Глава 4

Лифт остановился, и первое, что увидел Олег через разъезжающиеся двери — нечто вроде входа в метро или подземный переход. На серых стенах висели плакаты Правительства — пирамида с глазом на бледно-зелёном фоне и белый голубь, улетающий в небо. В углу находилась деревянная скамейка с сиротливо стоящей керосиновой лампой, давно потухшей. В дальнем углу помещения виднелась лестница наверх, перекрытая решёткой. Рядом на стене висели таксофоны с давно оторванными трубками и погасшими дисплеями. Повсюду виднелись пустые консервные банки, пластиковые вилки и обёртки от быстрой лапши.

— Хорошо, что ещё не стемнело, — сказал Руслан, — сваливаем отсюда.

Олег подошёл к лестнице, ведущей наверх. Возле неё уже стоял Руслан:

— Вот чёрт! Заперто!

Олег задумался: интересно, что означает этот плакат? Всевидящее око "большого брата", которое следит за всеми? А голубь? Может, это — иллюзорный голубь мира, символ эволюции и развития, которое обещает людям Правительство? А может, это — символ роста до небес? Непонятно. Но у Олега были предположения, что это может означать в данный момент: это — душа, вырвавшаяся, наконец, из клетки и с облегчением оставляющая всё мрачное, злое и жестокое где-то внизу, далеко-далеко, чтобы устремиться ввысь, к небу, где нет решёток и замков, где всё время сияет беспечное солнце мира и свободы.

Снаружи донёсся недовольный голос, и сверху возле лестницы пробежали два человека в форме повстанцев:

— Ну, вот зачем отключили защитные поля? Они же должны были удерживать муравьиных львов! А теперь от них нигде не укрыться…

— Эй, — крикнул Руслан, стуча кулаками в решётку, — мы здесь, внизу, вы слышите, эй! Выпустите нас!

— По крайней мере, эти жуки ненавидят Правительство, так же как и мы, — сказал сверху затихающий голос.

— Кажется, они не слышат, — подытожил Руслан, — нет идей, как это открыть?

Олег походил по помещению и в углу возле скамейки нашёл вентиль, нацепив его на пазы вала, торчащего из стены рядом с решёткой. Странно: кто-то же закрыл решётку и заперся изнутри? Наверное, тот же, кто оставил керосиновую лампу на скамейке. Но ни здесь, ни где-то ниже следов чьего-либо присутствия видно не было.

— Осторожно, Ламар, эти транзисторы очень горячие, — раздался снаружи голос.

Олег не поверил своим ушам: это же — Кречетова! Она что, снаружи? И вместе со своим домашним животным? Олег начал быстро крутить вентиль, пока решётка не отъехала достаточно широко, чтобы они свободно прошли на лестницу. Пока они поднимались, Олег чувствовал себя так легко, будто он и в самом деле — душа, вырвавшаяся из клетки на свободу. Ему казалось, что он вообще не касается земли, ему хотелось улететь. Они оказались на полуразрушенной улице с остатками многоэтажек.

— Наконец-то, свежий воздух, — сказал Руслан.

С огромного монитора на железной шагающей стене на них смотрела Наталья Кречетова, близоруко щурясь и поправляя очки.

— Друзья! Граждане! Жители Города 14! Братья и сёстры, — продолжала Наталья, — люди и другие существа… хотя детально разжёвывать последние события нашим союзникам-вортигонтам излишне…

— Никогда ещё не был так рад Наталье Николаевне, — воскликнул Руслан.

Олег улыбнулся. Он видел лицо Кречетовой там, где раньше всегда было лицо Владислава Дорожного, и это было замечательно. Это значит, что повстанцам удалось. Значит, всё было не зря. Значит, можно смело сказать: «Город наш». Вот только… Что осталось от этого города?

— Да тут камня на камне не осталось, — поражённо оглянулся Руслан.

— Во-первых и самое главное, — говорила Кречетова, — если вы всё ещё находитесь на территории Города 14, незамедлительно покиньте его. Мы восстановили большую часть железных и несколько автомобильных дорог, чтобы дать вам возможность уехать отсюда как можно быстрее. В пригородных районах разбиты временные лагеря и сборно-эвакуационные пункты.

Город лежал в руинах — словно на него присел огромный слон, посидел немного и пошёл дальше. Один из страйдеров остановился, появилась яркая вспышка пронзительного голубого света. Там, где только что стоял всё ещё нетронутый дом, остались лишь две чудом не обвалившиеся стены.

— Повторяю: немедленно покидайте Город 14!

Над городом возвышалась умирающая Цитадель. Красное зарево над её вершиной с закручивающимися вокруг неё облаками создавали огромную воронку. Дул холодный ветер. Руслан нахмурился. Нет, дружище, нам не улететь, как птицам…

— Уничтожение ядра Цитадели, несомненное благо для нашего мира, повлекло за собой весьма неприятный побочный эффект. Очень скоро произойдёт разрушительный взрыв, масштабы которого я не берусь предположить. Однако можно с уверенностью сказать, что он повлечёт за собой уничтожение абсолютно всего в радиусе многих километров.

Даже непонятно, что хуже — опасность радиации или то, что от города останется лишь кучка пепла. Разве за это боролись все те, кто сейчас всё ещё борется? Они освобождали город, умирали, сражались за каждое здание. А в результате город не достанется никому.

— Поэтому повторяю: бегите из Города 14, если вы всё ещё там! Прошу вас со всей убедительностью, на которую только способна!

