегающей болью.

За окном машины снежные вершины,
Тропы, перевалы, горные сады,
Но стоят теперь здесь на границе мины
И возможно ждать нам новой здесь беды.

Я прильнул сегодня к прицелу автомата,
На восьмой заставе взрыв разрезал тишь.
Здесь стоят как камень русские ребята,
Потому в России ты спокойно спишь.
Нам границу эту защищать придется
В зной и непогоду, климат не причем,
Но работа эта врятли нам зачтется,
К миротворцам сами себя мы отнесем.

А на горизонте горные вершины,
Тропы, перевалы, и в цвету сады,
Но стоят теперь здесь на границе мины
И возможно ждать нам новой здесь беды.

Под крылом самолета растаял бетон полосы.
И теперь уж сады нам шумят на прощанье.
Улетаем на север и вновь переводим часы,
Может быть навсегда, но вернуться обещая.

А под самолетом леса и поля,
Лес шумит подмосковный встречая нас дома.
Как прекрасна ты все же, родная земля,
Первый шаг на бетон аэродрома.

Романтично и в точку.

БТРы тем временем подъехали к укреплению. Офицер соскочил с брони и стал подниматься в гору. за ним шли еще два человека.

– Капитан Бурунов, Анатолий, – представился миротворец и протянул руку.

– Старший лейтенант Белых, Алексей, – Лёха пожал руку гостю.

Офицеры до этого общались только по средствам связи. Теперь предстояло лично организовать взаимодействие, подготовить огонь и обговорить все нюансы боевой работы.

Сопровождающий командира батареи прапорщик и сержант тоже представились.

Белых широким жестом пригласил Бурунова к себе:

– Проходи, осматривайся, сейчас глянем по местности. И немного порисуем. И вот еще что. Я не занудствую, но обратно не нужно ехать на ресничке БТРа.

– А что такое?

– Да был у меня однокашник… – Алексей вкратце рассказал про гибель товарища.

– Что-то об этом не подумал.

– Подумай. Ибо как говорят, законы физики никто не вводил, но никто и не отменял. Вот, пришли, – Белых достал карту и развернул ее на бруствере.

Офицеры осмотрели с командно-наблюдательного пункта близлежащую местность.

– Что сказать? В целом позиция неплохая, – Бурунов сверился с картой, приложил к ней линейку и что-то посчитал на листочке. – Есть, правда, недостатки.

– Ты про тот угол? – Алексей указал на участок на правом фланге.

– Да, туда я, даже если очень захочу, не положу мины. Поэтому там как-то самостоятельно.

– Там у меня уже есть, чем прикрыть.

– Вот и славненько. Теперь давай разобьем на квадратики.

Анатолий нарисовал несколько квадратов:

– Как-то вот так.

– Я думаю пойдет. Как назовем? По уставу или по деревянному?

– Давай для простоты числами.

Бурунов пронумеровал нарисованные квадраты.

– Теперь зашифруем карту. И всю бюрократию напишем.

Белых на свободном месте нарисовал таблицу, в которую занес позывные, рабочую и запасные частоты для радиосвязи. Потом рядом с номерами полей карты по горизонтали и вертикали написал произвольные числа:

– Да, вот еще что, – он достал рабочий блокнот и раскрыл на странице с цифрами. – Эти цифири я списал с листка, который лежал вот на той полянке.

Алексей показал расположение плато на карте.

– Очень похоже на установки для стрельбы. Ну-ка дай, – Анатолий положил блокнот рядом с картой и, приложив линейку, что-то прикинул в уме. – Если по этим установкам выставить средний миномет, то он будет стрелять сюда, по этой позиции.

– Вот и я так подумал. Тем более, что там были отпечатки плит на траве и следы транспорта.

– Какого? – Бурунова удивило, что на это плато что-то смогло заехать.

– Ишачьего. Небольшие кучки.

– Вот оно что, готовятся капитально. Тогда нужно и туда огонь подготовить. С моей позиции сюда очень удобно забрасывать фейерверки. – Он нарисовал еще один квадрат и обозначил его номером. – Так действительно все.

Затем Анатолий сделал копию обозначений на своей карте.

Пришел Давлятшоев:

– Камандир, абэд гатов.

– Гостей покормишь?

– Канечно. На них я тоже гатовил.

– Тогда, Анатолий, бери прапорщика и за мной, сержанта определит повар.

Когда офицеры и прапорщик-артиллерист пришли в «канцелярию», Кавуненко заканчивал прием пищи. Он аккуратно поставил алюминиевые тарелки в стопку сверху положил приборы и теперь с какой-то особой нежностью протирал усы платком.

– Миколаич, – обратился к нему Лёха, – тебе зеркальце дать?

– Зря смеешься, командир, – парировал старшина. – Для казака усы – перша вэщь, а вони уход люблят.

– Да, – по-доброму усмехнулся Алексей, – тильки не люблят, а кохають.
<Кохать – страстно любить (укр.).>

Присутствующие вместе с Кавуненко засмеялись.

Миколаич пожелал всем приятного аппетита и направился отдавать приказ на службу очередному наряду.

Давлятшоев принес на подносе суп и расставил тарелки перед сидящими за столом. Затем разложил ложки, поставил блюдо с хлебом, тоже пожелал приятного аппетита и удалился.

Бурунов попробовал суп:

– А классно готовит! Вы что сюда полевую кухню привезли?

– Нет, этот самородок, кстати из местных, как вы заметили, приготовит что угодно и где угодно. Ему главное – казан и какое-нибудь топливо. Чтоб горело.

– Хороший повар в походе – это половина успеха, – заметил прапорщик-артиллерист. – Я помню, мы как-то поехали на учения. Еще когда я служил под Алма-Атой. Так вот, нашу батарею разместили отдельно от всего полка. Мне, как старшине, выдали продуктов на неделю, не сухпай, а именно продукты, крупы, консервы, хлеб, масло, яйца, прочие прелести солдатской жизни. А повара не дали. Даже в чем это все готовить не предусмотрели.
<Сухпай – сухой паек.>

– И как же ты смог накормить личный состав сухими крупами? – Спросил капитан. Судя по всему, он не слышал эту историю.

– Был у нас сержант-артразведчик, из местных, казах, сообразительный парень. Он оценил набор продуктов, поехал в соседнее село, договорился, привез бочку питьевой воды, казан и чугунный противень. Рассказал бойцам что из даров степи пойдет на топливо. И кормил нас всю неделю. Воду привозили каждый день. В первую очередь съели яйца, масло и часть хлеба, что могло испортиться. Степь, жара. Потом варил кашу и макароны с консервами. Получалось сытно и вкусно.

– Да… – задумчиво произнес Белых, – умеют азиаты себя подать через вкусности. Но не все.

– Это точно, – подхватил Бурунов, – те, кто жили в кишлаках, умеют готовить где угодно и, как угодно. А городские только амбиции имеют.

Пришел Давлятшоев, собрал пустые тарелки из-под супа и расставил на столе косушки с макаронами с мясом, пиалы и заварной чайничек с чаем.
<Коса, кеса (в разных языках тюрского происхождения) – большая пиала.>

– Молодец! – похвалил повара Анатолий. – Отличный суп.

Ефрейтор заулыбался во весь свой бело-золотой рот. Для него такая похвала была наивысшей наградой. Он слегка полонил голову в знак благодарности и удалился.

