Глава 3

— Олег… Помоги!

Олег, придя в себя, открыл глаза и увидел перед собой злобный взгляд проснувшегося в капсуле сталкера, услышав его визг. В другом конце вагона он разглядел зажмурившегося от страха и отвращения Руслана. Его прижало к стене капсулой, и серое сухое лицо сталкера, заключённого в капсулу, было в паре десятков сантиметров от него. Пожелтевшие зубы щёлкали прямо перед ним, одновременно с криками.

— Чёрт, Олег! Убери это отсюда!

Олег пополз к нему, ударяясь головой об капсулы, которые теперь свисали над ним. Уже в метре от капсулы он захватил её грави-пушкой, и она стала медленно оттягиваться от Руслана, но сорвалась. Олег скрипнул зубами и второй раз попытался притянуть к себе капсулу.

— Вот так! Пошло!

Капсула притянулась и повисла на стреле-манипуляторе где-то в стороне. Руслан оставался сидеть на железной балке в бывшей стене вагона.

— Спасибо, — прошептал он с усталым облегчением.

Вообще, очень странное существо — человек. Мы спокойно разглядываем фотографии красивых людей, смотрим фильмы с их участием, ходим в салоны красоты. Нам очень нравится видеть человека в сборе, в строго установленном природой порядке. Но стоит нам разделить его на составляющие — и это почему-то уже никому не нравится. Скелет, мышцы, нервы, внутренние органы очень нравятся нам, пока они, находясь под кожей и волосами, расположены так, как нужно. Но стоит хоть немного вытащить то, что у него внутри или просто изменить привычное расположение — и мы испытываем ужас и отвращение. Насколько бы ни был человек красив при жизни, если он попадёт в аварию и его внутренние органы окажутся снаружи, истекая кровью, нас просто стошнит. Даже если этот человек нравился нам. Казалось бы, из детей и семьи сделали культ — создали огромную индустрию детских товаров и развлечений, заботятся о духовном воспитании детей и остервенело оберегают их от "нежелательной информации". Но большинство из нас, увидев вживую процесс родов, упадёт в обморок. Что это всё? Неужели это — настолько сильная любовь к порядку? Или это — такая двойная мораль?

А ведь этот раб — такой же бывший человек. Просто часть органов удалена, часть изменилась. Просто нарушен порядок. И всё, он уже — как пугало, страшное и отталкивающее. А ведь он не хотел этого. Никто из тех, кто ждал своей участи в «Стара Проспект», не хотел, чтобы их так боялись и ненавидели после смерти.

— Надо выбираться отсюда побыстрее, — сказал Руслан.

Пока ты жив и приносишь пользу окружающим, они воспринимают это как данность. Никто даже не подумает благодарить тебя за это. А стоит тебе попасть в беду — от тебя моментально все отвернутся. Потому что ты перестал приносить им пользу и только добавил новых проблем. А кому хочется решать чужие проблемы? Гораздо приятнее — только получать помощь в решении своих собственных. Как только ты заболел чем-то неизлечимым, от тебя тут же все отворачиваются. Потому что когда ты гниёшь заживо, источая ужасные запахи, и от тебя прямо на ходу отваливаются отгнившие зловонные куски плоти, ты сразу же становишься объектом ненависти и презрения. К тебе сразу начинают относиться, в лучшем случае, с холодной вежливостью, а в худшем — начинают шарахаться или даже обижать. Главная причина такой ненависти и агрессии — это страх. Страх стать таким же. Как только ты умрёшь, тебя тоже будут бояться. Многие ведь до жути боятся трупов. Хотя не надо быть сильно умным, чтобы понимать, что труп никогда не укусит и не ударит. Отныне это — просто неподвижная вещь. Но люди всё равно боятся мёртвых. Может быть, это — тоже страх. Страх, что это может произойти и с тобой. Страх возможной близкой опасности. Может быть, это — любовь к порядку. Может быть, это — лишь глупые стереотипы, насаждённые с детства страшными рассказами и фильмами ужасов. А может быть, это — лишь веяние времени, потому что даже мёртвый в наши дни может встать и начать убивать — как зомби или сталкеры.

Олег быстро выскочил через вырванный люк в крыше вагона и тут же опустился на пол от резкого приступа слабости. Руслан выпрыгнул следом и, тяжело дыша, привалился к стене с некогда белой кафельной плиткой.

— Погоди секунду, — сказал он, — дай перевести дыхание.

Олег подошёл к нему, пытаясь улыбнуться, но не получалось:

— У тебя точно всё нормально? Это же просто люди. Они же не виноваты в том, что…

— Да понятно.