Но они до сих пор воюют, сражаются, бьются, невзирая на боль и риск умереть. А ведь некоторым это кажется забавным. Неужели они ещё не насытились этой мнимой романтикой войны, насаждаемой телевидением? Азарт, движение, риск… Олег поймал себя на мысли, что он и сам крепко подсел на это.

— Ну, а тех, кто уже находится за пределами города, спешу обрадовать: одним из положительных побочных эффектов дезорганизации сил Правительства стало то, что они не смогут делать людям уколы, подавляющие размножение. Эти инъекции блокировали формирование определённых белковых цепочек, необходимых для создания половых клеток. Так что сейчас для всех желающих наступило время плодиться и размножаться. Иными словами, пора задуматься над тем, что вы можете сделать для восстановления популяции нашего вида. Не откладывайте это дело в долгий ящик, так как неизвестно, сколько у нас в запасе времени до попытки Правительства взять реванш, а она неизбежно случится.

Так, прикинем, сколько среди повстанцев — женщин. И многие ли из них захотят воевать, будучи в интересном положении? Наталья, конечно, отчасти права, но… Это значит, что добрая треть повстанцев сразу станет небоеспособной.

— И всё же, — Кречетова говорила дальше, — поскольку прежде у нас не было возможности открыто говорить о вредительской деятельности Правительства, мне нужно очень и очень многое вам сообщить. В ближайшие дни я планирую написать для вас серию познавательных буклетов. На данном же этапе, к сожалению, придётся обойтись относительно краткой информацией.

Эх, сейчас бы — на пляж. Речка, коктейль и интересная книга на лежаке под зонтиком… Нет, не бывать этому больше.

— Последствия дестабилизации реактора тёмной энергии не явились для нас неожиданностью, хоть мы и не решались высказывать наши предположения вслух. Разрушительный импульс временно остановил работу всей сети реакторов Цитадели. Мы полагаем, что благодаря этому все телепорты Правительства, а также системы связи, основанные на идентичной технологии, выведены из строя. Иными словами, силы Правительства, рассредоточенные на Земле, изолированы и отрезаны от остальных.

Она словно читает доклад перед госкомиссией, как тогда — когда обставила профессора Поповича. Даже интонации те же.

— Тем не менее, мы считаем, что это временное положение вещей. Как нам довелось выяснить на собственном печальном опыте, малейшая дыра в «Мамоново» позволила врагу расширить портал, сквозь который прошли целые армии.

Ну, вот зачем она напомнила… Оно и так всё время из головы не уходит. А ведь Олег ещё не видел и малой части того, что повидали ликвидаторы аварии в «Мамоново». Ведь они даже побывали на других планетах, пока пытались закрыть пространственные разломы. А вообще-то, нет — он и не хотел бы увидеть всё это. Ему и своих призраков прошлого хватает. Его нервы и так работают на пределе возможного. Они не выдержали бы ещё большего.

— Также на Земле осталось множество модифицированных человеческих особей, которые сделают всё возможное, чтобы восстановить связь и вызвать подкрепление. Но даже несмотря на это, впервые за последние девять лет у нас появилась надежда.

«Интересно, — думал Олег, — а можно ли меня в самом деле считать героем? Всё то, что я делал, за что меня и считают героем, всё это делалось как-то само по себе. У меня же не было выбора. Я же просто делал то, что должен был делать. А можно ли это считать героизмом, если ты делаешь что-то не по зову сердца, а потому что обязан?».

— Мы втайне разработали несколько высокотехнологичных устройств, — продолжала Наталья с монитора, — и намереваемся применить их при малейшей попытке Правительства вернуть своё господство. Мы продолжаем растить и воспитывать новые поколения учёных, инженеров и техников. Ведь Правительство испытывает страх не перед нашими пулями и гранатами, но перед нашей волей, нашим интеллектом, нашим умением найти своё уникальное средство борьбы против каждой новой угрозы. Наша главная надежда это наш дух, несмотря на то, что его так легко пошатнуть. Все мы пережили гибель родных и друзей от рук Правительства. Все мы смотрели, как наши знакомые поддаются на их пропаганду, устраиваются к ним на службу и превращаются в винтики машины смерти. А тех, кто боролся, ждала ещё более страшная участь.

А может, героизм — как раз именно в этом? Сопротивляться до последнего, зная, что в конечном итоге из тебя сделают сталкера, что будешь без рук, без ног, без разума и эмоций выполнять чёрную работу в логове врага. Они же не отдавались добровольно. Но Олег поймал себя на мысли, что если бы его совсем загнали в угол, он предпочёл бы подорвать себя гранатой, чем сдаться и ждать превращения в сталкера. Нет уж. Лучше умереть львом, чем продолжать жить облезлой собакой.

— Но самое главное, что даже в таких ужасных условиях мы сохранили человечность. Только она позволит нам сплотиться перед неизбежной угрозой и обрушить на врага жестокую и неотвратимую кару.

Олег сделал пару шагов в сторону, разминая ноги, затёкшие от долгого стояния. Наталья Николаевна права. Они ещё вернутся. Но уж Олег позаботится о том, чтобы кара была действительно жестокой. Он тронул Руслана за плечо, показывая, что им пора идти. Некогда просто стоять и глазеть.