– Командир прав, – продолжил разговор прапорщик, – в той же Алма-Ате у нас в батарее были и таджики, и узбеки. И кого только из азиатов не было. Скажу одно, из крупных городов поумнее. Из аулов посообразительнее и рукастее. А из маленьких городков не туда и не сюда. Я бы их лучше в тылу держал.

– А в тылу думаешь проще? – спросил Алексей, наливая себе горячего зеленого чая. – Я тут пару лет назад два месяца жил в Душанбе. Кажется, тыл, глубокий тыл. А вот идешь по городу и не знаешь откуда что прилетит. Ночью выходить опасно, пальба стоит, на границе такой не услышишь. Трассера над городом летают. Был в управлении группы войск один подполковник, я с ним договорился взять кое-какую литературу по боевой подготовке. Пришел на следующий день, а его убили. Просто человек сел в автомобиль, чтобы ехать на службу, и его застрелили.

– Ну не знаю, может Вы и правы. А тогда куда таких девать?

– А вообще сюда их не брать. – Подключился к разговору фельдшер, пришедший пообедать.

Он поздоровался с артиллеристами и продолжил:

– Командир, в общем, привил всех, кроме двух в наряде и тебя.

– Хорошо, – Алексей встал. – Сейчас гостей провожу и пойдем. А ты пока пообедай.

В месте выхода с позиции и спуска вниз, к дороге, офицеров ждал сержант.

– Вот, – Бурунов указал на бойца. – Сержант Двуколкин остается для корректировки огня, если нужно будет. ДАК нам не положен, посему справится с биноклем. Специалист опытный. Скоро на дембель. А я бы не отпустил.
<ДАК – дальномер артиллерийский квантовый.>

Сержант слегка улыбнулся. Гости попрощались и спустились к БТРам. Бурунов сел теперь на борт, а не на бронелист.

– Вспомнил все-таки законы физики, – вполголоса заметил Алексей.

– Что? – переспросил Двуколкин, думая, что обращаются к нему.

– Да ничего, это я так, про себя.

Офицер посмотрел вокруг и громко крикнул:

– Миколаич!

– Да, командир, – старший прапорщик, казалось, вырос из-под земли.

– Возьми хлопчика. Покажи ему его позицию. Пусть выскажет мнение, удобно или нет. И инфраструктуру. Где поспать, руки помыть и так далее.

– Понял, – Кавуненко кивнул, – пойдем, все посмотрим.

Белых направился в свою канцелярию. Война войной, а бумаги нужно писать. И никто не сделает это за него.

По дороге он зашел в пещеру, где Вася поставил ему прививку.

ЛЕНА стояла около входа в международный терминал Шереметьево. Только что она проводила родителей и младшую сестру в Германию на три месяца. Отца послали в командировку, а с ним поехали все остальные.

Теперь эти месяцы она будет жить одна. Сейчас бы Лёха приехал в отпуск. Можно было бы жить вместе. Жалко, конечно, что его нет.

Когда она приехала домой, около свой квартира встретила соседа, Бориса Марковича, капитана корабля торгового флота. Настоящего моряка и одессита. С бородкой, «штормовой» походкой и трубкой в руках или в зубах, как когда. Впрочем, он никогда ее не курил, а использовал как аксессуар.

Сосед запирал дверь, когда Лена выходила из лифта. Они поздоровались.

– Леночка, я через два дня улетаю в Панаму, мне в рейс, если чем помочь, говори.

– Спасибо, Борис Маркович. Если что… Спасибо.

– Ты выглядишь как-то не очень хорошо. Переживаешь за родителей? Впрочем, нет., – моряк помахал в воздухе указательным пальцем левой руки, – душа болит за мальчика. Я вас видел весной вместе. Не тот лощеный болванчик, а скромненький, похожий на военного. Хороший мальчик. Ви такая красивая пара. Я что-то давно его не видел.

Борис Маркович в подъезде был заслуженным авторитетом. Он всегда мог успокоить, найти добрые слова. Иногда казалось, что он видит тебя насквозь. Но после разговора с ним становилось на душе как-то тепло и комфортно.

Капитан в начале девяностых, когда разрешили наниматься в экипажи иностранных судов, переехал сюда из Одессы. Как он говорил: «Отсюда я на любое судно попаду».

А попадать иногда приходилось и на краю света. Особенно когда его нанимали в сменный экипаж сухогруза. Стоит такое судно где-нибудь в Никарагуа, ЮАР или, как сейчас, в Панаме. И до него нужно быстро добраться. Из Москвы это проще сделать, чем из Одессы. Потому и переехал. И гражданство российское себе выхлопотал.

Хотя иногда и скучал по родному городу. Не по морю. Моря в его жизни хватало. А по городу, его улочкам, заполненным самобытными и оригинальными жителями, Привозу – рынку, где можно купить все. Дюку – памятнику графу Де Ришелье, первому градоначальнику. Да всего и не перечислишь. Но работа есть работа. А на работу проще добираться из Москвы. Да и представительств компаний-нанимателей здесь достаточно.

– Борис Маркович, – Лена вздохнула, – Вы не торопитесь? Не хотите зайти попить чайку?

Ей действительно было очень грустно и одиноко. На душе скребли кошки. Хотелось простого человеческого участия.

– Спасибо за приглашение. Леночка, ты тогда ставь чайничек, а я принесу вкусняшку. Мне недавно такую прелесть братья татары передали. Пальчики оближешь.

На маленькой кухне было хорошо и уютно. Шипел на плите чайник. Летнее солнце заливало половину пола и стену приятным светом. Здесь, в Москве, так ждут лето, солнце, теплые дни. Ведь в этом городе солнце не убивает, а созидает и радует.

Лена сидела за столом и с удовольствием лакомилась чак-чаком. Она никогда не видела этот десерт. В магазинах его как-то особо не продавали. А в отпуске на море ее в основном кормили чучхелой, пахлавой и прочими чебуреками.

– Я никогда такой прелести не ела. Из чего его делают?

Борис Маркович с теплотой смотрел на девушку. Ход дал результаты. Она начала оттаивать. Теперь Лена улыбалась. Пустота в душе постепенно заполнялась хорошим настроением.

Капитан считал всех людей до тридцати лет детьми. А детей для хорошего настроения нужно кормить сладостями.

– Кушай, Леночка, кушай. Если тебе так нравится я могу заказать специально для тебя.

– Это просто прелесть. Так из чего это делают? – Повторила она вопрос.

– Тесто. – Борис Маркович пожал плечами. – Во фритюре.

– А это как?

– Ах, да. К нам эти кулинарные изыски еще не везде дошли. Обжаривается в масле и обваливается в меде.

– Нужно научиться самой это делать.

– А есть по чему и как?

– Поищу в кулинарных книгах.

Лена сходила в соседнюю комнату и принесла «Книгу о вкусной и здоровой пище» Микояна.

– А, Микоян. Знаешь, как его в народе называли? – Борис Маркович хитро прищурился.

– Как?

– «От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича».

– Почему?

– Эх современная молодежь. Он начинал при Ленине, а окончил служить народу при Брежневе.

Закипел чайник. Лена заварила чай.

– И все-таки ты врятли найдешь рецепт у Анастаса Ивановича. – продолжил разговор моряк. – Скажем так, это пища хоть и вкусная, но не совсем здоровая. Хотя, поищи, может там оно и есть. А для надежности я попрошу рецепт у самих татар.