Всё-таки этот иррациональный страх неистребим, даже в этом парне — выросшем в смутные времена, порождённые Мировым Правительством.

— Знаешь, — решил приободрить его Олег, — я однажды видел макет человека в разрезе. Там экскурсоводы дёргали за ниточки, показывали, как сокращаются мышцы, как двигаются конечности. Чем-то похоже на это.

— А я однажды видел собаку с хедкрабом на голове, — мрачно ответил Руслан, — она так жалобно скулила, но всё равно бросалась на людей, вставая на задние лапы и нанося удары передними лапами.

А он ведь не шутил. Как мало Олег видел за свою жизнь: ему — уже почти тридцать пять, а он почти ничего не знает о жизни, а Руслан, который ещё недавно ходил в пятый класс, знает больше него.

— Мда, — ответил Руслан, немного приободрившись, — всё не так просто, как я думал.

Да уж. Это было бы слишком хорошо — просто уехать из города, даже не поборовшись, оставить всех наедине с их проблемами, а самим трусливо бежать, отсчитывая в уме время до того, как от города останется лишь пепельная пустыня. А теперь они и сами попали в эти сети.

— Теперь мы в одной лодке с остальными жителями, — подытожил Руслан, — пешком к вокзалу.

— Ну, и что делать будем? Спасаться самим, или помочь остальным жителям? Много их в городе осталось?

— Нашёл, что спросить, — покачал головой Руслан, — думаю, довольно много. Давай для начала хотя бы выйдем на поверхность.

А ведь и правда. Вот он — комплекс героя, который ему так упорно насаждали повстанцы и вортигонты: ты должен обязательно спасти всех и вся, ты же — великий Олег Ахатинов. А должен ли он? Кто он вообще?

— Мы хотя бы знаем, куда надо идти, — сказал Олег, — на какой-нибудь из вокзалов. Заведём какую-нибудь свободную мотодрезину, и вперёд. Ты же сможешь? А кто захочет с нами, тех уместим в кузове.

— И на всё про всё пять часов?

Олега снова охватила волна слабости, и жжение в животе пульсировало, будто тиканье часов, отсчитывающих оставшееся время. Олег споткнулся.

Руслан подошёл к нему и поддержал за плечо:

— Что с тобой?

— Ничего, слабость какая-то, — ответил Олег.

В глазах было темно. Давление, наверное, было очень низкое. Но вдруг слабость отступила, угрожающе затаившись, словно дикий зверь в тёмной пещере, готовый напасть в любой момент.

Судя по всему, их поезд подорвался на растяжке повстанцев и, пробив перекрытия, рухнул в какую-то подземную автомагистраль. Это сразу видно, когда пробираешься через груды бетонных обломков, смешанных с сегментами одной из шагающих стен. Руслан довольно легко пробирался через бетонные завалы в своих видавших виды кроссовках. Олегу же было труднее — подошвы его костюма толщиной сантиметров в десять не позволяли нормально чувствовать дорогу: такое чувство, будто идёшь по густому киселю. К тому же, пружинные амортизаторы под подошвами сглаживали ходьбу, отчего было ещё сложнее оценивать поверхность. Но зато было не страшно пораниться, даже если наступишь на длинный торчащий гвоздь. Долгая ходьба не была такой утомительной. Если бы шла обычная война, между обычными людьми, такой костюм уже давно отняли бы военные, чтобы изучить его устройство и наладить серийное производство. Но сейчас о таком костюме никто бы и не вспомнил, разве что — помешанные коллекционеры. Люди поумнее в нынешней ситуации запустили бы конвейер по производству роботов, таких как Кот. Такая машина, с лёгкостью рвущая солдат пополам и ворочающая даже тяжёлую технику Правительства, давно бы закончила эту войну.

Они вышли на разбитое подземное шоссе. Руслан остановился.

— Осторожно, Олег! Кажется, я слышал выстрелы.

Олег медленно повернул голову. Звук вроде был знакомый. Руслан молниеносно кинулся за колонну на разделительной полосе.

— Это же турели!

Потускневший красный окуляр датчиков приближения уставился на Олега. Почти все лампочки перегорели, но было видно, что всё шоссе усеяно трупами муравьиных львов и зомби. Повсюду — корочки засохшей жёлтой крови и треск вновь и вновь щёлкающего бойка в почти мёртвой тишине.

— Руслан, ничего страшного, в них давно закончились патроны, — сказал Олег и осветил фонариком тоннель, заваленный покорёженными автомобилями, обломками бетона и трупами.