— И да, если вы почему-то пропустили часть моей речи, не переживайте, она будет крутиться в эфире до тех пор, пока в этом будет смысл. Извините за все возможные недочёты и ошибки. Как вы понимаете, у нас едва хватило времени записать это сообщение, не говоря уже о том, чтобы отрепетировать…

Кречетова обернулась куда-то в сторону, на мгновение исчезла из вида и вернулась в кадр, но Олег и Руслан уже отвернулись от монитора, направляясь в один из дворов.

— Что говоришь, Рамзес? Ах да, верно. Вы прослушали речь профессора Натальи Кречетовой, бывшего научного сотрудника из «Мамоново», ныне просто гражданина Земли, как и все. Осталось только добавить для всех, кто меня слышит: наконец-то, мы развеяли тьму, насланную врагами! Добро пожаловать на свет! Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!

Они уже зашли во двор, когда видеообращение закончилось последней фразой Кречетовой: «Так, ладно… Куда я дела свой калькулятор?». Олег усмехнулся: она — всё такая же, как и в бытность работы преподавателем в университете. Олег, наверное, был единственным, кто не спал на её лекциях тогда.

Сверху к ним подлетели несколько квадрокоптеров и начали торопливо фотографировать, облетая со всех сторон. Руслан принялся стрелять по ним. Через пару секунд один из них заискрился и с электрическим треском свалился на землю. Ещё несколько выстрелов — и второй упал на землю. Олег притянул грави-пушкой третий и с помощью первой кнопки запустил его прямо в стену дома. Тот ударился, разлетевшись на куски.

— Они кого-то ищут, — задумчиво сказал Руслан, — думаю, что нас.

— Ну, а кого же ещё.

Словно в подтверждение, с крыш домов, между которыми был своеобразный коридор, на верёвках стали спускаться солдаты Правительства. Оставалось только удивляться, как у них получалось так ловко проделывать этот трюк. Олег принялся стрелять по ним из пистолета. Когда один из солдат подошёл к нему вплотную и тут же свалился замертво, Олег, недолго думая, подобрал его автомат. Это очень приободрило его — теперь у него было оружие получше пистолета. Он быстро расправился с последним солдатом, и путь был свободен.

— Отлично, — сказал Руслан, — а я надеялся, что нам удастся отойти подальше, прежде чем нас обнаружат.

Отбиваясь от муравьиных львов, они вышли на широкую улицу. Олег сбивал их с ног грави-пушкой и сдвигал старые кузовы автомобилей, лежащие прямо на дороге, чтобы закрыть муравьиные норы, пока Руслан отстреливал их из своего пистолета. Впереди улица заканчивалась входом в двухэтажное здание. Руслан поморщился, смахивая с лица пепел, кружащий над городом. Пепел этот вполне может быть радиоактивным — неспроста же так надрывался костюм, показывая на дисплее трилистник с точкой в середине, когда Олег был возле ядра реактора. А уж при попадании внутрь организма… Как жжёт в животе… И слабость во всём теле снова накатывает волнами. Его собственный внутренний барометр, похоже, уже давно приближался к критической отметке — к той, на которой происходит модный тренд обнуления.

Здание словно взорвалось изнутри. Несколько стульев разбросало по комнате, а стёкла были выбиты. Поднимаясь на второй этаж, Олег увидел пластиковую коробку из-под торта, на которой была наклеена бордовая этикетка с белой надписью и жёлтым логотипом. На дне лежала картонка с маслянистым пятном и крошками, а возле коробки лежала бордовая шёлковая ленточка с золотистой надписью «У Саныча». Глядя на это, его желудок словно скрутила узлом неведомая сила. Как давно он уже ничего не ел и уже давно не спал по-нормальному. Он, конечно, не падал на ходу от усталости, но всё же чувствовал её как никогда. Человеку в белой простыне следовало бы лучше заботиться о своём протеже, а не бросать на произвол судьбы. Наверняка это запрещено каким-нибудь трудовым кодексом или небесной конвенцией. Он ведь уже трижды забирал Олега к себе и возвращал обратно без чувства голода и без тени усталости. Даже все раны залечивались за это время. А ведь без протекции человека в простыне и без защитного костюма ничего этого не было бы. Ну, не может же обычный инженер-электронщик, ни разу до этого не воевавший, скакать сутки напролёт как заведённая юла, уничтожая врагов и собирая всё новых последователей, и при этом ещё сохранять способность улыбаться и шутить. Интересно: если бы повстанцы узнали, что их любимый герой остаётся неуязвимым не очень честными способами, как бы они отреагировали на это? Вряд ли хорошо. У них же раны и прочие повреждения не заживают сами по себе, усталость валит с ног, а из-за чувства голода, наверное, порой невозможно ничего делать. Олег уже не первый раз задумывался: а ради чего он вообще всё это делает? Он ловил себя на мысли, что точного ответа у него нет. Усталость чувствовалась ещё сильнее. Как давно он уже не чувствовал что-то, отдалённо похожее на безопасность. То чувство, когда можно просто полежать — без необходимости держать наготове противотанковое ружьё.

На втором этаже им встретились зомби, и не только они. Там была шаровая мина Правительства, от которой зомби бесполезно пытались отбиваться. Олег точно знал, что этим сволочам он Землю не отдаст — сволочам типа Владислава Дорожного, которые говорят слово "человек" не с гордостью, а с презрением.

Олег споткнулся обо что-то и посмотрел вниз: на полу лежала зелёно-синяя жестяная банка газировки с наклеенным стикером «Проект партии "Всем миром"». Удивительно, но она была полная, даже не открытая.