Он добавил в чай холодной воды из графина и сделал большой глоток.

– Борис Маркович, сахар берите, – Лена указала на коробку рафинада кусочками.

– Ни в коем случае. Не хочу портить напиток. Вкус чая раскрывается только без добавок. Так вот я по поводу мальчика. Он что совсем сбежал?

– Нет, – девушка задумчиво подняла глава вверх, – он поехал дальше, как сам и говорит «добывать алмазы в горы южного Таджикистана».

– Так вот оно что. Он у тебя пограничник. Славный мальчик. Он один из немногих, кто в наше неспокойное время делом занимается.

– В смысле?

– А что «в смысле»… – Борис Маркович не торопясь достал из кармана пиджака трубку, осмотрел ее со всех сторон, вздохнул и положил обратно. – Ты знаешь, что при любой революции и просто смене власти на месте остаются три категории… Как бы это лучше сказать – людей разных профессий?

– Нет, а кто?

– Лекари, бродобреи и прикордонники. Армия разбегается первая, за ней чиновники и другие силовики. Торгаши уходят в темноту, а рабочие бастуют. Так вот, государство будет стоять если эти три группы людей останутся на своих местах. По крайней мере оно не развалится.

– А что в России будет революция?

– Таки уже не будет, – снова вздохнули капитан, – вона була, и в России, и в Украине, и везде, по всему Союзу. Ведь что такое революция?

– И что это такое? Нас по истории учили, что это когда верхи не могут, а низы не хотят.

– Это не самое главное. Это толчок к ее совершению. А главное, что революция это всего лишь смена элит. Были у власти одни люди, встали к рулю другие. Вот тебе и революция. Ее не всегда видно. И не всегда это действо называют революцией. Но не одна революция не проходит бесследно.

– И почему это происходит?

– Леночка, ты еще молода, чтобы все это понимать. Поэтому скажу просто. Элита должна быть завязана на государство. Во все времена элитой были кто?

– Наверное… – Девушка задумалась. – Офицеры, дворяне…

– Правильно. Офицеры, чиновники определенного ранга. Ученые. Основная масса – это приближенные ко двору – дворяне. И государь им платил. Деньгами, землями, добром, в смысле барахлом. А элита была предана ему. До поры до времени. При советской власти появилась новая элита. Но опять же кто? Номенклатура, военные, сотрудники правопорядка, ученые.

– Так и должно быть.

– В том то и дело, что должно быть. Но, что было перед семнадцатым, и что стало сейчас?.. – Борис Маркович сделал небольшую паузу. – Элитой стали торгаши и паяцы. Даже Николай наш второй, император всея руси, не брезговал якшаться с представительницей этого увеселительного сообщества. Балериной Кшесинской. А что говорить об остальных. Министры из крупных промышленников и купцов. Вот они и поставили свою власть. Правда нашлись силы, которые и их скушали… И сейчас. В политику идут бизнесмены, артисты, новая каста паяцев – спортсмены. Раньше они трудились, как и все, а сейчас участвуют в шоу и получают за это неплохие деньги…

Капитан остановился, немного помолчал. И сказал:

– Ладно, извини, что залез в политику. Тебе, наверное, это не совсем интересно. Когда-нибудь ты это поймешь. Те, кто сейчас у власти готовы продать все, дай только деньги. А ви с твоим мальчиком молодцы. Ты закончишь на следующий год свой медицинский, он будет служить. Езжай к нему. И все у вас будет хорошо.

Лена улыбнулась.

– Вспомнилось что-то хорошее? – Борис Маркович тоже заулыбался.

– Я вспомнила как Леша рассказывал про девяносто третий. Когда штурмовали «Белый дом»…

– Это который Верховный совет?

– Да. Он сидел в лесах Карелии. В аппаратура, которая у них стояла на телевизоре, или как это называется? Впрочем, неважно. Показывала только первый канал. Когда стали штурмовать Останкино, у них пропал сигнал, и они долго не могли понять какая власть в стране.

– Но они же не ушли с границы?

– Нет, конечно. Но кому служить-то нужно понимать.

– Это конечно. И вот тебе подтверждение моих слов. – Борис Маркович тяжело, по-стариковски, со вздохом встал из-за стола. – Спасибо, Леночка, за чай. Я думаю немного туч над твоей головой я разогнал. Кушай чак-чак. И не грусти. Скоро все наладится. А мне нужно заняться кое-какими делами.

БЕЛЫХ заполнил все бумаги и откинулся на спинку стула. Разговор об отличии тыла и передовой не выходил из головы.

Вот в Душанбе – тихо, спокойно, стреляют только ночью. Но потери. Тот подполковник, потом еще один офицер. Обстреляли автобус с сотрудниками штаба. Хорошо, впрочем, не то чтобы хорошо, однако, граната, пущенная из РПГ попала в голову прохожего, и в окна транспорта полетели только кровь и мозги. Но ведь атака на точно такой же госпитальный автобус осенью удалась. Были потери, тяжелораненые. А все-таки тыл.
<РПГ-7 – ручной противотанковый гранатомет.>

Вечером командированных офицеров привозили в гостиницу «Арена», при душанбинском цирке, а утором увозили. Между делами народ страдал от безделья. Даже стихотворение родилось:

Которые сутки лежу на диване,
Смотрю в потолок не считая часы,
А вечером плещется водка в стакане,
И делим на всех мы батон колбасы.

А где-то снаряд бороздит атмосферу,
Взрываются мины и пули свистят,
А мы поднимаем стаканы за веру,
Да может еще за погибших ребят.

Зависли мы в воздухе, если признаться,
Хотя все желают скорее упасть,
Любым, не своим даже делом заняться,
Но дней над бездельем огромная власть.

И хоть иногда нам находят работу:
Сказать, рассказать, разъяснить ерунду,
Тут я бы сказал вам: «Мне б ваши заботы»,
К нормальному лучше б призвали труду.

Вот так и живем, перемены не близко.
Дни тянутся как пионер «Бубльгум».
Висеть бестолково – не выше, не низко,
Вот грохнемся скоро, создав громкий шум.
<«Бубльгум» – Название жевательной резинки, на которой был нарисован стилизованный скаут в «пионерском» галстуке.>

Конечно не высокая литература, но… Он заметил одну вещь. Если отвлекаться от наскучившей действительности, например, писать стихи, то и наскучившая действительность проносится быстрее.

А эта действительность уже тут. Боевой расчет, приказы для нарядов, уходящих в ночь. И вот скоро закат. Из роящихся в голове мыслей родилось еще одно стихотворение:

Осуществи свою идею,
Забудь презренный вой волхвов,
И проживи все дни недели
Чтоб не было излишних слов.

Воспрянь над смыслом жизни бренным,
Перескочи судьбу свою,
Заполни подвигом нетленным,
Остановись лишь на краю.

В лицо пусть холодом повеет,
Пусть бездны мрак пугает нас.
Увы могила не согреет,
Лишь только холодом обдаст.

Презреть же смерть не так уж просто,
Ведь жизнь была так коротка
И дорога она как воздух,
И смерть, казалось, далека.

Все просто: мрак затмит глаза
И тихо скатится слеза
Уже с глаз близких, и родных,
Оставив в мыслях нас у них.

Мрачновато, но жизненно. Белых записал рожденные строки в блокнот.

