Моё злосчастное скрипичное дело...

23.02.2013.
http://maxpark.com/community/4707/content/1838019
***               
"ДЕЛО" это было ещё до того, как отрезала я сама себе свои косички... ДО того. И началось оно в моем детстве так.

Видимо, были замечены у меня "музыкальные задатки", и мама отвела меня в музыкальную школу - учиться игре на скрипке. На пианино - денег нет, скрипка доступнее. И вот, куплено всё необходимое: скрипка, ноты, папка для нот со "шнуровочными ручечками", канифоль. И дочь (то бишь, я) воткнута, наконец, в учёбу, - вперёд!

И началась у меня, как сказали бы взрослые, "Новая полоса жизни", или же "Новой жизни - полоса", что впрочем, одно и то же: "новизной" - я обеспечена!

Новое - это уже сами поездки в музшколу! А была она вовсе не на территории Авиагородка, где мы жили, а далеко за его пределами. Помню: какая-то пахнущая деревней (уже самим своим названием) улица "Соломинка", и близость к вокзалу - железнодорожному (от одного его названия какой-то холод ползёт: бр-р-р).

Да и сама уже наступившая осень, с её маячившими неизбежными переходами (от вересня к жовтню, лыстопаду и далее) ко всё более мерзкой погоде, а значит, и - к возвращению домой аж в темноте кромешной? Перспектива, однако...

Лишь добежав до освещённой проходной в Авиагородок (она, хоть и насквозь продувная, всё равно казалась тёплой) уже радовалась: Я дома! А там...

О, эти бесконечные гаммы! А "домашние упражнения"! Но это все впереди.
И самое главное даже не в том, что маячило, затем стало былью. А в том, кАк всё началось. А началось с моих (и со мной) элементарных трудностей.

Их не ожидал никто. Я в том числе. Но они оказались неизбежными.
А связаны были - даже не с постановкой пальцев на грифе и на смычке, и не с наклоном головы для правильного прижимания скрипки к плечу. А - с самим удержанием инструмента в руках - и скрипки, и смычка...

Оказалось, что - ну, нет у меня нужного количества сил для должного "удержания" скрипки: руки быстро уставали и опускались - сами собой.
Дело в том, что я была очень подвижной, и уж очень худенькой. "Состояла" из одних косточек-палочек, а мышц, видать, почти и не было. Почему? Да уж очень мало, плохо ела. Терпеть не могла - ни сладкого, ни жирного.

Стакан чая выпить? С ма-а-а-леньким прозрачным осколочком рубленого сахара! И тут же - выполоскать рот: убрать его вкус!
А с жирным?.. Намажет, бывало, мама сливочным маслом кусочек чёрного, пахучего и ноздреватого хлеба:
- "Съешь!"
Что делаю я? Ножиком снимаю всё масло. И даже выковыриваю его из всех дырочек-ямочек. А если дают кусочек колбасы, то - долой все кусочки сала, все маленькие жиринки! И вот тогда этот, такой редкий у нас в доме, кусочек колбасы становится для меня таким красивым - "кружевным", если посмотреть кусочек на свет! Съедобным и даже вкусным.

О, про мои гастрономические "пристрастья" может быть и отдельный рассказ. А может, я его и напишу? Он был бы колоритен и уместен. Такая мощная ассоциативная линия наметилась! Впрочем, даже не линия, а подлинно жила! Всё же  сейчас отойду от неё, - продолжу сказ о своих мытарствах со скрипкой. А они были для меня чудовищными. С первых дней. Потому и врезались в память.

Перед глазами почему-то полутёмный класс музыкальной школы. В нём ближе к стене рояль - за спиной учителя. А перед учителем стоим мы, группа ребятишек (человек 6 - 7). Мы поставлены полукругом и, естественно - на некотором расстоянии друг от друга. Места постоянные. Я 2-я - от начала полукружья.

Учитель конечно показал, как надо обращаться со скрипкой. И каждый урок даёт команду, и - начинается "обход".
А это тщательный контроль: правильно ли каждый из нас держит инструмент. А именно: "лежат" ли, "как надо", наши руки, пальцы. А - голова?.. К каждому из нас он очень внимателен, даже к каждому нашему пальчику - на грифе и смычке. Всё, что нужно, поправит: руку, все пальчики, голову. Просит всё запомнить получше и "руки - не опускать!" От одного к другому переходит, ещё и ещё давая всем команду: Не менять положение рук, пока он не "проверит всех"!

Закончив обход, возвращался к началу "шеренги" и – всплескивал руками: я стояла, опустив - и скрипку, и смычок…

Подходил, снова устанавливал мои руки, "как надо быть", снова - уже быстрей - обходил весь наш строй. Поворачивался к его началу и - снова огорчался, увидев меня... опять с опущенными руками. Ну, не выдерживала я его таких длинных и долгих обходов! Все выдерживали, а я - нет...

Худо-бедно, занятия продолжались. Мама строго следила за ними. Но вот, кажется в середине – в конце сентября, она уезжает в санаторий (Крым, Гурзуф), передав папе контроль за моей учёбой. И - учёба продолжалась, как и мои (и со мной) мученья… Я - бывала на занятиях, пиликала дома, но всё - без радости...

Обычно папа интересовался: - " Ну, как дела?" Но это уже после того, как он, такой высокий, укутанный в военную амуницию (он лётчик), придя с полётов, раздевался. Вот это раздевание и было для меня тогда самым интересным делом моей жизни!

Почему? А вот почему. Отец, одетый в комбинезон, шлемофон, унты и большие перчатки – с крагами, вваливался в квартиру, в комнату, ставил стул почти на середине комнаты (на самой середине, как у всех, под цветным абажуром стоял круглый обеденный стол). Садился, раскидывал руки-ноги и отдавал себя мне во власть: раздевай!