Руслан, уже уйдя на пару метров вперёд, вернулся к нему.

— Что такое, Олег?

— Да ничего особенного, — ответил Олег, открывая банку, — просто… Не знаю, как тебе объяснить. Знаешь, как иногда приятно вечером, после работы, прийти домой, повесить всю одежду в шкаф, улечься с пивом перед телевизором и смотреть мультики?

Руслан посмотрел на него с недоумением. Олег поднёс банку ко рту.

— Стой, не пей! Говорят, они туда что-то подсыпают для провалов в памяти! Забываешь всё, что было за последнюю пару недель.

Олег остановил руку и ещё раз посмотрел на банку. Провалы? Хм… А он и забыл, действительно. Ещё на вокзале, в первый день появления в этом городе, какой-то гражданин в забытьи, словно говоря сам с собой, поведал об этом.

«А может, выпить? Хотя бы забуду. Забуду про то, что случилось в «Мамоново». Про всё, что было со мной здесь. Последнее, что я буду помнить — это то, как я самозабвенно работал в лаборатории энергоносителей, катаясь после работы на велосипеде по родному городу и иногда выпивая по пятницам пиво в клубе «Вечер»… Никаких монстров. Никакого Правительства. Никакой боли…».

Олег посмотрел на банку: она перестала казаться ему пыльной и помятой. Она казалась волшебной пилюлей от всех его проблем. Просто выпей — и всё пройдёт. Конечно, Руслан потом будет несколько часов тащить его на спине из города, а повстанцы воспримут потерю памяти великого Ахатинова как страшную трагедию. Но ему будет уже всё равно. Конечно, ему потом расскажут обо всём, что с ним произошло. Но услышать рассказ — это не то же самое, что пережить наяву и помнить всё как вчера. Может, действительно стоит выпить и первый раз за долгое время спокойно и долго поспать…

Неведомая сила с грохотом вырвала банку из руки, и лицо обдало липкими сладкими брызгами. Олег зажмурился на долю секунды. Банка лежала на земле, превратившись в бесформенные клочки алюминия. Яркий голубой луч заглядывал в большое окно…

— Это снайпер, — крикнул Руслан, — ложись!

Они почти одновременно рухнули на пол и ползком направились к лестнице, ведущей на первый этаж. Когда они спустились вниз, Руслан прижался к стене, сбоку от двери на улицу.

— Ну, что? Есть предложения, как нам пройти?

Олег растерянно огляделся: с автоматом и грави-пушкой против снайпера не пойдёшь. Сверху вслед за ними скатилась шаровая мина. Олег, не задумываясь, притянул её грави-пушкой.

— Ближе, — сказал Руслан, доставая из кармана свою отмычку.

Олег поднёс мину настолько близко, насколько было возможно поднести, не попавшись снайперу. Разряд ударил в мину, и она засветилась жёлтым. Наконец-то, можно её пока отпустить. Олег увидел прямо напротив входа труп человека в форме повстанца с красным крестом на одежде, а рядом с ним лежало несколько гранат.

— Попробую подойти как можно ближе к окну и бросить туда парочку гранат, — сказал Олег, — мы так уже делали с Сергеем.

— Давай, — кивнул головой Руслан, — осторожнее только.

Олег собрался с духом, резко подскочил к повстанцу и быстро похватал гранаты, лежащие на полу вокруг него. Он едва успел отскочить, прежде чем показался голубой луч и в стену влетела пуля, оставив в ней глубокую дыру. Олег стоял, собираясь с силами. Его внутренний голос говорил: «Не делай этого! Это же — самоубийство!». Но времени искать другой путь всё равно не было. Он рванул в дверь и забежал за покорёженный «ГАЗ-53», стоящий на улице. Всё это заняло долю секунды, но он успел заметить у подножия многоэтажки, в тёмном окне которой прятался снайпер, ещё одного солдата, стреляющего из станкового пулемёта. Впрочем, к нему уже на всех парах катилась шаровая мина. Собравшись с мыслями, он кинулся за другую машину, ближе к многоэтажке. Едва он спрятался за машиной, как в полуметре от него просвистела крупная пуля, влетев в асфальт и подняв вверх фонтан серых крошек. Наконец, Олег оказался уже под самой стеной здания. Он взял одну из гранат и подошёл под самое окно. Другого шанса не будет. Он быстро вырвал чеку и, отойдя подальше от стены, кинул гранату в окно, а когда уже отскочил обратно к стене, прижавшись к ней вплотную, возле его лица пролетела очередная пуля. Послышались полные удивления возгласы, и мощный взрыв выбросил обгоревшее тело снайпера. Солдата за пулемётом уже давно убила шаровая мина. Бегло обыскивая оба тела на предмет чего-нибудь полезного, Олег поймал себя на мысли, что даже не испытал никаких эмоций от этой маленькой победы. Может, это — из-за усталости? Или из-за осознания, что все эти сражения за город бессмысленны и скоро его просто сдует взрывной волной? А может, это — из-за того, что он так много всего повидал за последнее время? Когда долгое время делаешь что-то однообразное, то перестаёшь воспринимать это как достижение, это уже становится чем-то обычным. Видимо, не зря кто-то придумал Пост — только отказавшись от чего-то на долгое время, мы в полной мере осознаём ценность того, что имеем.

— Отличная работа, — сказал Руслан, подбежавший из здания, в котором они только что прятались, — этот снайпер чуть головы нам не снёс.