О чем думают его бойцы сейчас в нарядах, на позициях? Ведь бой уже близко. И он будет непростым. У противника разве что авиации нет. Впрочем, она здесь и не нужна. В узкое ущелье трудно попасть бомбой. Хотя штурмовать удобнее сверху. Забросив туда десант. Поэтому будем надеяться, что вертолетов у них не найдется. Начальник заставы обещал, как только завяжется бой, сразу выехать с резервами. Будем надеяться…

СНОВА бессонная ночь. Снова рассвет в горах. Красный, кровавый рассвет. Банда пошла с первыми лучами солнца. Сначала за редкими сухими кустами вдали сработали сигнальные мины. На высоких частотах завыли свистульки, и посыпались разноцветные снопы горящих термитов сигнальных ракет. «Молодцы, одноразовые, видно профессионалов. Смогли поставить боеприпасы так, чтобы атакующие их не заметили».

Бандиты пришли в легкое замешательство. Атака замедлилась.

– Пост, к бою! – крикнул Алексей и сразу связался с заставой и батареей, передал условный сигнал. – «Сильвия», я «Гант», 16-23. «Грация», я «Гант», 16-23.

В зенит полетела красная ракета. За ней еще две. Бойцы, разбуженные визгом сигналок, уже выскакивали из пещеры и занимали позиции согласно расчету. Застава и батарея подтвердили прием сигнала.

На окопы пограничников обрушился минный дождь. Основной удар был сосредоточен по господствующей высоте, где находились пулемет и АГС. Судя по всему, бойцов, находящихся там, вывели из строя – когда показались атакующие, – огонь не открыли.
<АГС-17 – автоматический гранатомет на станке.>

– «Кос-15», что у вас? – попытался по телефону вызвать наряд Алексей.

Ответа не последовало.

Послышались стоны и крики раненых на самом посту.

– Как удачно, что я здесь, – услышал Белых голос фельдшера. Он уже оттаскивал первого раненого в блиндаж.

– «Грация», я «Гант», 105. Подготовить 316. – Алексей дал наведение на колодец и попросил подготовить заградительный огонь по первому рубежу.

Рядом с офицером схватился за горло и упал Романенков. Из сонной артерии пульсируя вырывалась наружу, слегка дымящаяся в непрогретом утреннем воздухе, кровь. Белых подскочил к сержанту, пальцем зажал рану и громко, перекрикивая взрывы крикнул:

– Вася!

Из блиндажа выскочил фельдшер.

– Сейчас все будет, – с этими словами он сам зажал рану Романенкова и свободной рукой потащил его в укрытие. – Ты командуй боем – раненые моя с санитаром забота. А его подлечим, – и уже про себя добавил: – Кровь остановим. В вену физраствора нальем. Заштопаем, вколем, будет как новенький. Еще на свадьбе его погуляем.

Обстрел позиций поста прекратился. Значит, с огнем 105 угадали. И установки сделали достаточно точно.

Бандиты начали вылезать из-за камней и кустов. Раздались взрывы противопехотных мин. Отсутствие огня своей артиллерии и наличие минного поля окончательно ослабили пыл наступающих. Многие залегли.

Откуда-то вынырнул грузный командир в советском двухцветном камуфляже и такой же шляпе-афганке. Он стал пинками ног поднимать залегших и заставлять их идти в атаку.

– Марченко, – крикнул Белых снайперу, который находился рядом. – Ориентир три, право двадцать, цель одиночная, пузатая.

– Цель вижу.

Выстрел. Командир рухнул на траву как подкошенный.

Возникла пауза. Атакующие лежали, вжавшись в пожухлую траву, стараясь укрыться за камнями. Пограничники не стреляли – достаточно далеко, в цель попасть трудно.

– Музафаров, Маджобов, – отдал команду Белых, – на высоту!

– Командир, понял, – ответил сержант.

Два бойца бросились выполнять приказ. Но добежать до горы они не успели. Из-за камней, с того места, куда не сможет попасть поддерживающая артиллерия, начал работать миномет противника.

Музафаров, Маджобов упали на склоне.

– Марченко, – Алексей быстро сориентировался в ситуации. – Бей по кустам в район камней четвертого ориентира, авось попадешь. Двуколкин, попробуй туда навести. Горим.

Из-за редкого кустарника и камней вылезла вторая волна атакующих.

– Теперь пора. «Грация», я «Гант», 316. Попробуй достать по наводке.

Бандиты ринулись вперед. Несколько из них упали, но идущие сзади продолжили атаку.

Миномет стал обстреливать позиции.

И тут появились «зомби» – «духи», накачанные наркотиками. Они шли в атаку не пригибаясь, не чувствовали болевого шока, падали только тогда, когда пуля попадала в голову.

– «Зомби». Стрелять в голову! – отдал команду Алексей.

Двуколкину удалось навести огонь двух орудий батареи таким образом, что миномет замолчал.

– Камандир, я сделаю, – услышал Белых голос Давлятшоева.

Не дожидаясь ответа, повар ползком стал взбираться в гору.

КАПИТАН ХАНУБЕРДЫЕВ при получении сигнала «16-23» поднял заставу «В ружье».

На плацу выстроилась колонна из БТРа, «который ездит», и двух ГАЗ-66. Их заполнили солдаты заставы и резерва комендатуры.

В открытые ворота городка на огромной скорости въехал УАЗ и резко развернулся. Из водительской дверцы выскочил офицер разведотдела капитан Аранесян.

– Стой, стой! – он, размахивая руками, рванул к БТРу.

С броника спрыгнул начальник заставы:

– Что случилось?

– Сейчас будет атака на заставу! Караван – это уловка! Смори, – разведчик указал на гору на сопредельной территории. В бинокль были видны три боевика, готовящихся к бою.

Ханубердыев сориентировался мгновенно:

– К машинам! Застава, к бою! Ковтуненко, Москин – в бэтэр! Ворота закрыть!

Он подбежал к БТРу во главе колонны и отдал команду водителю: «Подопри корпусом ворота», – и вместе с Аранесяном побежал на КНП.
<КНП – командно-наблюдательный пункт.>

Пошли доклады командиров подразделений о готовности к бою.

В наушнике радиостанции раздалось:

– Я «Коробка», к бою готов.

БТР, «который стреляет», на заставе старались поддерживать в рабочем состоянии. Ежедневно проверяли аккумуляторы, вооружение, работоспособность радиостанции.

– «Коробка», – дал целеуказание начальник заставы. – Ориентир два, влево двести, цель групповая. Уничтожить!

Он навел бинокль на гору.

Боевик с широкой черной бородой приготовился стрелять по заставе из гранатомета. Раздалась очередь КПВТ. Вокруг бандитов полетели в разные стороны камни. Все трое упали на дно траншеи. Бородатый успел выстрелить, но в последний момент ствол оружия задрался вверх и граната «ушла в высоту», где и сработал самоликвидатор.
<КПВТ – 14,5-мм крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый – основное вооружение БТР. Вторым пулеметом в нем предусмотрен ПКТ – 7,62-мм пулемет Калашникова танковый.>

В это время КАМАЗ с боевиками попытался протаранить ворота заставы. Они не знали, что за ними стоит БТР. Автомобиль на большой скорости врезался в бронестену.

– «Коробка», ворота! – крикнул в микрофон радиостанции Ханубердыев.

Москин – наводчик БТР – перебросил стволы на 90 градусов и сразу открыл огонь из КПВТ.