Они опасливо вышли. Все стены и пол были в пулевых отверстиях, чёрных и зловещих. Осколки кафеля хрустели под ногами. Руслан вздрогнул и отскочил в сторону, когда ему за воротник упали холодные капли конденсата с железной балки на потолке. Вся дорога была завалена трупами.

— Муравьиные львы, здесь? Видимо, защитные системы Правительства пали окончательно. Неудивительно, ведь их питал реактор Цитадели.

— Вот только насекомых этих нам не хватало, — пробурчал Олег.

— Но у тебя же есть эти приманки, с которыми они принимают тебя за своего?

— Нет, — как можно спокойнее и беззаботнее сказал Олег. Эффект получился потрясающий.

— Что?! Ну, вот, приехали.

Они пошли по тоннелю. Подумать было страшно, что тут происходило, когда все эти трупы были ещё живы. Один набор рефлексов — против другого. Но победила, как всегда, смерть. Она никогда не проигрывает. Было плохо видно, пара чудом уцелевших лампочек освещали путь только на пару метров вперёд. Когда Олег услышал полный боли и отчаяния стон, он, наконец, включил фонарь. Гниющее тело было в метре от него. Оно заносило руки для удара.

— Осторожнее, — Руслан поднял пистолет, и Олег отбежал в сторону, — свети на него!

Пара десятков пуль прошила тело живого трупа. Олег кидался в зомби камнями и кусками арматуры с помощью грави-пушки. Но каждый раз, когда кирпич с характерным хрустом влетал в очередной живой труп, Олега передёргивало, словно это его рёбра ломались, как прутья от веника. Ведь это — люди, обычные люди, не виноватые в том, что с ними случилось. Не надо забывать это, а то и сам превратишься в нечеловека. Дальше был завал, и единственный возможный обходной путь лежал через абсолютно тёмный коридор.

— Ничего не видно, — посетовал Руслан, пока Олег освещал дорогу фонариком костюма, — мы тычемся в темноте, как слепые котята.

Они дошли до конца коридора, и Олег упёрся в дверь с кодовой панелью.

— Вот чёрт, — выругался Руслан, — электронный замок.

— А может быть, ты код знаешь? Или его можно открыть твоей отмычкой?

— Нет, — ответил Руслан.

Его взгляд скользнул вправо, где за ржавой бочкой виднелось вентиляционное отверстие, закрытое решёткой.

— Вентиляция!

Не предчувствуя ничего хорошего, Олег отодвинул бочку. Ну, начинается: конечно, Олег, ты — в костюме, ты и делай самую грязную работу. И только посмей возмущаться, просто молча отряхивайся от жирной пыли. Чёрт бы побрал всю вентиляцию в мире!

— Знаю, как ты любишь лазить по ним, — усмехнулся Руслан, — Наталья Николаевна рассказывала, как однажды у неё заклинило замок на двери в её кабинет. А вы с Сергеем соревновались, кто быстрее попадёт внутрь кабинета в обход двери.

Раздражение Олега стало потихоньку уходить, и он, усмехнувшись, выдернул решётку и полез в вентиляцию, предаваясь воспоминаниям. Кречетова всегда была и будет для него особенным человеком. Среди сотрудников «Мамоново» было принято называть друг друга по именам и на "ты". Подобная практика была введена начальством для создания доверительной атмосферы среди коллектива, будто весь персонал центра — одна большая дружная семья. И начальство не прогадало — эта традиция действительно благотворно повлияла на взаимоотношения между коллегами. Но к Наталье Кречетовой Олег всегда обращался уважительно и только на "Вы". И на это были свои причины, начиная с той, что Кречетова преподавала в СамГТУ, когда Олег только поступил туда. Профессор почувствовала в Олеге талант и, так сказать, взяла его под опеку. Олег рано для своих лет заинтересовался электроникой, программированием и механотроникой. После серии неудачных экспериментов по телепортации Олег стал одержим изучением принципов мгновенного перемещения. В конечном счёте, он был разочарован медленным темпом исследования телепортации и, окончив СамГТУ, долгое время работал по профессии. Потом, когда к Кречетовой поступило приглашение на работу в «Мамоново», учёная не захотела разрывать связи с подающим большие надежды бывшим выпускником и порекомендовала Олега Ахатинова Дорожному. И молодой двадцатитрёхлетний инженер тоже попал на работу в этот инновационный центр. Он принял предложение работы, надеясь на то, что, по крайней мере, часть финансирования пойдёт на его изыскания. Отчасти эти надежды оправдались, и Олег, в конце концов, получил патенты на ряд своих разработок. Его работы произвели должный эффект — Олега сразу заметило руководство, и его приняли в команду разработчиков новейших компактных и работоспособных телепортов. Олег стал частым гостем своего нового коллеги — доктора Бориса Лихтциндера, автора первого в «Мамоново» прототипа телепортационной установки. Именно благодаря исследованиям и работе Олега модель Лихтциндера удалось модернизировать и значительно улучшить, и тому дали неплохое финансирование и перевели его из его лаборатории прототипов в новый, только что построенный, комплекс. Олег тоже планировал попасть туда, но не захотел покидать своего учителя Наталью Николаевну и остался работать с ней и профессором Романом Парфёновым, нобелевским лауреатом, в лаборатории энергоносителей. Олег занялся разработкой аккумуляторных батарей с маленькими размерами и большим удельным энергозапасом, доводя их до совершенства. Пожилые коллеги Олега, раньше ворчавшие что-то о "мальчике, решившем поиграться с дорогущим оборудованием", теперь были восхищены его талантом.