— Только куда нам дальше идти?

Олег распихал по карманам найденные у снайпера пистолетные магазины и батарейки, косясь на сколоченный наскоро глухой забор, перекрывающий улицу.

— Сейчас заберусь наверх и посмотрю, что там за забором, — ответил Руслан.

Он ловко забрался по водосточной трубе на карниз и запрыгнул в окно, из которого пару минут назад стрелял снайпер. Олег лишь смотрел и удивлялся, как ему удаётся забираться по стенам так же ловко, как ходить по земле.

— Ого, — раздался его голос из окна, — вся улица перегорожена баррикадами. Иди первым. Я тебя прикрою…

Послышался щелчок затвора, и голубой луч вновь засветился в окне.

— А потом, как подашь знак, побегу к тебе. Сейчас попробую опустить тебе лестницу. Надо только разбить щеколду. А винтовка изрядно заржавела!

Луч упёрся в верхнюю часть забора, раздался сухой хлёсткий выстрел, и железная лестница резко спустилась вниз, едва не упав на Олега. Он пошёл по улице и, заходя в подъезд очередного дома, оглянулся назад и увидел здание, в котором Руслан сидел за снайперской винтовкой, и Цитадель на заднем плане, над которой была чёрно-оранжевая воронка. Он увидел старый велосипед на одной из лестничных площадок, и ему стало ещё хуже. Он не катался на велосипеде уже девять лет. Сейчас бы прокатиться. И здоровье бы поправилось, и вообще. Но — куда там… Сейчас — совсем не до этого. Он бы, наверное, многое отдал за то, чтобы просто сесть и проехаться куда-нибудь, никуда не торопясь, наслаждаясь видом окрестностей… Ну, вот почему всё — так? Почему так хочется упасть лицом на землю и заплакать во весь голос? Потому что никогда уже не будет ни велопрогулок, ни осмотра пейзажей… Олег лишь грустно вздохнул, оставив позади некогда красную раму с чудом уцелевшими колёсами без шин, рулём, педалями и даже сиденьем. Он вышел на очередной отрезок улицы, огороженный баррикадами с обеих сторон. Точнее, спереди была загородка в стиле Правительства — из тёмно-синего металла с бирюзовым отливом. Ворота раскрылись, выпустив пятерых солдат, уже вскидывающих табельные автоматы. Олег приготовился, сжимая автомат в руках. Но голубой луч сверкнул, и, прежде чем солдаты успели что-то понять, пять выстрелов повалили их одного за другим.

— Ну, ты даёшь, Руслан, отлично-то как, — произнёс вслух Олег, входя в открытые ворота. За ними находилось здание, вход в которое преграждало силовое поле. С боков всё было завалено обломками.

Олег забрался на балкон на стене с воротами и увидел, как Руслан выбегал к нему из подъезда, из которого он сам вышел пять минут назад. За ним бежали — именно бежали, а не летели — несколько муравьиных львов, но Руслан легко отбился от них своим пистолетом.

— Ещё одно препятствие позади, — сказал он, пытаясь отдышаться после бега.

Сильный толчок и яркая вспышка где-то далеко не дали ему договорить. Олега чуть не сбило с ног. Он посмотрел вдаль и увидел, как над Цитаделью вновь начинают сверкать ветвистые зелёные молнии, озаряя весь город яркими вспышками.

— Похоже, ядро реактора вновь начинает перегреваться, — констатировал Руслан, глядя на верхушку Цитадели.

Чёрно-красная воронка вспыхнула, и землю сотряс новый удар, от которого Руслан чуть не упал. Он подошёл к силовому полю и снял его своей отмычкой. Они прошли внутрь и оказались в очередном подъезде некогда жилого дома. На втором этаже находился своеобразный пункт солдат. Олег, услышав голоса, пропущенные через модуляторы, приготовился и резко ворвался туда серо-оранжевым вихрем, перебив трёх не успевших даже ничего понять солдат, находившихся там. С монитора на стене на них смотрело оно — зелёное, изрезанное морщинами тело с мелкими глазами и хоботом. Истинное лицо Правительства. Через долю секунды монитор отключился.

Руслан вошёл в помещение, разглядывая какой-то большой лист бумаги:

— Мы только что нарушили около пятидесяти законов Правительства.

— Хорошо, если не больше, — усмехнулся Олег, взяв с полки на стене несколько стаканов для импульсного автомата.

— Выходить из дома только в магазины и на работу, — декламировал Руслан строки с листа, — иметь при себе сертификаты с QR-кодом, удостоверяющие личность и подтверждающие хождение на уколы бесплодия, справки от работодателей и маршрутные листы следования от дома до места работы. На посещение магазинов отводится не более двух часов в день. Запрещается: выходить из дома без необходимости, отклоняться более чем на пятьдесят метров от маршрута следования на работу и обратно, смотреть в глаза сотрудникам «Госкавалерии» и солдатам, подходить к другим прохожим на расстояние ближе полуметра, говорить вслух на улицах дольше двух минут подряд, держать руки в карманах одежды, причинять вред здоровью госкавалеристов, повреждать имущество Правительства, поднимать шум после восьми вечера. И до восьми, впрочем, тоже…

Олег не слушал — он молча осматривал комнату: много чего полезного было там. Всё помещение было завалено комплектами солдатской брони, табельными автоматами и патронами к ним, на стенах висели ряды противогазов с тусклыми жёлтыми стёклами, в углу стояли ящики с сухими пайками.