Из КАМАЗА полетели куски брезента, досок, металла вперемешку с кровью. Патроны, которые использовались в Великую Отечественную в противотанковых ружьях, пробивали машину и экипаж навылет, а все, что сопротивлялось, разносилось в клочья.

Со стороны границы началась атака боевиков. Но слабая. Вся поддержка была уничтожена. Атакующих быстро перебили или обратили в бегство.

– А что с Белых? – спросил Ханубердыев у Аранесяна.

Разведчик посмотрел на часы:

– «Дэшэа» уже в пути. Ему осталось совсем немного продержаться.
<Дэшэа – сленговое название ДШМГ.>

По заставе начал бить миномет. «Духам» хотелось хоть в чем-нибудь отыграться.

Несколько мин упали в районе КНП.

– Всем! Найти эту сволочь! «Греки», уничтожить.

Команда была отдана карманной артиллерии заставы – двум расчетам автоматических гранатометов. Ствол стрелял где-то рядом.

Вскоре огневую точку обнаружили и закидали гранатами из АГС.

Наступила тишина.

– И что еще от этих ждать? – начальник заставы обернулся к разведчику. Аранесян лежал на спине на дне окопа и смотрел немигающим взглядом в небо. Осколок попал ему прямо в центр лба.

БЕЛЫЙ «МЕРСЕДЕС» несся по ночной Москве. Вскоре он затормозил около входа в парк.

С переднего пассажирского места вылез Антон:

– Я скоро.

– Может подсобить? – раздалось из автомобиля.

– Нет. Это мое дело.

Антон был в безупречном сером костюме, белой рубашке. На шее болтался дорогой галстук. Туфли блестели в свете полной луны.

Молодой человек быстрым шагом пошел в дальний конец парка.

Два хулигана, которые напали на него с Еленой весной, сидели на излюбленной полянке. С ними была смазливая девица в очень короткой юбке и футболке, не закрывающей живот. Один из хулиганов целовался с девушкой, сидя на бревне.

– Вот они! Привет, мудаки! – Сходу пошел в наступление Антон.

– Вован, – лениво произнес «свободный» хулиган. – По-моему это тот трусливый козел, который весной нам телочку чуть не подарил.

Вован отодвинул девчонку в сторону и встал:

– Точно, он. Чо пришел, придурок. Телку обратно забрать? Так нет ее с нами.

Хулиганы дружно засмеялись.

– Ха-ха! – Передразнил их Антон. – Лучше молитесь.

Он достал из-под пиджака пистолет и сразу выстрели Вовану в голову. Пацанчик упал.

– Ты че творишь, беспредельщик?! – Крикнул второй хулиган.

– И ты тоже прощай. – Антон выстрелил второй раз. И на это раз он тоже не промахнулся.

У девушки началась истерика. Антон посмотрел на нее. Она сидела на том же бревне, спрятав лицо в ладони и громко рыдала.

Парень подошел к ней. Пистолетом поднял ее голову вверх. Аккуратно платочком вытер растекшуюся тушь и сказал:

– Выбирать нужно с кем тусуешься.

Антон опустил пистолет ниже и выстрелил ей в сердце. Кровь брызнула в разные стороны, запачкав, в том числе белую рубашку. Но он этого не заметил:

– Не могу стрелять телкам в голову. Красивые они.

Молодой человек не спеша вышел из парка, и плюхнулся на сидение Мерседеса:

– Теперь к лярве.

Автомобиль рванул к следующему пункту назначения.

БОРИС МАРКОВИЧ проснулся от того, что услышал крики на площадке. Он встал, накинул халат и пошел к входной двери.

Лена с кем-то ругалась. О чем кричат было не разобрать.

Капитан решил помочь соседке. Он повернул ручку замка и в это время раздался выстрел. Потом он услышал, как кто-то быстро убегает по лестнице подъезда.

Борис Маркович выскочил на площадку. Около своей квартиры в луже крови лежала Лена.

Моряк прислонил ладонь к ее горлу – пульс есть, жива. Он побежал на общий балкон.

Внизу, в свете фонаря Борис Маркович увидел, как парень в сером костюме садится в белый автомобиль, очень похожий на Мерседес. Машина рванула на выезд из двора.

ЗАГУДЕЛ «тапик».

– Я «Кос-15», – услышал Белых в трубке голос Давлятшоева. – По дороге один двухсотый, один трехсотый, здесь два трехсотых. Попробую оказать помощь.

На позиции осталось только пятеро бойцов. Бандиты второй волны начали активно закидывать окопы гранатами из подствольников. «Зомби» шли вперед и, казалось, не заканчивались. Их не пугали взрывы мин. Они быстро двигались к окопам, стреляя прямо перед собой.
<Подствольник – подствольный гранатомет, для АК-74 – ГП-25.>

Заговорил АГС Давлятшоева.

– «Сильвия», я «Гант», что с подкреплением?

– Ведем бой, – услышал Алексей простой и лаконичный ответ дежурного связиста.

Все встало на свои места. Сюда нужно было вытянуть максимальное количество сил, чтобы уничтожить заставу. Значить, помощи ждать неоткуда.

– «Грация», я «Гант», подготовить огонь 38–62 пятерка.

– Повтори, не понял.

– Толик, по позициям. Они уже на плечах. По команде «Три».

Белых обратился к оставшимся бойцам:

– Все в укрытие. Наблюдатели – я и Двуколкин.

– Командир? – раздался рядом голос Кавуненко.

Алексей обернулся к старшине, положил ему руку на плечо и сказал:

– Миколаич, у командира одна привилегия – погибнуть первым. Поэтому бегом в блиндаж!

«Зомби» почти дошли до окопов. За ними шла цепь «адекватных» духов.

– Три. – Спокойно сказал в радиостанцию Белых.

На ум пришли строки, навеянные песней в стиле панк-рок:

А завтра водку будут пить друзья,
Но это все не для меня.
Сегодня я вызвал огонь на себя.

Первые мины разорвались чуть впереди позиции. Это отпугнуло вторую волну наступавших. Адекваты залегли. Некоторые начали отползать назад.

Двуколкин подкорректировал огонь. Боеприпасы стали накрывать первую цепь.

Наступающие, как по команде, развернулись и таким же ускоренным шагом направились обратно, к своим позициям.

Сквозь разрывы офицер услышал стрекот, похожий то ли на звук лопастей вертолетов, то ли на шум двигателей – расслышать мешал грохот. Белых хотел обернуться, но рядом разорвалась мина и что-то ударило его в правое плечо, сбоку, в место, не защищенное бронежилетом.

И сразу потух свет. Везде. Во всем мире…

Борис Маркович сидел со следователем Прокуратуры на кухне в Лениной квартире.

Уже не молодой младший советник юстиции заполнял протокол:
<Младший советник юстиции – чин, соответствующий воинскому званию «майор».>

– И что вы увидели, когда выбежали на балкон?

– Молодой человек в сером костюме, насколько позволило рассмотреть цвет освещение, запрыгивал в белый автомобиль на переднее пассажирское сидение.

– А автомобиль какой марки.

– По-моему мерседес. Я не берусь предположить какая модель. Но мне показалось, что мерседес.

Следователь поднял глаза и посмотрел на моряка:

– Так мерседес или нет?