Но если бы не Наталья Кречетова, ничего этого не было бы.

Профессора Поповича тоже приходилось называть на "Вы" почти всем. Дело — в том, что его сомнительный гений обладал весьма скверным характером и мог устроить скандал буквально из ничего — например, если молодой коллега назовёт его на "ты". Все учёные за глаза посмеивались над Поповичем, но в глаза ему правды никто не говорил — кому нужны крики и споры? Единственным, кто не боялся спорить с ним, была Кречетова, и эти споры могли длиться бесконечно долго, так что коллегам приходилось постоянно разнимать их. К счастью, лишь Попович был столь специфической личностью во всём центре, и со всеми остальными коллегами у Олега складывались прекрасные отношения. Вряд ли ещё где-то могли быть более чистые и оборудованные лаборатории. А какие там пирожки продавали в столовой… Попович вечно требовал от охранников чинить сломавшиеся автоматы с газировкой, как будто это их обязанность. Олег вспомнил, как однажды случайно спалил его завтрак в микроволновке, надо было видеть его выражение лица! Он был, конечно, вздорный старикан, но жалко было его. Как и всех остальных, кто погиб там…

Олег открыл дверь с другой стороны, отключив питание электронного замка, попутно включив какое-никакое аварийное освещение тоннеля и раздобыв пистолет с парой магазинов. Однообразие тоннеля сменилось двумя вагонами, свалившимися сверху, так же как и их поезд. Двери были выбиты, и они зашли внутрь.

Руслан посмотрел на вагон:

— Ого! Похоже на военный состав.

В глубине вагона под холодным светом лампы лежало тело, мускулистое и широкоплечее, с хедкрабом. Они подошли поближе, и Олега удивило отсутствие вони. Ни язв, ни горбов, ни зловонных внутренностей. Лишь — кровь, много крови на плечах и серой броне. Кровь залила эмблему Правительства на плече.

— Это что ещё за хрень, — тихо сказал Руслан.

Хедкраб уже давно был мёртв. Кровь засохла между щитками бронежилета, образовав корочку, похожую на потрескавшийся лак. Перчатки, натянувшись на выросших в длину пальцах, лопнули в тех местах, где проросли недлинные когти, жёлто-чёрные, с запёкшейся кровью под ними. Ещё одна трансформация — теперь уже насильственная: стоя меж двух огней, ты выбираешь сторону тех, кто кажется тебе сильнее. Ты вступаешь в их ряды, становишься подобным им, совершенствуясь в одном и регрессируя в другом. Но ты и не догадываешься, что есть ещё одна — третья — сила, перед которой обе стороны равны. И когда ты уже определился, на чьей будешь стороне и за кого воюешь, неведомая сила хватает тебя за плечи и толкает в пропасть. А когда хедкраб вцепляется зубами в противогаз, ты всё ещё надеешься, что эта тварь подавится.

— Комбины-зомби, — усмехнулся Руслан, — что-то вроде… Зомбайн! Ха! Как тебе? Зомбайн, дошло?

— Какой ты остроумный, — проворчал Олег.

Они обернулись на звук и увидели тёмную фигуру за стеклянной дверью между вагонами. В другом вагоне тоже горел свет, и они в ужасе увидели, как к ним, прихрамывая, ковыляет солдат Правительства — солдат-зомби. Он остановился, явно чувствуя людей. Беспорядочные протяжные звуки его модулятора голоса доносились до них — зловещие, тихие, сводящие с ума.