— Может, наденешь? А то мало ли что, — сказал Олег, указав на бронекостюм, висящий на стене.

— Не получится, — отмахнулся Руслан, — наши уже пробовали. Людям подходят только жилеты госкавалеристов, ведь те тоже люди, а эта броня только для синтетов. А у меня же нет разъёмов по всему телу…

— Ну, хотя бы щитки на ноги. Это уже хоть что-то.

— Да ну, зачем, — стоял на своём Руслан, — мы уже сколько дней воюем? И на мне до сих пор ни царапины.

— Вечно везти не может, — сказал Олег, проходя по комнате, — любая пуля может стать последней. Знал бы ты, сколько раз в меня стреляли, особенно по ногам.

Раздался писк, и на двери в другом конце комнаты начала мигать красная лампочка.

— Что это?

— О, нет, — ответил Олег, — только этого не хватало.

Мощный взрыв разнёс дверь в щепки. Не успело облако дыма и пыли рассеяться, как в комнату вбежали трое солдат. Олег открыл огонь, но несколько пуль попали по нему, больно ударив — костюм разрядился почти полностью и защищал очень неважно.

Они пошли дальше. Снаружи слышались отголоски уличных боёв. Олег всё задумывался, как повстанцы до сих пор не сошли с ума от всего этого. И, кажется, он нашёл ответ. Постоянная смена обстановки. Вот что не даёт свихнуться. Движение — это жизнь, не зря же так говорят. Вот интересно, почему же некоторые получают удовольствие от всего этого? Сергей, например. Он уже и забыл, наверное, как жить без войны. Главное — чтобы он только не забыл себя. А ведь они все росли в этом дерьме, и даже не помнят другой жизни. Даже если бы хотели вспомнить, не смогли бы, они просто её не видели. Руслан лет с десяти рос уже в таких условиях. Трудно даже представить, каково это — так жить: не смотреть по телевизору детские передачи, не играть во дворе с другими детьми, не ходить в школу, не гулять на вечеринке у друзей, не путешествовать по миру, фотографируя достопримечательности… Как Руслану при всём при этом удаётся оставаться человеком, да ещё таким искренним и живым? Жалко его. Олег с Сергеем — это одно, они хотя бы знали, с кем воюют и за что. А Руслан? Олег поймал себя на мысли, что будь он на месте этого парня — он уже давно стал бы кем-то вроде отца Валерьяна, только, в отличие от последнего, утратил бы веру начисто. Нет, всё-таки каменное спокойствие хоть Руслана, хоть остальных повстанцев, удивляло его. Ну, как же так удаётся? Наверное, просто все нервные срывы и истерики уже остались далеко в прошлом. Прошли лет девять назад, когда избиения людей госкавалеристами были обычным делом на каждой улице, когда хедкрабов гоняли швабрами, словно надоедливых крыс, когда кого-то из друзей увозили в «Стара Проспект» и делали сталкером. Поэтому когда на небольшой площади, через которую они проходили, они заметили солдат Правительства с автоматами, сражающихся при помощи белого с синей полосой БТРа с огромным, даже по сравнению с муравьиными львами, насекомым, никто не терялся и не поддавался панике. Никто, кроме, пожалуй, Олега. Ведь его встречи со стражами муравьиных львов можно было пересчитать по пальцам. Последняя такая встреча прошла сравнительно удачно — эти существа оказались довольно глупы, хотя и очень сильны. Бой с этими существами напоминал спецоперацию по отлову дикого зверя, волей случая оказавшегося в городе. А впрочем, почти так оно и было. Олег с Русланом, стоя на балконе здания, стреляли со всех стволов по стражу, пока он крушил на своём пути солдат, словно игрушки, хотя они и успевали подранить его. Пулемёт БТРа успел сделать в его туловище несколько десятков крупных ранений размером с абрикос, прежде чем бронемашина со скрежетом и лязгом влетела в стену здания от мощного удара клювом насекомого.

— Олег, знаешь, что я думаю? Ты единственный из нас двоих в таком защитном костюме…

— Я знаю, что ты сейчас скажешь, — поморщился Олег, — он почти разряжен.

— А если я тебе покажу вот это?

Руслан указал рукой на зарядную станцию на стене балкона.

— Надо же!

Олег спешно прилаживал вилку зарядника к гнезду на грудной панели костюма и смотрел, как спасительное изобретение наполняется электроэнергией, как прибавляются деления на индикаторе заряда на дисплее. Даже подсветка дисплея стала будто бы ярче.

Огромное насекомое, наконец, заметило Олега, успевшего спрыгнуть с балкона, и уже неслось к нему, на бегу вырывая куски асфальта своими острыми ногами. Олег посмотрел на дисплей костюма — он показывал заряд аккумулятора «97%». Ну, теперь хоть против танка! Эх, как давно он не ощущал подобного. Наконец-то. Недавнее, но уже так укоренившееся чувство совершенства, защищённости и силы. «Ну, что? Поработаем приманкой на благо отечественной энтомологии?», — пронеслось у него в голове.

Стража сильно ранили, и Олегу не пришлось бегать от него очень долго, поливая свинцом на пару с Русланом — буквально метров пятьдесят, хотя один раз он чуть было не ударил Олега своим клювом. После такого от него на стене осталось бы только пятно на стене здания. Но когда Олегу показалось, что всё уже обошлось и за спиной раздался предсмертный вздох стража — ему в спину будто кусок скалы врезался. Получив мощное ускорение, он споткнулся и улетел вперёд.