– Ви знаете? – Борис Маркович ответил немного с одесской интонацией. – По контуру я смогу дать характеристику любому сухогрузу, который бороздит моря и океаны, вплоть до количества течей ниже ватерлинии и количества откачивающих воду насосов. Но в машинах я не силен. Там было характерное утолщение на капоте. В середине. С этого я и решил, что Мерседес.

Прокурорского работника заинтересовал ответ на вопрос:

– А что в торговом флоте так все плохо?

– Почему плохо.

– Так Вы сами говорите про течи, насосы.

– Это как раз неплохо. Плохо, когда рулевой пост отказался работать. А течи – это норма. Море – по сути электролит. Мы туда погружаем металл. Пусть и окрашенный, или по-другому защищенный. Краска истирается. Заклепки, листы борта, болты с гайками начинают гнить. И вот начинает подтекать – сквозное отверстие.

– А заделать?

– Что можно заделать с этой стороны, конечно латают. А как заделать с той, со стороны воды? Только гнать в сухой док. А это сами понимаете, дорого по каждой дырочке загонять корабль в ремонт. Потому ставим насос, а воду за борт. Когда поток воды становится слишком большим или насосов много по судну стоит, решается вопрос: или в док, или в утиль.

– Интересно, – советник вернул беседу в обратное русло, – но продолжим. У Вас есть какое-то объяснение, прикидки, кто это мог быть?

– Я, конечно, боюсь предположить… – Борис Маркович задумался. – Да, весной Леночка поссорилась с одним мальчиком, Антоном. И познакомилась с другим, Лешей.

Капитан рассказал все, что ему было известно о том случае в парке. Это вызвало большой интерес у следователя. Он несколько раз акцентировал внимание на отдельных деталях. Потом задумался и просидел, не шелохнувшись около минуты.

На кухню вошел его помощник, юрист 3 класса:
<Юрист 3 класса – чин, соответствующий воинскому званию «лейтенант».>

– Юрий Дмитриевич, я там все закончил. Документы составил. Тела увезли.

– Виталик, – спокойно сказал майор, – все гильзы нашел?

– Да, три.

Следователь протянул помощнику пакетик с гильзой, найденной у квартиры Лены:

– Бери – вот это и дуй к эксперту. Найди его где хочешь. Привези из дома, из бара, из бани. Но, мне срочно нужно сравнить оружие из которого стреляли.

– Я понял, – Виталий взял пакетик и вышел из квартиры.

Юрий Дмитриевич вытянул вперед руку, эмитируя изготовку для стрельбы из пистолета:

– Если он стрелял девочкам не в голову, а в сердце, то… – Он повернулся к Борису Марковичу. – У Вас же дверь справа?

– Да.

– Тогда все логично. Вы щелкнули замком. Он инстинктивно увел пистолет вправо-вниз. Потому и ранение ниже и левее сердца. А дальше он подумал, что ее убил. Она потеряла сознание, кровь.

– Я тоже думаю, что логично. Знаете, Лена сама по себе романтическая натура. Она вела дневник. В него она вклеивала фото того, что ей понравилось. Она мне его несколько раз по-дружески показывала. Там может быть и фото этого Антона.

– А хорошая идея. Где он может быть?

– В ее с сестрой комнате, конечно. Пойдемте.

Мужчины встали и направились в комнату.

Дневник нашли быстро. Там действительно оказалась небольшая фотография Антона. Над ней стояла надпись: «Мудак высшей степени!». На голове изображения нарисованы рожки, а на лбу красовалось: «Казел». Причем буква «А» была дважды подчеркнута.

– Да-а, – протянул моряк, – она даже не удостоила его грамотного ругательства.

СВЕТ Включился. Лёха открыл глаза. Где-то вверху белый потолок. Все помещение залито ярким солнечным светом. Из открытых окон раздается шум города. Запах чистого, свежевыстиранного белья.

Белых попробовал пошевелиться. Резкая боль пронзила правое плечо. Он застонал.

Подошла медсестра:

– Очнулся. Молодец. Лежи, лежи. Сейчас доктора позову.

ПЕРВЫМ к Белых в госпиталь пришел комендант, майор Богучаров. Алексей уже мог вставать с кровати и перемещаться по территории. Хотя каждый шаг отдавался в рану и вызывал боль, но доктор посоветовал ходить, и офицер выполнял предписание.

Леха сидел на лавке в госпитальном парке, в прохладной тени дерева и, прикрыв глаза, слушал щебетание птиц. Как странно – жара, все сгорает на солнце, а в кронах деревьев ведут разговоры птицы.

– Вот ты где гуляешь. – Услышал Белых рядом голос командира.

Старший лейтенант открыл глаза и сделал движение, чтобы встать.

– Сиди, сиди, – остановил его Богучаров.

Он в знак приветствия пожал Алексею здоровую левую руку и присел рядом на лавку:

– Ну как идет излечение?

– Пока нормально. Говорят, недели через три смогут выписать.

– Это хорошо, – комендант достал из черной кожаной папки, которую до этого держал под мышкой левой руки три конверта и протянул Лехе, – на вот тебе почта. – Потом передал еще один, незапечатанный конверт. – А это зарплата за месяц, пригодится.

– Спасибо, – Алексей засунул письма и деньги в обширный карман госпитальной пижамы, – как там мои бойцы?

– Как тебе сказать… – Богучаров задумался. – Нужно сказать спасибо Васе. Если бы не он… В общем не спасли только двоих. Назариджоева и Музафарова.

Белых опустил глаза. Видно, что он сильно переживает гибель солдат. Помолчав немного он посмотрел на начальника:

– А Романенков?

– А Романенков сейчас в Москве, вернее в Подмосковье, в главном госпитале, его туда с бортом быстро переправили. Говорят, жить будет. Вася сделал все правильно. И фактически спас его… Да и не только его.

– Хоть, что-то хорошее.

– С одной стороны – да. С другой – там не все однозначно. Но ты в голову не бери. Подлечись, съезди в отпуск. Командир тебе предоставляет вне графика, десять у тебя почти накопилось, а там еще по семейным напишешь.
<Командир – в Пограничных войсках – начальник пограничного отряда.>

Богучаров вздохнул, встал, попрощался с Алексеем и не оглядываясь направился на выход из госпитального парка.

Белых долго анализировал разговор. Может он что-то сделал не так? У него сложилось впечатление, что его хотят отправить отсюда, как можно дальше, на какое-то время. Спрятать? Но зачем? Почему в этом заинтересован командир? Ведь в последнее время и положенный отпуск получить не всегда с ходу удается. А тут и дополнительный и по семейным. Что случилось?

ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ вышел из здания прокуратуры, прошелся по улице и завернул за угол, в соседний переулок. Погода солнечная, настроение тоже. Лето в самом разгаре. Сейчас бы в отпуск, на дачу. Пожить там с месячишко. По утрам – рыбалка. Ягодки с кустов. А там и слива с яблоками пойдут.

Утром следователь побывал у Лены. Она подтвердила, что стрелял в нее Антон. Все складывалось удачно. Экспертиза заключила, что стреляли из одного ствола. Даже на нескольких гильзах какие-то потожировые следы нашли. А ведь стрелок сам снаряжает магазин. Оставалось самую малость поработать с документами. И в этот момент на него упала еще одна удача. Помощь пришла откуда он не ждал.

За спиной юрист услышал слегка хрипловатый голос:

– Привет, Митрич, поговорить надо.