Он надеялся, что эта тварь подавится. Но когда её зубы, ломая импланты в его мозгу, всё-таки нашли лазейку, он растерялся. Обида и растерянность — последнее, что он чувствовал перед тем, как умереть. Точнее — в первый раз умереть, потому что когда он очнулся, весь в крови и с мерзким существом на голове, он понял, что не мёртв. Он заживо похоронен в этом теле. Он гниёт заживо. Но психологические установки, поставленные Правительством, ещё работают. Директивы, внушённые мозгу, не нарушить. Ему не хочется вставать, но он идёт. Боль сильна, но безумие и осознание собственной полужизни — ещё сильнее. Хочется умереть, уйти, чтобы всё закончилось. Спрыгнуть с Цитадели, застрелиться, лечь под поезд. Но злая тварь, поработившая почти весь мозг, не позволит этого сделать. Почти весь — потому что есть ещё директивы Правительства, которые ничем не выбить.

Зомби, срывая с пояса гранату, побежал к ним. Чека звонко упала на пол, как будто выроненные из кармана ключи от квартиры. Светясь красным огоньком, граната была зажата в когтистых пальцах поднятой вверх руки.

— Берегись! У него граната, — крикнул Руслан.

Они выбежали из вагона за долю секунды до оглушительного взрыва, вынесшего волну осколков. Олег понял: этот бывший слуга режима хотел умереть, но установки, вбитые Правительством — сильнее даже хедкраба на голове, и он нашёл выход…

* * *

Здание бывшего кафе «Метелица» переживало явно не самые лучшие времена. В зале уже не сидели весёлые посетители, пара одиноких пластиковых стульев валялась на полу, среди рваных газет, бумажек, консервных банок, обёрток от сухих пайков и "бомж-пакетов", грязных тряпок и гильз. На барной стойке наскоро устроили КПП, поставив старую турель и двоих усталых скучающих солдат. Некогда красивый, отделанный зеленоватой кафельной плиткой банкетный зал был пуст и разбит, плитка покрошена пулями. Одна из колонн обвалилась прямо в небольшой высохший фонтанчик — когда отсюда выбивали повстанцев, какой-то идиот кинул под колонну гранату. Бывший надзиратель, сержант TDM252U2 нервно расхаживал по этому беспорядку. У него уже чесались руки от бездействия. После недавнего взрыва тюрьмы «Стара Проспект» в надзирателях отпала нужда, и ему сделали царский подарок в виде повышения до сержанта сверхчеловеческого подразделения. Для него это был серьёзный шаг вперёд. Он не боялся установки имплантов в мозг и во всё тело. Он знал, что для него это — прогресс.

— Да где же они, — раздражительно повернулся он к постовым, — сколько можно ждать?!

За спиной раздались беспорядочные шаги.

— Ну, наконец-то, — злорадно усмехнулся TDM252U2, — и года не прошло!

Потрёпанного вида госкавалеристы выстроились перед сержантом в две нестройные шеренги. Выглядели они неважно: все — в сером пепле, падающем с неба, у многих форма была исцарапана пулями. Взгляд его остановился на двоих.

— Что за вид?! Где ваши вязаные маски?!

Оба госкавалериста хмуро посмотрели на нового начальника.

— Потерял в перестрелке, — глухо ответил один.

— Обгорела при взрыве, пришлось снять, — отозвался второй.

— Смотреть противно, — взгляд сержанта скользнул по растерянным лицам.

Его голос источал желчь. TDM252U2 остановился перед строем, заложив руки за спину.

— Бывшие сотрудники Службы Войск Государственной Кавалерии! Как известно, ваша бесполезная организация была уничтожена. Потому что кое-кто начал переходить на сторону повстанцев целыми взводами! Оставили в живых только вас, старших офицеров, кто не успел переметнуться к нарушителям режима, — TDM252U2 не смог удержаться от презрения, — но это не значит, что вы достойны привилегий. Все вы разжалованы в рядовые, и вы это знаете. Правительство великодушно даёт вам возможность доказать, что вы верны ему до последней своей секунды.

Сержант замолчал и прошёлся перед мрачно молчащим строем.

— Вы поступаете под моё командование. С этой минуты вы выполните любой приказ: как мой, так и старших по званию. Наша задача состоит в том, чтобы выбить митингующих с позиций на окраинах города и не дать им живыми покинуть город. Любой ценой.

— Ага, то есть, мы просто расходники, — пробурчал кто-то, — через пару часов всё равно всем конец…

TDM252U2 резко обернулся:

— Мы не расходники! Правительство ценит своих верных солдат и никого не посылает на убой! Мы сегодня являемся передовой ударной силой. В числе других.

— А почему не страйдеры? Они всех быстро зачистят, да и не жалко этих животных, — крикнул другой голос.

— А вот это уже не вам решать, — рявкнул сержант, — и страйдеры не "животные", а такие же члены Правительства, как и солдаты. А вы, никчёмное дерьмо, должны быть счастливы, что вам дали последний шанс, а не пристрелили вместе с прочими предателями!