«Только бы не часы!», — подумал он, падая.

— Олег, Вы в порядке?

— Чтоб тебя, Свенсон, какого хрена ты творишь?!

— Да он как-то резко дёрнулся, я же не в него целился, а в насекомое…

Руслан подбежал к Олегу, и тот, наконец, поднялся. Он потрогал часы: вроде целые. Лоб адски болел. Олег открыл глаза и увидел возле себя дюжину повстанцев, один из которых прятал за спиной гранатомёт. У одного, кажется, лицо было знакомое…

— Триггер?

Повстанец самодовольно посмотрел на остальных: мол, вот, видите, он меня знает. Остальные посмотрели на него с таким комичным удивлением, что Олег даже усмехнулся.

— А вы как думали! Всегда рядом, чтобы помочь, — Триггер сделал улыбку до ушей.

— Герой, — усмехнулся кто-то.

— Вы… Вы даже представить не можете, как мы рады вас видеть, — сказал Руслан.

— Вы сами-то как, Руслан?

Лицо этого повстанца тоже показалось Олегу знакомым.

— Спасибо, отлично, — улыбнулся Руслан, — как вы нас нашли?

— Да просто мимо пробегали, заметили, как вы в муравьиного стража стреляете, и решили помочь вам, — сказал повстанец, — я веду свой отряд к вокзалу, надо убираться из города.

Точно, вспомнил! В тоннеле по пути в Нексус он встречал его, это же — командир отряда Триггера. Шульц вроде бы.

— Шульц вроде бы?

В глазах командира промелькнуло удивление вместе с настороженностью:

— О, Олег, Вы и меня знаете?

— Мы с Вами уже встречались. В тоннеле, когда Ваш отряд весь завалило, — и понял, что зря это сказал, надо всё-таки подбирать выражения, — что со мной вообще произошло? Никто не в курсе?

— Да это Свенсон, дурак, ослеп совсем, не смотрит, куда стреляет!

— Да я же не специально, вы что, — возмущённо ответил тот, что с гранатомётом.

Олег хотел приободрить его, но передумал. Эх, четверть заряда костюма пропала. А ведь он так долго заряжал его от правительственного зарядника… В отсек на рукаве он вставил батарейки, оставшиеся в карманах костюма, дав всем понять, что всё — нормально.

— Олег, у Вас, кажется, кровь идёт, — сказал Триггер.

— Ничего, всё хорошо, — попытался улыбнуться Олег, хотя лоб болел просто ужасно, — где наша не пропадала.

— Что Вы, Олег, я не хотел умалить Ваши достижения, просто…

Даже так? Оригинально, конечно! Не так прост этот Триггер, как кажется.

— Просто, — продолжил он, улыбнувшись, — я видел, как умирали и от обычных ссадин. Так что надо проверить. И, если надо, зашить.

— Что?

Это было уже слишком для Олега — медленно и болезненно ковырять иголкой его лицо.

— Нет, спасибо, мне уже лучше! Кровь уже останавливается.

— Да поймите Вы, Олег, мы не можем позволить Вам умереть от такой ерунды, — настаивал Триггер, — конечно, обезболивающего у меня нет, и часть волос сбрить придётся, но всё-таки…

— Что?! Волосы сбрить?! Это ещё зачем?

Олег воскликнул так громко, что половина отряда оглянулась.

— Ну, — потупил взгляд Триггер, — а как ещё рану обрабатывать?

— Так, нет, всё, ничего сбривать не будем, — посерьёзнел Олег, — спасибо, конечно, но это уже слишком.

— Ты что, Триггер, совсем ку-ку? Оставить великого Ахатинова без его мужественной шевелюры! Как он тогда с Правительством сражаться будет, — подал голос Свенсон.

— Ты за речью-то следи, — подошёл к нему Руслан, — забыл что ли, про кого говоришь?

— А что я такого сказал? Кто меня слышит-то?

— Просто болтай поменьше, и тогда, может быть, сможешь выбраться из города живым, — конец фразы получился у Руслана слишком уж страшным.

Шульц и Триггер молча переглянулись, Свенсон отошёл в сторону.

— Это было необязательно, Руслан, — сказал Олег, — меня задеть трудно, от меня всё как от бронепоезда отскакивает.

И он похлопал ладонью по грудной пластине костюма.

— Ну, извини, — сказал Руслан, — не удержался. Он просто достал меня.

— Не тебя одного, — усмехнулся Олег.

Они шли по улице, разделённой посередине узким, но вытянутым сквером. Отгороженный дешёвым чёрным забором, больше напоминающим тюремные решётки, он вмещал в себя клумбы с полудохлым газоном, скамейки с половиной отвалившихся деревянных досок и чёрные железные щиты в виде силуэтов девушек с мишурой на запястьях. Завершала нелепую композицию позеленевшая от времени бронзовая фигура в виде цветка.

— А это что ещё такое?

— Это сквер имени Тимирязева, — пожал плечами Шульц, — помню, как лет пять назад Дорожный с помпой открывал его, говоря, что он построен для поднятия настроения у жителей Города 14.

— Дерьмо какое-то, — поморщился Олег и тут же осёкся: надо отучаться ругаться, даже в таких экстремальных условиях, а то так скоро и забудешь, что ты не солдат, а инженер.