Юрий Дмитриевич оглянулся. Перед ним стоял бригадир одной из преступных группировок, уже не молодой мужчина, известный как «Кефир» и протягивал руку для приветствия.
<Бригадир – Руководитель небольшого подразделения организованной преступной группы.>

– Здравствуй, Кеша, – следователь поздоровался, – что тебя привело не на свою территорию?

– Не прикалывайся. – Кефир развел руками, показав открытые ладони. – Я к тебе в гости приехал. Разговор есть.

– Говори.

– Ну не на улице. Разговор деловой. Взаимовыгодный. Пойдем в машину.

Он указал на стоявший рядом потрепанный временем, но пока еще вполне респектабельный черный БМВ.

Бригадир махнул рукой, из автомобиля вылезли два «быка» и отошли на почтительное расстояние.
<Бык – в преступных группировках рядовой состав, основные исполнители.>

Мужчины сели на заднее сидение автомобиля.

– Митрич, ты ведешь дело по двум моим убитым быкам? – сразу спросил Кефир.

– Допустим.

– Э… нет. Давай по-деловому. Твои начальники давно все рассказали. Думаешь я просто так к тебе обратился?

– Хорошо по-деловому. Что ты можешь предложить?

– А предложить я могу небольшие услуги по поводу того мальчика, который их угрохал.

– И что же ты сам с ним не разберешься? – Юрий Дмитриевич достал пачку сигарет и зажигалку. – Курить у тебя здесь можно?

– Дыми, я и сам присоединюсь.

Мужчины закурили Иннокентий продолжил:

– А не разберусь по одной простой причине. Сам говоришь, что я не на свою территорию заехал. Да и знаешь уже, что бизнес у этого фраерка здесь, рядом. А, следовательно, доит его Альбатрос. А молочко ох, какое жирное.

– Логично. Не хочешь с соседского двора корову уводить?

– В точку. Можно, конечно, перетереть вопрос, бабок дать. Но не стоит оно того.

– Не хочешь заморачиваться?

– Не хочу мараться. А вы его заберете… Так это уже конфискация. В пользу государства. Корова себя не очень хорошо вела.

– И чем ты мне поможешь?

– Вот теперь уже по-деловому. Дам я тебе одного свидетеля. Человек надежный, хотя немного и чудаковатый. Стоял он рядом. За кусточком все видел.

– Хочешь сказать, что мы кого-то проглядели?

– Не совсем. Это бомжик местный, парковый. Дядя Ваня кличут. По ночам посуду после отдохнувших граждан собирает и сдает. А там он ждал, когда мои ребята закончат, чтобы бутылки забрать. Не хотел на глаза попадаться.

– И что же он сам в милицию не пойдет?

– А вот здесь ему это трудно. Боится он ментов. Они его чудаковатым бомжиком и сделали.

– То есть ты хочешь сказать, что для меня еще одно дело наклевывается? – Следователь докурил сигарету и глазами стал искать, куда деть окурок.

Бригадир подал пепельницу:

– Да ничего там не наклевывается. Хотя историю можешь послушать. Интересная и поучительная. А тех ментов уже и нет в живых. Слишком много на себя брали. Это на досуге, если есть желание, у Альбатроса узнай. Я не о том. Если хочешь ему помочь то выправь паспорточек. Ванюша давно хотел на севера податься, да все не может себя заставить в паспортный стол обратиться. Боится. Он уже и на билет накопил и знает в какую артель поехать.

– Это мы ему поможем, если информация будет ценная.

– Ценная, ценная. Я ему уже сказал, чтобы тебя не боялся. Что ты хороший человек и поможешь ему. А в качестве бонуса вот… – Кефир достал из кармана чехла переднего сидения конверт формата А4. – Тут фотки мерса, который ты ищешь, с хозяином, корешами и этим отморозком. В общем сам разберешься.

– За это благодарствую. Хотя… Если бы тогда твои ребята не пристали к девчонке были бы живы.

– Ой, да ладно. Они помогли ей понять, кто козел, а кто что-то стоит. Выпили, конечно малость, на подвиги потянуло. Но… Того пацана, который их уделал они заценили. Вован честно признался, что под таким бригадиром он бы ходил без понтов. А что касается того, были бы живы, не были бы, ты же сам знаешь, сегодня жив, а завтра разборка и все. Быки – расходный материал.

– Это я в курсе. Только нам работы добавляете.

– Но кто-то же должен работать в этой стране, а не только торговать и крышевать.

ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ после Богучарова в госпитальный парк пришел Бурунов:

– Я в Душанбе по делам, решил к тебе заглянуть. Как сам? Поправляешься?

Белых пожал протянутую руку левой, здоровой рукой.

– С Божией помощью. Хотя шевелить пока больно, да и работает рука через пень-колоду.

– Хорошо, что организм вообще работает. Двуколкин так мастерски огонь навел, что я думал вам там всем вместе с духами конец придет.

– А кстати, как там Двуколкин?

– Хорошо. Ему немного руку задело. Так быстро и подлечил. Твой Вася опять же постарался. Сказал, что хочет в военный институт пойти, офицером стать.

– Молодец, будет тебе смена.

– Скорее не мне, а тебе. Он сказал, что в артиллерии романтики нет никакой и пойдет он в пограничники.

– Тоже правильно.

– А посему после дембеля он решил к вам в группу по контракту податься, а как следующее лето, сейчас не успел, поедет поступать.

– Удачи ему в поступлении.

– Я думаю поступит. К ордену его представили. Старшину присвоили. А в вашем ведомстве он глядишь и прапорщиком станет. Как такого не взять?

– Это точно – Белых решил изменить тему разговора. – Слушай, я не понял, а что там за ерунда вокруг боя. Комендант что-то не договаривает, отвечает, что все потом. Меня хотят куда-то спихнуть на месяц, чтоб глаза не мозолил.

Бурунов помолчал, смотря на дорожку под ногами. Портом поднял голову:

– Там что-то сложное. Я всех подробностей не знаю, но замешаны местные, таджикские, погранцы. Кто-то из больших начальников. А вы еще и не того грохнули.

Алексей сразу вспомнил того «пузана» в двуцветном камуфляже. Неужели он из «союзников»? Тогда почему шел с бандой? Видно деньги все собой заменяют, совесть, честь, долг…

– Эй, – от тяжелых мыслей его отвлек голос Анатолия. – Ты что-то завис. Ну их… В общем с политикой своей. Съезди в отпуск, развейся. А пока не думай о плохом. Комендант прав. – немного помолчал и добавил. – Ладно, пойду. Мне еще в штабе нужно показаться.

Он пожал Лёхе левую руку и направился к КПП.

И снова пение птиц, шелест ветра, слегка приглушенный шум города. Может Бурунов и Богучаров правы. Что сейчас заморачиваться? Долечиться, съездить в отпуск, отдохнуть. А там глядишь все само и рассосется. Во всяком случае они все сделали как надо.

Следующим посетил Лёху в госпитале его однокашник Сеня, старший лейтенант Семен Столетов. Очень колоритная фигура. Более двух метров в высоту и «не меньше» в плечах. Абсолютно добродушный гигант.

Когда-то они вместе окончили пограничное училище. Белых поехал на заставу, а Столетов попал в редакцию «Вестника границы», сейчас он, находясь в командировке, служил корреспондентом в местной трынделке – «Боевой дозор».