— Я никогда не был предателем, — сквозь зубы произнёс один из лишившихся маски.

— Вот ты это и докажешь, — глаза сержанта полыхнули злобным огнём, — первым пойдёшь в разведку боем, в одиночку. Я лично прослежу.

Госкавалерист растерянно отвернулся.

— А теперь, бегом на улицу, получать оружие, — громко сказал сержант, — за любое подозрительное движение я сам любому пулю в лоб пущу, имейте в виду!

Да, вечер перестаёт быть томным. Вести в бой этих неудачливых госкавалеристов, да ещё — за считанные часы до взрыва. Хорошо, что командование обещало прислать подмогу в виде солдат и десантный корабль для эвакуации после удачного завершения операции. Сержант не просто верил в это — он это точно знал. Не знал он лишь о том, что с крыши соседнего дома за ним наблюдал в бинокль какой-то гражданин, стараясь разглядеть всё — фигуру, лицо, нашивки, каждую деталь…

* * *

Руслан молчал. Всё время, пока они шли вперёд по тоннелю подземной автотрассы, кромешная темнота и тишина не отпускали их. Говорить больше не хотелось, да и зачем? Сейчас пришло время говорить тёмным тоннелям, одинокому свету фонарика, трупам муравьиных львов, зомби и солдатам-зомби. У одного из них Олег даже нашёл пистолет и патроны для него. Патронов было немного, но уже хоть что-то. Надоело ему быть вооружённым лишь фонариком. Но даже теперь, отстреливаясь в темноте от зомбайнов, слушая их вой и попытки связаться со своими, он хотел ощутить на себе взгляд. Его взгляд — человека в белой простыне. Надоедающий, пристальный, с искорками снисхождения. Надоевший и такой ненавистный. Но дающий уверенность и чувство того, что всё идёт как надо. Отбиваясь от чёрного ядовитого хедкраба, Олег понял, что уже давно не чувствует этот взгляд. Его нет. Пусто. Барнаклы, свисающие гирляндой с потолка, захватывают своими языками бегущих зомбайнов. Всё, хватит, Олег, халява закончилась. Теперь всё — по-настоящему. Ранения не будут заживать без следа. Голод будет сводить с ума, как уже сводят с ума редкие приступы слабости и неприятное жжение в животе. Сколько талантливых и знаменитых людей умерли рано и нелепо. Как будто бы они выполнили свою миссию, выложились на все сто, выдали всё, что только могли, и стали не нужны вселенной. Уитни Хьюстон, Касс Эллиот, Пушкин, Лермонтов, Блок, Бодров — да мало ли примеров. Вот и с тобой будет так же.

Олег посмотрел на Руслана, отстреливающегося от бегущих отовсюду муравьиных львов, пока Олег грави-пушкой кидал корпусы старых автомобилей, чтобы заткнуть ими норы этих насекомых. Было непривычно видеть Руслана таким: вместо веселья и насмешек — страх и сосредоточенность. И этот невидимый взгляд человека в простыне больше не следил за Олегом. Он почувствовал одиночество. Он больше не нужен. Но почему это чувство настолько неприятно? Разве не этого ты хотел? Не свободы? Надо быть осторожнее с желаниями — они иногда сбываются. Только не всегда так, как тебе хочется. А то и вообще: сам не понимаешь, чего хочешь на самом деле — вот почему на него накатывает такая слабость во всём теле.

— Ой, фу-у-у, — поморщился Руслан, когда они зашли в какое-то подвальное помещение и оказались по колено в мутной холодной воде, которая, видимо, вылилась из всех труб на стенах, — хорошо тебе, у тебя костюм. Какая гадость эта вода.

Впереди раздались знакомые звуки.

— Вот они, — сказал Руслан, поднимая пистолет.

С другой стороны подвала ковыляли несколько зомбайнов. Руслан начал стрелять в них. Олег, недолго думая, выхватил дробовик и двумя выстрелами добил их. Они вышли в тоннель, в конце которого виднелась тусклая лампочка.

— Хоть бы тут был выход на поверхность…

Да уж, вот будет смешно, если они всё это время шли не к выходу на поверхность, а, наоборот, в самую глубь подземелья. Но когда они прошли по огромной подземной автостоянке прямо к одинокой лампочке, то обнаружили, что она висела прямо над входом в лифт. Кабины не было видно, но тросы, уходящие наверх, выглядели словно спасательный круг посреди океана.

— Надо же, лифт, — Руслан с облегчением нажал кнопку вызова, — я был бы рад и обычной лестнице.

Кнопка тускло засветилась и через долю секунды погасла.