— Там ещё на открытии выступал певец Юрген со своей песней «Дорожный — лучший президент». Его ещё потом наградили орденом «За особые заслуги перед Правительством». Знали бы вы, как его ненавидело подавляющее большинство людей.

— Да уж, — отозвался Джеф, — так неприкрыто подлизываться к оккупантам, да ещё и ордена за это получать. В девятнадцать лет.

— Точно, вспомнил, — сказал Триггер, — это же всё по телевизору показывали. Там ещё Алевтина Обнуллина из села Нижние Терешки выступала. Плела что-то про вечность и бессменность власти Правительства. Она же вроде потом в Цитадель перешла работать, ближе к своему президенту.

Дальше их путь проходил через дворы. Они прорывались с боем через каждый двор. Именно прорывались, как самые отчаянные трофи-рейдеры через самое непроходимое болото. Наверное, так себя и чувствуют все с того момента, как начались уличные бои. Так же, как на внедорожнике после болота остаются грязь, водоросли и вонь сожжённого сцепления, так же и на всех людях остаётся что-то. Грязь — раны с приклеившимися грязными бинтами. Водоросли — пятна крови, красной — крови боевых товарищей, солдат Правительства и зомби, жёлтой — крови хедкрабов, зелёной — крови муравьиных львов. И, словно запах перегревшегося сцепления — мысли, впечатления, от которых трудно, почти невозможно избавиться. Надежда. Страх. Аффект.

— Эй, Кев, — сказал Свенсон, пытаясь перекричать стрельбу, — я тут недавно книжку одну нашёл на чердаке. Пока в дозоре стоял, почитывал.

Один из повстанцев глянул на приятеля как на дурака:

— Ну, и что? Нашёл чем заниматься. Книжки, говорят, только настроение портят… Шибко умный, да?

— Да погоди ты, — сказал Свенсон, передавая девушке из отряда два магазина, — ты послушай. Не помню, в общем, как называется. Но там что-то случилось, что вся техника на Земле стала жить своей жизнью. Компьютеры не работали, автоматы с газировкой обстреливали покупателей банками, газонокосилки косили своих хозяев, а грузовики ездили сами по дорогам и давили всех подряд…

— Нашёл чем мозги себе забивать, — поморщился Кевин, — тебе что, в жизни потрясений не хватает?

— А я тоже читал эту книжку, — сказал Руслан, сбивая с крыши здания очередного солдата, — интересно до ужаса! Особенно когда парень один победил всех этих грузовиков, сам!

— Так вот, там один грузовик с бампером в виде морды какого-то зелёного чудища особенно враждебным был, а они его толпой даже победить не смогли, — продолжал Свенсон, — слабаки! У нас тут врагов целая куча, и мы справляемся. А вообще, книжонка так себе, стиль хромает…

— Слышь, ты, великий литературный критик, — сдвинул брови молодой китаец Чжан Тай Мин, кидая гранату, — ты вообще больше трёх книг за свою жизнь прочёл?!

Оглушительный взрыв прервал все разговоры.

— Неправда, — сказал Руслан тихо, — просто у него замечательное самообладание… Дик его звали, кажется. И вообще, все книги такую тоску по прежней жизни нагоняют, что аж плакать хочется.

— Ничего, Руслан. Совсем скоро мы вернём нашу прежнюю жизнь. Будет у тебя ещё свой домик в горах, — улыбнулся Олег.

— Вот когда всё закончится, — негромко сказал Кевин, подхватывая с трупа солдата автомат, — надо будет свою книжку написать. Про всё это. Про Правительство, про Дорожного, про восстание…

— И меня в соавторы возьмёшь, — добавил парень по прозвищу Удав.

Это был человек со сложным характером и тягой к курению. Всем новоприбывшим в отряде он рассказывал, как несколько лет назад задушил госкавалериста живым удавом. Учитывая, что он был одним из самых тощих и добродушных в отряде, и судя по количеству кровавых подробностей, которые он сладострастно живописал, этой истории с удавом никогда и не было. Но прозвище закрепилось.

— Да кто ваши записки читать будет? Кому это интересно? У всех это дерьмо уже поперёк горла стоит, а вы ещё про это писать собрались, — усмехнулся Чжан.

Никто не успел ничего ответить — по земле словно прошла волна. Ярко-красное зарево над Цитаделью вспыхнуло, испуская зелёные молнии, и землю снова сотряс мощный удар. Воронка облаков и пепла над Цитаделью начала крутиться быстрее.

— Похоже, реакция опять набирает обороты, — пробормотал Руслан.

— Тогда пойдёмте быстрее, — сказал Шульц, — выберемся из города, и всех ждёт отдых на травке, солнце, речка и шашлыки, — последнее слово было произнесено особенно эмоционально.

Повисла тишина. Каждый из них так сильно верил в скорую свободу, что Олегу казалось, что за счёт этого они победят любое Правительство. Настрой — это одна из основополагающих успеха. А уж они — Олег, Руслан, Сергей, Рамзес и Кречетова — сделают всё возможное, чтобы оправдать их надежды. Олегу уже поднадоело быть для повстанцев тем героем, которым его рисует молва. Но сейчас у него не было другого выбора. Своей жизнью он ещё может распоряжаться, а вот чужими — нет. Он обязательно останется героем до последнего — если не ради себя, то хотя бы ради других…

— Шульц! Ну, какого чёрта ты про еду сказал, — проворчал Свенсон, — я и так от голода уже готов хедкрабов сырыми жевать!