Иногда Алексей завидовал ему белой (а какая она может быть у Белых?) завистью. Командировки по всей Группе войск. Творческая работа. Участие в интересных операциях. Встречи с не менее интересными людьми.

Вспоминался случай, когда, будучи в Душанбе, Алексей зашел на местный рыночек купить хлебные лепешки. С начала местных было не очень много, а затем они начали, как будто плодиться. Перед ним стояло уже человек двадцать. Лёха возмутился. Таджики начали что-то возмущенно говорить. И внезапно все как-то исчезли. Он оказался один на один с продавцом. Никто не хотел залезть вперед. Все вежливо пропускали его к прилавку.

На плечо Белых опустилась размером с баскетбольный мяч рука. И раздался вопрос: «По чем лепешки?». – Это был конечно Семен.

И теперь вся эта глыба шла по дорожке парка и улыбалась во весь рот.

Офицеры поздоровались. Сеня плюхнулся радом с Лёхой на лавку, почти заняв все свободное место:

– Ну как ты? Рассказывай.

– А что как? Я хочу вылечиться и поехать отдохнуть, хотя бы от этого дурдома.

– Кстати, на счет дурдома. А что вы там натворили? Заметку о твоем бое сняли с публикации. Дали команду не афишировать. Что было то?

– Сам не пойму. Никто не рассказывает.

– Да и фиг с ними, – Семен махнул рукой. – Я тут тебе один телефончик принес.

Он достал из кармана рубашки сложенный в несколько раз листок.

– Если что звони по нему.

– А что?

– Да мало ли что. Время сейчас такое.

– Ты тоже что-то знаешь, но молчишь.

– Короче, – Столетов явно скрывал какую-то информацию. – Вот телефон. Это мой дядя. Он главный редактор одного крупного издательства. Будет нужно – позвонишь.

Семен явно не давал перехватить инициативу Алексею:

– Да, еще. Ты мне обещал для публикации стихи. Где?

– Вылечусь, завезу. – Лёха убрал листок в карман пижамы. – Они, наверное, там, в окопах, и остались в полевой сумке.

– Вот и славненько.

Друзья проговорили час. Однако, темы последнего боя не касались.

А ВРЕМЯ неумолимо шло вперед. К концу лета Лёха и Лена вылечились окончательно и были готовы к выписке.

Девушка сидела на больничной койке, пытаясь сообразить все ли она собрала из вещей. На тумбочке стоял нехитрый скарб, нажитый за месяц лежания в стационаре, упакованный в пакеты. Соседки по палате пошли гулять. Ловить угасающие лучи солнца последних теплых дней не такого долгого московского лета.

Вошла медсестра, отдала выписку из истории болезни. И как-бы между-прочим сказала:

– Там к Вам то ли отец, то ли дядя. Сейчас бахилы наденет и придет.

– Спасибо.

Медсестра вышла.

Лена не могла сообразить кто же к ней пришел. Родители из Германии выбраться так и не смогли. Борис Маркович в рейсе, придет не скоро. А кто еще?

Дверь открылась. В палату сначала вошел большой букет разнообразных цветов, а за ним неунывающий капитан:

– Леночка, здравствуй, – он вручил девушке цветы. – Мне срочно прервали рейс. В корабле оказалась такая большая дырка, что мы чуть не утонули. Прямо посреди Атлантики. Пришлось в Кенигсберге сходить на берег, а судно возвращать владельцу.

– Здравствуйте, Борис Маркович. Я не ожидала Вас увидеть…

– Ни слова больше. – Он достал из кармана пиджака несколько конвертов. – Вот письма из ящика. Я бы посоветовал ознакомиться с последним. Обычно они самые интересные. А потом я сопровожу тебя до дому.

Лена осмотрела конверты и вскрыла самое свежее по почтовому штемпелю.

Едва пробежавшись глазами по тексту, она вскрикнула и вопросительно посмотрела на соседа.

– И что там такое? – Спросил Борис Маркович. – Страшно или как?

– Он прилетает сегодня в три.

– Твой Леша?

– Да.

– А в чем проблема?

– Так уже час, а он прилетает в Шереметьево.

– Один или два?

Лена еще раз прочитала текст.

– Один.

– Так в чем вопрос? Или ты думаешь, что я приехал один?

– А с кем?

Борис Маркович указал рукой в сторону окна:

– Конечно меня привез Гриша из 34 квартиры. Давай бегом в машину.

Всю дорогу до аэропорта моряк, стараясь снять напряжение из-за попадающихся тут и там пробок, развлекал всех рассказами о последнем походе:

– … И тут посередине Атлантики я решил осмотреться в отсеках, как говорят подводники. Проверить как работают насосы, нет ли новых пробоин. Захожу в одно помещение, а оттуда вода как польется. Прямо через комингс и хлещет. Насос не справляется. Уже все что могли туда подключили. Выхожу на связь с хозяином судна. Поясняю ситуацию. Он прикинул что к чему… Гриша, там лучше направо, а потом, сам знаешь… Так вот, говорит: «Давай до Калининграда. А там снимем груз и поездом повезем».
<Комингс – порожек при входе в каюту (помещение) корабля.>

– И что Вы могли утонуть? – С испугом в голосе спросила Лена.

– Как сказать… – Борис Маркович задумался. – Утонуть возможно нет. Но репутацию транспортной компании подмочить, вполне. Сухогруз не утонет, а крен дать может, и контейнеры посыплются за борт. Но все обошлось. Дошли до порта. Я сдал судно представителю хозяина с его хлопцами, и вся команда сошла на берег. И вот тут…

Борис Маркович посмотрел на часы:

– Наверное сейчас садится. Гриша, помнишь ты меня как-то подвозил к терминалу мимо автобусной остановки?

– Да это минут через десять, если не будет пробок.

– Вот и хорошо, Лена мы высадим тебя там. И сразу иди к аэропорту. А ми пока нейдем где парковаться.

Девушка кивнула. Капитан продолжил.

– Короче сходят все на берег. Я, как капитан, последний. В экипаже моем, для понимания не одного россиянина. Немцы, хохлы, один швед. Всем в их паспорта моряка пограничник ставит штамп о прибытии. И тут подхожу я. Он проверяет мой паспорт. И, представляете, плюхает тоже штамп. Я ему говорю: «Что ты делаешь?», а он смотрит на меня, на паспорт и так очень испуганно, полушепотом: «Извините»…

Окончание истории Борис Маркович рассказать не успел. Автомобиль остановился напротив выхода из аэропорта на дороге.

У дверей терминала стоял офицер-пограничник в камуфляже, высоких ботинках и зеленой фуражке. Его правая рука покоилась на повязке, перекинутой через шею. Это был Лёха.

Лена выскочила из машины и быстрым шагом направилась к нему. Бежать она не могла, рана до конца еще не зажила.

Алексей ее заметил и устремился навстречу. Он подхватил девушку здоровой левой рукой, и они закружились в небесном поцелуе.

– Вот все и славненько. – Сказал Борис Маркович, смахивая слезу с правого глаза. – Давай, Гриша, поехали парковаться.

О чем думали молодые люди? Наверное, только о хорошем. Все плохое осталось там, далеко в прошлом. Когда тебе двадцать с небольшим хочется, чтобы в дальнейшем все было только хорошее.

Им с неба улыбалось летнее, так любимое москвичами и долгожданное в редкие теплые дни августа, солнце.