И тут начиналось самое интересное! Я ползала по нему, - ну, как муравей, и последовательно высвобождала его из множества застёжек и одежд, прекрасно усвоив последовательность своих действий. Снимала огромные перчатки с крагами, которые были из кожи и меха, крепились ремешками, и в которых отдельно могли шевелиться лишь два пальца: большой и указательный. А под ними были вязаные шерстяные, в которых уже для каждого пальца был свой "дом".

Разматывала широкий и длинный шарф. Расстёгивала и снимала шлемофон, а под ним оказывался "подшлемник" - тоже шерстяной, вязаный, покрывавший и шею, и частично плечи, - с "дыркой" для лица...

Спускалась на пол и начинала возиться с унтами. Они огромные и тоже из кожи и из меха, и с ремешками, которые тоже надо сначала расстёгивать. Ооочень трудно было стаскивать их с отца! Стащишь, а там... носки кожаные, мехом вовнутрь, с кожаными же завязками вокруг щиколоток. А ну-ка развяжи их!

Потом приступаю к высвобождению отца из самого комбинезона. А у него портупея, да застёжек - разнообразье! Наружные расстегнёшь, а там - молния металлическая - сверху донизу! Её раскроешь, а там - свитер! Помню: всё шерстяное, вязаное было одинаковой вязки (позже узнала - "чулочной") и одного, такого красивого цвета!

Очень напоминало цвет... гречневой каши- рассыпухи!

И вот, наконец, главное! Начинаешь стягивать рукава: сначала один, (отец помогает, вытягивая наконец из рукава руку), потом тяну второй рукав - уже в другую сторону. Отец высвобождает, наконец, и вторую руку из комбинезона -

всё! Я своё сделала! Ох, и устала же! Но мы оба смеёмся, хохочем. Моя помощь больше не нужна!

Дальше отец уже сам выбирался. Комбинезон обычно водворялся в другую, в детскую комнату, - за дверь, где отец за прочнейшую петлю вешал его на прочно вбитый толстый гвоздь... С ними тоже... воспоминанья... Да, ладно. 

Подружились мы тогда с отцом - здорово! Тем более, что он, к моей радости, редко спрашивал про мои дела... Но вот однажды он, ещё одетый в амуницию, заходит в комнату, а я, как зверёныш, почему-то предчувствуя для себя неладное, хотела прошмыгнуть мимо него в коридор... Не тут то было: он схватил меня в дверях и строго спросил:
- "А... где твоя нотная папка? А?"
Я молчу. Он повторил вопрос. И добавил: - "Что-то я давненько её не видел... Обычно лежит вот тут, на сундуке... Так, где она?"
Новый, уже более строгий приказ: - "А ну-ка, давай её сюда!"
Пришлось... полезть за сундук, куда я её уже давно забросила, чтоб её и не было видно (на глаза чтоб не попадалась и мне самой!) - нащупала "шнуровочные ручечки" - достала...
-"Тааак, - протянул отец. - Что это значит?" И строго глянул на меня:
- "А ну, рассказывай, что случилось! Ты что? Забросила учёбу в музыкальной школе?"
Я, помню, расплакалась и призналась:
 - "Да... забросила..."
И на вопрос "Почему?" рассказала про свои (и учИтеля со мной) мученья.
- "Ну, и что? Дальше - не хочешь?"
Я, помню, вздрогнула от прямоты вопроса, внутренне насторожилась: со мной говорят, как с большой - о том, "Хочу иль не хочу"? Видно, не привыкла к этому! И - поскорей (чтоб не передумал?) подтвердила: - "Да. Не хочу!" Пришлось и про руки рассказать…
Сама аж сжалась: приготовилась к тому, что "щщас – попадёт!" Что отец станет ругать, увещевать…
Но он, к моему удивлению, только и сказал, правда, огорчённо: - "Жаль!" И тут же сокрушенно добавил:
- "Ну, что ж! Раз не хочешь… Только - ох, как мама огорчится..."
 О, как обрадовалась я новой свободе! И тому, что папа меня понял: не стал ни ругать, ни заставлять...
А стал иногда сам в свободное время - брать скрипку и что-то там пиликать на ней. И мы оба заговорщически улыбались друг другу. Он подмигивал мне. Сначала одним глазом, - я отвечала тем же. Потом подмигивал мне другим глазом...

И тут выяснилось, что я правым глазом-то подмигивать и - не умею! Закрывались (и до сих пор закрываются) сразу оба! Вот смеху было!

Уже надо мной! Дружба моя с отцом - продолжалась и даже крепла!

Но вот вернулась мама... (она в санатории заболела, и ей продлили санаторное лечение, так что её не было дольше, чем ожидалось). И, конечно же - один из первых её вопросов-распросов:
- "Ну, как дела с учёбой - игре на скрипке? Каковы успехи?"
В ответ - "гробовое" молчание... (маме ещё и успехи нужны...)

О, как она расстроилась, узнав что "Успехов - нет", что "Учёба - заброшена!"
- "Как заброшена? И - давно?"  - "Давно!"
А как папе-то тогда "за это" попало-перепало!
- "Тебе безразлично!" И - "Все вы, мужчины такие: вам всё равно..."

А мне понравилось, что отец даже защитил меня перед мамой! И сумел при этом и успокоить её!

Вот так и было "закрыто" моё злосчастное "СКРИПИЧНОЕ ДЕЛО"... Урра-а-а!!!!!!!!!!!
А пианино... это совсем другое дело!
Жаль, его нет...
И вряд ли будет.
 16.10.12.