— Да ёлки-иголки, — видимо, всё, что копилось в Олеге последние несколько часов, вырвалось наружу.

— Погоди, Олег. Просто, наверное, в распредустройстве автоматы отключены.

— Пошли, — сказал Олег и пошёл в темноту.

Ещё несколько минут понадобилось, чтобы по кабелю, идущему под потолком от шахты, найти хоть что-то. Ящик с трёхполюсным автоматом с подписью «Лифт» они, в конце концов, нашли, но понадобилось довольно много сил и нервов на открытие крышки ящика. Впервые за день Олег заскучал по своей монтировке.

— Эй, слышишь? Лифт заработал, — сказал Руслан, когда Олег включил автомат.

Из темноты послышались шаги и сдавленные нечленораздельные звуки.

— А вот и неприятности, — пробормотал Руслан, вскидывая пистолет.

Они пробивались обратно к лифту, отстреливаясь от живых трупов. Когда они уже подходили к шахте, один из зомби подошёл вплотную к Руслану и уже пытался нанести удар. Но Руслан ловко пригнулся и тут же оттолкнул перерожденца, и Олег выстрелил в хедкраба на голове.

— Прямо в цель, — усмехнулся Руслан.

Олег посмотрел в шахту, но кабина была ещё далеко.

— Да что ж так долго…

На свет вышла сгорбленная фигура в броне солдата, и Олег открыл огонь. Лампочка, запылённая осыпавшейся штукатуркой, давала света ровно настолько, чтобы освещать метров пять вокруг лифта, поэтому когда из тьмы выныривал плачущий зомби, его было видно уже совсем близко. Руслан робко выстрелил. Пара залпов — и Олег выкинул дробовик, пустой и бесполезный, и выхватил пистолет. Крики, вой и сдавленные коды приказов, шарканье подворачивающихся ног — всё это сливалось в зловещую симфонию, которая сводила с ума. Олег включил фонарь, и стало немного светлее. И почему он постоянно забывает о нём? Его что-то толкнуло в плечо, и он выстрелил в зомби слева от себя. Они всё наступали и наступали. Кроме обычных зомби, стали подтягиваться "быстрые", и тогда Олег уже испугался не на шутку. С ними в таком полумраке — шансов немного. Руслан вскрикнул, когда на него с душераздирающим визгом прыгнул один из ходячих скелетов. Он увернулся, и зомби пролетел мимо, и Руслан сразу же убил его выстрелом в затылок.

— Да где этот лифт?!

— Уже подходит!

Звук двойного огня опять влился в общий гул, создавая совсем психоделичную музыку, как безумный музыкант, которого вытолкали на сцену, чтобы заполнить вынужденную задержку и отвлечь заскучавших зрителей, начинающих неодобрительно шуметь и даже свистеть. Наконец, кабина прибыла, и они забежали в лифт. Руслан нажал на кнопку, и решётчатые двери закрылись. Долгие секунды, пока лифт не трогался, Олег смотрел на мертвецов, которые со стоном били руками об решётку, словно умоляя взять их с собой.

— Фух, — облегчённо вздохнул Руслан, когда кабина поехала вверх, — как раз вовремя…

— Вот-вот, — ответил Олег, — здорово у нас всё получилось.

— Только бы ещё не стемнело.

— Смотри, а то накаркаешь.

Они проехали какой-то этаж, на котором было видно ещё одного зомби, стоящего у дверей посреди комнаты, в которой горел тусклый свет. Олег понял, что он на них чем-то похож. Все они — ненужные…

* * *

В парке никого не было. Триггер раздосадовано пнул ногой камень: неужели он опоздал? Если да, то для него это — конец. Одно хорошо: его отряд думает, что он — в разведке, так что никто из повстанцев его пока не хватится. Он зашёл за дерево, огляделся по сторонам, затем резко спустил штаны до колен. После городского смога быть в чистом лесу всегда приятно, а справлять нужду на природе — приятно вдвойне. Но наслаждение длилось не больше минуты.

— Не двигаться!

Он вздрогнул от голоса у себя за спиной. Солдат Правительства. Неужели — конец? Командир отряда учил их на случай, если попадутся Правительству в одиночку: надо назвать имя, показать сертификат личности с QR-кодом, бросить оружие, и, может, тогда не убьют сразу, и будет шанс сбежать. Он так и замер, стоя с приспущенными штанами.

— Назови себя.

— «Гражданин», — сказал Триггер и решил остановиться на этом.

Солдат медленно обошёл его, опуская оружие. Триггер вздрогнул, увидев форму Элитного.

— Это ведь ты просил встречу?

— Д… Да, — он попытался казаться невозмутимым, но получалось плохо, особенно когда стоишь с причиндалами наружу, а перед тобой стоит высшая боевая единица Правительства, — можно уже штаны надеть?

— Давай.

Триггер медленно натянул штаны.

— Очень хорошо, что пришли именно Вы… Передайте наверх, я так больше не могу! Меня уже раз сто могли убить ваши… Страйдер чуть не испепелил меня. Я натерпелся столько всего, что…

— Хватит, — презрительно усмехнулся Элитный, — хватит ныть! Ты сам подписался на эту работу, так что… Нравится, не нравится, терпи, моя красавица.

— Но я…

— Ты всего лишь человек, а значит, ты подвержен человеческому фактору.

— Я уже достаточно доказал свою верность Правительству, хватит издеваться!

— Пока ты не сверхчеловеческая единица, ты никто, — резко ответил Элитный, — делай то, что должен, и не помрёшь. А станешь одним из нас, и…

— Когда начальник «Госкавалерии» города нанимал информаторами меня и моего друга Келли, который был одним из командиров нашего отряда, он говорил, что мы сможем рассчитывать на привилегии, когда вы… Когда мы… Когда Правительство подавит восстание. Но я не хочу быть сверхчеловеком… Я…

— Тогда я вообще не понимаю, на что ты рассчитываешь, — усмехнулся Элитный, — делай, что тебе говорят, и радуйся, что всё ещё живой.

Триггер подавленно молчал. Он чувствовал, что просчитался, став агентом Правительства. А теперь — уже поздно. Он для них всегда будет цепным псом, если только не станет солдатом. Он бы и не прочь, но… Вживлять в тело электронные платы, менять психику, быть нечеловеком — это было выше его сил. Уж лучше так…

— Ладно, хватит, — Элитный огляделся, — время не резиновое. Ты говорил, что раздобыл что-то важное для нас. Отдавай, и расходимся.

Триггер поднял взгляд.

— Я отдам. Но сначала я хочу гарантий!

Элитный удивлённо посмотрел на него:

— Чего? Каких ещё гарантий?

Это был совсем уж абсурд. Неужели этот человечишка вздумал торговаться? С Элитой? Да он пристрелит этого самонадеянного, и глазом не моргнёт! Конечно, сначала выпытав всё самыми жестокими методами. Нет, это действительно забавно!

— Обычных гарантий, — обиделся Триггер, — как солдаты, Элита, страйдеры и прочие будут знать, что я свой? Да если наш отряд нарвётся на них, меня расстреляют, как и остальных повстанцев! Я уже сто раз мог быть убит, мне надоело, что я мишень, как и все люди! Если я захочу пойти на контакт с солдатом, как он поймёт, что мне можно верить?!

Элитный ткнул Триггера кулаком в грудь так, что тот чуть не упал в собственную лужу.

— У тебя всё? А теперь слушай меня! Ты что о себе возомнил? После войны будет видно, кто ты, а сейчас ты лишь информатор, не более того! О гарантиях раньше надо было думать! Или ты предлагаешь разослать твою физиономию всем боевым подразделениям, всем и каждому, и сказать: «Вот он хороший, в него не стреляйте»?! Напомню тебе, что ты, пока воюешь в своём отряде, всё ещё стреляешь в наших солдат! Так что заткнись и не рыпайся, и будь счастлив, что мы дали тебе шанс! А сейчас выкладывай, что узнал, даю тебе ровно минуту.

Триггер помолчал, переваривая услышанное. Таким раздавленным он себя ещё никогда не чувствовал.

— Вот, — он медленно протянул папку с бумагами, — я слышал, тут какие-то планы лидеров Сопротивления…

— Это мы ещё проверим, — Элитный спрятал папку, — и лучше бы это оказалось правдой… А теперь слушай. Те, кто за тебя отвечают, проявили к тебе доверие, которого ты ни хрена не заслуживаешь. Поэтому тебе новое задание. Отныне твоей главной задачей становится Нарушитель №1. Он где-то недалеко, да и ты с ним более-менее знаком. Вся информация о его передвижениях, все его планы, всё должно поступать наверх. Когда надо будет, убьёшь его.

Триггер почувствовал комок в горле.

— Но я не могу! Вы понимаете, что это за человек? Это же почти невыполнимо…

— А у тебя есть выбор?

Элитный развернулся и зашагал к выходу из парка, оставив Триггера подавленно смотреть перед собой. Пройдя несколько метров, солдат обернулся:

— Мой тебе, дураку, совет. Хочешь гарантий? Хочешь перестать бояться? Стань одним из нас.

И, не останавливаясь, зашагал прочь.